История дома Ланнистер в Войне Кольца: Том 2

      Мутные воды Харнена лениво уносили жирный пепел мордорских вулканов прочь в океан. Широкая река серо-бурой лентой, кое-где обрамленной зарослями кустарника, тянулась с востока на запад по котловине краснозема, а языки пыли захлестывали пролегавший вдоль нее древний тракт. Хотелось пить: сухой ветер, казалось, обдирал кожу до мяса.       Эурон Греджой полулежал на палубе «Молчаливой», привалившись к фальшборту и уставившись на небо – это было всяко приятнее, чем созерцать изрытые бороздами морщин исполинские ляжки упряжных зверей, тащивших галею в обход дельты Андуина. Шел шестнадцатый день с тех пор, как он покинул Умбар. За время пути раны его зажили окончательно: культя почти не беспокоила, а здоровой рукой пират худо-бедно привык управляться и сражаться. – Абаан, как там зовется та дыра впереди? – поднял Вороний Глаз голову с набитого парусиной тюфяка. – На старых картах поселение значится как Анкалимон, повелитель, – неуверенно ответил сидевший напротив него на корточках Рыбарь, – слово явно нуменорское, но как его теперь называют – ума не приложу. Я ведь по суше никогда так далеко от дома не забирался... Ну, ничего, еще мили четыре, и будем на месте. – Сможем ли мы там пересечь реку? – Черный Змей говорит, что нет: ни мостов, ни бродов. Он ведет нас выше по течению. Там, в месте слияния двух рек стоит великий город… – Ах, «великий город»?! – зловеще переспросил Эурон, – Это еще двести сорок миль вдоль реки туда-обратно! Мы теряем время! – Там его ждут дружины Кханда, - попытался оправдаться помощник, – мы хотя бы сможем купить смолу и серу для будущих боев.... – Почему именно там?! – продолжал проситься на волю холодный гнев пирата, - если ни в одном жалком селении от самого Умбара мы не можем найти сырья для "дикого огня" и прочих огненных смесей? Нам отказываются продавать даже рабов для жертвоприношения?!       Покосившись на двери каюты, он вдруг перешел на шепот: – Что наш запасной план?       В ответ бывший рыбак только свел руки в замок и слегка кивнул: мол, работаем потихоньку. Железнорожденный же демонстративно размял кулак, то ли выказывая неудовольствие, то ли давая понять, что готов начинать немедля. – Когда сделаем остановку, постарайся успеть на местный базар раньше пустынных крыс. Я не хочу им переплачивать за на'ман. – Правитель города наверное даст пир в нашу честь, - мечтательно заметил Абаан, - мягкая постель, доброе вино, свежее мясо... – Ты совсем как старик, – уколол верного спутника Вороний Глаз, но тут же добавил: – я, правда, тоже старею. Скоро мне надоест стоять на палубе и захочется присесть отдохнуть. Трон Гондора для начала был бы неплохим местом.       Когда их сухопутное плавание к Поросу только началось, харадский воевода хотел вести свою армию вдоль океанского побережья. Был и более короткий путь, выводивший прямо на берега Харнена, но пролегал он через обширное плоскогорье – с судами на буксире преодоление перевалов обещало быть не из легких. Поначалу Вороний Глаз согласился с харадцем: ему хотелось навербовать по пути больше людей и самому побывать в горле залива – лично убедиться в том, что оно блокировано Ланнистерами. Но жажда расквитаться за поражение гнала вперед. Сны и видения от соломки из сушеных кактусов это только усиливали. А те три мили в час, с которыми тащились упряжки, означали, что переход на север займет пару месяцев, за которые могут измениться и ход войны, и судьба Кольца Власти – мириться с этим было нельзя.       Убедить Черного Змея развернуть войско на горную дорогу было бы невозможно, но на восьмой день похода их нагнал гонец с вестями из Умбара. Произошло то, чего следовало ожидать: наместник отправился на свидание с Неведомым «от желудочного кровотечения». Опробовала ли свое приобретение гильдия кожевенников, постарался ли кто-то другой, или надменному старику действительно вышел срок – было, в сущности, неважно. После коротких беспорядков, всю полноту власти в гавани принял Херумор, немедленно начавший обещанную подготовку к новому походу. Перемен в мордорском плане, рассказанном вестеросцу перед отбытием из города ждать не приходилось; Пеларгир должен был пасть, а объединенный флот людских королевств – отправиться на дно. Правда, с теми силами, что были у несостоявшегося Капитана Порта (даже, примкни к нему все харадское войско) это легче было сказать, чем сделать.       Новости с юга окончательно стряхнули с Эурона оцепенение, теперь его подчиненным, старым и новым, вновь предстояло ощутить капитанскую хватку. А случай с поднятыми парусами, с которого началось его возвращение к делам, привлек интерес и праздное любопытство союзников. Теперь на стоянках Грейджой чаще стал бывать в лагере пустынников: ходил от костра к костру, вел на первый взгляд ни к чему не обязывающие разговоры,слушал и запоминал. Вестеросца можно было увидеть в самых разных местах: покуривающим трубку с верблюжьми наездниками ("мехари", как они сами себя называли), обсуждающим местную фауну с погонщиками упряжных зверей или и вовсе - посреди нехитрых ритуалов, справляемых полутроллями из джунглей. Словом, Вороний Глаз, уже во второй раз за время пребывания в Арде, пускал в ход все свои обаяние и харизму, что он некогда берег для Веча Королей.       