Universal Constant

POV Лиса Я держу глаза закрытыми, а дыхание ровным с тех пор, как меня разбудила Джису, вошедшая в комнату. То, что произошло прошлой ночью, быстро возвращается ко мне, мгновенно проясняя то, что осталось от тумана сна в моем мозгу, и я не знаю, как смотреть ей в лицо. Я даже не могла открыть глаза, чтобы посмотреть, что она делает, боясь, что она заставит меня вставать, но по запаху лаванды, доносящемуся из комнаты, я поняла, что она только что вышла из душа, переодеваясь в рабочую одежду. Но прошло уже несколько минут с тех пор, как она вошла. Я уверена, что она закончила, но она все еще остается здесь. Я чувствую, что она стоит передо мной, просто стоит и смотрит, а я продолжаю притворяться, что сплю. Хотя, очевидно, что не сплю. Прошло много времени с тех пор, как первое, что я чувствовала, когда просыпалась, — это приступ боли, но вот она, привычно непрошеная. Все из-за одной и той же девушки, но по совершенно разным причинам. Я причинила ей боль, и от этого стало только хуже. Это больно, какой подавленной и удрученной выглядела Джису, но она кивнула и сказала, что понимает, когда я отвергла ее сердце; как она понуро пошла спать на диване и я не могла сказать, чтобы она осталась; как наша двуспальная кровать еще никогда не было такой большой без нее; и как я не могла заключить ее в кокон моих объятий, когда слышала ее подавленные рыдания, потому что я являлась их причиной. Я не солгала, когда сказала, что теперь у меня все хорошо — может быть, не во всех смыслах этого слова для всех остальных, но настолько хорошо, насколько я могла этого достичь. Потому что я никогда не перестану ее любить. Теперь я это знаю. Где-то на этом пути я поняла, что моя любовь к ней подобна вулкану — не потухшему, никогда не бездействующему, но в лучшем случае дремлющему. Как только я с этим смирилась, это было… нелегко, о боже, очень нелегко, но вполне выполнимо сбить его с пятого уровня тревоги до нуля. Это было самое трудное, что мне пришлось сделать, но мало-помалу, уровень за уровнем, мне удалось укротить и скрыть магму, которая всегда была стойкой и настойчивой, поднимаясь и извергаясь повсюду. До тех пор, пока не прекратились вулканические извержения. Любовь все еще там, как и всегда, и всегда будет, но только не в той же степени. Теперь она не такая дикая, как раньше, но спокойная и собранная — достаточно спокойная, чтобы больше не было больно; собранная настолько, чтобы мое сердце не разрывалось от одного ее вида. Это принесло мне столько покоя. Однако этот покой оказался неожиданно недолговечен, потому что Джису сказала, что любит меня так, как я никогда не думала, что она когда-нибудь сможет полюбить. Никогда за миллиард лет я бы не догадалась, почему она ведет себя так странно в последнее время именно по этой причине. Я никогда бы… не подумала об этом. На самом деле, я не думаю, что я впитала все это, прежде чем меня охватил страх после ее признания. Теперь, когда я выспалась и успокоилась, я понимаю, что не все во мне верит в это. Она влюблена в меня? Джису? Когда и как это произошло? — Когда и как это случилось? Мои глаза распахиваются, когда я осознаю, что озвучила свои мысли вслух. Попалась. Джису выдыхает через некоторое время, когда я просто тупо смотрю на нее, как будто мои губы приклеены, и я не могу ответить ей. Конечно, я не могу, потому что не готова к этому разговору. Еще. Джису понимает это, я думаю, потому что она облегчает мне смену темы. — Кстати, я знала, что ты не спишь. Уголки моих губ подергиваются в легкой гримасе. — Ты знала? — Ну, ты же храпишь, — Медленно начинает она и слегка пожимает плечами, — А сейчас ты этого не делала. Я решила, что ты уже встала. — Я храплю? — Спрашиваю я, щеголяя теперь полностью хмурым видом. — Если только у тебя в горле не застряло десять жаб, я уверена, что ты храпишь, — Слабо хихикает Джису, обхватив себя руками, — Ты много храпишь. В основном просто тихо. Но еще хуже, когда ты устаешь. Это было так громко, что я могла слышать тебя снаружи. Ты разбудила меня