Я Энни Креста

      Все трибуты кучей стоят за сценой. Осталось всего лишь пару минут, и весь Панем увидит нас. Всего лишь каких-то пара минут. Хочется смеяться или плакать.       Джулиан для интервью приготовил чудеснейшее платье-миди нежно-зелёного цвета с открытыми плечами. «Ты в нем прекрасна», — прошептал мне на ухо Финник, перед тем, как мы спустились вниз, к сцене, к публике.       «У меня получится, у меня получится», — повторяю я про себя, стараясь не падать духом. Всего лишь интервью, ничего более.       —Три, два, один! Пошли трибуты! — кричит мужской голос, и в толпе начинается движение.       Вновь Дистрикт за Дистриктом, трибут за трибутом — все выходят на сцену, образуя полукруг. В самом центре стоят два кресла, в одном из которых уже сидит Цезарь Фликерман, жизнерадостно улыбающийся зрителям.       Мое интервью неумолимо приближается. Все меньше времени остается до момента, когда я выйду в центр. Дрожь в руках и в коленках все сильнее. Успокаиваю себя тем, что я не одна. Я ищу его лицо в толпе, но его снова нет. А парень, хотя скорее мальчик из Третьего, кажется, Оливер, уже прощается с Цезарем. Страх в груди нарастает. Чувствую ком в горле. Как я буду говорить в таком состоянии?       —Поприветствуем трибута от Четвертого Дистрикта, Энни Кресту, — торжественно произносит Цезарь, показывая рукой в мою сторону, и я понимаю, настало мое время.       Я, не торопясь, иду в центр и улыбаюсь публике. Хотя это больше напоминает гримасу умирающего. Чего я боюсь? Голодные игры ещё не начались или...       —Добрый вечер, Энни, — здоровается Цезарь и целует мою руку, — присаживайся.       Я поступаю именно так, как он и сказал. Правда вместо грациозного «присаживайся», у меня получилось неуклюжее «плюхайся». Зря я не занималась с Алисией, очень зря. Не знаю, куда деть руки, куда повернуть голову, на кого смотреть. Паника нарастает в моей груди.       —Итак, Энни, ты из Четвертого, а у вас в Дистрикте, как всем известно, есть выход к морю. Ты любишь море? — спрашивает Цезарь так, как будто есть только мы и нет никаких капитолийцев, которые, едва дыша, ожидают моего ответа.       Мои глаза расширяются от ужаса. Море. Да, Финник, заставил меня вспомнить, каково это плавать, заставил почувствовать то, что я потеряла за все свои годы. Но море... оно убило моих родителей. Оно уничтожило моих самых дорогих людей. Я начинаю метаться из стороны в сторону, больше специально, нежели от реального ужаса. Нужно придерживаться образа.       —Энни, — Цезарь доверительно кладёт свою руку на мою, я успокаиваюсь, смотрю ему в глаза.       —Я не могу сказать точно, — произношу я, хмурясь, —Вроде бы да, а вроде бы и нет.       —Как нам понимать твой ответ? — вкрадчиво спрашивает ведущий.       —Знаете, — медленно начинаю я, — море оно вроде бы такое... спокойное, прекрасное, но оно... может убить, —на последнем слове я вижу как Цезарь вздрагивает, но я продолжаю, — странно, что у вас за все года Голодных игр не было моря. Представьте только, море, которое убивает трибутов, зрелищно, вы не находите?       Я вижу, как расширяются зрачки Цезаря, когда я произношу своим тихим голосом последнюю фразу. Он нервно сглатывает. Этого хотел от меня Финник? Знаете, все мои слова... я так не думаю. Хотя нет, думаю, но мне было бы жалко этих трибутов. Они умрут в ужасных муках. Их легкие будут гореть. Они будут сгорать изнутри. Хотя, конечно, можно выплыть, держаться на поверзности, но вряд ли кто-нибудь кроме жителей Четвертого умеет плавать.       —Энни, ты все еще с нами? — доносится до меня голос Цезаря.       —Да, ты что-то сказал? — в замешательстве спрашиваю я.       —Вообще-то да, я спросил, как ты смогла заполучить девять баллов на индивидуальных показах? У тебя есть какое-то секретное оружие? — подмигивает он мне.       —Может быть, а что? — резко отвечаю я.       Цезарь на секунду замолкает и внимательно смотрит на меня, скорее всего просто подбирает слова.       —Вот ты сидишь перед нами такая хрупкая, нежная, и мне, и нашим зрителям очень интересно, как ты смогла заполучить девять баллов? Чем ты удивила судей? — он наклоняет свою голову в бок.       —Я их очаровала, разве не ясно? — говорю я самым обольстительным тоном и... начинаю хохотать.       Цезарь тоже смеется, но если мой смех искренний, то в его я слышу нотки фальши, а его улыбка больше похожа на «она ненормальная, когда уже закончится время?».       —Хорошо, Энни Креста, как ты думаешь, у тебя есть шансы победить? — обращается он ко мне серьезным тоном.       Я все ещё смеюсь. Я давно так не смеялась. Истерично, выплескивая весь тот негатив, который скопился во мне. Я очищаюсь.       —У всех есть шанс, даже у меня, — проговариваю я сквозь смех. Я не могу успокоиться. Я не знаю, что со мной. Звенит звонок, оповещающий о том, что время, отведенное на мое интервью, закончилось. Мы с Цезарем одновременно поднимаемся со своих кресел.       —Рад был с тобой пообщаться, Энни, — произносит Цезарь доброжелательно, целует мою руку и поднимает мою руку вверх, —Энни Креста, дамы и господа, Дистрик Четыре.       Я отхожу от Цезаря и слышу вздох облегчения, а затем вижу Шона, уже идущего по направлению к креслам.

