Мое чудное семейство.

Глаза присутствующих раскрылись от неожиданности. Журналисты, кажется, нашли заголовок для первой полосы своих газет. Фуюми поджала дрожащие губы. Даби не мог поверить. Его челюсть отвисла, пока он уставился на сестру, словно на сумасшедшую. В голове куча мыслей, и Даби не понимал, какая из них адекватней, и в уме ли он сам. Ему это снится? Это ведь сон? Дурацкий и невозможный? Тогда пусть Даби будет спать вечно. – Что ж, тогда Даби, или Тодороки Тойя, приговаривается к шести месяцам строгого режима. После чего передаётся под надзор Старателя и его семьи, где и продолжит своё исправление. Если Тодороки Тойя-сан не сумеет, то будет отправлен обратно в тюрьму. Уже на пожизненное заключение, - после громкого голоса слышен удар деревянного молоточка по дереву, донëсшегося до всех чертовски отчётливо, поставив точку в происходящем заседании. Нацуо сидел как вкопанный, уставившись на сестру, что до сих пор стояла прямо и напряженно, поджав губы. Казалось, она не дышала. – Ф-фуюми? - обратился он тихо. Та наконец открыла рот и томно выдохнула, а затем плюхнулась на скамейку, обхватив голову руками. Она не могла поверить в то, что сейчас сделала. Она действительно это сделала? Было ли это верно? Допустила ли она ошибку, буквально дав согласие пустить злодея в дом? Но ведь это её брат, её старший брат, Тойя, который всегда приходил на помощь, несмотря на то, как тяжело ему самому было... Правильно? Фуюми подняла голову, взглянув на Шото, который бесцельно смотрел куда-то вперёд совсем неживым взглядом. Казалось, что Шото не выглядел так отрешенно и безжизненно когда-либо до этого дня. Ее взгляд метнулся к Даби, которого уже заключили в специальные наручники и вели к выходу. Нацуо проследил, куда смотрит его сестра. – Фуюми? - вновь произнёс Нацуо. Девушка, не отводя взгляд, когда Даби уже вывели из помещения, схватила свою сумку и встала: – Пошлите, - как-то бесцветно сказала она, затем коснулась плеча Шото, который, очевидно, не услышал и не осознал, что она что-то сказала. – Пошли, Шо. Он кивнул. Выйдя из здания, попутно прихватив свои вещи и отца, они увидели, как Даби подводили к тюремному фургону. Фуюми не знает, что на неё нашло в тот момент, и, возможно, ей тоже стоит провериться у врача на здоровую психику, однако она, неожиданно и для себя, и для окружающих, рванула к нему, попутно прокричав то, что Даби так давно тайно хотел услышать: – Тойя! - раздалось громкое. Парень обернулся. Младшие братья с отцом уже хотели бежать за ней, но что-то их остановило. Добежав до парня, Фуюми остановилась отдышаться и продолжала смотреть в бирюзовые глаза напротив так, словно боялась потерять их из вида вновь на слишком долгое время, наслаждаясь каждым мгновением. Даби не знал, что ему делать, что ему думать. Он лишь молча увел взгляд вниз, почти стыдливо. Полицейские переглянулись, после чего один из них встал позади Даби, держа его за цепь наручников; второй встал рядом, тем самым пропустив девушку к злодею. Фуюми аккуратно, мелкими шажками, подходит к брату. Её оставшиеся сзади родственники следят за ней, затаив дыхание. – Т... - вылетает тихое у неё. Она тянется правой рукой к его лицу и прикладывает внутреннюю сторону ладони к его щеке. Место ожогов шершавое и неприятное, особенно в сравнении со смуглой кожей. Даби стоит неподвижно. Ладонь девушки теплая, хотя подушечки её нежных мягких пальцев слегка холодные из-за, вероятно, прохлады на улице, либо это её причуда даёт о себе знать без воли хозяйки. Фуюми аккуратно и медленно оглаживает щеку брата большим пальцем, а затем всей ладонью, внимательно и нервно следя за его взглядом, устремленным вниз, хлопая своими длинными ресницами. Она слегка касается его черных волос, что очень мягкие и приятные на ощупь, хотя с первого взгляда не скажешь, ведь они непослушны и торчат в разные стороны, словно иголки ежика, который свернулся клубочком от страха. – Тойя... - шепчет она опять. Даби наконец поднимает взгляд, и их взгляды встречаются снова. Фуюми замирает, а затем на кончиках её глаз медленно выступают первые слезинки. – Фуюми, я... - начал парень, но не знал, что сказать. А этого и не надо