***
(Оказывается, мне не нужно ждать слишком долго.) Джису была довольно занята тем, что била себя книгой по голове, затем останавливалась на несколько секунд, чтобы вздохнуть или фыркнуть, а затем снова начинала бить себя. Я не знаю, как долго она занималась этим, прежде чем я вошла в нашу спальню, но я стояла у двери уже целую минуту, а она все еще не остановилась. Видите? Странная. Но, что бы с ней ни происходило, я больше не хочу усугублять ее проблемы. — Я не очень разбираюсь в книгах, но я почти уверена, что ты читаешь их не так, — Тихо хихикаю я, давая понять о своем присутствии. Услышав меня, Джису робко кладет книгу на живот и скрещивает руки на груди: — Я просто хотела проверить, хороший ли тут твердый переплет, — Надулась она, закатывая глаза, — Как долго ты там стоишь? — Достаточно долго, чтобы удивляться, как, черт возьми, твоя голова еще не начала кровоточить, — Я фыркаю от смеха. Джису швыряет книгу в мою сторону, и я ловлю ее, искренне смеясь, — Бросать вещи — это как твой язык любви? Она посылает мне безжалостный взгляд: — Честно говоря, сейчас я испытываю к тебе только ненависть. — О, это больно, — Воркую я, вопреки мягкой улыбке, которая изгибает мои губы, и, хотя Джису пытается бороться с этим, она тоже улыбается. Эти глупые шутки на самом деле означают, что мы заключаем мир друг с другом, — Мне вроде как нужно, чтобы кто-то помог расстегнуть мне молнию. Можешь ли ты отложить ненависть ко мне примерно на десять секунд? — Отлично, максимум десять секунд, — Хихикает Джису, подзывая меня. Я стою у кровати, повернувшись к ней спиной, а она опускается на колени. Я чувствую, как ее пальцы хватаются за молнию моего платья, но я жду, жду, жду еще немного, но Джису по-прежнему не двигается ни на дюйм. Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на нее, и вдруг осознаю, насколько она близка ко мне. Она слишком близко, слишком близко. — Мы уже далеко за десять секунд. На случай, если ты забыла, как это делается, тебе надо потянуть это вниз, — Выдыхаю я. — Извини, просто ты слишком хорошо пахнешь, — Шепчет Джису низким, грубым голосом. Ее рот находится всего в дюйме от моего уха, и я чувствую тепло ее дыхания на своей коже. Моя голова резко наклоняется вперед так быстро, что я удивляюсь, что она все еще прикреплена к моей шее, когда я подавляю желание задрожать. Какого черта? Изгиб ее пальца слегка касается обнаженной кожи, когда она мучительно медленно тянет мою молнию вниз, и я не могу подавить желание дрожать вообще. Я чувствую, что это каким-то образом оказалось слишком интимным, чем это, вероятно, должно быть, даже для нас. И мое сердце начинает стучать нелепо быстро. Нет. Нет, нет, нет, нет. Возьми себя в руки, черт возьми. Мое тело прислушивается к мозгу, и я отступаю, сглатывая слюну, чтобы успокоить пересохшее горло. Я выскальзываю из платья и тут же жалею об этом, потому что чувствую, что глаза Джису все еще смотрят на меня, а это не то, что мне сейчас нужно. Я должна что-то сказать, что угодно. — Извини, я не должна была дразнить тебя из-за этого сна. Это было бесчувственно с моей стороны, — Вот что вылетает у меня изо рта, но Джису лишь пренебрежительно мычит. И я ненавижу ее за это, потому что мне нужно, чтобы она уговорила меня не думать о том, как ее взгляд сводит меня с ума прямо сейчас. Я хватаю первую попавшуюся пижаму и быстро натягиваю ее. И только теперь я понимаю, как сильно дрожат мои пальцы, потому что я даже не могу застегнуть рубашку. — Черт, — Бормочу я себе под нос, когда не могу, хоть убей, просунуть пуговицу в дырку. Где-то в моем бедственном положении Джису решает помочь мне, и я даже не замечаю, что