Правда, теперь беспокоила шлюха. Эурон понимал, что опутан паутиной слежки с момента свержения, что это часть испытания, уготованного ему назгулом – как и то, что для взоров Багрового Ока и палантиров есть и более важные персоны. Уж больно красиво новый хозяин Умбара обыграл вопросы старого и подсунул ему безотказную любовницу, признаться, успевшую уже наскучить. Хотя на его памяти Мэл ни разу не покидала судна, Грейджоем овладело подозрение: теперь все важные разговоры велись вне досягаемости ушей пустынников и людей Херумора. Заметил он и кое-что еще: в определенные дни из шатра харадского предводителя в сумерках вылетает какая-то тварь, не то птица, не то нетопырь. Выходит, Черный Змей явно поддерживал какую-то связь с основными силами Мордора, и в его донесениях явно находилась пара строчек о навязанном спутнике.       Подъём в горы был труден. Тяжелые упряжки норовили скатиться под уклон, людям приходилось впрягаться в клети, наравне с животными, страхуя свой бесценный груз на поворотах и узостях перевалов. Двигались еще медленнее обычного, выиграть удалось от силы три-четыре дня, но выигрыш этот оказался бесплодным – все расчеты на то, чтобы, спустившись в долину, с ходу переправиться через реку, опрокинула погода. Устье Харнена образовывало широкую и длинную губу, которую сила течения, профиль берега и нагон океанской воды делали непреодолимым препятствием. Помощи от местных князьков они тоже не дождались. Вот и пришлось каравану тащиться вверх по течению.Утешала только мысль, что нагонная вода это спутник штормов, а, значит, флоту западноземельцев в открытом море приходится ещё хуже.       Оставшееся до прибытия в город время Вороний Глаз, спровадив Рыбаря, коротал, погрузившись в сон, муторный и беспокойный. Спустя примерно час его растолкали вахтенные. Представшая картина заставила схватиться за оружие: впереди, над поселением курился дым недавних пожарищ, а войско Черного Змея окружало его, словно готовясь начинать осаду. Но из распахнутых настежь ворот навстречу ему спешили люди, они явно искали помощи. В сопровождении десяти человек команды Грейджой отправился на поиски харадца, надеясь разобраться, что же все-таки происходит. Того удалось найти как нельзя вовремя: к нему на прием явилась депутация анкалимонской знати, вернее, тех, кого можно было ею назвать. – Гномы, – кривился говоривший от лица остальных горожанин, напоминавший своим видом не то писца, не то княжьего тиуна, – по Кхандскому тракту из Красных гор недавно прибыл их торговый караван с охраной. Буквально вчера до нас дошли вести, что Мордор и горные кланы теперь в состоянии войны. Здешний эльтебер приказал городской страже их разоружить, но коротышки оказались начеку. У них какие-то непробиваемые доспехи, наше оружие их не берет. Наши воины убиты или разбежалась, правитель погиб, а враги захватили и удерживают цитадель. – И сколько же понадобилось карликов, чтобы нанести вам такое поражение? – изумленно спросил воевода. – Сначала было всего двадцать воинов, но к ним прибилась охрана некоторых других купцов. А еще они освободили рабов и открыли темницы. Теперь сотни полторы бойцов у них наберется, не считая той черни, что сейчас громит городские амбары. – Может, предоставите это мне, – вмешался Эурон, – моим бойцам пора размяться. – К чему усложнять? – отмахнулся Черный Змей, – возьмем город штурмом и дело с концом. Нет тут такой цитадели, чтобы устояла перед мумаками.       «Лучшие люди» Анкалимона испуганно загалдели: перспектива окончательного разорения поселения наступающей армией пугала их еще больше, чем мятеж. – Одни на враждебной территории за тысячи миль от дома, они сами теперь не знают, что делать со своей победой, – возразил Вороний Глаз, – а нам задержка в пути и потери ни к чему. – И что ты предлагаешь? – спросил его говоривший от лица местных жителей. – Для начала разведка под видом переговоров, – криво усмехнулся пират, – а дальше посмотрим. Мне нужен отряд лучников в прикрытие да человек, знающий город. – Будут тебе лучники, – отмахнулся харадец, – если ты собрался сломать себе шею, то хоть будет, кому рассказать мне подробности.       