Так говорит Джо

Джо просит ее повторять: — Славься Джо! — Скажи еще раз! — говорит он. Они в постели, им хорошо, и самое время говорить глупости. — Ты что шутишь? — смеется Эмма. — Нет, — отвечает Джо абсолютно серьезно, зачарованно глядя на нее. Эмма шепчет: — Славься Джо! Он прикрывает глаза, тянет: — Нет, громче. — Прекрати! — смеется Эмма, ворочаясь в постели. Она чувствует себя такой девчонкой. — Серьезно, — говорит Джо. — Громче. Звучит, как команда, довольно жестко, и Эмме становится еще смешнее. — Славься, Джо! — кричит она, прижав руку к сердцу, получается совершенно по-дурацки, но Эмма просто не может произнести это с серьезным лицом. Они оба смеются, Джо фыркает. Они целуются, и это так здорово и сладко, Джо в этот момент ей почти принадлежит, во всяком случае, Эмма так нужна ему сейчас. Все, конечно, портит Мэнди. — Стучать разучилась? — рявкает Эмма, Мэнди делает вид, что не обращает на нее никакого внимания. — В чем дело? — спрашивает Джо добродушно. — Роберт тебя ищет, — говорит Мэнди тихонько. — Хорошо, сейчас приду, — отвечает Джо и, стоит Мэнди скрыться за дверью, Эмма вскакивает с постели. — Она специально так вошла! Джо вздыхает. — Эмма, Мэнди одиноко, и ей нужен друг. О, всепонимающий Джо, ну разумеется. — Ей нужны манеры. — Девочка недавно лишилась матери, — говорит Джо. — Будь с ней поласковее. Эта его удивительная способность так нежно и походя сделать ей больно. Лишилась матери, надо же! Джо, как ни в чем не бывало, продолжает: — Нам нужно больше союзников, Эмма. А Роберт, он с нами? — Да, — отвечает Эмма. — Ему можно доверять. Но остальных нужно убедить. Джо вздыхает, мол, скучно, что никто не готов убивать сразу, скучно и лень кого-нибудь в чем-нибудь убеждать. Эмма думает, время ли сейчас, место ли сейчас, и решает, что все-таки да. Она ложится к Джо снова, и рука его тут же проходится по спине, нежно оглаживает, чуть подталкивает Эмму ближе к нему. — Джо, я хочу принимать решения вместе с тобой. Не задвигай меня, это важно. Эмма взрослая девочка, теперь уже точно. И она многое ради этого сделала. Ей тоже хочется стать частью истории. Не винтиком, а драгоценным камушком. Джо прижимает горячие ладони к щекам Эммы. — Ты — моя главная соратница, — говорит он. — Моя верховная жрица. И, наконец, он добавляет: — Ты нужна мне. Чудесная музыка. Джо притягивает ее к себе и целует. Ни через какую минутку он к Роберту не идет, Джо любит трахаться, и любит опаздывать, а тут все волшебным образом складывается. Они проводят в постели еще часа два. Потом Джо идет к Роберту, а Эмма остается лежать на влажных простынях. Ну вот, думает она, теперь я взрослая. Сколько лет прошло, и это случилось. Для того, чтобы повзрослеть, пришлось убить изрядное количество людей и присоединиться к деструктивной секте. Но теперь Джо воспринимает ее всерьез. Есть и еще один признак взрослости, весьма тревожный — задержка, уже две недели. Конечно, всякое может быть, но обычно у Эммы все работает как часы. Этого стоило ожидать, но получается все равно обидно, особенно учитывая, что Эмма не может рассказать о своих подозрениях Джо. Крайне не вовремя. Впрочем, возможно, ничего и нет. Тест на беременность в Корбане все равно не достать, но, может, получится посетить цивилизованный мир снова. Джо зовет ее смотреть психопатов. — Там такие психопаты! — говорит он. — Загляденье. Все, как ты любишь. Священные воины, конечно, не очень впечатляющие, но Роберт собрал всех, кого мог: бессердечный симпатяга охранник, похожий на Орландо Блума, жирная истеричка, бывший военный, пытавший заключенных в Гуантаномо или типа того, и депрессивная пиздючка лет