***
Дядя купил этот фургон за пару месяцев до того, как расстался Агатой. На тот момент ему было тридцать пять и после этого события что-то будто резко сменилось в его образе жизни. Дядя впервые стал выглядеть как обычный взрослый, который смирился с течением жизни и больше ни о чем необычном не мечтал. Вечный творческий беспорядок у него дома и многие вещи, которыми дядя дорожил, просто исчезли из его квартиры. Тогда я не придал этому особого значения – подумал, что так на него повлияли слова моей матери. Наверное, так люди из молодых становятся окончательно взрослыми. А потом уже постепенно наступает старость. Пока дядя был молод, родители часто оставляли нас с Вилли у него в гостях. И с ним мы забывали о такой вещи, как скука. Этот человек мог найти общий язык с любым, даже с таким ребенком, как я. Только у него мне удавалось без угрызения совести целыми днями проводить у телевизора или читать любимые комиксы, и он часто присоединялся к нам: показывал старые мультфильмы, которые нравились ему, когда он был ребёнком, даже достал старую модель приставки, и мы вместе с ним играли в старые игры. Дяде не было жалко для нас ничего. Они были знакомы с Агатой, сколько я себя помню. Возможно, когда я родился, они уже были парой или просто друзьями, но Агата стала жить с дядей только спустя долгое время их знакомства, когда мне уже было десять лет. Они во многом были похожи — только Агата верила в бога, а дядя нет. В нашей семье разве что мама придавала этому какое-то значения — ходила в церковь во время праздников. И Агата была такая же, как моя мать. А еще она любила всякие жуткие истории, связанные с убийствами людей. У нее было много книг, связанных с криминологией, а также кассет с документальными и художественными фильмами, сюжет которых так или иначе был связан с чем-то жутким. Увидев их однажды у нее на полках, я не удержался и все-таки напросился на пару таких рассказов. Агата, в отличие от многих взрослых, не считала меня слишком маленьким для подобного, и это в ней особенно нравилось. Я был уверен, что это никак не повлияет на меня – в конце концов на тот момент мне было уже десять лет. Однако моя уверенность в собственной смелости и крепости психики разбилась в дребезги, столкнувшись с жестокой реальностью тем же вечером. — Что страшного в темноте? — негодующе спросила меня мать, когда я остановил её. Она собиралась выключить свет в комнате и застыла у выхода нашей комнаты. — Эрик боится, что его похитит Ночной Охотник, зайдя к нам через открытую форточку. — насмешливо заметил брат с нижнего яруса, кутаясь в одеяло, на что я фыркнул — ничего подобного, мы ведь на втором этаже дома. И окна закрыты. — Что ещё за сказочный герой, мальчики, вы уже большие для такого! — возмущенно произнесла мать. — Это не сказки. Это реальный убийца. Мне о нём Агата рассказывала. Он похитил девочку… — Так! А ну стоять. Прекрати мне рассказывать такие ужасные истории, и сам прекрати думать о подобном, а то начитаешься такой вот дряни, а потом страдаешь от кошмаров. Всё, мальчики, забыли о всяких ужасных сталкерах, закрываем глазки и засыпаем, — мама щелкнула переключателем света, а затем я услышал её голос в кромешной тьме, отчего вздрогнул. — А с тобой, молодой человек, мы еще утром поговорим. Не думала, что скажу этого, но свободный доступ в интернет плохо влияет на вас, — и закрыла за собой дверь. — Вот придурок! — послышался снизу голос брата. Ему тоже прилетит. Мои походы в гости к дяде вскоре свелись к нулю - я записался на занятия по волейболу и этим забил все то свободное время после школы, когда мог заглянуть к нему. А спустя пару лет, узнав, что Агата съехала от него, я предположил, что слишком мал, чтобы ещё и выяснять, почему, оставшись без ответов на вопросы, которые меня волновали. За дядю было обидно.***
— У меня есть хорошая новость и плохая, — заявил Эрик. Гордон растерянно взглянул на него, всё ещё не веря тому, что парень явился к нему в гости ровно в то время, в которое они договаривались. Он это дело, конечно, одобрял, но ведь так успеть возможно только если… — А что за плохая новость? — настороженно спросил парень. — Давай начну с хорошей? Иначе я её выдам тебе раньше, хотя ты не просил. — Начинай, с какой хочешь, — Гордон пожал плечами. Он и сам раздумывал над вставшей перед ними проблемой в виде выбора транспортного средства. В их компании было сразу два капризных пассажира — Мэри и Вивьен. Им бы не захотелось возиться со сменой транспорта в процессе, но какой тогда выбирать автомобиль, чтобы