Suzue Kambe Knows How To Meddle

Что бы Джеймс ни сказал Дайске в первые несколько минут встречи с ним, Камбэ не осознал этого. Он даже не слышал этого из-за шока. Биение собственного сердца оглушило его. От Джеймса веяло той лихорадочной элегантностью, от которой у Дайске подгибались колени – от его темно-синего костюма, полированных запонок и сверкающих наручных часов. Камбэ не мог перестать смотреть на его родинку прямо под уголком правого глаза. Она дернулась, когда он обнажил зубы в своей привычной самодовольной ухмылке. Его присутствие пронзило сердце Дайске так глубоко и сильно, что он почувствовал, как его душа ушла в пятки. — Рано или поздно тебе все же придется ответить, — он услышал, как наконец сказал Джеймс, снова проверяя реальность ситуации вокруг него, — обычно разговоры работают именно так. — Что ты здесь делаешь? Его голос был ровным, когда он наконец задал вопрос, и Дайске был благодарен самому себе за то, что, несмотря на его очевидное удивление, он смог произвести впечатление собранности и бесстрастия. Улыбка Джеймса превратилась в ухмылку, он приподнял бровь, как будто понял, что Дайске не услышал ни слова из его речи. Он приподнял подбородок, осушил бокал шампанского, не сводя глаз с миллионера. Дайске наблюдал, как жидкость плавно текла по его горлу – в мыслях возникло множество воспоминаний о других вещах, которые искусно глотал Джеймс. Дайске отчаянно боролся с собственным предательски сильно стучащим сердцем. — Я на задании совместно с национальным полицейским управлением. Противодействие кибертерроризму. Я буду работать с некоторыми подразделениями из центрального департамента полиции Токио, — сказал он с такой легкостью, словно заказывал себе обед, слегка махнув рукой, — но я здесь не для того, чтобы говорить о себе. "Вот это сюрприз", — подумал Дайске, когда Джеймс подошел ближе к нему. Он слегка наклонился, подавляя решимость Камбэ резким, пряным запахом его одеколона. Они были так близко друг к другу, что Дайске пришлось смотреть на него снизу вверх. — Это правда, что ты работаешь в отделе по предотвращению преступлений? — Джеймс тихонько засмеялся. Смех, казалось, напомнил обо всех интимных отношениях, которые были давно утеряны между ними, — Ты проиграл спор или что-то такое? — Я сам его выбрал, — сказал Дайске, пытаясь, как всегда, отвоевать это пространство, которое Джеймс так легко захватил. — Социальный эксперимент? — предположил мужчина. — Там меньше контроля, — самодовольно сказал Камбэ. — Ах, — признал Джеймс, — хитро. Мне нравится. Дайске старался не растаять от похвалы. Ему не должно это нравиться. В отношении Джеймса он не должен был испытывать никакой гордости. «К черту Джеймса», — напоминал он самому себе. В тот момент об этом было так же трудно вспомнить, как и все месяцы назад. — Тебя назначат на это задание, — сказал Джеймс. Это не было вопросом или предположением. Это было утверждение. Казалось, это разрушило чары. Дайске отступил на шаг, стараясь не позволить своей защите так явно подняться. — Мне не нужно, чтобы ты пользовался своими связями. — Никаких связей, — сказал он. Его голос был по-прежнему низким, опасно низким. Дайске попытался помешать своему мозгу воспроизводить воспоминания о том, когда они в последний раз говорили так же, — твои успешные задания с инспектором Като обеспечили тебе место. Хотя я уверен, что твои предыдущие достижения было нелегко проигнорировать. Ты же прекрасно помнишь обучение, которое мы проходили на Мальте. — Хватит, — сказал Дайске. Вышло немного неестественно и чересчур жестко. Ох, конечно Дайске помнил Мальту. Хотя, он больше помнил их номер в отеле, чем само задание, — хватит говорить все так двусмысленно. Джеймс просто засмеялся. — Я и не пытаюсь. Наверное, все дело в воспоминаниях, да? Он снова вторгся в пространство Дайске, даже ближе, чем раньше, чтобы прошептать ему на ухо: — Хотя я думаю, что наше времяпровождение в Женеве, в Beau Rivage, определенно было горячее, но, возможно, дело в том, что практически любой мог увидеть нас… Дайске снова отступил, чувствуя, как его лицо становится красным. — Тебя так легко