Небеса сегодня не особенно прочны — кажется,
их может обрушить на землю все что угодно:
дуновение ветра, трепетание крыльев бабочки,
велосипедный звонок,
или звук входящего сообщения.
Пока спускалась на первый этаж, увидела свое отражение в зеркале. Мама дорогая — прикрываю губы ладонью. Это что ж такое-то? Потёки туши, смоки айз, отдыхает, губы, от нюдовой помады не осталось и следа, они просто распухшие и красные. Румяна скульптор и бронзер смешались в единую серую композицию. От этого щеки смотрятся более впалыми. Прическа отсутствует, волосы словно мочалка… Я словно невеста Франкенштейна. Смотрю на себя и улыбаюсь, вот у Колуччи будет шок. Она два часа потратила на мой лук. Выхожу в фойе и только сейчас понимаю, что на часах пять утра. Все спят. И швейцар у входа тоже. Включаю геолокацию и вызываю такси по приложению. Может найдется ещё один полуночник который меня отвезёт домой. Главное, чтобы водитель от поездки не отказался, испугавшись моего внешнего вида. Такси порадовало чистым салоном и вменяемым водителем. Кроме «hola», он ничего не сказал, а смотрел все время на дорогу. Видимо ему пофиг, мне кстати тоже, я лишь мечтаю добраться до душа, а затем в мягкую постель. И катись все к чертям. Я умерла для всех. Я втянула, насколько это позволяло заднее сиденье, ноги и закрыла глаза, стараясь отключиться от навязчивых мыслей. Вопрос мучивший меня: — Было или не было? Может мы просто решили полежать? Ага, голыми, чего уж там, жарко ведь. Вздохнув решила на сегодня себя больше не мучить. Не терзаться в догадках, бесполезное занятие. Все равно случившегося не изменить, нужно сделать соответствующие выводы и искать варианты решения ситуации. Но, пережитый стресс дал о себе знать, и я просто закрыла глаза и задремала. — Ты, когда — ни будь делала это в лифте? Голос голубоглазого словно змей искуситель, все соблазнял и нашептывал. Грязные, порочные слова, что от них в голове тут же взрываются фейерверки. От вибрации его голоса по коже тут же пробегают мурашки. Это какое-то наваждение или сон, но я не хочу просыпаться. — Девушка! Девушка! — я вздрогнула, просыпаясь, уставилась на водителя с непониманием, — с вами все в порядке? Стонете так, словно избивают… — Да… — голос у меня охрип поэтому вышло в высшей степени не прилично, — спасибо… Просто кошмар приснился… Перевела взгляд в окно, старясь больше не обращать внимания на озадаченный пристальный взгляд водителя в зеркало заднего вида. До конца поездки я предпочла, молча наблюдать пейзажи родного города. Чем возвращаться в тот кошмар, сладкий и дурманящий надо признать.****
Маркос/Блас Как только створки лифта захлопнулись, я встал с постели. Пришлось изрядно попотеть, притворяясь спящим. Блас же просто лежал на кровати прикрывшись одеялом по пояс. — А она изменилась, думал ли ты, а может гадал? Что когда-нибудь случиться с тобой такое??? Эредиа лишь на это улыбнулся и лениво потянулся. — Не стыдно тебе? — не унимался я. — А почему мне должно быть стыдно? — Ну Лухан все же была твоей подопечной, практически сестрой, а ты спал с ней в одной постели. Блас аж откинулся от спинки кровати, выставил правую руку в перед, — прошу заметить, этой ночью мы оба спали с ней в одной постели. — Ты поплыл! — произношу я в слух. Блас, пожимает плечами скажем так: — она стала — ебабельная. Раньше она была подростком с перспективами, сейчас же грудь, талия, в меру широкие бедра. Все как я люблю, и ты в прочем тоже. — Она тебя тоже зацепила? — прищуриваться он и нехорошо ухмыляется: — Ну точно, зацепила! — Что? — я поперхнулся виски. Что за чушь ты мелешь? — А то, что ты тоже поплыл, Маркос! И жалеешь о том, что тебя в лифте с нами не было. — Что за херня, Блас? Ты же знаешь, что у меня с Лухан все кончено. Я сам порвал с ней. Это я отказался от нее. Бросил, выбрал ее счастье с другим. Я всё сделал, чтобы она встретила достойного мужчину. Ты знаешь какую цену я заплатил. И Блас в этот момент понимал Маркоса, да он знал почему он так поступил, видел, как он сейчас ходит по комнате вперёд — назад и потирает свои кисти. Сейчас Эредиа уже и не вспомнит, его кисти без перчаток. Но, помнит тот момент как они появились на руках Агилара. И знает им цену. Эта тема поднималась лишь однажды в их совместном быту. И больше никогда. Блас одним глотком опустошил бокал с водой и спокойно заметил: — Ты орёшь. — Ты вынуждаешь. — Нет, Маркос. Это не я. Это как раз ты. Это — называется — эмоции. Та херня, друг, которую ты давно перестал чувствовать. Которая умерла, в тебе как ты говорил. Просто задумайся, когда ты так орал на меня в последний раз? Я должен вспомнить? — Когда ты не рассчитал свои силы, и спустил все? — Пфф, — отмахнулся Блас. — Хорошая попытка, но нет. Ты