она уже идет ко мне, пока она не хватает меня за локоть и мягко поворачивает. Ее руки оттягивают мои, и я позволяю ей самой застегнуть мою рубашку. Она стоит так близко, что я чувствую запах ее лавандового шампуня, отчего у меня в животе поднимается вихрь. Отойди. Мой мозг хочет, чтобы мое тело снова пошевелилось; оказаться там, где нет Джису, потому что то, как мое сердце колотится в груди в ее присутствии прямо сейчас, — это не то, что я хочу чувствовать снова. Только не сейчас. Пожалуйста. Пожалуйста, только не это. Мой мозг пытается урезонить каждую клеточку моего существа, умоляет его прислушаться, но мое тело настолько разобщено с разумом в этот момент, что оно отклоняет каждое разумное объяснение, посланное ему, и оно непослушно стоит, просто потому, что хочет, и это желание откидывает каждую разумную мысль. — Я на самом деле злилась, не потому что ты дразнила меня, — Выдыхает Джису. О, теперь она хочет поговорить об этом? — Что? — Честно говоря, просто смешно, сколько усилий мне пришлось приложить, чтобы произнести это единственное слово. Я смотрю, как она пробирается сквозь пуговицы сверху вниз. Ее палец обводит круг вокруг моего пупка, и я резко рефлекторно вдыхаю, втягивая живот. Она кусает уголок своей губы (что, кстати, чертовски сексуально), застегивает последнюю пуговицу и поднимает глаза, чтобы встретиться со мной взглядом, но я отворачиваюсь. У меня голова идет кругом. Какого хрена она делает? — Я была раздражена, потому что ты все время говорила «он», — Шепчет она сквозь тяжелое дыхание, ее рука тянется к моей щеке, нежно лаская ее, — Когда это «она», — Джису скользит рукой по моему подбородку, заставляя меня посмотреть ей в глаза, — И она — это ты. За эти годы я научилась читать эмоции Джису по ее глазам— гнев, печаль, радость и многое другое. Потому что в течение многих лет она смотрела на меня с этими эмоциями, плавающими в ее глазах так много раз, что я стала настолько знакома со всеми ними. Зрачки расширены от грубого и первобытного желания, голода и жажды, но также блестят от нежности, привязанности и нервной нерешительности — это сочетание, которое я видела только у других людей; читала о нем в книгах, сценариях и скриптах, но никогда не видела у Джису. Ну, не до сих пор. Дрожащее дыхание трепещет в моей груди, мои глаза сжимаются, когда ее признание полностью погружается в подтверждение эмоций, горящих в ее глазах, танцующих одновременно в хаосе и гармонии. Джису видела нас во сне. Ее большой палец скользит по нижней части моей губы, другая рука змеится к задней части моей шеи, затем она притягивает меня к себе. Я чувствую ее горячее дыхание на своих губах, прежде чем она соединяет их. Она тихо стонет от соприкосновения, звук этого прикосновения и легкое подрагивание ее губ на моих разжигают пламя, которое я изо всех сил стараюсь погасить. Джису целует меня. Джису целует меня. Джису целует меня. Джису целует меня.***
POV Джису Любить кого-то, влюбляться и все остальное, что находится между этими двумя вещами, — все это мне не чуждо. У меня были свои влюбленности, отношения с парнями, и, ради бога, у меня был жених. Так что нет, чувство развития чувств к человеку мне не чуждо. Но недавно я обнаружила, что это правда только в том случае, и только в том случае, если этот человек — парень. А Лиса, очевидно, нет. Потому что если бы она была парнем, и я чувствовала бы к «нему» то, что я чувствую к ней — то, как она постоянно находилась в моей голове, как мое тело реагировало на ее присутствие, или на ее отсутствие — я бы давно поняла, что после того, как она призналась или, может быть, даже раньше, что у меня уже есть