туда вместились все. — Дядя предложил свой фургон. Судя по его словам, он может пока обойтись и общественным транспортом. Но, — и при этих словах Эрик нервно усмехнулся — вспомнилась причина, почему его лишили прав. Не хотелось больше рисковать ими. — Ты не можешь подогнать фургон, так что мне придется идти к твоему дяде? — Да, он сейчас болен и вряд ли притащится к нам с машиной. Да и нечего его вообще дёргать. У него не самый весёлый вид. Ты как, за? — Другого выбора нет, и сомневаюсь, что твой дядя кусается. Фургон стоял в гараже, чистый и нетронутый, словно в последний раз на нём ездили, может, неделю, а то и месяц назад. Скорее всего, дядя Эрика предложил его только потому, что сам уже отказался от езды на автомобиле и продолжительное время пользовался общественным транспортом. Возможно, фургон вообще был приобретён им лишь для перевозки вещей в магазин. Уж больно вместительный он был и большой для холостого человека, проживающего в полном одиночестве. — А к вам нельзя присоединиться? — дядя Эрика выглянул из дома, чтобы посмотреть на их растерянные лица при этом вопросе. Он тут же усмехнулся, кашлянув. — Да не бойтесь, буду я вам портить поездку своей компанией. Просто пошутил. Оставив их наедине с машиной и ключами от гаража, мужчина куда-то исчез. Эрик окинул минивэн взглядом, уставился на лобовое стекло и, заметив на себе пристальный взгляд Гордона, дёрнулся. — Всё в порядке? — Да… вроде, а вот с дядей явно не так, — Эрик попытался скрыть смущение, открыл дверь машины, заглянул внутрь, уселся на переднем пассажирском кресле и решил открыть бардачок. Гордон только смотрел за его действиями через окно водительского места. — Что ты там ищешь? — Просто интересно, оставил ли он нам кассеты на дорогу. — Может, диски? — Гордон неуверенно приподнял левую бровь, не понимая, почему Эрик так избегает его взгляда, хотя он догадывался, но почему-то не сразу подумал об этом: скорее всего, всё ещё не мог избавиться от того чувства стыда, который испытал пару лет назад.***
Это случилось ровно, а, может, и чуть меньше, чем два года назад. Тогда я успешно сдал на водительские права, и папа стал время от времени давать мне свой автомобиль, но водить его я мог только в сопровождении взрослого. Обычно этим взрослым был он. И я, уличив удачный момент, решил во что бы то ни стало этим летом покрасоваться своим новым навыком перед Гордоном. Тем летом было возмутительно душно и скучно. Казалось, что жизнь застыла, превратившись в статичную идиллическую картину — ничего интересного не происходило. Именно тогда родители впервые забыли о моём дне рождения или нарочно не стали что-то придумывать, а я даже не стал им напомнить о нём — кто в шестнадцать лет всерьез об этом волнуется? Они были заняты Вильгельмом в другой части города. Брат нашёл работу и решил переехать жить совместно со своей подругой Анжеликой, которую он знал со старшей школы, в отдельную квартиру. Они так им гордились, мне было просто тошно наблюдать за всей этой процессией. В тот день родителям, наконец, удалось выделить целых двадцать четыре часа на себя любимых и своего первого, единственного и неповторимого сына, возложив на меня ответственность за две связки ключей. Одна была от всего дома, а вторая — от автомобиля и гаража. Сами же взрослые решили обойтись общественным транспортом, чтобы отдохнуть полностью от всего, что было им привычно в будние дни. Первую половину дня я просидел за компьютером, время от времени разглядывая ключи, которые стояли на книжкой полке над моей головой. Я старался игнорировать все то, что было вне четырех стен, — от вида расцветшей растительности и активизировавшейся живности, включая людей, было тошно. Ключи манили меня, поблескивая от просачивающихся сквозь тонкую ткань полупрозрачных занавесок лучей солнца. Я то и дело кидал на них взгляд, ловя себя на подкрадывающейся всё ближе и ближе коварной мысли. «А что, если…» В очередной раз меня отвлёк уже телефонный звонок. Я не заметил, как день сменился вечером. Мэри позвонила и не поинтересовавшись даже, если я занят чем-то, пригласила к себе. Я решил прикинуть в голове, что лучше, — остаться в полном одиночестве или присоединиться к Райнетам на ужин, но подруга не дала мне даже сверить все «за» и «против», упомянув своего старшего брата. Нет, она не вспомнила про мой уже прошедший день рождения. Она звала меня на помощь. Оставаться наедине с братом Мэри ещё не умела — её изнутри сверлила совершенно справедливое, стоит заметить, чувство вины, поэтому я