***
Собственно, именно с флейты и началось расследование, когда в Пристань Лотоса без предупреждения явился Второй Нефрит, сам не свой. Хотя судить что-то его лицу Цзян Чэн бы не взялся. За те три месяца, что они искали Вэй Усяня, когда он пропал в первый раз, едва ли они пришли к шаткому пониманию. — Кто-то где-то умер, чтобы ты явился без приглашения. — Недовольно пробурчал Цзян Чэн, всматриваясь в бледное лицо второго господина Лань. — Нужно поговорить. — Казалось, что голос его дрогнул. — И о чём? Обсудим все на совете кланов. Будь добр, покинь мой дом, — только и сказал Цзян Чэн. — Вэй Ин. Одно только имя заставило хозяина Пристани Лотоса застыть на месте. — Не шути так! — Ченьцин. Нашёл. — Лань Ванцзи достал из мешочка цянькунь футляр, на котором красным светился талисман. В кабинете главы клана было непривычно светло, ведь по характеру глава клана Цзян тяжелый, агрессивный, некоторые его даже сравнивали с главой клана Не. С исчезновением брата, Цзян Чэн стал только суровее, только сестра и могла урезонить его. На самом деле, адепты клана боготворили нынешнюю госпожу Цзинь, которая стабильно раз в два месяца гостила в отчем доме. Иногда с ней приезжал муж, наследник клана Цзинь, и сын. И тогда становилось даже дышать легче. Глава был покладистый, странно мягкий и даже улыбался. Мадам Юй после смерти мужа из павильона выходить стала реже. Её часто видели в комнате приемного сына и в кабинете мужа. Там она проводила большую часть своего времени. Лань Ванцзи бегло оглядел кабинет главы клана, заметив, что на полке на самом видном месте лежит потертая игрушка, отчего-то знакомая. Только мужчина не мог вспомнить, где он её видел. — Где? — глухо спросил Цзян Чен, открывая футляр. Тёмная энергия заструилась меж пальцев, заставляя Цзыдянь искриться. Лань Чжань немногословно, рублено рассказал, где нашёл флейту. Двери кабинета внезапно распахнулись, на пороге стояла Яньли. — Прошу прощения, — улыбнулась женщина, — не знала, что у тебя гости, А-Чэн… — улыбка стекла с её лица, стоило ей увидеть флейту, что держал в руках брат. — Вы нашли А-Сяня? Они нашли его, спустя долгие три года, которые были наполнены надеждой, что, может, Вэй Ин жив и его с кем-то спутали. Может, он потерял память и его просто обокрали. Надежда издохла в лучах заходящего солнца возле оврага, по совместительству братской могилы. Среди догнивающих тел адепты клана нашли мужской труп в чёрных одеждах, который можно было бы и спутать со множеством других, если бы не плетеный кожаный браслет на левой руке. Цзинь Цзысюань никогда не слышал, чтобы его жена выла словно раненный зверь. Он прекрасно знал, как Яньли любит своих братьев и как сильно о них переживает. Но ему было сложно поверить, что один из сильнейших заклинателей его поколения был убит. И кем? Шайкой простолюдинов, разбойников с большой дороги. Тогда же Цзысюань увидел, какой яростной бывает в гневе его жена. Не обладая большой духовной силой, женщина все же имела золотое ядро. Стать великим заклинателем она и не хотела, но знать, что хрупкая с виду Яньли разнесла тренировочный зал сырой силой, было откровением. — Найди их всех! — Потребовала Яньли у брата, прежде чем упасть в обморок от истощения. Похоронили Вэй Ина, известного всему миру темного заклинателя, который помог свергнуть диктатуру клана Вэнь, со всеми почестями. Цзян Чэна раздражал белый цвет, траурный, похоронный, и то, что оба нефрита ордена Лань сияли едва ли не ярче всех в лучах солнца. Это было похоже на изощренную пытку, солнце сияло ярко и жарко, на небе не было ни единого облачка и тихие шепотки злили и выводили и