восемнадцати. Это те, кто готов убивать прямо сейчас. Не густо, но и не пусто. — Таких, как они, мало в Корбане, — говорит Роберт. Ну да, секта вроде как мирная. Однако, Джо это исправит. А начинать с чего-то все равно надо. Священные воины скоро отправятся в Нью-Йорк (жаль, никого из них не попросить привезти тест на беременность), и они вместе с Джо идут к остальным дебилам в красном, промывать им мозги. Джо артистичный, яркий, сверкающий и сияющий, и такой чувственный. Эмма слушает его с восхищением. Так хорошо поставлен его голос, и хотя бредовые слова об искуплении, Боге и крови ее не трогают, сам Джо, его грусть и радость, все это завораживает Эмму, как волшебная мелодия Крысолова из Гамельна. И, когда Джо скандирует: — Искупления без крови не бывает! — Эмма присоединяется к хору голосов с радостью и восторгом, чувствуя себя причастной к чему-то великому, к спектаклю, который потрясет весь мир. Искупления без крови не бывает. А что вообще бывает без крови? Ну, разве что специальные дни Эммы в этом месяце. После выступления Джо настроение у Эммы резко улучшается. Джо, кажется, тоже в полном восторге от себя самого, впрочем, это его обычное состояние. Джо болтает с Мэнди, и все у него хорошо. И день прошел бы здорово, если бы Эмма не увидела репортаж о задержании доктора Штраусса. Джо говорил об этом человеке, как о своем учителе. А теперь он схвачен и, судя по репортажу, полностью сотрудничает с властями. Джо, конечно, говорит, что этого не может быть. В неудачи он вообще не очень верит. — Так, — говорит он. — Все в порядке, я позвоню Джене. Его подружка из ФБР. О, у Джо есть женщины на все случаи жизни. Трубку, однако, берет Райан Харди. Эмма тут же кидается к Джо: — Положи, положи трубку! Не рискуй! — шепчет она, но Джо прикладывает палец к губам. — Джо, будь благоразумен! Эмма кружит вокруг него, но Джо отстраняет ее, легко уворачивается, когда она пытается выхватить у него телефон. Ну вот, думает Эмма, началось. У него опять каша в голове. Джо, конечно, в первую очередь понтуется, говорит, что у него есть целая священная армия. Эмма думает: да, жируха, красавчик, грустинка и, о Боже, настоящий вояка. Аж четверо. Эмма думает, что Джо говорит слишком много, но ровным счетом ничего не может с этим поделать. Джо — страшный болтун, его не остановишь. А между тем ФБР пытается отследить звонок. И повезет, если эта Джена, вроде бы она убита, была хорошим программистом. Джо обещает спасти весь мир и хорошее шоу. В этом весь Джо. И он идиот. Пока Джо болтает с Райаном Харди, он выглядит вполне благодушно, но замирает, как только бросает трубку, в странной его неподвижности есть что-то очень жуткое. Эмма делает шаг ему навстречу, но зря. Стоит ей позвать его, как Джо швыряет телефон ровно между ней и Мэнди. — Одну минутку, — говорит Джо, показав свои жуткие зубы. Эмма понимает его правильно. Осторожно, не показывая страха, как следует поступать, имея дело со злым животным, она проходит мимо него, хватает Мэнди за руку и уж тогда — бежит. Ладонь у Мэнди влажная-влажная, холодная, ужасно скользкая. Она шепчет: — Эмма, у него ведь это пройдет? — Да, — говорит Эмма, не зная точного ответа. — Да, пройдет. Она не удерживается и гладит Мэнди по пушистым, мягким волосам. — Все будет хорошо. А Мэнди вдруг плачет. Эмма не мастер утешений, она так и стоит, наблюдая, как Мэнди покачивается перед ней на пятках и льет слезы, нелепая, долговязая девочка. Эмма повторяет: — Все хорошо, правда. Только будь сильной. Не то чтобы Эмма любит Мэнди, и даже не то, чтобы Эмме ее жалко. Всех этих чувств у Эммы давным-давно ни к кому нет, кроме Джо. И все-таки. Эмма