было, лишь услышав своё имя из его уст девушка бросилась к нему на шею, и её горячие слезы текли рекой по бледным щекам, начиная оставлять на футболке её брата мокрые пятна. Он замер в изумлении, так же, как и остальные Тодороки. А затем, спустя секунды колебаний и страха, слегка опускает голову, утыкаясь младшей в плечо. Нацуо закусил губу до крови, глядя, как его сестра обнимает преступника и плачет. Она всю жизнь мечтала о счастливой семье и сейчас... Его сестра всегда хотела счастья своим родным, и эта минута наверняка не исключение. Потому Нацуо бросается к ним, плюнув на всё. Он еле сдерживает слёзы, до конца не веря в реальность происходящего, однако бежит, пока в ушах пищит. – Нацуо..! - вырывается оборванно имя брата у Шото, но более ничего не предпринимает: не хватает его за куртку, не встаёт перед ним, не пытается остановить. Лишь продолжает наблюдать в неверии, шоке и испуге. Его отец стоит сзади с совершенно нечитаемым выражением лица. Невозможно понять, о чем тот думает, но лишь дурак не догадается, какой пожар в его черепной коробке и груди. Нацуо подбегает к громко плачущей и уже не имеющей сил сдержаться Фуюми и стоящему, не имеющего возможности предпринять что-либо Даби (ведь его руки контролируются наручниками за спиной). Если бы... Если бы он мог, он бы обнял сестру в ответ. Нацуо стоит в полуметре от брата. Они встречаются взглядами, и оба молчат. Девушка отстраняется, аккуратно вытирает щеки и намокшие ресницы и смотрит на них с немым вопросом. – Нацуо... - обращается она неловко. Тот сжимает кулаки и поджимает губы, желая скрыть свою нервозность и накативший адреналином. Он же стоит перед убийцей и злодеем. Нет, он стоит перед их братом. Нет, Нацуо не знает, кто перед ним, он совершенно не знает... – Мой брат... - начал негромко он. – Мой старший брат Тойя умер, пропал без вести много лет назад... - Даби попытался опять увести взгляд. Ему больно, больно видеть дорогих ему людей со слезами, больно видеть их страдания. Хотя, казалось бы, он злодей, мог убивать и убивал тех, кого хотел и кого приказывали лишь взмахом руки; он член Лиги злодеев, по крайней мере, существовавшей неделю назад. Однако эти люди заставляют его сердце сжиматься в болезненной судороге... Даже несмотря на все возможности, он не убил Шото во времена лагеря, когда пожигал лес (он знал, что Шото справится с этим); когда опередил его и схватил сферу с Бакуго, Даби мог напасть на Шото и сжечь его в тот же момент. Казалось бы, станет на одного врага меньше! Но так бы подумали его товарищи. Но не он. Ни тогда, ни сейчас. Наступила тишина, давящая на уши, заставляющая провалиться сквозь землю. Кажется, Фуюми, Нацуо и Даби слышат работу собственных органов... – Мой брат пропал много лет назад, но я хочу... Хочу вернуть его. И я, я надеюсь, я это сделаю, - заключает, еле заметно дрожа, Нацуо. Даби поднимает на него ошарашенный взгляд, и через секунду оказывается в его объятиях. На лице Фуюми появилась ещё одна партия слез, и глаза Нацуо тоже блестят. Сложно описать состояние Старателя. В этот момент он чувствовал себя ещё большим мудаком, чем когда-либо прежде. Если его сын, который отказывается его прощать, сейчас обнимает брата, который десять лет не появлялся и убивал тех, кто по его мнению, не заслуживает жить, то... Каким же ему нужно быть ублюдком, если даже убийце Нацуо даст шанс, но только не Энджи Тодороки? Шото молча наблюдал за всей происходящей картиной. Просто стоял. Ничего не делал. Смотрел на них троих пустым взглядом, словно неживым, словно безразличным. Фуюми и Нацуо отстраняются от Даби, вытирая глаза. – Я... - вроде уже хотел начать Даби, но его грубо перебил полицейский: – Ну, всё, хватит вам, а то затопите слезами всю улицу. Нам пора, - дернул тот Даби. Тот злобно цыкнул и закатил глаза, но сопротивляться не стал. Не в том положении. Нацуо и Фуюми проводили его тоскливым взглядом. Когда они наконец разворачиваются к Шото с Энджи, то видят их неподвижно стоящими, не изменив ни места, ни позы, ни выражения лица, ни эмоций, но так могли подумать только не живущие с ними люди, хах. Нацуо и Фуюми понимающе переглядываются. Им будет тяжело. Им всем.