***

      После интервью вся наша команда собирается в гостиной, приходит даже мой ментор. Мы с Шоном сидим на диване, он мягко обнимает меня за плечи. Тепло его тела меня успокаивает. Финник опирается о стену напротив, скрестив руки на груди. Я вижу, как он старается не смотреть в нашу сторону, но это плохо у него получается. Ментор то и делаю украдкой кидает на нас косые взгляды. Кейт и Алисия расположились на стульях справа от нас. Я стараюсь не думать о завтрашнем дне, но как и все в этой комнате, думаю только о нём.       —Шон, — прерывает воцарившуюся в комнате тишину Кейт, —у тебя прекрасно получился образ простого и открытого парня-бойца. Твой рейтинг взлетел до небес, —последнюю фразу она говорит с каким-то странным восторгом, который обычно свойственен капитолийцам, —а история про твою семью просто похитила сердца всех богатых спонсоров.       Мой напарник одаривает своего ментора грустной улыбкой, и я понимаю почему. Никакие рейтинги, никакая любовь публики не отменит тот факт, что завтра нас отправят на верную смерть.       Я жду, когда кто-нибудь прокомментирует и моё интервью, но в комнате снова повисает молчание. Видимо, мой образ местной сумасшедшей был плохо воспринят публикой.       —Энни, — начинает Алисия, медленно подбирая слова, — ты была так красива в этом зелёном платье. Ты была похожа на прекрасную русалку, но...       —Не надо, Алисия, — перебивает её Финник строгим голосом. Все резко поворачивают свои головы в сторону моего ментора.       —Она должна знать, Одэйр, — буквально выплёвывает Кейт в сторону Финника, —или тебя мучает чувство вины?       Мои глаза округляются сами собой. Он опять что-то от меня скрывает, что-то, что знают все кроме меня. Интересно, Шон тоже в курсе? На лице напарника замешательство, видимо, его тоже посвящают не во все детали этих Голодных Игр.       Финник протяжно вздыхает, качает головой, он смотри на меня в упор.       —Образ сумасшедшей сыграл не совсем так, как я хотел, — медленно начинает он, —твой рейтинг среди спонсоров упал, но профи ещё больше захотели иметь тебя в своей команде. После интервью я разговаривал с их менторами, и очевидно все боятся того, что ты можешь выкинуть на арене, и предпочитают заручиться твоей лояльностью.       —Энни, послушай, — мягко начинает Алисия, — профи — это твой шанс на победу. У тебя не будет спонсоров, твой рейтинг слишком низкий.       —Да, Энни, — натянуто улыбается Кейт, —вы с Шоном присоединитесь к команде профи, и это не обсуждается, — последнее было адресовано моему напарнику, который уже вскочил на ноги и практически метал молнии из глаз.       Я перевожу взгляд с Финника на Кейт и обратно. Смотрю на Шона, на то, как напряжены все его мышцы, кажется, что, будь его воля, он бы сейчас разнёс весь Капитолий.       —Хорошо, — отвечаю я за нас двоих, но ничего хорошего в данной ситуации нет. Я понимаю, что иначе у меня нет шансов вернуться к Финнику.