разозлить, — сказал Джеймс. Прозвучало как флирт, и, возможно, в прошлом бы Дайске повелся на это, но теперь его слова звучали как вызов. — Мы больше не вместе, — резко сказал Дайске. Джеймс даже не выглядел смущенным. — Я знаю, — несмотря на улыбку, в его глазах плясали мрачные огоньки, — я не забыл, как бросил тебя. Дайске не знал, что сказать, не знал, как повернуть ситуацию в свою сторону. Это было похоже на каждую борьбу за влияние, которую он вел с Джеймсом, и, как и все предыдущие, он знал, что не сможет победить и в этот раз. Джеймс всегда обладал влиянием – в этом диалоге, в этих отношениях, во всем их существовании. — Тебе лучше уйти… — начал говорить он. Джеймс перебил его. — Не будь таким драматичным, Дайске, — спокойно сказал он, — я думал, что переговорить все с глазу на глаз было бы лучше, чем просто случайно столкнуться на работе. — Ты сделал то, ради чего пришел. Увидимся на работе… — Так и знал, что дело в твоем новом «напарнике», — сказал Джеймс с легким смехом. Дайске отчетливо чувствовал себя ребенком, к которому обращается снисходительный взрослый, — ну же, Дай. Разве я не научил тебя хоть чему-нибудь о влиянии? На что ты зря тратишь время… — Не называй меня так. Джеймс вздохнул, но тот умный ответ, который вот-вот сорвался с его губ, был прерван тем, что Сузуэ бросилась к Дайске и взяла его за локоть. — И вот блудная сестра вернулась… — объявил Джеймс, и его слова приобрели отчетливый привкус враждебности. Дайске почувствовал, как его желание заткнуть Джеймса поднялось еще больше, и открыл рот, чтобы защитить Сузуэ. — Убирайся отсюда, — Сузуэ кивнула в знак признательности, вежливо улыбнувшись и слегка поклонившись, полностью противореча своим словам, прежде чем оттащить Дайске от него как можно быстрее. — Тебе не следует с ним разговаривать, — резко прошептала она, таща Дайске через танцпол к другой стороне комнаты. — Он сам ко мне подошел, Сузуэ. Что он вообще здесь делает? — Тупые британские шпионы, — злобно сказала она, когда они оказались в углу комнаты, — он, должно быть, получил информацию от кого-то другого. С этого момента тебе нужно игнорировать его. Ее взгляд следил за Джеймсом, пока она говорила. Дайске не мог не рассердиться на ее поведение. Он имел полное право принципиально ненавидеть Джеймса, но Сузуэ не должна была устраивать такую сцену. — Это не совсем сработает, потому что теперь мы будем работать вместе, — четко произнес он. Она наконец посмотрела на него. — Что? — Он здесь на задании. Сузуэ не выглядела убежденной. — И ты ему веришь? Не думаешь, что это какая-нибудь уловка, чтобы тебя проверить? — Понятия не имею, — честно ответил Дайске. Это вновь открыло не очень хорошо зажившую рану, если учесть, что Джеймс следил за ним, — но придется с этим смириться. — То, что вы вместе работаете, не значит, что ты должен быть дружелюбным с ним и вне работы, — она пыталась возразить. Дайске остановил ее. — Перестань говорить так, будто знаешь его. Он не хотел быть злым. Правда, не хотел. Но ее там не было. Она не видела худшего, так что на самом деле она ничего о нем не знала. Те части, которые рассказал ей Дайске, были настолько маленькими, настолько бесконечно малыми, что их едва ли можно было назвать значимыми. — Он манипулятор, — резко сказала она, притягивая его ближе, как будто она могла заставить его лучше понять ее таким образом. Дайске не мог не попытаться найти его в другом конце комнаты. Он улыбался, болтал с гостями, как будто знал их много лет. Как ему всегда это удавалось? Сузуэ схватила его за руку, снова привлекая внимание к себе. Дайске внезапно осознал, как ему надоело, что люди постоянно его трогают. — Ты меня слушаешь? — прошипела она, понизив голос, — В прошлый раз он изолировал тебя от всех. От меня, Дайске. Ты не можешь позволить ему… — Я ничего ему не позволял, — прямо сказал он, отступая от нее, чтобы поправить пиджак. Он украдкой огляделся, и, к счастью, никто не обращал на них внимания. — Сейчас неподходящее время, чтобы это обсуждать, — сухо сказал он, — мне нужно воспользоваться уборной, а тебе в это время нужно успокоиться. Он ушел, несмотря на ее протесты.