***

Проходит около двух дней, как Даби попал в тюрьму. Честно сказать: он ненавидит это место. Везде сыро, пахнет грязью, плесенью и пóтом других заключенных. Все ходят в глупых оранжевых комбинезонах со злобными лицами и заросшими подбородками. Даби чувствовал себя героем какого-нибудь американсокого фильма-боевика в окружении полностью татуированных преступникаов, которые без конца дерутся, спорят, огрызаются, хлебом не корми, дай поорать и надрать чью-то задницу, особенно охраннику. Только в реальности всё не так. Все довольно спокойные и не рвутся в бой, по крайней мере, большинство. Даби вообще повезло попасть в обычную тюрьму, а не для «особенных», как ВЗО, к примеру. Когда ты сидишь один в просторной комнате, а за тобой следят пятьдесят камер, расставленных по всем углам, и ты прикован к стулу так, что пошевелиться не можешь. А если чихнешь, то вся армия Японии сбежится и будет готова тебя расстрелять. Ну, а если почешешь локоть, то Даби даже представить не может, что будет. Атомную бомбу сбросят, не иначе. За два дня в этом месте Даби скорее не оно само волновало, а то, что будет, когда его выпустят. Он отправится домой, а дальше? Ему нужно будет наладить отношение с родными, но как? Он понятия не имеет, что делать, что говорить, как говорить... Даби мотал головой, когда вновь об этом задумывался, а ведь это происходило часто, так что его «соседи» успели окрестить его про себя психом или больным с синдромом Туретта. С ним ведь никто не разговаривал, он был кем-то типа одиночки. Не волком-одиночкой, а скорее лузером-одиночкой. Однако все там находящиеся боялись его, как огня, в прямом смысле. Все знали и слышали о нём и его причуде. Так что одиночество парня можно было оправдать скорее страхом и уважением, нежели неприязнью. Были, конечно, смельчаки, что подходили и пытались заговорить, но бросали это дело из-за жуткого и пронзающего душу взгляда бирюзовых глаз. Семейное, Даби знал это. Каждые два дня он встречался с психологом. При сопровождении дяди с оружием, разумеется. Врач – старый на вид мужчина, брюнет, глаза карие, квадратные красные очки на плюс. Даби был скептичен и первый раз всем видом выказывал это и свою раздраженность. Он был из тех, кто не считал психологию наукой. Врач показывал ему пятна на бумаге, спрашивая, что собеседник видит. В первый раз ответом были: «Лужа крови», «Меч в женщине» и «Парень с пистолетом». Во второй раз: «Дохлая птица», «Горящее здание» и «Ному». Психолог все время был чертовски спокоен. Ну конечно, он наверняка не в первый раз с такими психами работает, однако эта чрезмерная умиротворенность на его лице бесила. Так же на первом сеансе доктор просил рассказать о себе, на что Даби грубо отказал. Мнение поменялось, когда у виска оказалось холодное дуло заряженного пистолета. «Что ж, я преступник, злодей,убийца, не общался с семьёй, которая не знала, что я вообще жив, десять лет. К слову, Ваши очки меня бесят. Ненавижу красный,» - было самыми первыми его словами, и мужчина понимающе кивнул. – В первый день этого вполне достаточно, - заключил спокойно он. Вечер. Объявили отбой, когда было около десяти вечера. Все заключенные, бурча и шипя, в завалочку направились в свои камеры и закрылись там. Или их, точнее, заперли охранники. Даби был один в своей и с двухэтажной койкой. На самом деле, у него был сосед. В первый день прибытия тот отбыл уже два года и был довольно агрессивен, но