раньше будильника. Ложь. Не нужно так много изучать ее, чтобы понять, что она не спала и глазом не моргнула. Один взгляд на темные круги под ее глазами говорит мне, что она спала столько же, сколько спала бы я, если бы не была так измучена, чтобы провалиться в сон. И я чувствую укол вины в животе. — Я приготовлю кофе, — Она направляется к двери, но я не отвечаю и оглядываюсь, — Ты будешь? Я отрицательно качаю головой: — Я хочу снова заснуть. Сегодня никакой работы. — О, хорошо. Ты уже несколько месяцев рабски работаешь. Ты заслуживаешь немного отдохнуть, — Говорит Джису с намеком на улыбку, — Но если ты, гм, захочешь поговорить, я буду снаружи, — Добавляет она, прежде чем выйти из комнаты. Только когда я чувствую, что мои плечи расслабляются, я осознаю, насколько я была напряжена. Раздраженная, я подталкиваю себя вверх, прижимая колени к груди, чтобы позволить своему лицу упасть на них. Почему я так себя веду? Я взрослый человек, который может справиться со взрослыми разговорами, так почему же я убегаю? Я взъерошиваю волосы, встаю и решительно выхожу из комнаты. Когда я закрываю дверь с большей силой, чем нужно, Джису буквально подпрыгивает на месте, резко поворачивая голову в мою сторону. Не знаю, зачем я это сделала. Я просто расстроена из-за того, как я себя вела. — О, — Джису моргает от шока, затем тянется за другой кружкой. Она наливает кофе и добавляет два кубика сахара, прямо как я люблю. Она ставит его на стол и кивает мне, — Ты хочешь поговорить? Вместо ответа я сажусь на стул напротив нее и беру приготовленный ею кофе. Мне кажется, что я вижу слабую улыбку на ее губах, прежде чем она берет свой кофе, но это мимолетно. Может быть, мне просто что-то мерещится. — Когда ты спросила, как и когда это произошло, ты сомневалась в моих чувствах к тебе? Джису смотрит на меня впервые с тех пор, как мы сели, ожидая ответа, который так и не приходит. Она кивает и принимает мое молчание за согласие. Снова уставившись в чашку с кофе, она вдыхает столько воздуха, сколько вмещают ее легкие. — Я не знаю, — Выдыхает она, крепче сжимая кружку, — Знаешь, фамильярность может сбить тебя с толку. Джису всегда была рядом со мной так же, как я была рядом с ней. Наши отношения всегда были на грани того, что делают пары, как будто это целая большая серая область, оставляя только немного черного в стороне. Маленькая область, которую мы не пересекаем, но линия, которая разделяет друзей и больше, чем друзей, настолько легка и размыта, что я не осознавала, когда я тоже ее пересекла. Я понимаю, что она имеет в виду. Фамильярность может сбивать с толку во многих отношениях. — Тогда почему ты так уверена? — Не знаю, почему я кажусь маленькой и неуверенной в себе, но у меня пересыхает в горле, и забытый кофе в моей руке внезапно выглядит более привлекательным. — Сначала я не была. Сколько себя помню, я никогда не любила девушек, но уверена, что ты мне нравишься, — Легко вставляет Джису, и хотя она сказала это прошлой ночью, ее повторение пугает меня. Кофе тут не поможет, но мне больше не на чем было сосредоточиться, поэтому я подношу кружку ко рту, — Я же говорила тебе, что ревную при мысли о том, что ты будешь с кем-то еще. Это был мой сигнал к пробуждению, но этого было недостаточно, чтобы убедить меня по-настоящему, поэтому, когда кое-кто пригласил меня на свидание, я пошла просто проверить это. Я сожалею о том, что решила сделать огромный глоток кофе в то же самое время, как Джису говорила, потому что жидкость течет не туда, и я задыхаюсь, и дышу, и кашляю, и держусь за свою жизнь одновременно. — О боже, — Выдыхает Джису и в мгновение ока оказывается рядом со мной, нежно похлопывая меня по спине, — Ты в порядке? Я сгибаю пальцы для знака «окей», тяжело сглатывая и переводя дыхание, после того, что кажется вечностью: — Ты видела мои легкие? Кажется, я их выплюнула, — Задыхаясь, говорю я, выпрямляясь. Джису вздыхает с облегчением, потом смеется: — Ну ты и тупица! — Ты любишь меня, — Отвечаю я, не теряя ни секунды. Если мы с Джису что-то и делаем, так