С проводником дело решилось сразу – все как один, горожане указали на своего глашатая, тот обреченно поник головой, словно приговоренный к смерти. Спустя четверть часа, разведывательная партия, сотни четыре харадцев и умбарцев, втянулась в грязные кварталы самановых домиков. Сопротивления пока что не встречали: при виде многотысячной армии у ворот погромщики и грабители предпочли попрятаться по домам. Шагая под сенью флагов, харадского багрового вымпела с черным змеем и «родного» черного полотнища с кракеном, вестеросец переговаривался с проводником. Тот действительно был управляющим у эльтебера (так звучал титул местного князька), ну а теперь, судя по паре-тройке опрометчиво брошенных фраз, метил возглавить город после его смерти. Чего никак нельзя было запомнить, так это его имени. – Не больно-то ценят тебя твои соседи, раз послали вместе со мной рисковать головой, – заметил Эурон, – ты своего не упускаешь, но чтобы и дальше стоять во главе горожан нужно что-то большее, чем подвешенный язык. – Войско нужно, – вздохнул выскочка. – Оно перед тобой, парень. И даже готово назвать цену. Только вот готов ли ты заплатить? – Я поставлю вам на службу всех жителей и все богатства Анкалимона, только прикончите козлобородых карликов да загоните в стойло восставшую сволочь. – Так и будет, не сомневайся, – подмигнул вестеросец, – но от тебя уже сегодня потребуется пара услуг….       Улица выводила на площадь перед укреплением. Внешние стены в полтора человеческих роста образовывали неправильный овал, ярдов восемьдесят по большему диаметру, за которым возвышались две уродливые башни разных высоты и поперечника. Лучники и мечники заранее рассыпались по периметру, найдя укрытие. Пират же, сопровождаемый знаменосцами, проводником и Абааном, смело двинулся вперед. Немногие часовые на стенах были не гномами, а людьми – вооруженными и экипированными как попало и чем попало. Было понятно, что это и есть освобожденные невольники, которые давно не держали в руках оружия. Если вообще до этого держали.       «Среди них не видно ни лучников, ни пращников, а от копья я как-нибудь увернусь. Уже легче». – Ну что, герои, с кем мне тут вести переговоры? – окликнул он будущих противников.       Те крепче сжали оружие, но не двигались с места. – Если кто не заметил, – продолжил пират, – снаружи город окружило пятитысячное войско с боевыми мумаками, готовое растоптать вас вместе с этим сараем. Может, вам и повезло управиться с распухшей от подношений городской стражей, но против такой армии не устоять. Сдайтесь на нашу милость. – Чтобы снова оказаться в цепях или умереть от рук прежних хозяев? – вступил с ним в перепалку один из дозорных. – Мне нет дела до ваших счетов с местной знатью, мне по силам диктовать волю и им. Даю слово, что приму каждого сдавшегося человека в свою личную дружину, воином или носильщиком! Со мной вы не только сохраните жизнь и свободу – вы завоюете богатство и славу…       Но за стеной вдруг раздались резкие окрики на незнакомом языке. Людей как ветром сдуло со стены, на нее поднимались три коренастые фигуры в доспехах. Росту в них было в лучшем случае футов пять, но было видно, что в плечах недомерки не уступают крепкому мужчине. – Кого это сюда принесло? – презрительно изрек коротышка, с ног до головы закованный в броню цвета подернутого патиной серебра. Соломенного цвета борода, торчавшая из-под бармицы шлема выделяла его на фоне успевших поседеть спутников. – Я пришел, чтобы поговорить с вашим предводителем, – развел руками пират, – пусть выйдет ко мне и назовет себя. – Он перед тобой, – ответил соломеннобородый, – я Бодруит, сын Борина из рода Железных Рук. – У гномов в ходу два имени, одно для сородичей, другое для чужаков, – тихо прошептал горожанин, – скорее всего, это не настоящее. – Эурон Грейджой по прозвищу Вороний Глаз, Железнорожденный, Капитан порта Умбар, – не остался в долгу вестеросец. И добавил одно из своих старых прозвищ: – Погибель Купцов. – А на твоем гербе, стало быть, та самая железная пизда, которая таких дураков на свет рожает? – высмеял предводитель осажденных эмблему пирата. Старшие его спутники были другого мнения – седобородые гномы вновь принялись переговариваться на своем звонком и взрывном наречии. – Существо им знакомо, – вновь зашептал Грейджою толмач, – они называют его Стражем Глубин. И, судя по всему, оно внушает им страх. – Дурак это тот, кто разбрасывается оскорблениями перед лицом подавляющего превосходства, – пока хранил спокойствие пират. – Тогда для чего эти посулы, одноглазый? – задался вопросом гном, – Может, не так вы и сильны, раз хотите уладить дело миром? – Вам все равно не пережить боя, а я не хочу здесь задерживаться, – не стал кривить душой Эурон. – Если так, то я стану у вас костью в горле, и ни один харадец не пополнит собой полчища Мордора! – Сколько ты просидишь в осаде, коротышка? – усмехнулся в ответ вестеросец. – Мне достаточно оставить здесь пятую часть воинства, да раздать оружие местным, чтобы запереть тебя в крепости. Не уверен, что твоя партия награбила достаточно припасов, чтобы протянуть хотя бы неделю. – Если дело дойдет до осады, то народ Дарина выжмет воду из камней и добудет пищу из земли, – поддержал предводителя осажденных один из седобородых. – А как же ваши союзники-люди? – нарочито громко заговорил пират. – Им явно не хватит того, что вы в земле накопаете.       