Даби, само собой, было всё равно, и он, со своим каменным лицом, принял соседа как данность, которой тот, в принципе,и являлся. Однако страдать с компанией зэка ему пришлось не долго, ведь его соседа убили прямо в день их знакомства. Это сделал один из таких же заключенных, с которым сосед был не в ладах. У них началась потасовка в столовой, а закончилось всё десятью ножами в живот, пока выживший же получил вилкой в плечо. Даби видел всё. Сначала он решил, что им не понравилась еда (к слову та была ужасна, будто инопланетные фрукты раздавили в пюре и добавили уйму специй для улучшения вкуса, а получилось как обычно), или эту еду они как раз не поделили. Пожалуй, Даби было весело наблюдать за этой бойней или, как он это окрестил про себя, петушиным батлом. Даби понимал, что он конченный садист и когда-нибудь надеется от этого избавиться. Тишина, нарушаемая приглашёнными храпом и недовольным бормотанием. Даби сидел у стены возле решетки и смотрел на потолок, разглядывая на нём трещинки. Правое его колено было согнуто, левая нога выпрямилась во всю длину. Руки сцепились пальцами в замок и устроились на животе, поднимаясь при вдохе. Несмотря ни на что, было довольно тихо, и он вслушивался в каждый звук: слышал шаги охранников, щелканье кнопки включения на их фонариках, слышал храп и бурчание во сне из соседних камер, как указалось выше. Он бы так и сидел, пока один из охранников не заметил бы его и не загнал бы в койку. Хотя, так и случилось, только не совсем. У его камеры послышались неспешные шаги и будто шелест бумаги. Даби не сдвинулся, решив: наорут и ладно. – Эй, тебе тут письмо, - послышался голос мужчины где-то сверху. Даби удивленно повернул голову и увидел, как охранник просунул сквозь прутья бледно-розовый конверт. Парень завороженно на него уставился. – Между прочим, уже отбой, так что давай-ка баиньки! Нянчиться ещё с вами, ей Богу... - пробурчал старик якобы недовольно, но недостаточно и ушёл. Это был один из тех охранников-пофигистов, о которых парень слышал от других заключенных в столовой. Этого мужика звали Широ Кохей. Когда шаги утихли достаточно сильно, Даби мгновенно подлетел к посылке и начал осматривать её как нечто дорогостоящее. Небольшой бумажный конверт светло-розового цвета. «Фуюми Тодороки» помечалась отправителем. Сердце пропустило удар. Даби взволнованно вздохнул и медленно начал открывать конверт, стараясь не шуметь, чтобы, на самом деле, не делить ни с кем этот волнующий момент. Ему на глаза бросилось аккуратно сложенное письмо... «Привет, Тойя, Это я, Фуюми, твоя сестра. Что ж, я удивлена тому, что ты жив, и это очень мягко сказано... Мы все удивлены. И я, и Шото с Нацуо, и отец... На счёт мамы не уверена, она пока не знает, и мы не собираемся ей пока что сообщать всё это, надеюсь, ты понимаешь. На самом деле, я не знаю, что тебе здесь написать. Столько времени, да что уж там, столько лет прошло с нашей последней встречи, и так волнующе было увидеть тебя снова, зная, что ты это ты?.. К слову, твой голос наконец сломался, хаха, поздравляю, это случилось! Ты был прав, я должна тебе пять йен, если ты помнишь, хоть я и обещала тебе это десять лет назад... Не важно. Я работаю учительницей в младших классах, и я самая молодая в нашем педагогическом коллективе, и дети меня, вроде, любят, чему я невероятно рада! На счёт родителей ты знаешь: отец – герой, мама ещё проходит лечение, но ей уже гораздо лучше! Шото