Эта трудная жизнь

Роджер прекрасно понимал, что ему, как и Джону, нужно возвращаться домой, где его ждет семья — красавица жена Доминик и малыш Феликс, но мысль о том, что они сбежали и бросили Фредди и Брайана одних разбираться со своими проблемами, не давала ему покоя. А вдруг что-нибудь случится?! Вдруг Фредди станет хуже?! Родж так себя накрутил, что даже остался ночевать в гостиной на диване перед телевизором, не желая нести весь свалившийся на него негатив в постель к жене и малютке сыну. По отношению к ним это было бы крайне бесчестно, и уж тем более было бы предательством, если бы он посмел в их с Доминик супружеской спальне думать о своем бывшем любовнике, чувства к которому до сих пор ещё порой, против воли, вспыхивали тлеющими угольками в сердце. Этой ночью Роджеру снился Фредди. Снилось то, как до ужаса живо, словно наяву, он заходит в прихожую их крошечной съемной квартиры на Синклар-роуд и, даже не снимая свое слишком холодное для конца осени пальто, на котором, как Родж отлично помнит, дырка вместо левого кармана, а места, где стерся замш, словно язвы открывая из-под блекло желтого ворса грязные серые пятна подкладки, тщательно закрашены лаком для ногтей, оседает обессиленно на пол. Это отвратительное канареечного цвета пальто, как же оно раздражает Роджера. Он, как и любой порядочный альфа, против того, чтобы его омега ходил в обносках, ведь Роджер беспокоиться о здоровье Фредди, да и по самолюбию тот факт, что он не может обеспечить своей паре достойного существования, бьёт очень больно, но денег на новое пальто в любом случае нет, почти все их скромные доходы от торговли, подработки, выступлений в пабах и колледжах, или в качестве разогрева для других групп, уходят на оплату квартиры и аренду магазина, остальное тратиться на сценические костюмы и инструменты (чёртовы барабанные палочки все время ломаются, на гитарах порой рвутся струны, а Фредди нужен хороший микрофон, чтобы не искажал голос свистом, шипеньем и писком). Меркьюри настаивает на том, что на сцене все они должны быть неотразимы. Сейчас, правда, Меркьюри вообще ничего не говорит, он только сидит на пыльном холодном полу с отсутствующим выражением лица и тяжело дышит. — Фредди, — голос Роджа от волнения резко хрипнет и звучит слишком тихо, — что случилось? Фредди вскидывает на него торопливый взгляд своих огромных, затененных усталостью и бессонницей глаз и молчит слишком долго. — Я сделал то, что должен был сделать, — говорит он наконец, явно пытаясь казаться спокойнее и невозмутимее, чем есть на самом деле. И Роджер, тот самый безбожно недогадливый обычно по части намеков Роджер Тейлор вдруг все понимает. Три дня назад, измученный постоянными приступами тошноты Фредди, устав терзать себя догадками, сделал всё-таки тест и узнал, что в нем теперь растет новая жизнь, жизнь их ребенка, три дня он ни под каким предлогом не хотел разговаривать со своим альфой, а теперь это… — Ты сделал аборт? — в горле сухо, как в пустыне, и эти три коротких слова даются барабанщику с невероятным трудом. Роджер часто был излишне беспечен, Роджер не стремился особо ограничивать себя в чем-то, когда дело касалось удовольствия. Угроза незапланированной беременности партнера, женитьбы по залету и несвоевременного появления ребенка казался ему чем-то очень далёким и нереальным. Он и подумать не мог никогда, что однажды подобное может произойти в его жизни. И вот теперь… — Да сделал! — Фредди почти кричит ему это в ответ, а потом принимается быстро перечислять доводы в пользу своего решения, которое он принял за них обоих. Говорит он вызывающим и даже злым тоном, словно боится, что сейчас его начнут обвинять, и сам набрасывается