это подшучиваем друг над другом. Всегда, как будто это рутина, так что это просто сорвалось с моего языка бессознательно, и только мгновение спустя я понимаю, что это не то, что я должна сказать прямо сейчас. Мои широко раскрытые глаза устремляются на Джису, и ее брови взлетают вверх. Она выглядит одновременно удивленной и изумленной, но выражение ее лица быстро разглаживается, тепло и нежность излучаются из ее взгляда. Нервно покусывая нижнюю губу, она бормочет: — Да, люблю. Джису убирает волосы, выбившиеся из моего уха, и ее пальцы задерживаются на секунду дольше, прежде чем снова обхватить кружку. Мое лицо, вероятно, все еще красное от моего почти смертельного опыта всего минуту назад, поэтому я надеюсь, что это маскирует румянец, который появляется под ним. Очевидно, что румянец виден, потому что Джису перестала покусывать свою губу, веселье затопило ее черты, уголок ее рта растянулся в мимолетной ухмылке. То, что она видит, дает ей прилив уверенности, и она выплескивается наружу — настолько, что она решает не возвращаться на свое место и вместо этого садится на стол перпендикулярно мне, скрестив ноги и свесив их через край. Ткань ее брюк касается обнаженной кожи моего бедра. Она остается… близко. И я стараюсь, чтобы меня это не беспокоило. — Так… — Я прочищаю горло, мои глаза мечутся везде и всюду, пока не фокусируются на дальнем конце кухни, — Ты не сказала мне, что ходила на свидание. Если Джису тихонько хихикает из-за остроты в моем тоне, то мне наплевать. Дело не в том, что я ревную (а я совершенно не ревную, кстати), просто мы рассказываем друг другу разные вещи, особенно те, которые связаны с твоим первым свиданием после того, как ты рассталась со своим женихом. — Я помогала госпоже Чой всю неделю и однажды вечером встретила ее внука. Он пригласил меня выпить, — Я киваю, игнорируя боль в груди, — Он был симпатичным, милым, забавным и настоящим джентльменом, и, хотя Миссис Чой говорила мне, что он тупой, он был очень умен. Он подходил по всем параметрам в списке, — Продолжает Джису, и я вижу, как она смотрит на меня краем глаза, вероятно, оценивая мою реакцию, поэтому я стараюсь сохранять нейтральное выражение лица. Ладно, может быть, я раздражена. Она только что буквально призналась мне в любви прошлой ночью, но вот она здесь, болтает о другом мужчине, как будто ничего этого не было. Я думаю, она просто попала в ловушку момента, и не любит меня так сильно, как хотела бы, чтобы я поверила. — Он должен был мне понравиться. Он тот парень, который мне бы понравился. Я в замешательстве хмурю брови и слегка поворачиваю голову, чтобы посмотреть ей в лицо: — А он не понравился? Потому что это звучит так, что понравился. Джису усмехается, качая головой: — Он снова пригласил меня на свидание. После того, как он проводил меня домой. — Держу пари, ты сказала «да», — Я делаю глоток кофе, и по какой-то причине он становится еще более горьким во рту. — Нет, — Прерывисто выдыхает она, но, когда я смотрю на нее из любопытства, ее глаза закрыты, — Ты спросила, почему я так уверена. Когда это было, я… Потому что я все время думала о тебе, пока была с ним. Так зачем мне соглашаться, когда я ясно сказала, что ты мне нравишься? — Я не знаю? Может быть, я тебе не очень нравлюсь? — Я заикаюсь на последнем слове, и мое дыхание прерывается, когда веки Джису трепещут, открываясь, и она смотрит мне в глаза. Ее глаза, они выглядят… вызывающе напряженно. Что-то знакомое вскипает во впадинах моей груди, и я отчаянно вцепляюсь в это точно так же, как и прошлой ночью, но то, как глаза Джису покрыты яростью, настолько гипнотизирует, что я не могу отвести взгляд. Почему-то это не пугает, а как бы успокаивает. — Я все думала о том, как ты бы безжалостно шлепала меня по руке, смеясь над моими шутками, но он этого не делал… О том, как ты украла бы оливки из моего мартини, потому что ты их любишь, но он этого не сделал… О том, как ты сказала бы что-нибудь глупое, чтобы вывести меня из себя, и мы бы ввязались в глупую ссору, но он этого не