проявил милосердие и согласился на её приглашение. Их дом всё равно располагался в паре шагов от нашего. Мне бы в любом случае не составило бы труда подойти к нему, даже без особого желания, но в тот день я шёл туда с определенным планом. Он заключался в том, чтобы после ужина подбросить Гордона до места, где он жил, а он по каким-то странным причинам предпочитал жить в квартире матери, а не отца. Гордон был с нами не по собственному большому желанию, а потому что все его друзья находились не в городе, и сам он не являлся каким-то особо активным экстравертом, чтобы отправиться в центр города искать приключения себе на голову, поэтому он и приехал в отцовский дом только, чтобы в очередной раз напороться на недопонимание. Что-то этим троим мешало зарыть все обиды глубоко в землю и начать всё заново. Я не знал всего, что происходило внутри этих четырех стен в те годы, когда их родители ещё не развелись, но догадывался - тут не что-то из разряда тех небольших конфликтов, которые развязывали мы с братом или наши родители. Тут было кое-что, доселе незнакомое мне. — Я недавно узнала об одной необычной игре, мы можем сыграть! — начала подруга издалека, когда мы устроились в гостиной. — Если это какая-то извращенная вариация «Правды или Действия», то я отказываюсь играть в неё! — я недоверчиво покосился на сидящую рядом, на диване, подругу. Мэри покачала головой. — Нет, она гораздо интереснее. И в ней нет ничего страшного. А лучше бы было. Вся суть игры заключалась в том, что люди садятся в круг, задают друг другу по очереди вопросы, но в ухо, чтобы другие не услышали, и человек отвечает на него вслух, а затем следующий человек вместе с отвечающим загадывают орла или решку, и в зависимости от того, что выпадает, вопрос либо озвучивают всем остальным, либо нет. Первым делом, конечно же, Мэри решила узнать у меня, кто же мне нравится. — Гордон! — не думая ни секунды, ответил я, решив сыграть со своей удачей в злую шутку. Обладатель имени посмотрел на меня с подозрением. За окном солнце уже стало медленно уходить в закат, небо стало постепенно окрашиваться в оранжевый цвет, а Гордон сидел напротив окна, и его голубые глаза приобрели какой-то странный оттенок. Монета легла на ладонь Мэри орлом кверху, и я смог облегченно вздохнуть. Затем мы поменялись местами после того, как Гордон задал вопрос Мэри, и теперь она уже задавала вопрос Гордону. Он не сразу ответил, только недовольно взглянул на сестру, а та нервно хихикнула и пожала плечами. — Я проголодался, — он встал с места, игнорируя недовольный возглас Мэри. — Орел или решка, Эрик?! — обратилась она ко мне, когда Гордон отошел. — Зачем тебе? Игра прервалась! — Мне плевать, Эрик, я больше не могу, мне страшно за него! — после этих слов она перестала улыбаться. Мэри схватила меня за плечи и стала трясти с такой силой, что перед глазами всё слегка поплыло. Кое-как вынудив её успокоиться, я принял нелёгкое решение: выслушал подругу, иначе она бы не отвязалась от меня, а то, как свет из окна падал на её лицо, лишь придавало еще большей тревожности его выражению. Под её глазами, носом и губами образовались неглубокие тени, а зрачки казались шире обычного. Мэри рассказала мне обо всём, что произошло после того, как их родители развелись и то, как она переживала за здоровье старшего брата. Я всегда думал, что Мэри драматизирует, потому что не знал, о чем шла речь, — то ли слушал её в полуха, то ли она сама говорила лишь наполовину искренне, как было ей свойственно, полунамеками, пытаясь подвести меня самого к ответу. Мне казалось, что Гордон ходит к врачу из-за само собой возникших недугов. Ну, например, затянувшейся простуды или ещё чего. Возможно, даже стресса по поводу учебы. Но всё оказалось куда серьёзнее, чем мне рисовало воображение. Я вдруг осознал, что Гордон всегда ходил в одежде с длинным рукавом, и никогда прежде не придавал этому значения, ведь сам люблю носить одежду с капюшоном, даже если в ближайшее время никакого дождя не намечалось. — О чём вы там шепчетесь? — Гордон обратился в нашу сторону, вытащив из холодильника апельсиновый сок. Налив и нам по стакану, он протянул их и внимательно уставился на нас. Мэри сразу же замолкла, глубоко и шумно шмыгнув носом. Было очевидно, что она едва сдерживала все свои эмоции. Это читалось по её застывшему, поблескивающему от слёз взгляду. И я сдался под этим напором, не смог скрывать информацию, которую мне поведала подруга. Отец всегда говорил, что когда-нибудь моя любовь говорить только то, что на уме, и