***

Сузуэ отыскала Като у бара и нашла хоть какое-то утешение в том факте, что Джеймс больше не пытался с ним заговорить. Она выхватила напиток из его рук и выпила его одним длинным глотком, прежде чем заказать еще два. Он ковырял ноготь большого пальца, неприятно скривив губы, покусывая внутреннюю сторону щеки. Бармен поставил напитки перед ними, и Сузуэ быстро их выпила и издала разочарованный стон, обдумывая просьбу Дайске самому разобраться с Джеймсом и просто не лезть в это. Она наконец посмотрела на Като, который совершенно не обращал на нее внимания. — Что с тобой? — спросила она. — Думаю, он мне нравится. Смех Сузуэ вышел более злорадным, чем она ожидала. — Да? И как же ты это понял? Когда он посмотрел на нее, черты лица Хару приобрели сердитость. — Помимо того, что Камэй мне это разъяснил… — фыркнул он, — я не могу перестать о нем думать. — Ты пьяный, — снисходительно ответила Сузуэ, — сейчас ты сам не понимаешь, что ты чувствуешь. — Я не пьяный, и понимаю, что я чувствую. Я не сижу с ним каждый день на работе, думая о нем. Так бы я еще больше запутался, — Хару возмущенно посмотрел на нее, — он добр ко мне, только когда я пьян. Это единственное время, когда мне кажется, что у меня есть шанс. Можешь ли ты винить меня за это? Особенно когда он постоянно отдаляется от меня? Сузуэ ничего не ответила. — Я знаю, как это выглядит, — разгорячено говорил он, вернувшись к рассматриванию большого пальца, — это выглядит так, будто я просто хочу запрыгнуть в чью-то постель. Будто я отчаянно нуждаюсь в ком-нибудь. Но... поверь, я в отчаянии не поэтому. Сузуэ изучала его. Он выглядел немного пристыженным, глядя на свой большой палец, как будто если бы он сказал что-нибудь еще, он мог бы умереть от смущения. Но он действительно казался смущенным из-за Дайске, казалось, что он искренне пытался флиртовать, искренне тянулся к нему. Она не пыталась свести их двоих только потому, что Като был заинтересован в Дайске. Дело было в том, как Като был заинтересован, и почему – Дайске казался ему сложной загадкой, на разгадку которой Хару хотел потратить всю свою оставшуюся жизнь. — Уверен, что это не из-за Джеймса? Она должна была спросить. Дайске не ошибался в том, что ревность провоцирует прозрение, когда он заставил ее пообещать ничего не предпринимать во время этого бала. Но она не думала, что это правильно, что Хару осознал, что он чувствовал к Дайске только потому, что Джеймс внезапно оказался поблизости. Като выпрямился и посмотрел ей прямо в глаза. — С чего бы это было из-за Джеймса? Она пожала плечами, но больше ничего не выдала. Като повернулся, чтобы найти его. Сделать это было нетрудно – он был под два метра и чуть ли не единственным в комнате, кто мог соперничать с Сузуэ и Дайске по уровню денег. Сузуэ всегда не любила его из принципа, но, наблюдая за ним сейчас, наблюдая, как он снова разговаривает с Дайске, она чувствовала, как закипает ее кровь. Всю ночь они каким-то образом возвращались друг к другу. От этого ей захотелось взять паяльную лампу. — Я думал, что им не стоит разговаривать друг с другом. — Дайске сказал мне не лезть, — с горечью сказала