сделал… Это самые маленькие, самые глупые вещи, которые не должны были иметь значения, но я обнаружила, что ищу их… Ищу тебя. Джису замолкает с плотно сжатыми губами и не спеша смотрит на меня, чтобы впиться в меня взглядом, и я радуюсь, что сижу, потому что мои колени могут подогнуться в любую секунду. Я пытаюсь успокоить свое сердце, потому что все это звучит слишком знакомо. Может быть, это было целую вечность назад, но я слишком ясно помню, как я поняла, что на самом деле чувствую к ней… И то, что она только что сказала, странно слишком похоже. — Я не жалею, что поцеловала тебя, потому что хотела сделать это с той ночи. И я хочу сделать это снова. Джису придвигается ближе, и на секунду мне кажется, что она собирается поцеловать меня, но вместо этого она сворачивает, ее губы останавливаются около моего уха, слегка задевая его. Каждый волосок на моих руках встает дыбом, когда я дрожу. — Я не буду этого делать, потому что я уважаю тебя, и ты ясно дала понять, что я больше не могу этого делать. Но я хочу этого, потому что мои чувства к тебе так сильны, что я просто хочу доказать тебе, насколько. Так что, пожалуйста, никогда больше не подвергай сомнению мои чувства, потому что это заставляет меня хотеть доказать это еще раз. Не для этого я прошла через потерю самообладания и теперь… все еще еле держусь на волоске, чтобы сдержать себя, только чтобы ты усомнилась в том, что я люблю тебя, — Шепчет Джису, звуча так решительно и непоколебимо, что мне требуется вся моя сила воли, чтобы не упасть в обморок. Она отстраняется ровно настолько, чтобы снова встретиться со мной взглядом, ее глаза горят и впиваются в меня так, что мое сердце подпрыгивает к горлу. — Извини, я тебе верю, — Выдыхаю я, морщась от того, что мой голос звучит так, будто у меня сужено горло. Каждая клеточка моего существа знает, что именно это она хочет услышать, и я рада, что мне не пришлось лгать ей, потому что я убеждена. Я не знаю, действительно ли мое суждение настолько достоверно прямо сейчас, потому что я чувствую себя слишком головокружительно. Почему в середине зимы так чертовски жарко? — Хорошо, спасибо, — Джису смягчила пыл в своем голосе, и, хотя она больше не шепчет, теперь он почему-то звучит мягче, — Жаль, что я не догадалась об этом раньше. Мы могли бы быть так счастливы. Я знаю, ты тоже это почувствовала… когда мы целовались. И это толкает меня дальше в кроличью нору, когда что-то сдвигается внутри меня — что-то вроде земной мантии, расплавленной в магме, отказывающейся больше оставаться в ловушке внутри, извивающейся от ослабевающих тисков, которые отчаянно все еще правят ею — потому что я точно знаю, что она имеет в виду. Я точно почувствовала, что она имеет в виду. Когда я притянула Джису к себе, когда почувствовала, что она начинает отстраняться от поцелуя, на который я была слишком потрясена, чтобы ответить, я не думала — я только чувствовала, действуя исключительно на таких грубых и всепоглощающих эмоциях, которые нахлынули на меня, когда ее губы коснулись моих. Она заполнила все мои чувства, и я просто хотела большего от нее. И в этот безрассудный момент, когда мой мозг отключился, не в состоянии думать и давать какие-либо рациональные суждения, когда я потеряла все свои запреты, я была счастливой… самой счастливой, какой я когда-либо была в своей жизни. Если это хоть малейший намек на то, что могло бы быть, я знаю, что Джису подняла бы меня так высоко в новые, неизведанные высоты. И Боже, возможность этого заставляет меня сомневаться в себе, и часть меня просто хочет сказать: к черту все это, потому что это все еще может произойти. Но я на собственном опыте убедилась, как сильно человек способен любить — непостижимая сила и масштаб того, как сильно я могу любить ее. И, чтобы разрушить мою эмоциональную стену, позволить всей той любви, которую я знаю, что есть во мне, вспыхнуть и течь снова, только для того, чтобы я сдержала ее еще раз в конце концов, пугает меня до чертиков. Как бы я хотела, чтобы это не были страх и паника, которые проявились