Марионетки (Puppetry)

С губ Вэй Усяня едва успел сорваться предупреждающим свист, когда в ночи ослепительно загорелся клинок, голубой молнией рассекая надвое мертвецов. Нижние половины споткнулись и упали, неспособные более ни на что, кроме как сучить ногами по земле; верхние же, цепляясь за землю грязными руками и таща за собой собственные внутренности, попытались подползти к заклинателю, и застыли, только когда Вэй Усянь наконец приказал им. Когда Бичэнь вернулся в ножны, Вэй Усянь сглотнул, крепко сжимая Чэньцин. Лань Ванцзи всё не отрывал от него взгляда; и так Вэй Усянь попал в ловушку его глаз. Лань Ванцзи шагнул ближе, его губы снова двинулись. — Вэй Ин? Вэй Усянь сжал губы — как его узнали так быстро? Может был, он ослышался. Вскочив на ноги, он спрятал флейту в рукаве и понадеялся, что в слабом свете костра Лань Ванцзи не успел разглядеть инструмент, который Вэй Усянь превратил в смертельное оружие тринадцать лет назад. — Хань... Ханьгуан-цзюнь? — был ли он до сих пор известен под этим именем? Сказать по правде, Вэй Усянь мало что успел услышать об ордене Гусу Лань. — В-Вау, вы так круто обращаетесь с мечом! Два мертвеца за раз! Лань Ванцзи ещё немного приблизился, с широко открытыми глазами на бледном лице, с мокрыми волосами, прилипшими к вискам. — Вэй Ин. Это не было вопросом. По спине Вэй Усяня пробежала дрожь. — ...Как? — пробормотал он сквозь стиснутые зубы. Лань Ванцзи не остановился, его движения оставались грациозными, даже когда с каждым шагом его безупречные сапоги по щиколотку утопали в грязи. — Как? Он не выдержал и отступил, упираясь спиной в неровную каменную стену; но Лань Ванцзи всё шёл вперёд, будто в трансе, и выглядел человечнее, чем его помнил Вэй Усянь... таким болезненно человечным, каким он помнил его по тем дням в темноте другой пещеры, с легендарным чудовищем внутри и без выхода наружу. Лань Ванцзи остановился только внутри пещеры, в свете пламени костра, всё ещё не отрывая взгляда от Вэй Усяня. А когда его губы беззвучно шевельнулись, текущие по его щекам дождевые капли напоминали слёзы. *** — Как ты узнал, что это я? — всё продолжал канючить Вэй Усянь пару минут спустя, снова завернувшись в одеяла. — Лань Чжань, не игнорируй меня! После стольких лет! Как? Лань Ванцзи не издал ни звука с тех пор, как зашёл в пещеру; он сидел перед костром, и его взгляд метнулся от огня к сидящему напротив него Вэй Усяню. На мгновение Вэй Усяню показалось, что он заснул, потому что, как он знал, запечатлённое в сердце Лань Ванцзи строгое расписание мало волновали его промокшие одежды; но спустя какое-то время Лань Ванцзи наконец встал, направился в дальний от Вэй Усяня угол пещеры и начал, глядя в стену, снимать верхние одежды. — Зачем же так стесняться? Не то чтобы я никогда не видел тебя голым, — поддразнил его Вэй Усянь. Лань Ванцзи остановился, и на секунду Вэй Усянь решил было, что его насмешки достигли цели; но потом он осознал, что Лань Ванцзи роется в мешочке цянькунь; он достал оттуда комплект сухой одежды и положил его рядом с собой, а потом продолжил раздеваться. — Это были мертвецы, да? Ты меня узнал по мертвецам. На этот раз, чтобы скрыть замешательство, Лань Ванцзи перебросил длинные волосы через плечо. — Не мертвецы. Вэй Усянь поднял бровь. — Значит, Чэньцин. Ты увидел её и, конечно же... Ну, потому что ты же не можешь только по звучанию инструмента точно определить, кто играет, да? Возможно, ему просто показалось, но Лань Ванцзи как-то слишком долго возился с поясом. — ...