с обвинениями первым. — У нас нет денег! Норман — этот урод и так нас до нитки обобрал, а теперь представь только, что будет с нами, если я не смогу выступать! Мы погрязнем в страшных долгах! Не откупимся от него вовек! Нам будет нечем платить за квартиру, за аренду магазина, еду элементарно не на что будет купить! Но ладно с деньгами… У нас нет времени! У нас работа! Репетиции! У нас карьера только начала развиваться! — голос Меркьюри становится тише, в нем столько тоски и бесконечной усталости, что впору в петлю лезть. — Ну вот как ты себе это представляешь? — спрашивает он, вымученно вздыхая. — Днем мы работаем, кто где, вечером репетируем, а ночи проводим в студии. Допустим, первые месяцы я бы еще с горем пополам мог совмещать все это, а дальше что? Вспомни мой концертный имидж наконец, вспомни, как я выгляжу, как одеваюсь, как веду себя на сцене, ты можешь все это как-то связать с беременностью? Я вот нет! А выступления, а гастроли, а бешеный график работы? Я сейчас едва выдерживаю эти нагрузки, а как буду справляться, вынашивая ребенка?! В конце концов нам жить негде бы было с этим ребенком! Здесь нельзя даже ещё одну кошку завести, а наши родители с нами не в ладах! Твои внукам рады не будут, они то и тебе не рады, после того, как ты поменял специальность, а мои мне даже отношения с Мэри не могут простить, не говоря уже про отношения с тобой! — Фредди дрожит, нервно комкая тонкими пальцами край пальто. — Отец уверен, что я шлюха, которая спит со всеми подряд, он даже поговорить со мной отказался, когда я в прошлый раз звонил, а ведь мы не виделись уже полгода! Роджер, нелепо кивая растрепанной после лежания на диване головой, стоит на пороге, подпирая спиной дверной косяк с таким усердием, словно стоит только ему отойти, как он тут же упадет, и Тейлор не может сказать сейчас наверняка, кто именно упадет, косяк или он сам. — Я не хочу ломать жизнь тебе, себе, всем нам… — бормочет Фредди, давясь слезами, — Да и вообще, — кричит он вновь, — ты уже изменял мне. Где гарантии, что ты бы выдержал, не бросил меня, не оставил одного с ребенком, не нашел бы себе вместо меня какую-нибудь красотку фанатку или модель?! Ты бы просто ушел, без алиментов, без обязательств, а я бы что делал потом? На улице пробирался, чтобы не умереть с голоду? Так мне милостыню не дадут, скорее камнями закидают, я же эмигрант, на меня здесь и так как на чумного смотрят! От этих слов Роджеру больно, за такие слова Роджер очень хочет ударить Меркьюри, но не может. Не может потому что любит, а еще потому, что Фредди до обидного прав. Тейлор виноват во всем сам! Все было бы хорошо, если бы он во время прошлой течки не соврал, что не забыл про презервативы, просто потому, что ему, идиоту, захотелось новых ощущений, все было бы хорошо, если бы Фредди чувствовал себя рядом с ним защищенным и достаточно любимым, чтобы хотя бы обсудить произошедшее и принять решение вместе. Они расстаются буквально через пару дней после этого разговора, и никто этого даже не замечает. Друзья даже не догадываются об их отношениях, Родж с Фредди всегда ведут себя «на публике» так, что кажется, что они вообще чужие люди, которые едва выносят общество друг друга. Джон и Брайан свято уверены, что они просто соулмейты, просто близкие друзья и вынужденные соседи, которым выгоднее платить за квартиру вдвоем, а не поодиночке. После расставания бывшая парочка еще почти год живет вместе, между ними до сих пор крепкая дружба (сначала Мэри, теперь Роджер), изменяется в итоге лишь то, что Фредди «переезжает» на соседнюю кровать, которая все это время была там лишь для конспирации, и больше не позволяет даже целовать себя, иначе чем в