И, не дожидаясь ответа, перешел к делу. – Я предлагаю тебе честный бой, один на один. Если проиграешь ты – пусть твои люди сложат оружие. Если проиграю я, то мой преемник, – указал Эурон на Рыбаря, – обеспечит вам свободный проход к гавани и судно. Тогда вы сплавитесь по реке к океану и попадете прямо к гондорцам, блокирующим здешнее побережье. – Не слишком ли ты в себе уверен, однорукий? – вновь заговорил седобородый. – Я побеждал земляков, умбарцев и гондорцев, но ни разу не сражался с гномом, тем более, в легендарной броне из «истинного серебра».       О мифриле и его свойствах Эурон успел почерпнуть кое-какие знания ещё в Умбаре, в тех же источниках, что поведали ему о кольцах власти.       Красногорцу это явно польстило. – Достойный повод для драки, – смерил Бодруит взглядом человека, – у нас как раз нет знамен, твой череп на стенах придется как нельзя кстати. – Это я отрублю твою голову, гном, – отрезал Грейджой, – и плевать, что она так низко над землей. – Если ты так хочешь поединка, ты его получишь! – изрек Бодруит. – Пусть бородой поклянется, что это будет честный бой! – встрял выскочка-толмач. – Махал-создатель, – разозлился гном, – это мордорские-то холуи, превосходя числом, смеют требовать от меня такой клятвы! Клянусь, что скорее этот город провалится под землю, чем кто-то из вас коснется моей бороды! – Я так понял, о выборе оружия речи не идет, – насмешливо заметил пират, косясь на торчащее из-за спины собеседника богато украшенное лезвие бердыша, имевшего с противоположной стороны еще и клевец. Он-то давно не сражался против топорщиков, но расправляться с ними в поединке – как и всякий уроженец Железных островов – научился еще в отрочестве. – Бери с собой сколько хочешь оружия, Эурон Железнорожденный! – продолжал бахвальствовать гном, – сперва выбью его из твоей единственной руки, а следом – и рыбьи мозги из черепа! Поединку быть! – Меньше чем через час мы скрестим клинки и увидим, чья возьмет, – мрачно изрек пират и махнул рукой своим спутникам, приказывая возвращаться. Свело лопатки: повернув назад, он был готов к удару в спину, но этого не последовало. – Капитан, стоит ли так рисковать? – не без тени испуга спросил Абаан, по дороге в лагерь. – Во-первых, это выгодно для нашего плана. Во-вторых, перед большими битвами хочу размяться . А, в-третьих… Невольники карликам не союзники, тем всего лишь понадобилось мясо. – С их стороны все это больше похоже на уловку, – заметил бывший рыбак, – они же не настолько глупы, чтобы думать, будто мы дадим им лодки. – Друг мой, конечно же это уловка! – передразнил Эурон, – я бы вот на их месте тоже отвлек нас поединком, чтобы прорваться из города куда-нибудь к реке или в горы. Усиль кордоны по периметру укрепления. Оно слишком убого, чтобы в нем были потайные ходы. А если и есть, у них не было времени их отыскать.       Доспехи гнома заставили вернуться на галею для основательной подготовки.       «…Мифрильная броня… Есть у меня кое-что и на этот случай»       Поразмыслив, Эурон решил не изменять себе и сражаться налегке. Будь у него две здоровые руки, он просто-напросто взял бы окованное железом древко и насадил с обоих сторон валирийские кинжалы. Теперь же особого выбора не было. Из остатков добычи времен странствий по Дымному морю он выбрал два самых длинных, неполных двадцати дюймов, и обильно обработал их смесью ядов («самому бы не порезаться»). Убрав в плотные ножны и укрыв их в складках одежды у пояса, прихватил обычный меч и отправился обратно.       У самого трапа «Молчаливой» пирата уже поджидал выскочка. – Капитан, это вам для боя, – протянул он Грейджою деревянный ларец. Внутри скрывался еще один кинжал – короткий, с широкими и длинными дужками гарды, с глубокой металлической корзиной на ремнях вместо рукояти, явно предназначенный для ношения на культе. – Тому, для кого это ковали, оно уже не понадобится, – объяснил гость, – а вот вам вместо щита будет полезно. Сталь лучшего каления во всем Умбаре, но и она против мифрила долго не выстоит, блокируйте древко, а не лезвие.       Взяв оружие в руки, он резко крутанул его против часовой стрелки; от клинка в стороны отделились захваты. Грейджой понял, что это дага, по типу той, которыми в его родном мире вместо щита пользовались дуэлянты-браави. – Не учи воина сражаться, – насмешливо ответил Вороний Глаз, – лучше помоги одеть эту хрень.       Поединок должен был состояться на той самой площади у стен укрепления. К этому моменту вслед за разведчиками в город втянулись и другие харадские отряды, явно завершать начатое мятежом. На сей раз решили устроить демонстрацию силы – мечники Черного Змея уже перекрывали выходы с площади. Часть местных жителей, тех, что не сбежали вместе со знатью, теперь отважилась показать нос из своих жилищ в погоне за зрелищем. Со стороны противника на стенах по-прежнему находились только люди, Эурон заметил только одного карлика, высунувшегося из окна меньшей башни – и тут же исчезнувшего, стоило только поймать взгляд вестеросца.       