учится в UA, это ты тоже знаешь, вы ведь нападали на академию... Нацуо просил пока не писать тебе, где он учится, но он студент, и оценки у него хорошие! Кроме того, подозреваю, что у обоих мальчиков уже есть девушка! Ну или влюбленность в кого-то, но я не уверена, просто догадки. Не знаю, правильно ли, что я пишу тебе это, мне просто хочется, извини. И я хотела сказать пару слов на счёт ноги Шото... Как по мне, он стал тише, чем обычно. Конечно, он и дома, и в школе, я уверена, порядком замкнутый, не знаю, может ты заметил, но из-за ноги у него наверняка много мыслей в голове и страхов, хоть он и никогда об этом не скажет. В любом случае, ему скоро возвращаться в академию, где их школьная медсестра сможет его подлатать! Всё должно снова стать нормально, я думаю я надеюсь. Не знаю, интересно ли тебе всё это и дочитал ли ты до конца, но, в любом случае, я очень сильно люблю тебя, Тойя. Я скучала все эти годы, огромная часть меня пустовала, и я пыталась заполнить её, но не смогла. За все эти годы я не смогла этого сделать. Я уверена, что остальные чувствуют и думают тоже самое, просто не могут признаться. Я знаю, нам будет тяжело, всем нам, но я всегда мечтала о счастливой семье, и тут ты, как снег летом! Поэтому А если серьёзно... Тойя, я хочу дать тебе шанс. Если ты правда хочешь измениться, измениться для нас, то я дам тебе шанс, только, пожалуйста, дай и ты нам. Напиши, если захочешь, пожалуйста. Я буду очень рада получить от тебя хоть что-то. В этом конверте я так же прислала ручку с парой листов бумаги на всякий случай. Используй, как хочешь. Невероятно люблю, Твоя Фую-чан» Тойя аккуратно складывает письмо обратно по сгибам четыре раза дрожащими руками. Он сам не замечает, как начал слабо, еле заметно, но искренне улыбаться. Так, как не улыбался очень давно. Он сам не замечает, как по его левой щеке тихонько скатывается одинокая солёная капелька, блестящая из-за доходящего издалека искусственного света. Легонько шмыгнув и стерев слезу с лица вместе с мокрой дорожкой, ей оставленной, Тойя убрает письмо обратно в конверт и находит внутри обещанные ручку с чистой бумагой. Ручка темно-синего цвета удобно устраивается в его левой руке. Он большим пальцем пару раз жмёт на кнопочку сверху – слышится характерный щелчок столько же раз, пока высовывается кончик стержня ручки. Парень проводит небольшую волнистую линию на уголке одного из листов. Пишет. И довольно хорошо, ярко-синими чернилами. Тойя разворачивает и приглаживет весь лист, устроив его у себя на правом колене. Забирает из левой руки ручку в правую и уже готовится писать, однако... Понимает, что не знал, что именно. Тойя просидел так недолго, погрузившись в свои мысли в кромешной тьме и тишине. Его рука чуть заметно дрожала, застыв в воздухе. В один момент он собрал летающие в голове мысли в кучу, сформировал идею и суть и уже решился начать реализовывать все на бумаге, но, как гром среди ясного неба, на ухом, со стороны решетки, раздалось негромкое: – Чё делаем? – А-А! - вскрикнул Тойя от неожиданности и завалился на пол, держа бумагу с ручкой всё так же. Затем мгновенно спрятал всё за спину и принял сидячий вид с грозным видом. – Ты чего это не спишь? Давай-ка быстро в койку! Или ты у нас особенный? - охранник самодовольно ухмыльнулся своими кривыми желтыми зубами. Тойя фыркнул. – Оставь эти любовные записки на завтра, а теперь бегом!

Этот же день, но в доме Тодороки...