Не флейта. Вэй Усянь уже начал рассматривать возможность, что у Лань Ванцзи был своего рода внутренний компас, безошибочно указывающий на самое раздражающее создание, которое только носила земля, и этот компас сразу же, как только тело Мо Сюаньюя приняло его душу, оповестил об этом его бывшего соученика; но прежде чем он успел озвучить эту идею, Лань Ванцзи снял нижние одежды. Когда он стоял с откинутыми в сторону мокрыми волосами, ничто не скрывало мешанины шрамов, исполосовавших его спину... неаккуратные следы ударов складывались в ужасающую картину, заходящую даже на его предплечья и заднюю часть рук, они перекрещивались и накладывались друг на друга там, где для удара не доставало нетронутой кожи, взрезая её до обнажённой кровоточащей плоти. Должно быть, прошли годы с тех пор, как дисциплинарный кнут высек эти рубцы на его бледной коже, они уже успели чуть разгладиться и давно потеряли чувствительность. Вэй Усянь с трудом отвёл взгляд от Лань Ванцзи, но даже когда ему удалось посмотреть вниз на свои руки, у него продолжала как-то странно кружиться голова. Он едва мог разобрать треск костра из-за шума в ушах, да такого сильного, что реши Лань Ванцзи сейчас заговорить, он бы его не услышал. И посреди этого хаоса, только один вопрос... За что? Что за неописуемый грех совершил Лань Ванцзи, что его наказание было настолько безжалостным? Даже убить его было бы милосердней. К тому времени, как Лань Ванцзи вернулся, облачившись в сухие одежды, Вэй Усянь замёрз, несмотря на одеяла и жар костра. Он не спросил... не стал бы спрашивать. Такой человек, как Лань Ванцзи, человек, ставящий правила выше всего прочего, устыдился бы, напомни он так грубо о его проступках. В прошлом у Вэй Усяня были с ним разногласия, особенно ближе к концу его жизни; но по большому счёту он слишком уважал Лань Ванцзи, чтобы поставить его в такое положение. То, что Лань Ванцзи позволил ему увидеть эти шрамы, уже само по себе было удивительно. В этот момент в сознании Вэй Усяня вспышкой мелькнуло подозрение. Вэй Усяню никогда не доводилось испытать на себе удары дисциплинарного кнута; но Цзян Чэн не так повезло, и он до сих пор избегал купаться в озере, потому что не хотел, чтобы кто-нибудь видел его шрам. Лань Ванцзи никак не мог не знать об изуродовавшем его спину наказании; он добровольно показал её Вэй Усяню. А может быть, размышлял Вэй Усянь, он хотел скрыть что-то другое. Эту мысль он тоже не стал озвучивать. — Эй, Лань Чжань, — позвал он. — Ты был на ночной охоте? — вместо этого спросил он. Лань Ванцзи бросил на него быстрый взгляд и разгладил несуществующие складки на рукавах. — Нет. — И? — Вэй Усянь поднял бровь. — Ты собираешься помешать мне? На этот раз Лань Ванцзи пристально смотрел на него, пока Вэй Усянь не почувствовал себя неуютно. — Нет, — Вэй Усянь улыбнулся, тяжёлый ком в животе стал чуточку легче. Но потом Лань Ванцзи продолжил: — Они тебя используют. Вэй Усянь опустил взгляд, сжимая пальцы в кулаки под одеялами. — Разве можно сказать, что меня используют, если у нас общая цель? — подняв взгляд, Вэй Усянь увидел, что губы Лань Ванцзи были плотно сжаты, а в его ясных глазах горело отрицание. — А даже если и так. Какой бы ни была причина, я жив. Мне всё равно пришлось бы поступить так же, хотя бы из благодарности. Возможно, это была только игра воображения, но ему показалось, что Лань Ванцзи почти неощутимо качнул головой. С ним творилось что-то странное... с того самого момента, как Вэй Усянь впервые увидел его стоящим посреди бури, под дождём, не отводящим от него взгляда широко раскрытых глаз; и он не понимал, что это, но ему казалось, сейчас в Лань Ванцзи не было осуждения, которое в прошлом явно проявлялось на его лице каждый раз, стоило ему столкнуться с Вэй Усянем. — Зачем тогда ты здесь? — не мог не спросить он. Лань Ванцзи моргнул. Медленно, сонно. Вэй Усянь подумал, что в клане Лань сейчас уже положено спать. И всё же Лань Ванцзи ответил: — ...