Открывать ворота, чтобы выпустить своего чемпиона, осажденные не стали: Бодруит спустился по стене по веревкам. На фоне его доспехов и большого щита вестеросец казался безоружным. – Ты готов сражаться, Эурон Железнорожденный? – пробасил красногорец, поигрывая бердышом. – Готов почувствовать пламя Махала? – Не думал, что гномы так любят молоть языком, – бросил в ответ пират, плавно, по-кошачьи, начиная сближение с противником. Обнажать оружие Грейджой пока не торопился, держа левую руку свободной.       И правильно сделал: оставив игру с бердышом, соперник неуловимым движением потянулся к поясу – в голову пирату полетел метательный топорик. Но теперь пришла очередь удивиться Бодруиту – Вороний Глаз с невероятной ловкостью перехватил орудие на лету, даже не порезав пальцы, и молниеносно метнул обратно. Спас «железнорукого» его шлем: лезвие чиркнуло по стыку купола с маской. – У меня на островах это детская забава, – рявкнул Эурон и, с мечом наголо, ринулся в атаку. Очередной брошенный топорик он уже отбил на лету ударом фухтеля; сталь, столкнувшись с мифрилом, выбила сноп искр. – Барук казад! – сорвался навстречу ему красногорец, словно таран, выставив перед собой щит.       После первых обменов выпадами Вороний Глаз понял, насколько же он ошибался. Карлик в доспехах только выглядел неуклюжим, но перемещался с невероятной быстротой, словно броня его была невесомой. Он легко исчезал с траектории удара и переходил в яростные контратаки, комбинируя замахи лезвием и клевцом, а промахнувшись – норовил ударить щитом или уколоть подтоком. Низкий рост «железнорукого» в этом был только преимуществом. Дважды едва не оказавшись на земле и лишь чудом увернувшись от направленного в колено дробящего удара, теперь пират отчаянно искал слабое место противника. Несколько раз Бодруит действительно ошибался, слишком сильно «раскрываясь», но пробить его броню меч и в самом деле не мог. На её серебристой поверхности оставались только царапины и выбоины, ради каждой из которых приходилось опасно рисковать. Проклятая дага, как ни дергал Грейджой культей, упорно отказывалась открываться; отбиваться приходилось мечом в надежде перерубить врагу древко.       Но вот удача изменила вестеросцу, и бердыш впервые со звоном скрестился с клинком меча. Врубился в него, как колун в древесину, почти располовинив. Следующий удар сломал оружие пирата окончательно, Эурон едва увернулся от вражеского лезвия, на ходу отбросив бесполезный обрубок. Перекатившись, достал валирийский кинжал. – Тебе не одолеть меня, морской слизняк! – вскричал гном, – вы, южане, дерьмо, а не воины. – Все слышали, какого карлик мнения о людях, – громко откомментировал пират, в расчете на то, что слова долетят до ушей восставших.       Красногорец вновь пошел в атаку, вновь занесся и опустился бердыш. Но человек поднырнул в сторону и вниз: оказавшись в мертвой зоне, Грейджой вложил всю тяжесть тела в колющий удар, обрушившийся на неосторожно выставленный из-под щита сабатон. И валирийская сталь не подвела: раненый в ступню гном взвыл от боли. Ответом был яростный удар щитом наотмашь; вестеросец был сбит с ног, но вновь успел перекатиться и подняться. – Пока я тебя еще не добил, прикажи готовить мою ладью к отплытию, – прохрипел Бодруит. – Одна ладья всех не увезет, куда ты денешь поверивших тебе невольников? – куражился Грейджой – бросишь на милость харадцев?       Очередное нападение гнома закончилось для него новым ранением. Поврежденная ступня сковывала движения, так что новый замах топором позволил пирату уколоть противника под мышку и проверить все еще закрытой дагой прочность латной перчатки. Но рана вышла неглубокой, под таким углом клинку с валирийских руин просто не хватило длины, чтобы добраться до крупных сосудов.       «Почему на карлика не действует яд?!»       Эурон сменил тактику, теперь он кружил вокруг красногорца за пределами досягаемости бердыша, надеясь, что «железнорукий» истратит силы в новых бросках. Но тот топтался на месте, зорко следя за противником в готовности отразить нападение. – Дерись, трус одноглазый, – донеслось со стен.       Противник вдруг замешкался; казалось, появился шанс проскочить ему за спину и нанести полноценный удар. Но это была всего лишь уловка. Крутанувшись на здоровой ноге, гном что есть силы ударил подбежавшего человека щитом по руке: кинжал выпал из разжавшихся от боли пальцев. Следующий удар щита поверг Эурона наземь, ему повезло упасть на спину. – Сдохни! – взревел Бодруит, обрушивая бердыш на голову пирата.       