щеку, хотя бы и в шутку. С Доминик Роджер сходиться буквально через пару-тройку месяцев после расставания с Меркьюри, и когда, еще через год с небольшим, она говорит, что, кажется, беременна, Тейлор бежит в ближайший ювелирный магазин и покупает кольцо, пока что, конечно, не с бриллиантами, но все же… Роджер не хочет повторять прежних ошибок, не хочет вновь терять любимого человека. Роджер любит Доминик, Роджер не хочет, чтобы она плакала украдкой по ночам, так же как Фредди, думая, что он не замечает. Тейлор до сих пор чувствует себя виноватым за то, что когда узнал обо всем, не сказал ему, что они справятся со всеми трудностями вместе, что они теперь семья и обязательно найдут выход. Теперь думать об этом уже поздно. На его свадьбу с Доминик Фредди приходит под руку с Джоном Ридом, не потому, что очень любит его, хотя у них в самом деле бурный роман, а потому что просто делает вид, что у него все в порядке. После Фредди Роджеру сниться Джон. Тейлор пытается крепко обнять его, обездвижить, а тот давиться слезами, вырывается отчаянно и кричит что-то слишком неразборчиво. Джону всего двадцать три года, он совсем мальчишка, зеленый, неопытный, он впервые влюблен, влюблен по настоящему, только вот проблема в том, что влюблен Джон в Фредди Меркьюри, а Фредди ему отказал, бескомпромиссно и почти грубо, оттолкнул и накричал, когда он пытался его поцеловать. — Ты ведь любишь его, так ведь? — спрашивает однажды у друга Роджер, когда они курят, сидя на нагретых солнцем порожках, в один из приятно однообразных вечеров на ферме Рокфилд. — Почему тогда ты его отшил? Фредди резко мрачнеет, тушит едва начатую сигарету о землю. — Только не Дики… — шепчет он в ответ, тонкими пальцами вцеплясь в волосы. — Мы друг другу точно не пара! — не знай Роджер Фредди, он мог бы подумать, что Меркьюри презирает Джона, что не считает себе ровней какого-то немного нелепого, неуклюжего и зажатого в общении рыжего мальчишку с длинным веснушчатым носом, тихим голосом и привычкой по дурацки, но весьма забавно танцевать при любом удобном случае. Однако Роджер знает Фредди даже слишком хорошо, а потому прекрасно понимает, что это себя Фреддс считает недостойным Джона, милого, светлого, славного мальчика Джона, искреннего, чистого и заслуживающего гораздо большего, чем отношения с ним, испорченным и грязным Меркьюри, в «досье» которого числятся такие мерзкие подробности личной жизни, как изнасилование старшекурсником в пансионате, домогательства учителя там же и много чего еще. Позже Фредди сам говорит об этом Джону, чтобы расставить все точки над «и». Роджера мучает бессонница, он идет на кухню попить воды и случайно слышит чужой разговор. — Знаешь, что такие дрянные, извращённые и грязные создания, как я, делают с такими, как ты? — спрашивает Фредди с притворным спокойствием в голосе, но даже сквозь щель приоткрытой двери Тейлор видит, как напряжено до предела ставшее мелово бледным лицо Меркьюри, как кривятся невольно его губы в гримасе боли, как текут по щекам слезы, и как дрожит все его хрупкое тельце, которое Роджу невыносимо хочется сейчас прижать к себе, как раньше, согреть, прошептать на ушко «люблю тебя!», или что-нибудь шутливое, вроде: «Не плачьте, моя прекрасная королева, своими слезами вы затопите весь наш замок!» Но Фредди давно уже не его «королева», а потому Тейлор не имеет права сейчас сделать ничего, кроме как стоять за дверью и подслушивать чужой разговор. — Ты знаешь, Джон? — переспрашивает Меркьюри еще раз и отвечает сам. — Не знаешь! Я скажу… — ненадолго он замолкает, собираясь с духом. — Такие как я разрушают жизни таким как ты: рушат карьеру, ссорят с родными и друзьями, портят нервы, тянут