во мне и поглотили меня целиком после ее признания; как бы я хотела, чтобы я просто нашла в себе силы смело нырнуть головой вперед, когда Джису попросила меня любить ее, потому что любить ее на самом деле не так уж трудно… все дело в том, чтобы оправиться от этого. Итак, то, что я ей сказала, было правдой — это правда. Мне страшно. Она любит меня сейчас, но не может обещать, что будет любить и в будущем. И это чертовски страшно. Я не могу просто бросить свое сердце в неизвестность, не думая о страшных последствиях, которые это может принести. Это будет труднее, потому что это будет по-другому в том смысле, что я тоже смогу испытать ее любовь и полное, неописуемое блаженство, которое, я уверена, она мне подарит. И какая-то часть меня предпочла бы вообще не знать, каково это, чем чтобы это было отнято у меня по какой-то причине в будущем. Теперь есть пара обнадеживающих крыльев, которые хотят поднять меня в небо и показать мне, что лежит над облаками, но все еще есть эта рука тревоги, которая тянет меня обратно на землю, где все безопасно и известно. На самом деле, я только что превратилась в огромный шар внутреннего конфликта, и то, как Джису практически дышит мне в лицо, заставляет меня все труднее и труднее дышать и думать, дышать и думать, а когда я не могу думать, я должна знать по опыту, какая сторона выигрывает. Воспоминание о том, что на вкус она похожа на клубничную помаду, поражает меня, как товарный поезд, когда мой взгляд скользит вниз к ее губам в форме сердца. Я наблюдаю, как высовывается язык Джису, влажно облизывая их, и я знаю, чего она ждет дальше. Сделала ли она это бессознательно или нет, приглашая меня, не имеет значения, потому что в любом случае, я уже закончилась, как личность, и все, что я хочу сделать, это снова поцеловать ее. Но серия громких ударов, которые эхом разносятся по комнате, заставляет меня вздрогнуть, и «Эй!» — то, что следует за этим, заставляет меня резко встать на ноги от полномасштабной паники. — Блять! — Вскрикивает Джису, ее рука взлетает, чтобы зажать нос. Ее нос? А? На секунду я в замешательстве, потом жжение на лбу наконец-то проходит, и я громко ахаю. О, Боже мой, мать твою… Я врезалась в ее нос! — Черт, извини! Прости! — Я вздрагиваю, делая один большой шаг к ней, мои пальцы сжимают ее локти, не зная, что еще сделать, — Мне так, так жаль! О боже, тебе больно?! — Ну конечно же, тупица! — Она кричит, посылая слезливый, смертельный взгляд в мою сторону за то, что задала такой глупый вопрос, когда она буквально согнулась пополам от боли. Я чувствую, как вся моя кровь приливает к лицу и к плечам от крайнего смущения. — Я тебя там слышу! — Говорит миссис Чой из-за двери, и снова раздается несколько нетерпеливых стуков. Мы обе поворачиваем головы к двери, и Джису буквально трясется от гнева в моих объятиях. — Грх, я убью ее! — Джису вырывается из моих рук и топает к двери, рывком распахивая ее и открывая взору вечно непримиримо грубую старушку-соседку. — В чем дело?! — Йоджи здесь? Они обе спрашивают одновременно, и миссис Чой удивленно моргает, когда замечает раздражение в тоне и лице Джису, но я не вижу, потому что она смотрит в другую сторону от меня. Миссис Чой изучает Джису, потом меня из-за плеча Джису, потом снова мою лучшую подругу. У старушки, по крайней мере, есть немного приличия, чтобы выглядеть застенчивой: — Простите, я вам чем-то помешала? — Спрашивает она. — Да! — Джису говорит одновременно со мной, — Нет! — Нет? — Джису резко оборачивается, нахмурив брови, но я быстро опускаю глаза, слишком трусливая, чтобы встретиться с ней взглядом. Теперь, когда я вышла из того оцепенения, в котором была минуту назад, я снова схожу с ума. У меня голова идет кругом от мысли, что я собиралась ее поцеловать. О чем я только думала?! Я не думала. Вот в чем проблема. — Ладно, ладно, — Слабо бормочет Джису. И я прикусываю губу от того, как пораженно это прозвучало, — Мне нужно идти. Я опаздываю на встречу, — Продолжает она после паузы. Я не знаю, говорит ли она со мной или с госпожой