неумение врать сыграют со мной злую шутку, но, к счастью, я догадался сделать это, когда Мэри отошла в ванную, очевидно, умыть лицо и привести себя в порядок. — Я знаю, о чем тебя Мэри спрашивала, — начал я, стараясь придать своему голосу серьёзности. Тогда я представил себя взрослым. Должно быть, это выглядело со стороны максимально глупо и смешно, потому что Гордон неуверенно посмотрел на меня и усмехнулся. — Догадываешься? — Нет, знаю, — после этих слов улыбка на лице и непринужденность у Гордона как рукой сняло. Он заметно напрягся и подался вперёд, сверля меня взглядом. — Поэтому ты носишь водолазки с длинными рукавами и вообще, — продолжил я, не затыкаясь даже, чтобы прислушаться к себе со стороны. — Зачем ты это делаешь? Он промолчал в ответ. — Это ведь больно! — И что? Это была излюбленная фраза Гордона. Моего брата он так с лёгкостью привёл бы в чувства, поставив на место, — да любой другой человек бы заткнулся и задумался над смыслом всего этого диалога. Думать было не о чем. Бессмысленно говорить о том, какую боль причиняет самоповреждение не столько физически, сколько морально, ведь это было, насколько я понимал, актом агрессии, обращенной к себе. Я не имел никакого права делать каких-либо заявлений или осуждать его, но тогда моя голова совсем не соображала. Я нахмурился и продолжил. — И больно не только тебе. — Никому не больно. — Неправда, — я указал в сторону Мэри, которая вышла из ванной. Гордон даже не стал направлять своего взгляда в её сторону, только хмыкнул, тихо положив стакан на журнальный столик. Мэри застыла на месте у входа в гостиную. Кажется, она слышала весь наш разговор. Медленно и плавно она повернула голову в мою сторону и одними губами произнесла: «идиот». Удивительно, но этого было достаточно, чтобы я опомнился, потому что затем Гордон резко встал и твёрдым шагом, не останавливаясь на вопли Мэри, двинулся в сторону выхода из дома, не проронив ни слова. Я поспешил за ним, оттолкнув Мэри, практически вылетел из дома, чтобы успеть остановить Гордона. На улице было ещё не совсем темно, но солнце уже наполовину зашло за горизонт. Гордон взглянул на меня через плечо и фыркнул. — Я знаю, как тебя, наверное, достала наша компания. Я не хотел говорить ничего, что тебя бы задело. Правда. Мне просто кажется, что тебе пора прекращать причинять себе боль. Обещаю, то, что я узнал от Мэри, уйдёт со мной вместе под землю… — я запнулся, сглотнув. — Когда умру, конечно же, — и нервно улыбнулся. — К чему это всё? — Тебе, наверное, плевать на мои слова, но если тебе вдруг нужно кому-то пожаловаться на жизнь, — я указал на себя, ткнув себе в грудь большими пальцами обеих рук и стал улыбаться еще шире, — я буду рад тебя выслушать. Мне нечего тебе сказать, но иногда достаточно и просто выслушать. Гордон повернулся ко мне всем телом и сменил выражение лица. Он уже не смотрел так настороженно и недоверчиво, как пару минут назад, но мне всё ещё было тревожно от его прямого взгляда. Ко всему прочему, он был всё ещё выше меня, и я чувствовал себя какой-то букашкой, когда он так смотрел на меня. — Спасибо за искренность, но можешь не волноваться, все в порядке. И так бы он и исчез в тот вечер, если бы не ещё одна моя наиглупейшая затея. Я хотел подвезти его до дома и убедиться, что он и правда не держит на меня зла. — А разве тебе можно? — Ну, тебе же есть восемнадцать, так что мне можно за руль под твоим сопровождением! Гордон недоверчиво посмотрел на меня. Я сложил руки за спиной, скрестив указательный и средний палец и продолжая улыбаться ему. Он с неохотой кивнул, словно заранее жалея, и мы неторопливым шагом двинулись в сторону моего дома. Я предварительно трижды проверил, не успел ли потерять по дороге ключи от гаража и самой машины. К счастью, связка прощупывалась даже сквозь плотную ткань штанов. На небе уже красовалась луна— солнце успело полностью скрыться за горизонт, и дорогу освещали лишь редкие уличные фонари и фары отцовской машины. Я с тяжестью на душе, словно где-то в районе между сердцем и лёгкими скопилась груда небольших камней, завёл мотор. Что-то подсказывало мне, что ничем хорошим эта поездка не кончится, но нехорошее предчувствие сопровождало меня почти круглые сутки, за что бы я не брался, поэтому, не придав значения чутью моего нутра, я нажал на газ, и мы двинулись. И моё нутро в очередной раз оказалось право, потому что эта поездка закончилась тем, что нашим родителям пришлось оплачивать штраф.***