ко дну… — Неправда! Неправда! — кричит Дики. — Это все неправда! Ты не такой! Ты самый самый добрый, самый светлый человек, которого я знаю! Фредди не выдерживает, срывается с места и обнимает его, гладит по голове, торопливо целует в лоб и мокрые от слез щеки, как маленького ребенка, и шепчет хрипло и прерывисто: — Все будет хорошо! Все у тебя обязательно будет хорошо, слышишь, Джон?! Ты найдешь себе нормальную пару, женишься, будешь счастлив! Ты слышишь?! Дики мотает отрицательно головой и тараторит без остановки, словно заевшая пластинка «Нет! Нет! Нет!». Он не верит Фредди, не хочет верить, но когда вскоре Меркьюри знакомит его с Вероникой, а спустя всего несколько месяцев они уже стоят, держась за руки, у алтаря, Джон понимает, что Фредди был чертовски прав. ***** Роджер просыпается, лежит на диване, молча пялясь в потолок, и жалеет о том, что в тот злосчастный день, после того как Дики убежал в свою комнату, он не остался на кухне с Меркьюри, ушел, а когда вернулся всё-таки, так и не сумев уснуть, было уже слишком поздно. Дверь оказалась запертой на защелку, и сквозь нее долетали только приглушённые стоны Фредди и жалобный скрип стола, на который он опирался руками. На следующее утро за завтраком мерзкая рожа Пола сияла, кажется, ярче солнца. Прентер победил, добился наконец того, о чем мечтал последние полтора года. На первый взгляд вообще могло показаться, что с этим человеком Фредди вполне мог найти свое счастье. Пол честно добивался его внимания: дарил цветы и конфеты, готов был в лепешку расшибиться, но исполнить любую прихоть своей королевы, сопровождал во время походов по магазинам, в оперу и даже на пленэр, добровольно соглашаясь на то, чтобы часами молча сидеть рядом и наблюдать, как Фредди что-то рисует карандашом или красками в альбоме, обычно даже не показывая в итоге конечный результат. Пол мог казаться заботливым, ответственным, да попросту хорошим человеком, грубо говоря, но было в нем что-то эдакое, какая-то гнильца, которую сначала было не видно, зато потом она как полезла наружу, и вот уже Джон Рид уволен, Фредди на износ работает над сольными альбомами, а Родж, Брай и Дики стараются ногой не ступать в его дом, в котором теперь день через день пируют стремные дружки Прентера, а воздух пропитан насквозь горьким запахом лекарств и душным флером травки и алкоголя. А теперь еще и это падение с лестницы случилось. — Нет! — прошептал Роджер раздраженно. — Что-то здесь не так… Да все не так! «Брайан, сволочь, точно врет, бездарно врет, бессовестно, Фредди что-то явно скрывает, и Джон, по лицу вижу, догадался уже обо всем, но молчит, один я опять не при делах!» — Тейлор с досадой стукнул кулаком по подлокотнику дивана. — Это все чертов Пол! — пробормотал он, оперевшись локтями на колени и уронив ставшую вдруг свинцово тяжелой голову на руки. «Чертов Пол Прентер! Это он во всем виноват, чтобы там не произошло! Как же я ненавижу эту тварь! Ненавижу! Чтоб ему провалиться!!! Увижу, убью нахрен!» На электронных часах, висящих на стене над телевизором, зеленым светом высветились цифры, услужливо оповещающие о том, что время давно уже перевалило за половину второго. Роджер поморщился и, встав с дивана, распахнул настежь окно, впуская в комнату ночную прохладу. В тишине щелкнула громко зажигалка, вспыхнул огонек тлеющей сигареты. — Ничего… — Тейлор усмехнулся мрачно, — я еще разберусь со всем этим! Если никто ничего мне не хочет говорить, то я сам найду того, кто все мне расскажет! — мужчина нахмурился. — Да, когда я найду Пола, я достаточно проявлю фантазии, чтобы развязать ему язык! Он мне не просто расскажет все, а пропоет, мать его, не будь я Роджером Тейлором!