без того находящегося в гневе Цзян Чэна из себя. — О мертвых либо хорошо, либо ничего, — говорил один из адептов Ланьлинь Цзинь своему другу. — Говорят, под конец жизни, он совсем того… — Чего того? — С ума сошёл. Да и верно ведь, темный путь-то до добра не доведет. — Держи себя в руках, — мать оказалась рядом, беря сына за руку, по которой всполохами исходил Цзыдянь. Он как хозяин дома натягивал на лицо подобие улыбки, принимал соболезнования и думал, что за всю свою жизнь он не видел столько лицемерия и не слышал столько лживых слов — «как жаль», «так рано ушедший», «этот мир потерял такого заклинателя», «ах, какой славный был …»... Из этих напыщенных и лощеных людей, только единицы были искренни в своих словах и помыслах. Среди них был Не Хуайсан, молчаливо бродивший по залу, неожиданно мрачный, что даже его брат хмурил брови. Расстроенный Лань Сичень, взглядом пытающийся найти Лань Чжаня. Была даже Мянь-Мянь, принёсшая в дар мешочек с травами. Беседка, в которую сбежал от всех Цзян Чэн, была занята. Его цзецзе сидела, поглаживая лепестки лотоса. Там же был и Лань Чжань. Госпожа Цзинь сейчас мало походила на жену наследника клана. Заплаканная, бледная и до ужаса безэмоциональная. В руках у Цзян Чэна был кувшин с вином. «Улыбка Императора». Весь день небо было до отвращения ясным, пахло спелыми локвами и нежным ароматом цветущих лотосов. На памяти госпожи Юй это был единственный раз после смерти отца, когда Цзян Чэн рыдал, а Яньли не прятала чувства за улыбкой. И единственный раз, когда семья Цзян видела пьяного Лань Чжаня, пытающегося прорваться в комнату, где провел свои последние дни в ордене Вэй Ин. — Стыд-то какой, — недовольно цедил Лань Цижень, смотря на спящего племянника. — Уверяю, он будет наказан! — Хуже чем сейчас, ему уже не будет, — холодно осадила его Цзинь Яньли. — Думай, что говоришь, — недовольно произнесла госпожа Юй, — мало того, что вино с мужчинами распивала, так еще и старших перебиваешь! На это молодая женщина лишь поджала губы и вошла в комнату, где уже спали Цзян Чен и господин Лань, закрыв за собой дверь. — Срамота-то какая, — подавился воздухом Лань Цижень. — Хм, — вздохнула мадам Юй, — ваши комнаты уже подготовлены. Думаю, нам всем стоит пойти спать. Проследив, чтобы все гости остались довольны и ни в чём не нуждались, сама хозяйка Пристани Лотоса ушла в храм предков, где рядом с поминальной табличкой мужа была табличка с именем приемного сына. Пусть она и ругала его чаще, чем нужно, говорила много довольно обидных слов, но смерти она ему не желала. — Жаль, что ты был не моим сыном.****
Цзян Чэн просьбу сестры выполнил, пусть и потребовалось много времени. Пришлось провести некоторые реформы и поддержать строительство смотровых башен, но разбойников на дорогах становилось меньше. Теперь орден Цзян был вторым после ордена Не по боевой мощи, у него появилась своя небольшая, но весомая регулярная армия. Жизнь медленно возвращалась в свое русло, о темном заклинателе из ордена Юньмен Цзян ходили слухи, что, дескать, призванная им тварь и убила его. Сначала она его ранила и он, превозмогая боль, упокоил нечисть, да вот незадача, там и помер. В той безымянной могиле. Смерть Вэй Усяня семья переживала тяжело, даже смерть отца ударила по ним не так сильно. Мадам Юй конечно, подкосило, но её дети были живы, дочь удачно вышла замуж, внука вот ей родила. Цзян Чэн же не только поднял орден с колен, но и расширил свое влияние и на мелкие кланы. Жаль только, Вэй Ин по кривой тропе пошел. Пока о нём не было вестей, было легко верить, что с ним-то всё в порядке. Это же Вэй Ин, лучший ученик