Утро в семье Ромеро начиналось раньше, чем у обычных городских людей, — с восходом солнца. Но Дрейк по привычке спал до восьми часов утра, последние полчаса мучимый от шума в доме. Закончив с уборкой в одной части дома, бабушка твёрдым шагом направлялась в его комнату, и каждая деревянная, потёртая временем половица, стоило ей только встать на неё одной ногой, издавала мерзкий скрип. Парень сделал ещё один оборот вокруг своей оси в кровати и, не рассчитав её площадь, упал на холодный гладкий пол, потянув за собой подушку. Недовольно промычав что-то в полусонном состоянии, он прикрыл ею голову и попытался продолжить спать, но женщина уже бесцеремонно распахнула дверь в его комнату и направилась к окну, чтобы раздвинуть длинные шторы и впустить в комнату свет. — Вставай, соня, уже утро! — она наклонилась к Дрейку, пытаясь отодрать от его головы подушку. — Отвали! Дрейк, не открывая глаз, грубо и резко взмахнул рукой в воздухе. Бабушка только недовольно фыркнула и со всей силой потянула подушку на себя, приподняв с пола вместе с ней ещё и внука, а затем тот с грохотом упал на пол. Женщина неуверенно похлопала ресницами, разглядывая бездвижное тело Дрейка. Тот, сразу же сложившись вдвое, приобнял себя за колени, скрыв лицо за ними, и застыл в позе эмбриона. Отвлекшись от него на мгновение, бабушка аккуратно положила подушку на кровать и вновь с тяжелым вздохом наклонилась к внуку, стараясь придвинуться как можно ближе к уху, чтобы громко повторить свои слова. — Да всё, всё, живой я, встаю! — Дрейк резко выпрямился, привстал с места, отчего женщина дернулась в сторону и нахмурила брови. Уместившись на холодном и пыльном полу, он стал лениво потирать глаза. — Быстро-быстро, в темпе вальса, вставай и сходи в туалет, умойся, почисти зубы и марш завтракать. Бабушка за словами в карман не лезла, была прямолинейна и почти никогда не церемонилась по поводу подобранных ею слов. И если кого-то и смущали её поведение и нрав, то Дрейк ко всему привык. Она всегда его торопила. Каждый день Дрейка был похож на гонку: нужно было успеть сделать всё, что сказала бабушка, раньше, чем та сама примется за выполнение этой задачи. Тем не менее, парень не сразу сдвинулся с места. Только спустя пять минут Дрейк все же встал с пола, и, бормоча себе под нос «ни дня спокойно жить не дашь», направился в ванную. Включив воду, он с минуты наблюдал за сильной струей воды, пытаясь привести мысли в порядок и очнуться, пока бабушка расправлялась с его постелью и сразу же после принялась убирать разбросанные по всей комнате вещи. Быстро ополоснув лицо и кое-как почистив зубы, Дрейк ещё некоторое время остался стоять в ванной, разглядывая свое отражение в зеркале напротив. Он внимательно изучил заживающий синяк под глазами, полученные в недавней драке, а затем принялся корчить себе всякие гримасы: высунул язык изо рта на всю длину, наморщил брови, скосив к переносице, из-за чего на ней выступили складки, поднял кончик носа. Вдобавок ко всему, под конец он хрюкнул, с отвращением усмехнулся отражению и, плюнув прямо в сетку слива раковины, вышел из ванной. Именно в этот момент с кухни послышался голос бабушки. Она звала завтракать. Когда Дрейк ленивым и шаркающим шагом приблизился к кухне, бабушка недовольно взглянула в его сторону из-за плеча. — Из поросенка в свинью вырос. Ну, и сколько я тебе буду говорить, не раскидывай одежду по всей комнате. Для этого есть шкаф! Восемнадцать лет от роду, а всё как малолетний ребенок. Твои сверстники уже самостоятельно живут, учатся в университетах всяких, а тебя одного нельзя оставить. В такие моменты было бесполезно спорить — где-то в глубине души Дрейк с неохотой, но соглашался с её словами, хотя чаще всего отвечал ей недовольно и подняв тон, из-за чего маленький бабушкин монолог перерастал в перекрикивание с внуком. Этим утром Дрейк решил обойтись простым кивком в её сторону, уселся за стол и принялся разглядывать упаковку от хлопьев, которые сразу же достал из ближайшего верхнего шкафчика. — Ну, не определился ты с учебой. Предположим. Но хоть бы помог мне по дому. Чем ты вообще займёшь себя в ближайшее лето? Год идёт, ты уже окончил школу, а дальше как будешь жить? А когда я умру? Я ведь совсем уже старая. — Вовсе ты не старая, — с неохотой подал голос Дрейк, выложив себе в неглубокую миску небольшую горстку хлопьев, потянулся, сидя на стуле, к холодильнику, словил на себе недовольный взгляд бабушки, выпрямился и встал с места, чтобы уже «по-человечески» достать молоко из холодильника. — А какая же я? Дрейк неуверенно посмотрел на неё. Смотреть ей прямо в глаза