Universal Constant

Я делаю вид, что она меня не разбудила. Я знаю, что убегаю, но боюсь встретиться с ней так скоро. Боюсь того чувства, которое я испытываю, видя ее, когда мое сердце уже колотится так сильно о грудную клетку от простого факта, что она рядом со мной. Джису не останавливаясь перемещается, придвигаясь все ближе и ближе, как она иногда делает, когда пытается незаметно-но-не-так-незаметно разбудить меня. За исключением этих моментов, каждое ее движение и каждый легкий вдох, который касается моей обнаженной кожи, заставляет мое сердце биться немного более беспорядочно каждый раз. — Лисааа, проснись… — Ну вот и вся ее хитрость испарилась. Я изображаю раздраженный стон и поворачиваюсь к ней спиной, предоставляя себе немного пространства, прежде чем мое сердце воспламенится, молясь всем богам, чтобы этого было достаточно, чтобы заставить ее прекратить приставать ко мне. Но даже боги не властны над ней, потому что она маневрирует и садится на меня сверху. Господи Иисусе. Интересно, сколько может выдержать сердце, пока не остановится? С таким же успехом можно умереть сегодня ночью. Все равно все умрут. — Да ладно, мне нужно сказать тебе кое-что важное, — Говорит она, несколько раз тыча меня в плечо. И я мысленно вижу, как она надувает губы. Нет смысла игнорировать ее, когда она в таком состоянии. Она нечасто пристает, но, когда это происходит, она не останавливается: — Боже, что такое? — Я вздыхаю через нос, открываю глаза и смотрю на нее. Ее надутые губы расплываются в широкой улыбке, но так же быстро она исчезает: — Ты что, плакала? Ее тонкие пальцы протягиваются и нежно ласкают круги вокруг моих глаз. Довольно иронично, что такой чистый и сладкий жест может заставить эмоциональное смятение вернуться назад, как стая диких быков на родео, которое пошло не так; как мое сердце выбрасывает радугу и солнечный свет, будучи уколото тысячами иголок одновременно. Я убираю ее руку от своего лица, прежде чем перспективно провалиться на месте. — Просто посмотрела грустный фильм, вот и все, — Вру я. И это, кажется, убедило ее, потому что ее улыбка возвращается, такая яркая, что Солнцу становится стыдно. Я с любопытством смотрю на нее, и мои губы сами собой складываются в искреннюю улыбку от того, как блаженно она выглядит. Ее счастье всегда было заразительным… настолько заразительным, что мне достаточно забыть о том затруднительном положении, в котором я нахожусь. Кажется, что ее счастье перевешивает все остальное. Да, похоже на то. — Ладно, подожди, — Я сажусь, держась за ее талию, и откидываюсь назад, чтобы опереться на спинку кровати, — Черт возьми, какая же ты тяжелая. Что ты ела на ужин? Все меню целиком? — Отвали, а, — Смеется она, слегка ударяя меня кулаком в грудь. Это уже бесконечный цикл, я поддразниваю, она шлепает, мы смеемся, но никогда еще мое сердце не билось так, как сейчас. — Ты выглядишь отвратительно счастливой, — Замечаю я, с любопытством приподнимая бровь, — Что ты хочешь сказать такого, что просто не может подождать? Сейчас буквально три часа ночи… Улыбка Джису становится еще шире, отчего ее глаза исчезают. Больше всего мне нравится ее улыбка, и я позволяю себе нежиться в ней. Она была бесспорно потрясающей прошлой ночью, но прямо сейчас… Джису в своей пижаме без макияжа, только ее обнаженное лицо и ее прекрасная улыбка… Просто красота в простоте всего этого, в ней, заставляет мое беспомощное сердце биться в сотый раз и как никогда раньше. И, возможно, требуется время, чтобы влюбиться в кого-то, и чтобы понять, так ли это, но одна секунда в определенный момент, независимо