чувства. Чувства, которые я никогда не думала, что когда-нибудь буду испытывать к девушке. И довольно глупо думать, что мое осознание было вызвано благодаря любопытной, очень любопытной незнакомке. Я не так легко ревную. Было даже время, когда бывший спрашивал меня, ревновала ли я когда-нибудь. Конечно, это нормальная человеческая эмоция, но я стараюсь быть максимально логичной, потому что ревность — это не очень приятное чувство, и я изо всех сил стараюсь избегать его. Мне это не нравится, потому что я точно знаю, что это такое — покалывание в груди, крутящиеся спазмы в животе, от которых меня тошнит. Боже, как же я это ненавижу! Так что в тот момент, когда я разговаривала с госпожой Чой, и это особенно отвратительное, неприятное чувство постепенно росло, я знала, что это такое. И я не могла долго игнорировать это. Я никогда не относилась к тому типу лучших друзей, которые ревнуют своих друзей к партнерам, потому что я уверена в своей дружбе с Лисой, так что причина, по которой я ревновала и ревную при мысли о том, что она снова с кем-то встречается, определенно не из-за этого. Это потому, что они — не я. Но я не могла заставить себя сказать об этом Лисе… Только не после нашего разговора. Я ждала ее возвращения на следующий день после того, как помогла госпоже Чой. Она удивилась, увидев меня проснувшейся, но я просто сказала ей, что мне нужно кое-что сделать. Мне пришлось придумать самую правдоподобную ложь, потому что, честно говоря, если и есть человек, которому не стоит лгать, так это Лиса. Она стала такой… проницательной, и это иногда раздражает. — Эй, у меня есть вопрос, и я хочу, чтобы ты пообещала ответить мне честно, — Шепчу я, когда она ложится рядом со мной, прижимаясь ко мне. Она быстро находит удобную позу, и я тихо смеюсь, играя с ее волосами. — Хорошо, обещаю, — Мурлычет Лиса, как очаровательная кошка, прижимаясь ко мне. И я говорю, что желание просто повернуться и поцеловать ее сейчас слишком сильно, но я останавливаю себя, мысленно похлопывая себя по спине за то, что смогла это сделать. — Что ты думаешь о том, чтобы снова начать встречаться? Я чувствую, как ее тело слегка дергается, возможно от шока, прежде чем она поворачивается ко мне. Ладно, определенно от шока, потому что это написано на ее лице. — Что? — Спрашивает она, сдвинув брови на переносице. — Ты слышала меня, — Тихо говорю я, массируя ее брови, — И ты обещала. Лиса прикусила нижнюю губу, на мгновение задумавшись. Это первый раз, когда мы собираемся поговорить о каких-либо отношениях, связанных с той ночью, когда она призналась, и я действительно понятия не имею, что она собирается сказать, так что каждая секунда, которая проходит, кажется часами. И кажется, что прошла вечность, прежде чем ее рот снова шевельнулся. — Знаешь, раньше, когда я смотрела на тебя, мое сердце бешено колотилось, готовила ли ты, спала или просто, блять, сидела там, — Лиса слегка хихикает, ее руки тянутся к моим волосам, накручивая пряди пальцем, — Хорошо, что я могу снова смотреть на тебя и делать это, не беспокоясь, что в любую секунду у меня случится сердечный приступ. Мне очень нравится это ощущение покоя. И прошло уже много времени с тех пор, как мое сердце чувствовало это, и знаешь, я просто хочу дать ему самый заслуженный отдых, так что нет, я пока не хочу снова встречаться. Она говорит мне, что больше не любит меня, и то, как ее губы изгибаются в красивой, безмятежной улыбке, полной облегчения и утешения, говорит мне, что она говорит правду, и все же я спрашиваю ее об этом. — Ты больше не любишь меня? И ты говоришь это не только для того, чтобы мне стало легче? Я двигаюсь, прижимаясь