будет рада, если Мэнди окажется достаточной сильной девочкой. Когда-то сама Эмма переломала себя, чтобы оказаться сейчас здесь. От Мэнди требуется не меньше, чем это. Но Мэнди не хочет учиться убивать. Она среди тех, кто не может лить кровь, хотя настоящая тренировка еще даже не началась. Мэнди в слезах уже от одной теории. Джо обещает: — Наступит момент, когда они, наконец, поймут, что вы преподносите им величайший дар. Эмма знает об этом все. В тот момент, когда все заканчивается, в смысле, совсем-совсем, в человеке действительно появляется что-то такое — ощущение несказанной легкости. Мы все приходим в этот мир такими симпатичными и невинными, но, когда уходим, каждому есть с чем расстаться без сожалений. Смерть дарит избавление от жизни. Принято недооценивать эту ее сторону, и совершенно зря. Человек, избавленный от жизни, в последний миг, кажется, счастлив. И Эмма понимает, почему. Джо ласково утешает женщину, которая говорит, что это не ее путь — лить кровь. Говорит с ней, говорит о выборе, о любви. Но он не замечает, как смотрит на него Мэнди. Вот кто на самом деле не может лить кровь. Вот кому сейчас очень тяжело. И Эмма ужасно злится. Она тоже прошла через это. И она когда-то смогла. А Мэнди думает быть рядом с Джо и остаться чистой. Так не бывает. Вечером, после ужина, Мэнди сидит у костра одна, и Эмма подходит к ней. — Сегодня ты облажалась. Ты же это знаешь? — Джо говорит, все в порядке, — отвечает Мэнди тоном обиженного ребенка. Нет, малышка, не в порядке, думает Эмма. Ты должна быть сильной или не быть вообще. — Джо сказал дать тебе еще один шанс. Надеюсь, ты его не разочаруешь, но я уверена в обратном. Тут Мэнди вскакивает: — Тебя бесит, что Джо считает меня особенной! Эмма пожимает плечами. Нет, дело в другом. Во всяком случае, так ей кажется. — Вовсе нет. Мне достаточно того, чтобы ты уважала мои с ним отношения. И не вламывалась к нам в комнату, например. — Конечно, — скалится Мэнди. — Что бы это ни значило. — Слушай, — говорит Эмма. — Джо хочет, чтобы мы ладили. Давай притворимся для него. Почти слово в слово то, что она сказала когда-то Клэр. И тон прежний. Кое-чему Эмма совсем не научилась. — Ладно, — говорит Мэнди. — Тем более, ты только на это и способна. Я читала книгу! А, ну да, там Эмма выставлена лицемеркой, никогда и ни к кому, кроме Джо, не испытавшей никакой привязанности. Выхолощенной обманщицей. — Поосторожней, малютка, — говорит Эмма. — Ты не понимаешь, с кем имеешь дело. Даже если и с выхолощенной обманщицей, продуктом распавшейся семьи, импульсивной и склонной к риску. Что с того? Тем Эмма опасней. Мэнди говорит: — Это ты не знаешь, с кем ты имеешь дело. Ты не одна тут, кто убил свою мать. О, думает Эмма, почерк Джо вполне узнаваем. Лиши девочку матери, и она твоя навсегда. Мэнди уходит, а Эмма думает: тогда за чем же дело стало? Твоя жизнь уже разрушена. Быстрее, кошечка, убивай, убивай, убивай! Было такое старое кино. И в то же время Мэнди нравится Эмме чуточку больше. Из четверых священных воинов возвращаются двое, и не те, про кого Эмма думала. Она ставила на красавчика и вояку, а возвращаются красавчик и жируха. Джо устраивает для них большой праздник с огнями, чествованиями и благословениями. Джо режет себе руку (у него при этом весьма страдальческое выражение лица), своей кровью помазывает их в ранг священных воинов. Праздник удается на славу. Джо умеет сделать шоу из чего угодно. Еще через две недели наступает самый главный день для Мэнди. Джо учит убивать людей. На кушетке, крепко привязанная ремнями, оказывается одна из женщин, которые утверждали, что насилие — не путь Корбана. Остальные