В отчаянии Вороний Глаз замахнулся искалеченной рукой, и лезвие даги перехватило бердыш точно в зазоре между обухом и косицей. Противник попытался освободится, да так удачно дернул, что с лязгом расклинились захваты, намертво сцепив оружие с Эуроновой культей. Красногорец рванул древко на себя; казалось, он выломает оружие пирата вместе с обломком кости. Возможно, гном уже терял хватку от яда и слишком поздно сообразил оставить оружие. Пока он заносил кулак для удара, Грейджой уже сдернул с пояса второй кинжал и, рывком корпуса, вогнал его через прорезь маски прямо в налитый кровью глаз Бодруита. Задергавшись в короткой агонии, убитый грузно навалился на своего победителя, пачкая его одежды кровью.       Силы почти оставили Вороньего Глаза, с трудом он сбросил с себя мертвеца. Сложив захваты даги, Эурон освободил свою левую руку. Выдернул из черепа кинжал и, орудуя им как ножом, с трудом, словно первый раз в жизни, принялся отделять голову противника от тела. Помня о бахвальстве мертвеца, пират нарочно ухватил её покрепче за бороду и вытряс из шлема. Высоко поднял над головой, демонстрируя осажденным. – Вот она, гномья мощь…       И, не обращая внимания на летящие брызги крови, Грейджой что есть мочи, раскрутил свой жуткий снаряд и зашвырнул за стену укрепления.       Как видно, это стало сигналом для обеих сторон: откуда-то сбоку раздался шум осыпающегося камня и человеческие крики, которым вторил лязг металла. Оказалось, гномы разобрали тыльный фрагмент стены, чтобы открыть себе путь к отступлению – и обвалили её точно на харадцев, пытавшихся проникнуть внутрь, в надежде на то, что внимание осажденных отвлечено поединком. Маленькая фаланга, пятеро по фронту-четверо в глубину, двинулась на прорыв узкими улочками Анкалимона, но далеко ей уйти не удалось. Освобожденные невольники не поддержали этого порыва: после смерти чемпиона, поверив клевете Эурона, они покорно побросали оружие. А за первой линией заслонов отряд встретил достойный противник, немые уроженцы Планетоса да отобранные Херумором бойцы, боевые товарищи тех, кто некогда пробрался в самый Минас-Тирит в отчаянной попытке убить наследников Ланнистеров. На красногорцев обрушился град стрел, с крыш на их головы летели увесистые булыжники, а на шеях захлестывались арканы, выдергивая из строя. В короткой отчаянной схватке живыми удалось захватить только двух недомерков, одним из них оказался тот самый седобородый спутник Бодруита. Своим людям Эурон заранее приказал содрать с гномьих трупов диковинные доспехи – авось, еще придутся впору. Сдавшихся же мятежников под конвоем привели в лагерь.       Под вечер выскочка-горожанин от имени местной знати напросился на аудиенцию к Черному Змею. Его сопровождала процессия слуг с золотой утварью, яствами и напитками, подношением за освобождение Анкалимона. Харадский предводитель воспринял это как должное и не смог отказать себе в удовольствии хорошей трапезы. Разомлев от вина и снеди, за болтовней гостя он не заметил, как куда-то исчезли его собственные слуги и как сменились телохранители.       Заколыхался полог шатра. Заявились незваные гости, Грейджой с Рыбарем. – Боюсь, воевода, придется тебе теперь ночевать на борту моей галеи, – объявил пират. – Не перебрал ли ты с на’маном, капитан Грейджой? – пьяно отмахнулся предводитель войска. Ответом стал валирийский кинжал, упершийся ему в яремную ямку. Умбарский рыбак последовал примеру хозяина, оружие оказалось и в руках приглашенных слуг, даже у выскочки нашелся клинок. – Стража! Скрутить его!       Стоявшие у входа двое телохранителей не шелохнулись. Харадец попытался пошевелиться, но только безвольно сполз со своего сидения. – Ну и кто из нас с наркотиком перебрал, Черный Змей? – ликовал Грейджой, – ты проиграл собственных людей, одни хотят себе достойного вождя, другим просто плевать. – Здесь в войске есть и те, кто предан лично мне. Они все поймут. И прикончат тебя, – пригрозил парализованный воевода. – И что же ты тогда скажешь назгулу? – ухмыльнулся Грейджой, – если бы я не был ему нужен живым и здоровым, он бы убил меня в Умбаре. Ах, да, если погибну я, то мои люди отправят тебя к Неведомому следом, им все равно нечего терять. Сейчас ты просто не можешь шевелиться, а ведь это мог бы быть яд, с одному мне известным противоядием. – Яда можно избежать..., – проворчал в ответ харадец. – Даже если человек будет морить себя голодом и жаждой, – чуть усилил нажим острием Вороний Глаз, – есть другие способы его отравить. – Бежать ты вроде не собираешься, бунтовать против Саурона тоже, тогда, зачем, черт побери, это? – Затем, что я не хочу тащиться следом за тобой до кхандской границы, – вскричал пират, –Переправа состоится завтра же – Здесь нигде нет бродов, – слабо усмехнулся харадец – твои клети застрянут так, что ты скорее разломаешь суда, чем сдвинешь с места. – Завтра все увидишь, – многозначительно ответил Эурон, сдерживая искушение перерезать надменному южанину горло. На самом деле он блефовал: дойди дело до открытого столкновения, он мог бы рассчитывать на помощь полутроллей и нейтралитет погонщиков. В споре земляка с чужаком самая обученная часть пустынников, тяжелая пехота и всадники, вряд ли изменили бы прежнему хозяину. – Хотел спросить, капитан, наши сегодняшние пленные, с ними что дальше