лицом к изгибу ее шеи, потому что не могу позволить ей смотреть мне в глаза прямо сейчас. Я боюсь, что она увидит полную противоположность этому. И я не могу позволить ей увидеть это, особенно после того, что она сказала. Любовь ко мне только причиняла ей боль и страдания. Я не могу снова внести такой хаос в ее жизнь. Я не могу. — Нет, нет, честно, — Вздыхает Лиса, поглаживая меня по спине, — Я знаю, что ты все еще чувствуешь себя виноватой, хотя это не твоя вина, что я влюбилась в тебя, но я говорю тебе это не для того, чтобы ты чувствовала себя лучше. Это правда, — Она делает глубокий вдох и выдыхает, — Я была так влюблена в тебя, что думала, что никогда не справлюсь с этим, но я так рада, что это случилось. У меня не хватило духу сказать Лисе, что я чувствую, потому что в какой-то степени, большой или нет, я знаю, что это нарушит покой, которого она так долго ждала, и я просто… Может быть, именно так мир восстанавливает свое равновесие. Она была совершенно бескорыстна, и теперь моя очередь отплатить ей тем же. Но с тех пор я так беспокойна, а ведь прошла всего неделя. Я даже не могу себе представить, как Лиса могла делать это так долго. И я знаю, что она заметила, потому что спросила, и я также знаю, что она заметила, что я лгу, но я благодарна, что она не настаивала. Я почти на грани безумия. И потом, этот сон. Неужели вы не просыпались от такого живого сна, что было так трудно поверить, что он не был реальным? Как будто вы знаете, что это был всего лишь сон, но простое знание этого не помогает, потому что это было так реально, как будто вы действительно могли это почувствовать? Я почувствовала. Мое тело было таким горячим, когда я проснулась, что я могла бы зажечь настоящий огонь, и я бы даже не почувствовала, что сгораю до хрустящей корочки. Я попыталась вздохнуть, чтобы успокоиться, но яркие образы, бесконечно мелькающие в моей голове снова и снова, делали это невозможным. Я перепробовала все, чтобы выбросить это из головы и восстановить равновесие, но когда Лиса попросила меня помочь застегнуть молнию на ее платье, я поняла, что проиграла, и когда я собственными глазами увидела, какое впечатление все еще произвожу на нее — как она дрожит от моего прикосновения, как неровно поднимается и опускается ее грудь, как сильно дрожат ее руки под моим взглядом, — я потеряла всякое чувство контроля. А потом я поцеловала ее. Я целую ее. И, как будто я целую ее в первый раз в своей жизни, и как бы банально это ни звучало, все, о чем я могу думать, это то, что я хотела бы сделать это раньше, потому что я забыла, какие мягкие у нее губы. И Боже, напоминание о том, как они ощущаются на моих, безусловно, ближе всего подводит меня к небесам. Но Лиса не целует меня в ответ. И чем дольше она не отвечает, тем больше во мне растет страх — страх, что я совершила необратимую глупую ошибку и только что все испортила. Но когда я начинаю отстраняться, Лиса обхватывает меня руками за талию и тянет назад с такой силой, что я падаю на нее всем телом. Она ловит меня, и я полностью сдаюсь, раздвигая губы и жадно принимая язык, который молит о входе. И я могу просто держаться за нее, мои руки цепляются за нее изо всех сил, когда она углубляет поцелуй, и я погружаюсь в нее еще глубже, отвечая взаимностью с таким же пылом. Это совсем не то, что у нас было. Совсем не то. Это жарко, страстно и голодно, как будто она выливает все, что она скрывала внутри после всех этих лет, и это очень красноречиво само по себе. Теперь я знаю, что то, что она сказала мне той ночью, не совсем правда. И то, как мое сердце отчаянно пытается выпрыгнуть из груди, стирает все мои скрытые