ордена, один из тех, кто приблизил победу над Вэнями. Основатель Тёмного Пути. Что с ним может случиться? Другие же кланы и ордена вздохнули с облегчением, ведь пусть он и герой, но Темный Путь... Эта дорога скользкая, не ровен час, мог и оступиться! А так — одной угрозой меньше. Цзинь Гуаньшань, конечно, повздыхал, выражая невестке соболезнования, но был разочарован не столько скорой кончиной темного заклинателя, сколько... Он ведь мог помочь ему стать более могущественным, взять власть над другими орденами, а теперь что? Где печать искать? Жена Цзысюаня лишь улыбалась на слова свёкра, но видела его насквозь, сократив общение до минимума. Глава Ланьлин Цзинь пока был доволен положением ордена на политической карте, но обретающий силу Юньмен Цзян и прочно стоявший Цинхе Не портили картину. Будь Вэй Ин жив, можно было стравить братьев и наблюдать со своего нагретого места, как родные люди рвут друг друга на части. Да и рычаг давления на обоих братьев, вот он, под боком… Очень жаль, что так вышло. В тайне ото всех Цзинь Гуаньшань отдал приказ Цзинь Гуань Яо найти всё, что осталось от рукописей тёмного заклинателя. Да и какого-нибудь тёмного заклинателя тоже неплохо было бы найти. Сила иньской печати будоражила и ею хотелось обладать! Касаемо же ордена Гу Су Лань, это известие прошло мимо них, словно бы река унесла упавшее сухое деревце. Всё, что напоминало о буйном нравом молодом человеке, так это новое правило, которое выдолбил сам Лань Цижень: «Запрещено общаться с Вэй Усянем». И только. Лань Сичень был погружен в думы о его братьях, о родном и названых. И Ванцзи беспокоил его куда больше, немногословный с детства, после смерти господина Вэя он и вовсе разговаривать перестал, только лишь приемный сын А-Юань удостаивался чести слышать голос Второго Нефрита. А-Юаня Лань Ванцзи нашёл в лесу, израненного и в бреду. Не сказать, что Лань Чжань питал привязанность к детям, те, на самом-то деле, его страшились. Но этот мальчик захлебывался в истерике, не давался в руки никому, а лекари боялись навредить ребенку, когда тот вырывался. Только на руках Лань Ванцзи мальчик смирнел, терпел иглоукалывания и пил настои. Незаметно для всех, Лань Ванцзи привязался к мальчику, часто приходил к нему, забирал в цзинши, даже мастерил ему игрушки. Ровно до того момента, как вернувшись поздно вечером в Облачные Глубины, прошёл мимо брата, не заметив его. — Ванцзи, — поспешил за ним Цзэу-цзунь. — Почему ты так бледен? Что произошло? — Флейта Вэй Ина. Никто так не ранил его младшего брата, как этот несносный человек. Иронично, но он сам когда-то указал Ванцзи на него в надежде, что у брата появятся друзья. Кто же мог подумать, что мимолетная встреча привяжет молчаливого Лань Чжаня к возмутителю спокойствия? — На то воля богов. — Веско говорила кормилица. Госпожа Цзай уже много лет присматривала за молодыми господами Лань. И знала их, пожалуй, лучше, чем родной дядя. — Они же совершенно разные, — усмехнулся тогда Лань Сичень. — В этом и вся суть, молодой господин. Он либо станет счастлив, либо познает горечь и душевную боль. — Слова госпожи Цзай были пророческими, ну или просто она видела и знала больше. Она была едва ли не ровесницей Лань Циженю. После его исчезновения Лань Чжань искал крупицы информации о молодом тёмном заклинателе везде, где только был. Но всё было тщетным, даже его шицзе и брат ничего не знали. К нему Лань Чжань и пришел, в надежде, что Цзян Ваньинь что-то знает. Но тот лишь свел брови к переносице и прошипел, что сломает паршивцу ноги, стоит ему вернуться. Потом месяцы поисков, раскрытие жутких дел и тревожащих слухов, а после оцепенение. В тот самый момент, когда глаза видели, а сердце отказывалось верить — не он, не его тело в темных лохмотьях и если бы госпожа Цзинь, словно марионетка, лишившаяся ниток, не опустилась на колени, он был терзал себя надеждой, что Вэй Ин жив. Жизнь потеряла смысл, цвета вымыли серость и холод, губы сомкнулись, не исторгнув ни слова.***