делать? – вмешался в перепалку Рыбарь. – Харадцев, кхандцев и прочих истерлингов я действительно беру к себе, но если попадется гондорец – в расход. Пусть о таких позаботятся их же бывшие товарищи, докажут свою преданность. Двух пещерных недомерков прикончу, будут знать, как грозить своим Махалом. – Обращенный в рабство гном это ценное приобретение, – вновь подал голос Черный Змей, – за него можно получить целое состояние. – Тем лучше, – плотоядно ухмыльнулся Железнорожденный, наконец, убрав клинок, – видишь ли, в моем мире был один любопытный культ. Его жрецы учили, что для дарования чуда человеку надлежит пожертвовать самым дорогим, сжигать на огне. И чем дороже жертва, тем лучше. Думаю, в качестве чуда мне хватит удачной и быстрой переправы. Да и твоим «верным» солдатам представление не помешает. – Истинно, свет Мелькора достиг и твоей родины, пират, – прошипел харадец, когда его уводили прочь.       Казнить пленников решено было на речном берегу. Их приковали к деревянным столбам, но много дров на костры Эурон тратить не разрешил, основным топливом должны были стать хворост и солома, пропитанные лампадным маслом. Полюбоваться зрелищем собрались жители Анкалимона и часть войска – в основном, дикари из джунглей. Невдалеке погонщики купали упряжных зверей. Вооружившись факелом, Грейджой, однако, не спешил разжигать костры, рисуясь перед толпой в полумраке. – Владыка Света и теней, – начал он, перевирая ритуал жрецов Рглора, – приносим тебе в жертву врагов наших, творения врага твоего. Прими их и озари нас светом своим, пусть огненный взор твой…       Но вдруг толстенная серая змея выхватила из рук факел и загасила об землю. Отпрянувший Грейджой обомлел: в нескольких шагах от него возвышалась здоровенная туша мумака, оставившего свое купание и с любопытством наблюдавшего, чем же тут занялись двуногие. Оставалось только удивляться, как такому огромному существу при желании удается двигаться совершенно бесшумно. – Подайте мне новый факел! – рявкнул Железнорожденный.       Узрев новый источник огня, огромный зверь пронзительно затрубил, гневно переступая на месте. Из толпы к месту казни уже продиралась разрисованная фигура Карьюза. Старший над погонщиками певучим тремоло пытался успокоить животное. – Когда Хитрый Глаз был детенышем, с ним обращались неправильно, пугали ярким светом, – оправдывался он, – теперь слон знает природу огня и видит в нем опасность…       В руках у махаути-наяка появилось копье-анкус, которым он собирался подцепить одно из колец на цепях, свисавших на манер массивных серёг из ушей зверя. Покосившись сперва на человека, потом на прикованных гномов, двумя молниеносными движениями хобота мумак оторвал обоим пленникам головы и лишь после этого, припав на передние ноги, покорно подставил голову под крюк анкуса. Жертвоприношение было сорвано.       Толпа оцепенела. – Бог явил нам чудо, он направил гнев зверя на врагов своих, – выкрутился Грейджой. – У гномов сожжение считается почетным, – вторил толмач, – в своем неповиновении нам они нарушили законы гостеприимства, и потому будут лишены такой благодати. Бросьте их трупы без погребения, падальщикам на потеху…       Четвероногий виновник событий тем временем, воспользовавшись растерянностью погонщика, вновь поднялся на ноги и побрел к сородичам.       Теперь предстояло воспользоваться главным плодом победы. Поутру солдаты согнали местных жителей на площадь, где вчерашний глашатай и толмач был представлен им уже в качестве верховной власти в городе. В красках расписав, как нужен мост для торговли и войны, первым своим распоряжением градоправитель вывел все трудоспособное население помогать войску с наведением переправы. Следующим – обложил состоятельных горожан специальным налогом на восстановление уничтоженного за время беспорядков имущества. И, наконец, третьим позволил войску встать на постой и свободно пользоваться всеми оставшимися запасами.       К работам приступили немедленно. Река заполнилась множеством лодок – ими на северный берег заводили несущие канаты и цепи. Кузнечными мехами надували заготовленные еще в Умбаре бурдюки из шкур, а получившиеся понтоны затем выводили на буксире и привязывали к натянутому каркасу. На всякий случай, под него же завели несколько лодок с двойными комплектами якорей, позаимствованные у здешних рыбаков. Сверху мостили доски.       