вопросы о том, что я действительно чувствую к ней — точно так же, как она все еще чувствует ко мне. — Что… что сейчас… — Лиса запинается, подбирая слова, как только потребность в воздухе разрывает нас на части, мы обе отчаянно задыхаемся. Она мягко отталкивает меня, чтобы посмотреть на меня, удерживая мой взгляд, ища ответ на вопросы, которые она не может выразить словами. — Госпожа Чой спросила, почему я до сих пор не съехала. Если раньше она выглядела растерянной, то теперь она выглядит совершенно потерянной, как ребенок, разлученный с родителями в огромном торговом центре, полном людей. — Она сказала, что я должна съехать, потому что ты можешь захотеть снова встречаться, и тебе будет трудно звать их домой, если я все еще буду здесь, — Я позволяю своему взгляду опуститься на ее руку, когда крепко сжимаю ее в своей, — И я начала ревновать при одной мысли об этом. — Почему? — Лиса слегка наклоняется в сторону, чтобы снова поймать мой взгляд, и я позволяю ей перехватить мой взгляд. После поцелуя, который мы только что разделили, я не могу быть более уверенной в этом сейчас: — Потому что я люблю тебя, Лиса. Я влюблена в тебя. Лиса внезапно выпрямляется, выдергивает свою руку из моей, как будто ее только что окатили ледяной водой. И я не могу прочесть ее мысли. Ее стены снова поднялись, а лицо превратилось в пустой холст. — Ч-что случилось? Я что-то не так сказала? — Я заикаюсь в полном шоке, но она не отвечает и только тупо смотрит на меня. Боже, как бы мне хотелось, чтобы она не умела так хорошо скрывать свои эмоции, но, наверное, ей пришлось научиться этому, чтобы скрыть от меня свои чувства. — Лиса, поговори со мной, пожалуйста, — Прошу я, мой голос дрожит в горле, слезы начинают щипать глаза. — Ты не можешь просто так сказать это, Джису. Забыть тебя — это самое трудное, что я когда-либо делала, — Наконец говорит она, и то, как ее надломленный голос звенит по комнате, разбивает мне сердце. — Я понимаю… — Нет, ты не понимаешь! — Она резко обрывает меня, агрессивно качая головой, — Ты не понимаешь! Но я уже в порядке. Впервые за долгое время я могу искренне сказать, что со мной все в порядке, — Продолжает она дрожащим голосом, — Ты не можешь просто поцеловать меня и сказать, что любишь! Ты просто не можешь… Ты не должна этого делать! Стены, которые она выстроила вокруг себя, начинают рушиться, когда ее эмоции рвутся наружу. Она пытается удержать это в себе, но я мельком замечаю это… всего на долю секунды, прежде чем это снова исчезает. — Лиса… Чего ты так боишься? — И я знаю, что попала в точку и задала правильный вопрос, потому что ее плечи начинают дрожать. — Что, если ничего не получится? Что, если я потеряю тебя? Что, если ты поймешь, что на самом деле не любишь меня, и бросишь меня? Слезы текут по ее щекам, и страх в ее глазах, который я видела, вернулся и остался. Она выглядит такой чертовски напуганной, и я не знаю, что сказать, потому что не вижу, что ждет нас в будущем. Мы обе не знаем, и именно поэтому она боится. — Любовь — это прыжок веры, — Тихо говорю я, протягивая руку, чтобы вытереть ее слезы. Она закрывает глаза от моего прикосновения, на этот раз не отступая, — Прыгай вместе со мной. Лиса прижимается щекой к моей ладони, снова открывает глаза, и это самые грустные и полные сожаления глаза, какие я когда-либо видела. И мои собственные слезы начинают идти, когда яростная, огромная боль пронзает меня, потому что я уже знаю, каков ее ответ. — Любовь к тебе уже однажды уничтожила меня, Джису. Я была так разбита, что думала, что никогда больше не буду целой… Боюсь, что во второй раз я этого не переживу. Я не могу так рисковать. Извини.