Я буду сражаться подле тебя. — А? — Вэй Усянь был уверен, что ослышался. Не секрет, что в отличии от него, Лань Ванцзи не нравилось убивать, из мести или нет. Он всегда предпочитал защитную тактику, которая позволяла ему помогать раненым и спасать попавших в беду. Но когда Лань Ванцзи сцепил руки на коленях, опуская взгляд к горящему между ними костру, его голос не дрогнул: — Это война. Мы должны сражаться. *** И они сражались. Лань Ванцзи отказался участвовать в его планах по устрашению ничего не подозревающих жертв, но прикрывал его спину... как Вэй Усянь и подозревал, за все эти годы его отношение к тёмному заклинательству ни капельки не изменилось. Тем не менее, в отличие от прошлого раза, он более не поднимал этот вопрос и только время от времени играл Песнь Очищения. Вэй Усяню нравилось думать о них с Лань Ванцзи как о призраках, что не оставляя никаких следов своего присутствия, сеют хаос и разрушения в вэньских надзирательных пунктах. Вскоре о них поползли слухи, предваряя их появление: истории о демоне, который вернулся с того света в поисках мести за свою смерть, и о его безмолвном бесплотном спутнике, о том, как они медленно, но неотступно держали путь к месту своего назначения — к Цишаню. В течении этих недель единственная причина беспокойства Вэй Усяня была надёжно скрыта под его рукавом; порез зудел и горел огнём, даже когда Вэй Усянь не теребил его сквозь чёрную ткань. Иногда он замечал, как Лань Ванцзи пристально наблюдает за ним краем глаза. Когда бы это ни случилось, Вэй Усянь показывал ему язык и переводил тему. Это было не столь важно. Наконец до них дошли слухи о том, что подчинённые кланы открыто выступили против тирании Вэнь Жоханя. Дюжины вэньских заклинателей без следа пропали в Цинхэ. Наблюдатели в Гусу стали жертвами рождённого музыкой безумия и в бреду поубивали друг друга. Надзирательный пункт в Пристани Лотоса был сожжен дотла вместе со своими обитателями. Стоя посреди мертвецов, пока Лань Ванцзи зачищал остатки выживших, не оставивших надежды атаковать их, Вэй Усянь улыбался. Вэньская кровь, обагряющая его губы, казалась сладкой на вкус. *** Вэнь Жохань не был дураком; всего спустя пару недель случайных атак на его солдат он запустил когти в учеников из подчинённых кланов, находящихся на перевоспитании в Цишане. Вся их переписка просматривалась отвечающими за обучение вэньскими заклинателями, так что большинство детей даже не подозревали, что происходит за пределами Цишаня, и не догадывались о демоне, воодушевляющем их родственников взбунтоваться против Вэнь Жоханя и положить конец пятнадцатилетнему кошмару. Цзинь Лина, единственного признанного внука Цзинь Гуаншаня и будущего наследника Башни Кои, допросили одним из первых из его соучеников. Его вызвали рано, когда даже ещё не все взрослые были в курсе новостей. Горячий нрав Цзинь Лина взял вверх над его осторожностью; но ему относительно повезло отделаться всего несколькими синяками и саднящим прокушенным языком. Он не пошёл в лазарет: ещё не хватало, чтобы кто-либо указывал ему, что умей он лучше держать себя в руках, его спина сейчас бы не так болела; но один его его соучеников — нет, один из этих — заметил его скованную позу и настойчиво посоветовал позаботиться о своих ранах. — Это тебя не касается, — отскочив на пару шагов, рявкнул Цзинь Лин. Его собеседник, юноша всего на пару лет его старше, даже не прикоснулся к нему; но что-то в его приветливых серых глазах обеспокоило Цзинь Лина. Они не соответствовали вышитому на его одеждах красному солнцу и алым языкам пламени, украшавшим его воротник и рукава. Вэни не были приветливыми. Вэни не были добрыми или милыми, в них вообще не было ничего даже отдалённо хорошего. Они считали себя выше других кланов и держали себя соответственно задолго до рождения Цзинь Лина. Что бы этот мальчишка не планировал, Цзинь Лин не собирался попадаться на его уловки только