Лань Ванцзи казалось, что прошла вечность с того дня, как брат сказал ему о пропаже Вей Ина. Во время поисков он и набрел на пленных вэньцев. Вот только помочь он не успел. Историю пишут победители, а в этой войне победителями, адепты ордена Ланьлин Цзинь считали, несомненно, себя. Охранники разговаривать не хотели, цедили только, что, дескать, шлялся тут один заклинатель. А кто таков, никто и не спрашивал, сетовали, что бабку с ребенком не нашли. Да не особо-то и старались. Женщину с ребёнком Лань Ванцзи нашёл совершенно случайно, услышал плач. Рядом с женщиной, возможно, кормилицей, надрывался в реве мальчик, комкая в руках обрывки красной ленты. — Спасите А-Юаня, — надрывно прохрипела женщина. — Спасите… Второй нефрит Гу Су Лань забрал ребенка с собой домой, исполняя последнюю просьбу старой кормилицы. На вопрос дяди, чьё дитя, сказал, что нашел рядом с умершими родственниками. Ни словом не соврал. Малодушно забрал у ребенка алую ленту, пока тот метался в лихорадке, даже зная, что она и не принадлежала Вэй Ину, но ему так хотелось в это верить, решив, что, если А-Юань попросит, вернет. Но проснувшись, А-Юань даже имени своего не помнил. Дядя еще не раз пытался выведать, чей в действительности ребенок, но все его попытки заканчивались ничем. Мудрецы говорят: «Нет ничего прекраснее первой любви, но также нет ничего более разрушающего, чем первая любовь». Только вот мудрецы не говорят, что делать, если первая любовь погибает и как с этим жить. За годы Лань Ванцзи изменился не так сильно, может, стал чуть выше и шире в плечах, но все так же был холоден и суров. Про него говорили как про небожителя, столь идеального и прекрасного, что и смотреть больно, однако никто за шлейфом холодного взгляда и внешним безупречным образом не видел, каков на самом деле идеальный Второй Нефрит. Однако его воспитанник, Лань Сычжуй, видел и понимал куда больше, но будучи копией приемного отца, делал вид незнающего и тайны хранил бережно. Даже от своего лучшего друга. — Эта лента. Откуда она? — вопрос, произнесенный внезапно, отвлек задумчивого Лань Чжаня от созерцания величественных горных шапок, видимых из-за высоких деревьев. — Простите. Я не должен был… — Она напоминает мне об одном человеке. — Ответил Лань Чжань, протягивая приемному сыну чистую, но весьма потрепанную ленту. Местами она была порвана, местами подпалена, но цвет имела изначальный. Алый. — Какой он был? Молчаливый вопрос читался в глазах Лань Чжаня. — Тот человек? — Уникальным, — спустя некоторое время ответил мужчина, — для него не существовало правил. — Но как же? Правила нужны, ибо без них наступит хаос! — Правила нужны, в этом ты прав, как и многие другие, однако не на все ситуации есть правила. Иногда они словно цепи. Юноша был сообразительным, понимающим, и в это момент осознал, что наставник говорит больше это себе, чем ему. Но в его словах была доля правды. Следовать правилам слепо опасно. Сам А-Юань помнил, что будучи совсем маленьким, нарушал множество правил, зовя «красивого гэгэ» и бегая за ним, словно никого у него важнее в жизни не было. Ведь, кроме Ханьгуань Цзюня, у Лань Сычжуя никого и ничего не было, даже воспоминаний о родной семье. В тот вечер они легли спать не по расписанию, а куда как позднее.