он не любил, не получалось — взгляд у бабушки был острый, пронзающий совесть насквозь как самые точные стрелы. Казалось, она читает его как открытую книгу и видит все изъяны его души. Иногда складывалось впечатление, что бабушка его ненавидит и выносит лишь из соображений совести, но это было в корне неверным суждением. Дрейк был единственным родным человеком, благодаря которому она не осталась в полном одиночестве после смерти мужа. Женщина старалась изо всех сил, чтобы из внука выросла порядочная личность. Она никогда не рассказывала ему о его родном отце и старалась не напоминать о своей дочери, родной матери Дрейка, которая бросила пятилетнего сына на её попечение и уехала, чтобы начать жизнь заново. Для той, что потратила последние десять с лишним лет, чтобы сделать из такого непутевого создания человека, миссис Ромеро выглядела более, чем хорошо. Лучше всех, как думал Дрейк. — В расцвете сил, abuela. Дрейк с детства привык называть её именно по-испански, на языке, котором между собой говорили бабушка и дедушка. Женщина картинно закатила глаза и коротко рассмеялась, затем резко изменилась в лице, стала серьезной, как и раньше. Их ждала ежедневная рутина: пока бабушка убиралась во всем доме, Дрейк отправлялся за мелкими покупками в ближайший магазин, а затем возвращался и был волен делать, что ему вздумается, но только при одном единственном условии: если потратит хотя бы час дня на что-то полезное. Например, на чтение выбранной бабушкой книги. Когда-то весь день Дрейка занимали только тренировки футболом, из-за которых он толком не успевал посещать школьные занятия, но после смерти дедушки Дрейк забросил это занятие и совсем разленился. Дом семьи Ромеро был небольшой, двухэтажный и возрастом старше, чем самый младший его житель. Задний дворик был чуть больше. Когда-то муж миссис Ромеро купил этот клочок земли и построил на нём свой будущий дом. Хорхе Ромеро, дедушка Дрейка, родился в этом городе, его родители приехали сюда с юга и происходили родом из Мексики. Дрейк застал старшего Ромеро живым первые десять лет своей жизни. Именно дедушка заразил его любовью к футболу, впервые отправился с внуком на занятие по нему и старался всячески поддерживать, как и бабушка, занимаясь его воспитанием. После смерти Хорхе Дрейк совсем выбился из рук, как думала бабушка, начался сложный период в жизни внука — подростковый, но Дрейку он дался тяжелее, чем другим его сверстникам. И вскоре он перестал чем-либо интересоваться. К большому удивлению окружающих, это не вылилось во что-то более разрушительное, чем простая лень и отлынивание от учебы. Дрейк хоть и прогуливал большую часть занятий, но его, как правило, всегда находили где-то поблизости от школы. И он ничем вредным никогда не занимался — разве что лез в драку со сверстниками или кем-то постарше. Ближайший магазин, в который Дрейк отправлялся каждую неделю по просьбе бабушки, находился в тридцати минутах от его дома. В отличие от Эрика, он уже получил права на вождение без сопровождения взрослого, ещё когда ему исполнилось восемнадцать. За подобный небольшой успех бабушка купила ему машину, правда, ключи всё равно продолжала хранить у себя, да и сам автомобиль был зарегистрирован на её имя. И Дрейк мог воспользоваться им лишь на небольшое время, терпеливо ожидая того дня, когда бабушка соизволит переписать машину на него. — А почему это я во всем виновата? Прямо перед ним, через несколько человек, стояла девушка с рыжими волосами и о чем-то громко спорила по телефону. Дрейк даже не сдвинулся, чтобы убедиться в том, что это была Мэри. Он только закатил глаза, положил на пол корзину с продуктами и достал из кармана наушники. Едва только он подключил их к телефону, как его заметила подруга. Ромеро шумно выдохнул, крепче сжав телефон в руках. — Всё, пока, я не могу сейчас говорить! — и она повернулась в сторону Дрейка, широко улыбнувшись и помахав ему рукой, но он и дальше продолжил игнорировать её. Мэри удалось догнать и привлечь его внимание только спустя время, когда тот уже вышел из магазина. — Ты глухой, что ли, вытащи бананы из ушей! Эй, я с тобой говорю, Дрейк! — Чего тебе? — он вытащил один наушник из уха. — Ни привет, ни как дела, — девушка обиженно фыркнула, приподняв тяжелый пакет. — Подвезёшь? — Ну, и что ты хотела мне сказать? — Дрейк с неохотой забрал у девушки её покупки, переложил их в багажник своего автомобиля и кивком головы указал на заднее пассажирское сидение. Мэри дёрнула за ручку, но дверь не открылась. Дрейк нажал на