– Шото, Нацуо! - крик Фуюми с кухни, как ей показалось, не был услышан, и она недовольно нахмурилась, надув губы. – Да где их черти носят? Фуюми сняла фартук и, поставив последнюю тарелку на стол, и недовольная направилась искать братьев. – Нацуо! Шото! Обед готов, где вы? - она шагала по коридору, как вдруг из-за угла выскакивает парень на голову выше неё с торчащими белыми волосами. – Нацуо! - подпрыгнули ее плечи от испуга. – Где ты был? А Шото где? - она помотала головой в поисках второго брата, однако не обнаружила его и с недоумением взглянула на Нацуо, тот пожал плечами. – Я слышал тебя, сестрёнка. Как раз ходил и искал Шо, но его нигде нет, - его лицо не было радостным, и его сестра осознавала причину. – Напишу ему, а ты пока топай на кухню, там вот-вот курица приготовится. А я Шото найду, - Фуюми махнула ему в сторону кухни, нежно улыбнувшись. Тот с доброй усмешкой кивнул и ушёл. Девушка направилась на лестницу к комнате второго младшего брата, попутно достав из кармана домашних штанов телефон и написав ему, однако сообщение не просто оставили без ответа, но и не прочитали. – Шото? - голова с милым, но взволнованным личиком заглянула в комнату, на двери которой на табличке было выведено «Шото», а рядом старенькая наклейка Всемогущего, которой, наверное, уже одиннадцать лет. В комнате никого не оказалось. Фуюми вздохнула. – Так, здесь нет... Она обошла все комнаты, которые младший посещал чаще всего, затем те, которые не так часто. И везде пусто. Его обувь всё ещё стояла в прихожей. Дома же были только она, её брат Нацуо и девушка из прислуги, которая прибиралась в гостевой. Но даже когда Фуюми спросила на счет юного героя, ответ был отрицательным: «Нет, Тодороки-сан, я не видела его последние несколько часов». Девушка взглянула на часы в телефоне и поняла, что бегала по всему поместью около десяти минут. Её живот уже урчал во всю силу, а Нацуо в кухне мог уже уснуть,либо съесть всё в одиночку. А Шото так и не ответил ни на звонки, ни на сообщения. Фуюми была взволнована, однако не до паники, потому что обувь его ещё здесь, а значит он где-то дома. Возможно, нашёл какое-то тайное местечко и сидит там, забыв обо всем, правильно? Разве его можно винить, учитывая всё произошедшее?.. Потеря ноги, возвращение Тойи, который все это время назывался Даби, мама скоро возвращается из больницы, его желание и нежелание простить отца – всё это могло ударить по Шото и, как казалось очевидным, ударило. Фуюми считала его невероятно сильным юношей и морально, и физически, но всё когда-то ломается, это лишь вопрос времени. Безысходно Фуюми шла на кухню. Она была довольно голодной, да и Нацуо наверняка тоже, ведь не начал бы есть без них. Она решила бросить поиски Шото в надежде, что тот наверняка сам скоро появится. И она была права: на углу на первом этаже она чуть в него не врезалась. – Шото! - воскликнула она ошарашенно. – Ты где пропадал? Мы тебя обыскались! Есть хочется до ужаса! – Прости, что заставил волноваться. Я увидел твои сообщения, - спокойно сказал юноша и направился на кухню как ни в чем не бывало. Услышав знакомый, но ещё не до конца привычный, звук стучащего об пол протеза, Фуюми опустила взгляд на ноги младшего. Тот был босой и без тапок: Шото голой ногой и голым протезом шагал по голому полу, и девушку это озадачило. – Ты без тапок... С чего вдруг? – Просто не надел, - ответил младший безразлично, и сестра нахмурилась. Она не видела брата без тапок уже пару лет, потому что он всегда их носит. Но это, пожалуй, глупо – придавать значение подобной ерунде. Не захотел – не надел, бывает. На кухне, как и думала Фуюми, сидел недовольный Нацуо. – Шото! Где был? Ты чего спрятался от нас? - наблюдал он, как его младший брат, неуклюже хромая, садится напротив него на подушку перед столом. – Я не прятался, - прикрыл Шото глаза. Фуюми и Нацуо переглянулись. Юноша не говорит, где он был, так как, очевидно, не хотел, и старшие решают его не допрашивать. Они все вместе наконец устраиваются вокруг еды и хором произносят: – Приятного аппетита!