тогда всего лишь закатил глаза и сказал: «Ну что за хуйня Эредиа? Мы ведь договорились ставить не на одно число» и на этом все. Никаких эмоций. А я ведь проиграл все наши деньги. Мы тогда два месяца жрали с помоек и спали под мостом. — Просто заткнись, — бросил я, не оборачиваясь. — Я тебя предупреждал, что это дело не для тебя. Ты не сможешь быть с ней холоднокровным. Тут нужна трезвая голова. А ты повелся на уговоры этой психологини. Которая ловко напомнила тебе и о колледже, и о твоей первой любви. — Единственной. — Что? — Единственной любвью, я ни одну девушку больше не любил, кроме Лухан. Хочу заметить ты тоже не возражал, когда как ты выразился — эта психологиня обратилась к нам за помощью. И ты тоже бросил Лухан, когда она в тебе нуждалась. — У меня не было выбора. — У меня тоже выбора не было — протянул Маркос. — Стоило увидеть размеры твоего члена, я сразу понял, что ты тот, кто поможет мне с девушками. — Заткнись. — Честно, в тот раз я случайно коснулся твоих яиц! — Заткнись, Господи! Просто заткнись и не напоминай. — Прости заржал Маркос. — Просто как вспомню выражение твоего лица в тот раз. Наступила тишина. Я тщательно пытался избавиться от этого странного непривычного ощущения. — Лицо не болит? — поинтересовался Блас. — Ты, о чем? — Ты улыбаешься, Маркос. Друг, когда ты просто так улыбался? Когда ещё учился в колледже, пожалуй,? — К чему ты клонишь? Блас лишь многозначительно улыбнулся и протянул: — Ты поплы-ы-ы-ыл. — Да нет же, плевать мне на нее, тебя и всех вас вместе взятых! — Что делать то будем дальше? Мы согласились лишь на эту часть спектакля. А дальше психологиня со стилистючкой сами. — Не знаю Блас. — пожал плечами блондин. Он действительно не знал. Когда он увидел Лухан в зале такую красивую. Другую. Внешне она изменилась, повзрослела, он помнил её ещё юным угловатым подростком. А сейчас она красивая молодая женщина. Только вот глаза у нее пустые. И велик соблазн для Маркоса, оставить все как есть. И не узнать, что же произошло с ней, и кто виноват в этом.*****
Я с трудом помню, как вбежала во двор дома, взлетела по лестнице и открыла дверь. Откуда-то лилась мягкая грустная мелодия. Ладно, в конце — концов в этом доме я всего лишь гость. Вполне возможно, что Мия просто забыла ее выключить с вечера. Как только глаза привыкли к полумраку, дверь, угол стены и… Мое сердце останавливается. Безмолвный ужас всаживает мне в живот кулак и сжимает все внутренности в тугой ком. Связанный Гвидо лежит на полу. Рот заклеен скотчем, в глазах паника и отчаяние. В комнате царит хаос и витает лёгкий дым, как будто где-то возгорается провода. Я делаю шаг вперёд и чувствую, что вступаю во что — то мокрое. Смотрю вниз: я стою в луже какой-то черно-красной жидкости. — Гвидо, — выдыхаю я в ужасе, и бросаюсь к нему. — Кто это сделал, что произошло? Где Мия? Вас ограбили? — сыпятся мои вопросы. Я опускаюсь перед ним на колени и, нервно оглядываюсь, начинаю дергать стягивающие его веревки. Он беспомощен, испуган, потрясен, но к счастью, связан не слишком крепко — мне без особого труда удается ослабить его путы. — Нужно вызывать копав, — говорю я. И тут… В комнате появляется кто-то третий. Я слышу шаги и громкий выдох — чуть ли не стон. Оглядываюсь и… Не могу наверняка сказать, но, кажется, именно в тот момент я закусила нижнюю губу до крови. В проёме двери возникла фигура. Нет, ни головорез, ни вор, не маньяк. Там стоит обнаженная мать твою Колуччи. Тонкая талия, бронзовая кожа. Похоже переборщила с авто загаром, прям богиня жареных окорочков. И о боже! Выбритая промежность. На ней только чулки и розовая маска с заячьими ушами. В одной руке она держит повязку для глаз, в другой — наручники. Увидев меня, Мия инстинктивно прикрывает грудь. Бесполезно сестрёнка, такую грудь не так — то просто спрятать. Тут она роняет на пол наручники, и вместе со звучанием я полностью осознаю суть происходящего: это не похищение и не ограбление, я блядь — свидетель чужой сексуальной игры! Гвидо тут же без посторонней помощи избавляется от веревок, красная лужа, в которую я наступила, оказалось разлившимся вином. Дым в воздухе не от сгоревшей проводки, это курятся какие-то индийские благовония. И наконец — я не могу не посмотреть туда, моё лицо пылает огнем, — штаны Гвидо топорщатся от эрекции. Он блядь все ещё возбуждён. Не могу говорить, не могу дышать, мне ещё в жизни не было так стыдно, неловко, и я не знаю, что делать дальше. Делаю глубокий вдох, затем выдох, о я все же не забыла, как дышать, говорю охрипшим голосом: — Простите, и мчусь вверх по лестнице в свою комнату. Поворачиваю ключ в замке и сползаю на пол, привалившись спиной к двери и прижав к щекам ладони. ЧТО. ЧЕРТ ВОЗЬМИ. ПРОИСХОДИТ?