брелок, раздался знакомый звук, и она снова попробовала открыть дверь. Мэри начала издалека - с дня рождения Вивьен и всего, что там произошло. Дрейк ездил не торопясь, и всякий раз, когда они натыкались на лежачих полицейских, Мэри, уместившаяся ровно посередине, не пристегнувшись и оперевшись вперед, о спинку водительского кресла, подпрыгивала и ударялась головой о потолок салона. Это дико раздражало девушку. Дрейк время от времени поглядывал на её недовольное лицо в зеркале заднего вида, не подавая при этом виду, что его это веселит. В конце концов, она отсела обратно, на положенное место и вжалась в кресло, завершив свой рассказ. Машина остановилась прямо у её дома, и Дрейк повернулся к ней уже лицом. — А сразу перейти к делу можешь? — У тебя завтра никаких планов нет? — Дай-ка подумать, — Дрейк сделал вид, что пытается вспомнить что-то, — да. — Что? — Ничего. — Хватит издеваться надо мной, я серьёзно! — А что сразу на одиннадцатое, родилось-то это недоразумение тринадцатого. — Ты меня вообще слушал? — Нет. Мэри стиснула зубы, еле сдержавшись, чтобы не врезать парню. Она сделала глубокий вдох и попыталась успокоиться, обойдясь лишь сильным пинком ему по спинке. Дрейк сделал ей замечание, но всё равно остался довольным, — выводить из себя тех, кто потревожил его гордое одиночество ему нравилось, особенно когда это была Мэри. Девушка начала рассказывать сначала, но он её остановил, указав на дом. Поняв намёк, Мэри открыла дверь, вышла, достала из багажника свои вещи, а затем наклонилась к открытому окну Дрейка. — Я тебя понял, а когда вы собираетесь выезжать? — Ты согласен? — Конечно, — Дрейк как-то подозрительно улыбнулся, — вдруг пропущу самое веселье, как Эрик ещё что-то выкинет. Например, себя. Из окна. Мэри неодобрительно покачала головой, но никак не стала это комментировать. Она прекрасно знала, что подобными комментариями Дрейк лишь тешил тараканов в своей голове и, может, ещё пытался вызвать у неё ответную реакцию. К тому же причина его согласия на подобную поездку заключалась далеко не в их с Эриком дружбе.***
На дворе стоял прохладный апрельский вечер. Дрейку только исполнилось пятнадцать лет, но он был доволен собой, — ему удалось пробраться на вечеринку, которую устроили местные старшеклассники в честь предстоящего выпуска из школы. Он всего лишь соврал, сказав, что ему восемнадцать, — никто не стал проверять, потому что Дрейка никто в лицо не знал, он довольно часто пропускал школу, а внешне выглядел чуть старше, чем многие его сверстники, хотя он не видел особой разницы между пятнадцатью и восемнадцатью годами. Ему казалось, что с таким же успехом он мог сказать, что ему двадцать, — все равно бы поверили. Вечеринка проходила в огромном доме одного из выпускников. Дрейк не был знаком с организатором лично, но в отличие от своих школьных друзей, Эрика и Мэри, его это ничуть не смущало. Он собирался выпить, познакомиться с запретной «взрослой» жизнью и хотя бы раз поцеловаться с девушкой. Когда он предложил эту авантюру своим друзьям, те отказались, и у каждого нашлась своя причина. — Что мне там делать, смотреть, как ты позоришься? — Ну, ты и ссыкло, Эрик Норд. — Скажешь это, когда вернёшься домой и получишь выговор от бабушки… Мэри хоть и сама горела желанием хотя бы раз попасть на вечеринку, организованную старшеклассниками, но не хотела злить лишний раз отца. — Ты боишься своего отца? Ну, ты и лохушка. — Мне в отличие от тебя, не плевать на чувства отца, который вырастил меня полностью один. — Так я тебе и поверил, святая Мария! Дрейк был зол на обоих друзей, но спорить с ними было бесполезно. Они упёрто стояли на своём, поэтому ему пришлось отправиться на это мероприятие одному. К счастью, он оказался прав, — никто не стал донимать его расспросами о том, кто он и откуда, стоило только упомянуть имя знакомого старшеклассника и представиться его другом. В подобных мероприятиях было так много незнакомых друг другу лиц, что никто особо не интересовался достоверностью преподнесенной им информации. Дрейк только надеялся не наткнуться на действительно знакомые лица, но по его прибытию на место большая часть уже бывших старшеклассников успела принять приличное количество алкоголя, и, когда он заметил это, волнение как рукой сняло. Дом, в котором проходила вечеринка, был вдвое, а то втрое больше того, в котором жил парень, он отродясь никогда не бывал в подобного размера жилых помещениях, да и участок прилегающий к строению был немалый и вмещал в себя небольшой бассейн на заднем дворе, пустой