от того, насколько это сложно, трезв ты или нет, — это все, что нужно, чтобы осознать, что ты влюблен. И сейчас этот момент для меня. Я, без малейшего сомнения, влюблена в свою лучшую подругу. — Лиса, я выхожу замуж! Ледяная дрожь пробегает у меня по спине. — Ты делаешь что? — Я моргаю, моля богов, чтобы я ослышалась, но Джису показывает спрятанную за спиной руку и кольцо на пальце, которое мерцает на свету. И я могу только позволить своим кулакам отчаянно сжаться на ее рубашке, не обращая внимания, как будто это остановит ее от дальнейшего падения от меня, как будто это остановит ее от того, чтобы это было правдой. Я не знаю, что еще делать. Если бы кто-то сказал мне вчера, что я буду совершенно уничтожена, когда моя лучшая подруга объявит о своей помолвке, я бы все еще смеялась, но сейчас я здесь… полностью разрушена и даже близко не смеюсь. Я не могу придумать слово, которое могло бы выразить мучительную боль, охватившую все мое существо, может быть, такого слова не существует, но Джису, кажется, настолько ослеплена блеском в своих глазах, что не видит боль, которая, я почти уверена, очевидна в моих. За все годы, что я ее знаю, я никогда не видела ее такой счастливой, и впервые за восемь лет я испытываю боль от ее счастья. — Я помолвлена! — Она снова взвизгивает, как будто боли от первого раза было недостаточно, и заключает меня в крепкие объятия, — Я хотела, чтобы ты узнала первой, потому что ты моя лучшая подруга. Я так счастлива. Горький смешок выходит из меня так слабо, что я едва слышу его. Мне только что вручили ответ на мой вопрос. Сказать ей сейчас о моем сердце было бы эгоистично и жестоко. Я не могу так поступить с ней и не буду. Ее счастье — это все, что должно иметь значение, даже если это означает, что я теряю свое в процессе. Высвобождая ее из своих объятий, я обвиваю ее руками, просто держась за ее маленькую, изящную фигурку. Я утыкаюсь носом в изгиб ее шеи, и мое сердце разлетается на миллион осколков пыли. Я делаю глубокий вдох, чтобы облегчить пульсирующую боль в груди, и я действительно имею в виду каждое слово, когда говорю: — Ты заслуживаешь всего счастья в мире. — Знаешь, что сделает меня счастливее? Я напеваю: — Что? — Если ты будешь моей подружкой невесты, — Она отстраняется, глядя на меня с блеском в глазах, который искрится еще больше. Назовите меня мазохисткой, но я просто смеюсь над абсурдностью всего этого. — Как будто я позволю кому-то другому занять это место. Джису снова обнимает меня, погруженная в свое блаженство. Я так сильно прикусываю язык, что чувствую во рту привкус крови, чтобы не сломаться, когда она начинает рассказывать мне о событиях своей ночи. Когда она заканчивает, все, что остается внутри меня — это тупая боль. Вы знаете, когда порез слишком глубок и шок слишком силен, вы не чувствуете боли, но тяжелая рана прямо там и кровоточит? Ну, это именно то, что я чувствую. Я наугад провожу пальцами по ее спине, тупо уставившись в потолок своей комнаты, пока она лежит здесь, рядом со мной. По какой-то причине сон ускользает от нее, поэтому сегодня она остается со мной. Интересно, она уже спит? — Джису? Почему ты здесь сейчас? Разве ты не должна праздновать со своим… женихом? Последнее слово оставляет горький привкус во рту. — Должна была, — А, я вижу, она и здесь не может заснуть, — Но в больнице чрезвычайная ситуация. Ему нужно было идти, поэтому я попросила его высадить меня здесь, а не оставлять одну в его квартире. Джису поворачивается ко мне лицом, прижимаясь ближе в моих объятиях, и я вздыхаю от боли, которую приносит ее близость. Она так