Следующий день.

После завтрака Тойя, озираясь и опасаясь слежки или подобного, аккуратно возвращается к себе в камеру. Он подходит к своей койке, нижней, ведь именно на ней он спит, и достает из под подушки розовый конверт, который вчера успел вскрыть. Заключенный снова его открывает и берет чистый лист бумаги с ручкой. Парень садится на кровать, устраивает лист на коленях, перед этим его разгладив, берет ручку в правую руку и... Понимает, что так писать не удобно и ложится на пол. Там он кладет перед собой письмо сестры и начинает писать, сверяясь, так как не знает толком, как нужно оформлять подобные сообщения. На своё же удивление он сильно об этом заботится, хотя Даби бы месяц назад наверняка не придал этому значение, но не Тойя, который аккуратно выводил иероглифы, хоть и получалось плохо, боясь допустить ошибку... «Фуюми Тодороки, Это Тойя Тодороки или Даби, как угодно. Я получил твоё письмо. У тебя красивый почерк. И я правда удивлён, что ты рассказала мне много всего, учитывая, что мы не виделись 10 лет. Я не считал свои дни рождения, но мне должно быть примерно 24 года, верно? Не знаю, что тебе написать в ответ на такое длинное письмо. Спасибо, наверное. Сам в шоке, что этот мелкий Шото сделал со мной, и почему я стал таким сентиментальным, не знаю, как сказать, это ты тут учитель и больше знаешь красивых слов. Уверен, ты понимаешь, почему я ушёл. Из-за нашего старика. Старателя, Энджи Тодороки, мне всё равно. Я не виню вас с Нацуо, Шото или маму, хотя последней каплей моего терпения как раз и стала та капля кипятка на лице Шото. Я думаю, я испугался мамы. Она была нашим защитником и крепостью, и она предала нас. Она предала Шото, который больше всех нуждался в ней и в нас всех. Только у него прорезались причуды и всё, прощайте, беззаботные деньки детства. Тогда я может и тренировался, но эти тренировки были не такие ужасные, как у Шото, а я видел их и могу сравнивать. Плюс, я вполне мог вытерпеть эти мучения, если знал, что вы счастливы и свободны от больных идей нашего бати. Так что я ушёл. Не смог смотреть и жить с тем, что Шото плохо, что вам плохо, что мне плохо. Я терпел два года выходки Старателя, но не смог, потому что этот псих окончательно озверел. Тренировки Шото были скорее пытками, чем Что ж, хватит об этом. Я так понял, вы там все в норме. Кроме Шото, учитывая его ситуацию с ногой. И вот мы снова вернулись к мелкому... Тогда пора закругляться. Спасибо за письмо и что даёшь мне шанс, Фуюми. Пока, Тойя» Парень аккуратно сложил свою писанину, убрал письмо от сестры и ручку обратно под подушку и поспешил к охраннику. Подойдя к двоим из них и вручив сложенный лист бумаги, те удивились его просьбе: «Это письмо для Тодороки Фуюми. Моей сестры». Мужчины переглянулись и кивнули.

Вечер того же дня.

– Обожаю тюрьму, здесь так весело, - сказал безэмоционально Тойя, считая плиты на потолке после радостной находки мертвой крысы за койкой. Парень зевнул. Скоро отбой, а он уже у себя, так как ему попросту нечего делать. – Интересно, можно ли считать мертвую крысу соседом по комнате? Было бы здорово: никакого конча бы не подселили. Не успел философ добубнить свои гениальные мысли, как его окликнули. – Эй, счастливчик, тебе письмо. Опять, - ему в голову прилетел конверт, от чего послышалось недовольное «ауч». После того, как охранник ушёл, Тойя бегло, а затем внимательно осмотрел полученное. «Отправитель: Фуюми Тодороки». Сердце вновь зашевелилось в груди активнее. Парень нетерпеливо открыл ещё один розовый конверт, и на его лице снова появилась мягкая улыбка при виде уже второго длинного письма, написанного уже знакомым и греющим душу почерком.