из-за неподходящей погоды. Войдя в здание, Дрейк оглянулся. Здесь было всё, о чём мог только мечтать подросток, скучно проводящий свои будни и желающий хотя бы немного распробовать всего того, что взрослые жадно присвоили себе и не делились с детьми. Сколько бы раз бабушка ему ни говорила, что на подобных мероприятиях стоит быть осторожным и разборчивым, следить за всем, что ему наливают и не доверяться незнакомым ему прежде людям, он всё равно вскоре забылся и влез в какой-то круг выпускников, которые соревновались в опрокидывании пластиковых стаканов с пивом. Дрейк ворвался в одну из команд, где не хватало одного участника. Ему удалось с первого же раунда успешно перевернуть стакан, стоящий частью дна на краю стола, вверх ногами. Так он проиграл еще несколько раундов, пока ему не стало скучно. Затем он заметил неподалеку, в соседней комнате, которая прилегала к гостиной, ещё один круг ребят. Те тоже были увлечены какой-то игрой. Дрейк не чувствовал себя пьяным — голова не кружилась, а ноги слушались хозяина. Он был готов на что-то более рискованное, но отвести взгляд от этого кружка выпускников он не мог и пялился в её сторону с минуту, пока кто-то со всей силы не столкнул его с ног. Дрейк резко повернулся, чтобы найти своего «врага» и вызвать на драку, но лишь упёрся в кого-то значительно выше. Несмотря на свой рост, Дрейк никогда не испытывал страха к таким людям и не особо комплексовал; рост ему компенсировал особенно взрывной нрав и упёртость барана. Приподняв голову, он наткнулся взглядом на незнакомое прежде лицо, которое слабо улыбнулось ему в ответ. — Извини, — послышалось сверху. — Следить надо, куда прёшь, — гневно отозвался Дрейк, чувствуя как к ушам приливает кровь, то ли от гнева, то ли от смущения. Хотел уже помахать кулаками, но потенциальный соперник оказался слишком уж высок, да и в плечах немал. Только взгляд непонятного цвета глаз казался таким по-щенячьи добрым и словно искренне просил прощения. Дрейк повертел головой, отгоняя странные мысли. Наверное, от пива так понесло. Что это он, в самом деле, залюбовался лицом незнакомого парня. Он пришёл сюда исключительно ради того, чтобы повеселиться и, может, поцеловаться с красивой девушкой, а мысли всё возвращались и возвращались обратно к улыбке этого незнакомца. Дрейк был зол как стая волков, как так можно? Он был настроен категорично и всё-таки решил присоединиться к старой, классической игре, которой научила его Мэри. Он ненавидел её, но другого повода заставить поцеловать себя незнакомую девушку парень не придумал: все, к кому он клеился весь вечер, посылали его на четыре веселые буквы. Отчаявшись, он вернулся к началу этих девяти адских кругов, туда, где вновь наткнулся на загадочного красавца. «Да чтоб тебя», — Дрейку не было прежде знакомо чувство, которое он испытывал каждый раз, когда ловил на себе его взгляд. В комнате было относительно немного ребят, все они разместились вокруг стола с пустой пластиковой бутылкой из-под сока, которая лежала на боку. Неподалеку от того самого парня, на диване напротив Дрейка сидела девушка с сияющей улыбкой и огромными, ясными как дневное небо голубыми глаза, которыми она часто заглядывалась на соседа. Они о чем-то мирно спорили, и порой со стороны девушки раздавался короткий звонкий смех. Дрейк вслушивался в их разговор, пока очередь подходила к нему, а задания становились все страннее и страннее. Чем больше он разглядывал парочку, тем сильнее она его раздражала, но понять этого он не мог. — Ты уверена, что хочешь этого, Кейт? — Конечно, ничего страшного не произойдет, — она пожала плечами, склонив голову на бок, к плечу парня и посмотрела на него. От раздражения и негодования у Дрейка аж мурашки по коже прошлись, и он дёрнулся, слегка задев локтем соседку, на что та недовольно фыркнула. Бутылку вновь покрутили, и на этот раз её дно указало на Дрейка. «Почему мне так не везёт?!» — подумал он и с неохотой приподнялся с места. По правилам, установленным тем, кто предложил игру, им стоило отойти, уединиться в комнате на семь минут.***
— Ну, в общем, мы собираемся ровно в час дня, — добавила девушка спустя время молчания. — Чего ещё? — Не забудь подарок, и будь добр, относись терпимее к Эрику хотя бы в его день! Дрейк закатил глаза, громко и картинно вздохнул и кивнул со словами «как прикажете, принцесса». Мэри улыбнулась ему в ответ и послала воздушный поцелуй. Дрейк подождал, пока девушка повернётся к нему спиной, «поймал» его и «откинул обратно», а затем завёл мотор машины и уехал.