заперты, думают над своим поведением. Остались только крепкие девочки и мальчики, ну, и Мэнди. Джо спрашивает, кто готов перейти к последнему этапу. Эмма уже изучила всех дебилов Корбана, она знает их по именам, знает, что они из себя представляют. Джо выбирает Анжелу (он не знает ее имени, но ему подсказывает Эмма), психованную истеричку, так и не перешагнувшую через смерть своего жениха в автокатастрофе. Печальное зрелище. Глаза ее всегда слезятся, и она такая нервная, все время дрожит, как мышь. Но такие девочки и показывают класс. Эмма сама психованная истеричка, она знает, как это бывает. — Расскажи, — говорит ей Джо мягко. — О своем самом счастливом моменте. И Анжела вдруг рассказывает такую трогательную историю о лете, море и легкости, о том, какая это свобода — любить, и плавать, и быть счастливой. Эмма и не думала, что ее может тронуть такой милый и простенький рассказ. — Прекрасно, — говорит Джо, заглядывая Анжеле в глаза. — Именно это чувство, безмятежности, свободы, этот подарок ты могла бы сделать всему миру. Голос у Джо вкрадчивый, мягкий, взгляд блестит. Эмма все это помнит. Кажется, будто кто-то слышит тебя впервые в жизни. И, если ты психованная истеричка, то сложно не купиться. Джо машет рукой Эмме, и она стягивает простынь с привязанной к кушетке девушки. Джо говорит: — Карла лежит сейчас перед тобой, и ты можешь освободить ее. Освободить от жизни и ее тягот. Как думаешь, Анжела, у тебя получится? — Да, — говорит она неуверенно. — Наверное. Джо задирает на Карле майку, оглаживает ее по животу, нежно, успокаивающе, а потом дает Анжеле нож. Сначала она колеблется, ее еще надо накрутить, но это совсем недолго. Нож в ее руках дергается, но Джо точно указывает место, куда бить. Ошибки быть не должно. — Давай, — шепчет он Анжеле, и нож, наконец, входит в живую плоть. Кто-то в зале вскрикивает, кто-то вздыхает. Анжела неожиданно успешна — все происходит очень быстро, а, может, у Карлы просто слабое сердце. Джо обнимает Анжелу, а остальные ее поздравляют. Эмма думает: Мэнди, дурочка, эта девчонка предназначалась тебе. А ты не справилась. После всего Эмма говорит Джо о том, что с Мэнди нужно что-то делать, запереть вместе с остальными упрямицами, к примеру. — Избирательная поддержка здесь не приветствуется, — говорит Эмма. — Корбан — это единство, помнишь об этом? — Давай-ка я сам подумаю, как с ней поступить, — говорит Джо. — Я считаю, она слишком мягкотелая. Она не справится. — Верно подмечено, — задумчиво отвечает Джо. — Верно подмечено. Эмма ужасно раздражена, к задержке добавились и другие признаки: тошнота по утрам, головокружение, теперь проблему уже не получается игнорировать. Эмма не знает, что делать, вряд ли у нее получится наведаться в Нью-Йорк, чтобы достать нужные таблетки или, тем более, лечь на операцию. Более того, Эмме не хочется этого делать. В конце концов, это ребенок Джо. Но Эмма не может ничего создавать, она умеет только разрушать. Как же не вовремя. Эмма почти решается ему сказать, во всяком случае, между ними не будет тайн, но ей мешает Роберт. Он приходит со своим нытьем про Карлу, говорит, мол для него Карла была особенная женщина, добрая, понимающая, и все такое. — Да, — говорит Джо. — Она очень особенная женщина. Поэтому она и была избрана. И тут Роберт спрашивает: — Ты правда в это веришь? Джо, не моргнув глазом, отвечает: — Конечно, я верю, всем сердцем. А ты? Роберт теряется. — Да, да, да, — говорит он. — Разумеется, я верю. Просто некоторые сомневаются в твоей искренности. Из-за твоего прошлого. Ну да, некоторые — это значит он. Джо болтает с ним долго и ласково, кажется, его ни на секунду не