Тем временем в воду двинулась первая мумачья упряжка с «Тар-Калионом» на роспуске. Дно действительно было топким и илистым, да только ладья попросту всплыла вместе с прицепом, на котором она покоилась. Животные шагали вброд: уровень реки был им по плечо, на поверхности виднелись не только задранные головы, но и покатые спины. Оценив на глаз осадку первого переправленного судна, Грейджой распорядился, чтобы оставшиеся ладьи и обе тартаны приняли на борт солдат, которым предстояло помогать с наведением переправы с северного берега. Намного более тяжелые галею и багалу, разгрузив полностью, загнали в воду порожняком. Даже будучи в балласте, большие суда сидели в воде глубже обычного – тяжелый зеленосерд клетей тянул ко дну. Все шло хорошо, пока не начали выход на берег. Произошло то, о чем предупреждал Черный Змей – катки намертво застряли в песке мелководья. И сдвинуть их не удалось, даже припрягая дополнительных зверей в упряжки. В конце концов в воду загнали людей: скребками и лопатами раскидали песок и стянули суда обратно на воду. Камнями и досками со всей округи вымостили подобия слипов, по которым и подняли строптивые корыта на сушу. Управились только к закату, когда Харнен уже перегородило уродливое сооружение, широкий мост смешанной конструкции, наплавной и подвесной одновременно – по нему и подносили все необходимое. Первыми небольшими группами переправились мехари, за ними прогнали полутроллей, и, наконец, его пересекла регулярная пехота. За ночь к неудовольствию жителей Анкалимона мост разобрали, прихватив с собой все, до последней доски, и армия снова двинулась в поход, оставляя польстившегося властью дурака один на один с кипевшими гневом дважды ограбленными горожанами.       И снова потянулись однообразные дни похода. Здесь уже не было прежнего выбора путей, к их услугам была одна единственная дорога, сначала тянувшаяся прочь на запад вдоль течения реки, затем круто забиравшая на северо-восток вглубь равнин Харадвейта. В пути догнали несколько пеших отрядов из Кханда и приняли над ними командование. Кряжистых, заросших бородами мужиков с бердышами наперевес Эурон принял за норвосийских жрецов, а потом искренне потешался, спрашивая, где это они забыли своих боевых медведей. Его же маленькая личная армия за время похода выросла втрое. Теперь, помимо уцелевших немых, моряков Абаана и воинов Херумора в нее входили помилованные рабы да искатели приключений со всего Харада. Не питая иллюзий об их боевых качествах, пират без устали тренировал своих новобранцев прямо на палубах движущихся судов. Наибольшую преданность, впрочем, выказывали полутролли, несмотря на происшествие с мумаком, воспринимавшие вестеросца как колдуна. Некоторые из них даже сами отрезали себе языки и покрыли тела татуировками, в подражание членам команды «Молчаливой».       Пленного харадского воеводу держали на борту галеи в одной каюте с получившей отставку Мэл; при необходимости по лагерю его перемещали под охраной надежных людей, изображавших из себя телохранителей. Поначалу думалось и вовсе убрать его с помощью яда, но в итоге Вороний Глаз рассудил, что лучше будет предъявить Черного Змея назгулу невредимым: на собственной шкуре он уже понял, что только Саурон распоряжается жизнями своих слуг. Проблемы мог бы доставить Карьюз, но махаути-наяк предпочитал держать язык за зубами, вероятно, в отместку за то снисходительное обращение, которое он прежде видел от воеводы.       Наконец, спустя тринадцать дней перед взорами предстали величественные белокаменные руины на берегу реки – древний город Тир-Этрейд, построенный наследниками Исилдура и покинутый после того, как тьма вновь вернулось в Мордор. Здесь начинались равнины Итилиена, здесь в древние времена пролегала граница Гондора. Их уже ждали. На вершину полуразрушенной башни, словно гигантская летучая мышь, выползла знакомая по Умбару крылатая тварь и огласила окрестности приветственным клекотом, которому тут же вторил леденящий душу вопль её хозяина. Испуганно затрубили мумаки, замотали тяжелыми головами индрики, схватились за уши люди. Лишь вестеросец недвижимо стоял на палубе, с блаженной улыбкой прикрыв глаз: теперь для него эти крики были музыкой свободы.       Кишевшие за стенами орки нехотя расступились перед процессией предводителей людей, поднимавшейся на стены. Впервые видевший этих созданий не из дымки палантира, а рядом с собой, пират впервые испытал некоторую брезгливость: даже для него, привыкшего на Планетосе пополнять команду дикарями, они не были ни воинами, ни разумными существами. Тем хуже было понимать, что теперь он с ними наравне, лишь часть огромного замысла, охватывавшего все Средиземье.       «Ты видел тень, но не думай, что познал тьму», эхом отдались в мозгу слова назгула, брошенные при экзекуции в Умбаре. Мгновение – и перед ними предстал он сам, обдав могильным холодом. – Слушайте мой приказ, – шипел призрак, – Черному Змею надлежит вести гурт животных, мехари и тяжелую пехоту к Осгилиату. Капитан Грейджой примет под свою руку часть варягов Кханда вместе с воинами джунглей и сплавится вниз по Поросу, чтобы расчистить путь нашим армиям на юг Гондора.       И, обратившись к пирату, добавил. – Саурон Всемогущий дарует тебе попутный ветер и вуаль тумана. Теперь же ступай за мной.       Человек и нечто, бывшее некогда человеком, двинулись вглубь города по галереям и переходам. Чем дальше они шли, тем сильнее овладевал Эуроном страх – но его сменила спокойная уверенность, как только ноздри уловили знакомые запахи…