потому, что тот делал вид, что заботится о его ранах. — Молодой господин Цзинь, это займёт всего мгновение, — настаивал тот. Даже его голос был обманчиво мягким. — Я сказал тебе оставить меня в покое! Со мной всё в порядке! Обойдусь без помощи вэньского пса... — Цзинь Лин осёкся, и прикрыв рот рукой, распахнутыми глазами уставился в такие же удивлённо распахнутые глаза напротив. Хотел бы он взять свои слова назад. Среди множества правил, которые за последние месяцы заставили зазубрить его и остальных пятьдесят учеников, одним из самых важных был запрет на проявление неуважения к Вэням. Как бы о них не судачили за закрытыми дверями, подобная дерзость в отношении любого члена клана Вэнь, неважно, насколько далёкой от Вэнь Жоханя ветви, сурово наказывалась. Один из учеников клана Лань оговорился несколько дней назад, и с тех пор Цзинь Лин его не видел. Вэньский мальчишка облизнул губы и оглянулся. Уже наступили сумерки, так что большинство учеников были в обеденной зале; скорее всего, их разговор никто не слышал, но Цзинь Лин знал, что его слово ничего не будет стоить против слова одного из Вэней. — Молодой господин Цзинь, — повторил он, понизив голос. — Меня попросили привести вас в лазарет; пожалуйста, пойдёмте со мной. На этот раз Цзинь Лин не стал спорить. Он без разговоров последовал за мальчишкой, пытаясь за думать о том, что его ожидает. Он будет не первым казнённым учеником; он задумался о своём деде, надеясь, что его отношений с Вэнь Жоханем, более тёплых, чем у других глав кланов, хватит, чтобы защитить его. Тем не менее, когда они вошли в лазарет, от потрясения он забыл про все свои страхи, тревоги и фантазии о том, как его отец с дядей врываются в Цишань, чтобы забрать его домой, придушив Цзыдянем каждого Вэня, посмевшего держать его и остальных в заложниках. Только одна койка была занята; над лежащим на тюфяке больным склонился человек с чертами лица столь изящными, что казалось, его снесёт дуновением ветерка. За столом сидела женщина и что-то писала при свете свечей. Цзинь Лин узнал её прежде, чем она подняла голову. — А ты не торопился, А-Юань, — пробормотала она. Положив кисть, она встала и кивком головы указала Цзинь Лину на свободную койку. Он не двинулся. — Я не собираюсь весь день возиться с тобой, паршивец. Цзинь Лин даже не оскорбился. — Вы дядина... — Я позвала тебя сюда не ради разговоров, — отрезала Вэнь Цин. — Хотя с другой стороны, раз ты такой бодрый и языкастый, должно быть, они не слишком с тобой усердствовали... Позволишь взглянуть? Если уж быть совсем честным, Цзинь Лин колебался. Часть его чувствовала воодушевление при виде знакомого лица, хотя он и сомневался, что вообще хоть раз говорил с этой женщиной. С другой же стороны, он не мог не задуматься о том, известно ли дяде, чем занимается его... подруга, когда не гостит в Пристани Лотоса. Но, решил он, Вэнь Юань хотя бы привёл его к ней, к лекарю, а не в дисциплинарный комитет. Он разделся, заплёл в косу распущенные по плечам волосы и сидел, опустив взгляд на колени, пока Вэнь Цин осматривала его спину. — Я так и знала, — фыркнула она. — Они едва ли дали тебе почувствовать вкус палок. Цзинь Лин оделся, обхватил руками предплечья и потёр их, пытаясь избавиться от цепляющихся к коже под одеждой остатков холода. — Вам повезло, — заметил Вэнь Юань. Он отвёл взгляд, и его слабая улыбка потухла. — С молодым господином Ланем они и правда зашли слишком далеко... Только тогда Цзинь Лин узнал лежащего на постели человека. Лань Цзинъи лежал на боку, и его лицо даже во сне искажала гримаса боли. Цзинь Лин заметил на прикроватном столике его аккуратно сложённую лобную ленту и широко раскрыл глаза; он ясно помнил, что за все месяцы в Цишане он ни разу не видел, чтобы Лань Цзинъи снимал её. — С ним... С ним всё