беспокоят ничьи сомнения, в своей вере он абсолютно тверд. Когда Роберт уходит, Эмма спрашивает: — И что это было? — Ну ты видела, он меня допрашивал! Джо и раздражен и будто бы веселится. Эмма думает: не пора ли гасить Роберта? С другой стороны, среди дебилов он, конечно, авторитет. — Теперь у нас точно есть проблема, — говорит Джо. — Скажи, а ты можешь на него как-нибудь повлиять? Эмма тут же понимает, к чему он клонит. О том, чтобы откровенничать с Джо, теперь не может быть и речи. — Не уверена, — говорит Эмма. — А ты придумай, — отвечает Джо. — Остальные ему доверяют, нам нужно держать Роберта как можно ближе. Эмме уже давно не было так обидно, но не стоит забывать о том, что Джо это Джо, люди — прекрасные животные, а зло и уродство есть повсюду. Она подлавливает Роберта, когда он сидит в одиночестве, наверное, грустит по своей Карле. Эмма даже не помнит, что ему там плетет. Искренне она говорит только одно, это ей и запоминается: — Моя мама считала меня уродливой, больной, она считала, что я — ошибка. Джо был первым человеком, который сказал мне, что я идеальна. Он поверил в меня, и я смогла поверить в себя. Это стало моей реальностью. Ты сам выбираешь, во что тебе верить, Роберт. Тем более, что альтернатива у тебя только одна — смерть. Так что, выбирай. Эмма прикладывает его руку к своей ключице. Не особенно шлюшно выглядит, но смысл понятен. — Вот что реально. Мое сердце. Диснеевский, блин, мультик. Для закрепления эффекта Эмма его целует. Роберт не отвратителен ей в целом, но тут ее начинает тошнить. Впрочем, может, дело вовсе не в Роберте, в конце концов, тошнота теперь накатывает на нее часто. Во всяком случае, впервые ей пригождаются презервативы, которые Эмма купила в Нью-Йорке. Она бы надела на Ричарда не один, а десять штук сразу. Когда Эмма возвращается к Джо, он смотрит передачу какого-то телеевангелиста. Мужик очень похож на тех ребят, которых уважала мама Эммы. И сразу Эмме не нравится. Телеевангелист читает цветастую проповедь о змеях в райском саду и виртуозных обманщиках, конечно, имеется в виду Джо. — Уверен, мы повысим его рейтинги, — говорит Джо. Одно из немногих добрых дел Джо Кэрролла. — И, — добавляет он. — Как там прошло с Робертом? — Он не будет проблемой. — Я знал, что могу на тебя положиться, — отвечает Джо. О, его способность так нежно и походя сделать ей больно. Во всяком случае, Эмма кое-что решила. Джо ничего не узнает. Какая разница, могла бы Эмма родить ребенка или нет? Важно, что никто из них не доживет до этого момента. Очень скоро оба они умрут. Это понимает Джо и понимает она. И с этой точки зрения единственным человеком, которому будет интересно, беременна Эмма или нет, станет ее коронер. — Джо, — говорит Эмма. — Наше время кончается. Корбан ждет от нас руководства. Так в чем же твой план? — В том же, в чем и всегда. Мы прольем реки крови и обретем вечность в бесславии. И чем же мы займемся сегодня вечером, Брейн? Тем же, чем и всегда, Пинки, попробуем завоевать мир. Эмма, конечно, злится. Она готова умереть, и ради чего? — Это наклейка на бампер, Джо, а не план! Джо вздыхает. — Значит, тебе нужен план? Да, есть нечто удивительное в этом, правда? — Я думаю, мы не случайно оказались в этом месте. Моей ошибкой в Хейвенпорте было то, что я мыслил недостаточно масштабно. Дальше, конечно, Джо опять болтает о религии, крови и прочем, будто забывая, что Эмме уже не надо промывать мозги, и религия ее абсолютно не интересует — только смерть, ничего лишнего, все равно во славу чего. Из всего его симпатичного, но путанного монолога, Эмма понимает одно: у Джо новое хобби — религиозный терроризм. Звучит здорово.