***

      Я сижу на кровати в своей комнате. В своей старой маленькой комнатке в деревянном доме своих родителей. Я смотрю на часы. Тик-так, Тик-так... Они должны скоро приехать. Папа обещал привезти мне ракушку, чтобы когда их не было дома, мне было не так одиноко. Папа. Я люблю папу. Когда я была маленькой, еще меньше, чем сейчас, папа пел мне песни про маленькую рыбку, которая плавала в море в поиске своих родителей. Она искала их, и вскоре находила. И после они жили долго и счастливо. Тик-так, тик-так... Их все еще нет. Они и раньше задерживались, но всегда-всегда возвращались. Я могу не волноваться, но что-то не так. Я чувствую. Я смотрю на противоположную стену. Там висит картина, написанная матерью пару лет назад. Это море в свете заката. Как-то раз мама водила меня на то место, где она рисовала. Это было волшебно. Казалось, что солнце садится в океан, они соединялись, будто одно целое. Небо окрашивалось в нежный оранжевый цвет. Мама на своей картине передала ту удивительность того места. Когда мне одиноко, я смотрю на картину и вспоминаю... Тик-так, тик-так... Я улыбаюсь. Они скоро придут. Скоро. Осталось чуть-чуть подождать.       Он появляется из неоткуда. Мальчик с рыжими кудряшками. С глазами цвета морской волны. Я знаю его, но не помню имя.       —Кто ты? — спрашиваю я шепотом, но он не отвечает. Вместо этого мальчик подходит к моей кровати и садится рядом.       Он напевает мелодию. Тихую, прекрасную мелодию. Его голос, будто шепот ветра, успокаивает, приводит мысли в порядок. Я кладу голову к нему на колени. Он гладит мои волосы, продолжая напевать. Слова становится четче, я слышу свое имя.       —Энни, все будет прекрасно Только дыши. Все прекрасно Энни, услышь, — —поет он.       Это успокаивает. Я закрываю глаза. И открываю вновь. Я не в своей старой комнатке в Четвертом Дистрикте, я в Капитолии. Я одна. Завтра начнутся Голодные игры. Слеза катится по моей щеке. Я хочу обратно в свой сон. В свой прекрасный сон, пусть мои родители и не вернутся, но там было так спокойно. Так хорошо.       Скрипит дверь, а затем я слышу шаги. Я не вижу его, я лежу спиной к двери, свернувшись калачиком. Я слышу его тихий голос.       —Энни, — шепчет он, подходя к кровати. Он ложится рядом, обнимает меня.       —Финник, — выдыхаю я. Он прижимает меня к себе так, будто никогда не отпустит.       Я расслабляюсь в его объятиях. Я засыпаю вновь, но во сне до меня доносится его тихий голос.       —Энни, все будет прекрасно Только дыши. Все прекрасно Энни, услышь...       Я спокойна. Завтра игры, но я не волнуюсь. Я не знаю, что случится со мной, что случится с ним, но сейчас он рядом, и мне хорошо.