Чой, но, когда та не отвечает, я думаю, что со мной. Я все еще не отвечаю ей, но потом слышу, как она вздыхает и начинает двигаться. Когда стук каблуков Джису уже не слышен, я снова поднимаю голову и вижу, что госпожа Чой все еще стоит в дверях и хмуро смотрит на меня. — Ч-что? — Спрашиваю я. Миссис Чой оглядывает меня с ног до головы, на ее лице написано отвращение: — Не могу поверить, что она отказала моему внуку из-за такой неудачницы, как ты. Мои челюсти сжимаются, а зубы сталкиваются вместе, но я останавливаю себя, делая успокаивающий вдох и потирая виски круговыми движениями. Мне не стоит злиться на госпожу Чой, даже если старушка и дальше будет совать свой нос туда, куда ей не положено. — Вы ничего не знаете, — Слабо бормочу я, — Йоджи здесь нет. Пожалуйста, закройте дверь. — Тонкие стены, — Говорит Миссис Чой, стуча по стене рядом с ней, как будто в доказательство своей правоты. На самом деле они не тонкие, но звук проникает, особенно когда люди кричат, что я и делала прошлой ночью, — Я знаю достаточно из того, что слышала. — И я не спрашиваю Вашего мнения, — Шиплю я сквозь зубы. Я не в настроении принимать дерьмо от нее после дерьмового шоу, которое я только что буквально устроила. Я чувствую себя дерьмово, и мое терпение на исходе. — Нет, но я даю его тебе. — Пожалуйста, Миссис Чой. Просто уйдите. Эти слова, по-видимому, не доходят до её ушей. — Женщина, которую ты любишь, наконец говорит, что любит тебя, и что? Ты что, струсила? Потому что что? Ты боишься, что тебе сделают больно? Трусиха, — Выплевывает Миссис Чой, — Вот кто ты такая. Закрыв глаза, когда я начинаю видеть черное, я откидываю голову назад, когда моя рука скользит вверх по моим волосам, сжимая их в кулак, чтобы сохранить то, что осталось от моего самообладания. — Ее бывший жених обращался с ней как с дерьмом. Мужчина, с которым она когда-то собиралась провести всю свою жизнь, отбросил ее в сторону, как ненужный мусор. Ей пришлось смириться с этим, в то время как худшее, что она сделала с тобой, — это не обращала внимания на твои чувства. Джису никогда не делала ничего, что могло бы намеренно причинить тебе боль. Внезапная перемена в тоне госпожи Чой заставляет меня медленно открыть глаза, и мои плечи опускаются, потому что разочарование в ее голосе также ощутимо во всем ее теле. И вся борьба и гнев сразу покидают меня. — К чему Вы клоните? — Я сокрушенно вздыхаю. — Джису любила его ничуть не меньше, чем ты ее, высокая девчонка. Она понимает, — Взгляд госпожи Чой пронзает меня насквозь, как будто этого должно быть достаточно, чтобы я поняла, но это не так, и я думаю, это видно, потому что старушка вздыхает, качая головой. — Джису понимает, как трудно забыть того, кого она любила всем сердцем, — Говорит мне Миссис Чой. Я думаю, она действительно слышала меня прошлой ночью, — Ты думаешь, она не боится? Ты не единственная, кто пострадала от слишком сильной любви к кому-то. И если кто-то и должен бояться больше, так это она. Ей приходилось гораздо хуже, чем тебе. Боль есть боль. Вы не можете ослабить чью-то боль только потому, что вы страдали больше. Это то, что я хочу думать, но я понимаю, почему миссис Чой сказала то, что она сказала, и я… понимаю, потому что на самом деле Джису действительно было хуже, потому что она уже потеряла его. Джису пережила то, чего я боюсь больше всего, потому что она уже потеряла того, кому искренне отдавала всю свою любовь. Она из всех людей должна понимать такую боль, и все же она все еще готова рискнуть своим сердцем снова из-за меня, со мной, но я даже не могу найти в себе мужества дать ей шанс. Госпожа Чой права. Я трусиха. — Ты хочешь, чтобы тебя оставили в покое? Хорошо. Я рада, что она нашла себе место и переезжает отсюда. Может быть, ты поймешь, что сделала неправильный выбор, когда ее больше не будет рядом, — Усмехается Миссис Чой, когда я просто остаюсь на месте, тихая, как ягненок. Я быстро моргаю: — Подождите, что. Что Вы сказали? — Ты меня слышала, — Последнее, что говорит Миссис Чой, прежде чем закрыть дверь.