идеально вписывается в мои объятия, как будто все эти годы наших объятий вылепили мои худые руки специально для нее. И ради чего? Я нежно глажу ее по волосам. Она любит это, особенно когда у нее проблемы со сном. Клянусь, я слышу, как она мурлычет: — Ты можешь спеть мне, чтобы я уснула? — Нет, — Отказываюсь я с дразнящей улыбкой. Она хмурится, и я слегка смеюсь, нежно чмокая ее в макушку, — Ребенок. Я собираюсь побаловать тебя сегодня вечером. Только сегодня вечером. Она торжествующе улыбается и целует меня в щеку, оставляя жжение там, где ее губы соприкасаются. Хорошо, что она вскоре закрыла глаза, иначе увидела бы, как румянец обжигает мое лицо. Пользуясь случаем, я с тоской смотрю на ее любящее лицо. Я нахожу это немного саркастически забавным, как это иронично, что все в комнате принадлежит мне, кроме того, кого я держу так близко и кого я хочу больше всего. Одна из песен, которую она мне тогда порекомендовала, приходит на ум, и я начинаю петь ее для нее. Я вижу, как ее дыхание становится ровным, и понимаю, что она вот-вот заснет. No you don't need my protection But I'm in love, can't blame me for checking I love in your direction, hoping that the message goes Somewhere close to you Close to you Like so close if they heard you, you wouldn't find out If you let me, I'd be there by now Close to you* — У тебя самый сладкий голос… он звучит как мед, — Бормочет она, когда я заканчиваю, вероятно, уже ступив одной ногой в страну грез. Она снова оборачивается, но тут же хватает меня за руку и обвивает ее вокруг своей тонкой талии, превращаясь в мою маленькую ложечку, — Не знаю, есть ли в этом смысл, но это успокаивает… Мне это так нравится. — О нет, не влюбись в меня сейчас, — Тихо смеюсь я. Я регулярно шучу с ней подобным образом, но сегодня это служит моим механизмом совладания с самой собой, чтобы сгладить чувство вины за то, что я люблю ее, и боли, которая пришла без приглашения, из-за того, что она никогда не была хоть немного терпимой. — Если бы я была по девушкам, — Типичный ответ, который я уже слышала от нее больше раз, чем могу сосчитать пальцами рук и ног вместе взятых, поэтому гнев наполняет меня, когда что-то, что раньше было забавным, внезапно причиняет боль. У меня на глаза наворачиваются слезы. Я чувствую слабость. Я чувствую, что нет ничего, что не повредит мне в этот момент. Изо всех сил стараясь сдержать слезы, я продолжаю: — Это твоя потеря. Я мысленно ругаю себя, когда мой голос срывается, но, к счастью, она, кажется, уже заснула, потому что реакция, которую я ожидаю, не приходит. Я вижу ее ровное дыхание сквозь затуманенное зрение, и это только доказывает, что она уснула. Так что я позволила эмоциям взять надо мной вверх, позволила слезам, которые я пыталась сдержать, снова пролиться. Я ненавижу, как люди всегда романтизировали нашу дружбу, и теперь я презираю себя за то, что я лицемерна. Разные мысли переполняют мой мозг, и каждая из них только разжигает гнев, который я чувствую к себе, питая мою необъяснимую ненависть к себе. Мои рыдания поначалу заглушаются в безнадежной попытке скрыть чудовищность моего горя, но вскоре я начинаю беспомощно рыдать, неудержимо дрожа. Вся моя защита была смыта этими солеными слезами. И моя кровь, запятнанная болью и стыдом, циркулирует по всем венам моего тела. Мои слезы продолжают капать на подушку, и я не могу заставить их остановиться. — Мне очень жаль. Я не должна была этого допустить. Я не должна была позволить себе влюбиться в тебя. Мне так жаль, — Тихо всхлипываю я, уткнувшись лицом ей в шею. И снова, во второй раз, я засыпаю в слезах.