будет в порядке? Вэнь Юань кивнул. — Но ему очень больно. — А-Юань, проводи молодого господина Цзиня в его спальню, — приказала Вэнь Цин. Он снова села и продолжила писать. — Уже почти отбой, и часы посещений уже точно окончены... И Цзинь Лин, — подняв взгляд, добавила она, когда они уже почти ступили в темноту ночи, — для твоей же безопасности и душевного спокойствия твоего дяди, впредь не будь таким упрямым, когда в следующий раз А-Юань заговорит с тобой. Стиснув зубы от злости и стыда, Цзинь Лин кивнул. Он молча следовал за Вэнь Юанем к спальням учеников, слишком смущённый и сбитый с толку, чтобы даже привести мысли в порядок. Тем не менее, когда они миновали каменные лестничные ступени и перед ними возникло искомое здание, он больше не смог молчать. — Почему ты ей не сказал? Идущий на несколько шагов впереди него Вэнь Юань помедлил и развернулся. — Не сказал что? — Что я... Ну, тогда, я оскорбил тебя. Вэнь Юань нахмурился, а потом опустил взгляд к сапогам Цзинь Лина. — Я не хочу, чтобы вас так жестоко наказывали, — признал он. — После того, как я увидел, что они сделали с молодым господином Ланем... Я думаю, что никто из вас не заслуживает такого наказание всего лишь за грубость. Кроме того, разве в подчинённых кланах не все думают точно так же? Цзинь Лин переступил с ноги на ногу. — ...Да, — подтвердил он. — Но ты кажешься... разумным. Вэнь Юань пожал плечами и поднял взгляд. — Не все мы согласны с Вэнь Жоханем, — он прикусил нижнюю губу. — Мне... многое неизвестно, но очень скоро нам всем придётся выбираться отсюда с тётей Цин и дядей Нином. Цзинь Лин прищурился. — Так значит слухи не врут? Они восстали? Вэнь Юань кивнул. — Кажется, да... Молодой господин Цзинь, я пойму, если вы мне не поверите, но когда придёт время, нашей главной задачей будет оказаться вне пределов досягаемости Вэнь Жоханя. И для этого нам нужны вы. Нет, Цзинь Лин не поверил Вэнь Юаню. Может быть, он и был благодарен ему за то, что его не избили, и помнил о том, что кажется, его дядя неплохо ладил с Вэнь Цин, но у него не было причин полагать, что Вэнь Юань говорил правду... зачем бы им, так уютно устроившись под крылышком Вэнь Жоханя, активно ему противодействовать? Действительно ли шансы низвергнуть его настолько высоки? — Когда придёт время, как никогда раньше станет ясно, что все здесь — просто заложники, чтобы держать в узде подчинённые кланы, — настаивал Вэнь Юань так тихо, что Цзинь Лину пришлось наклониться, чтобы его расслышать. — Он без раздумий использует вас всех ради мести... и вы это знаете. — Я не дурак, — Цзинь Лин сложил руки за спиной и оглянулся, чтобы удостовериться, что они всё ещё одни; ученики только выходили из обеденной залы. Он заметил вдали, как к ним приближаются какие-то фигуры. Он понизил голос ещё сильнее, чем до того Вэнь Юань. — Но я не понимаю, зачем вам помогать подчинённым кланам. Вэнь Юань вздохнул. — Мы не слепые. И нас это всё тоже не радует. А тётя Цин и дядя Нин... Они... Мы в долгу перед орденами Юньмэн Цзян и Гусу Лань ещё с первой кампании по Низвержению солнца. — Что это за долг такой, чтобы ради него так рисковать... Но Цзинь Лин осёкся и всё его существо затопила тревога, когда Вэнь Юань внезапно побледнел. Его губы разомкнулись, не способные вымолвить ни слова, а доброта на его лице обернулась страхом. Спустя мгновение Цзинь Лин осознал, что было не так. Люди двигались медленно и спокойно, приближаясь к ученикам; их мечи были обнажены и даже расстояние не скрывало их враждебных намерений. — ...Они действительно... — Вэнь Юань громко сглотнул, а потом схватил Цзинь Лина за руку. — Иди в лазарет. Скажи тёте Цин. С каждым словом он всё сильнее сжимал его предплечье, но закончив, положил ладонь на рукоять меча. — А ты? — Я попытаюсь выиграть нам немного времени.