Сузуэ. — И ты собираешься слушать его? — потребовал ответа Като. Она пожала плечами. Это была битва, которую ей сегодня не выиграть. Если Джеймс был здесь по заданию, как утверждал Дайске, это значит, что она не могла просто выгнать его в Англию. Тем более, она не хотела, чтобы Дайске еще больше разозлился на нее. Что бы Джеймс ни делал с ее братом, ему всегда удавалось пробираться сквозь оборону Дайске, и ее вмешательство никогда не помогало в этих ситуациях. Именно так Дайске оттолкнул ее в прошлый раз – и посмотрите, во что это вылилось. — Не ожидал, что ты так легко сдашься, — усмехнулся Хару. Она повернулась к нему, притворившись возмущенной. — Като-сама, ты пытаешься заставить меня вмешиваться в жизнь моего брата? Он небрежно пожал плечами, но не смог скрыть улыбки на лице. — Он кажется еще более невыносимым, чем Дайске, — сказал он легкомысленно, словно ему было все равно. — Еще более невыносим, — насмешливо повторила она, — сказал тот, кто только что признал свои чувства сестре своего возлюбленного. — Ты всегда говоришь так, словно озвучиваешь викторианский роман? Сузуэ ухмыльнулась. — Только когда я не пилотирую вертолеты и не занимаюсь борьбой с организованной преступностью. Хару громко рассмеялся. Это был приятный звук. Сузуэ очень хотела бы слышать его почаще.

***

Дайске потребовалось немало усилий, чтобы отлучиться с собственной вечеринки. Но чем дольше он находился там, чем дольше общался с Джеймсом, Сузуэ, Като, Камэем, Саэки, каждый из которых бросал на него взволнованные или многозначительные взгляды, тем сильнее он чувствовал появляющийся дискомфорт и мурашки по коже. Выбор был такой: либо он выйдет наружу, либо содержимое его желудка окажется на полу бального зала. Он ходил туда и обратно несколько минут, пытаясь как можно больше освободить свои мысли от событий вечера. Когда это не помогло, он нетерпеливо вытащил портсигар из кармана пальто и закурил, заставляя себя глубоко вздохнуть под видом курения. — Вышел подышать свежим воздухом? Дайске обернулся и увидел Накаморо-сана, который засунул руки в карманы и поднял глаза на ночное небо. Вечеринка, виднеющаяся за ним, казалось оживленной и веселой. Свежий февральский воздух слишком холоден, чтобы оправдать открытые двери. Изнутри зал был теплым, очаровательным, идеальным, но Дайске никогда не чувствовал себя более комфортно, чем сейчас – стоя в одиночестве посреди английского сада внутреннего дворика. — Да, — тихо сказал Дайске. Он предложил ему сигару. Накаморо безмолвно кивнул, позволяя Дайске щелкнуть зажигалкой, поджечь и затянуть сигару, прежде чем передать ее ему. Накаморо стоял на расстоянии менее плеча от Камбэ, напротив того же фонтана в центре заднего сада. Перед тем как заговорить, он сделал несколько долгих затяжек. — Я скучал по этому чувству, — вздохнув, сказал Накоморо, после чего вновь затянулся. Они стояли там, а Дайске размышлял, как задать вопрос, который мучил его в течение двух десятилетий, которые он знал Накаморо. В его жизни было время, когда Накаморо был более неотъемлемой частью его жизни, чем его отец. Но сейчас это время казалось настолько далеким, словно другая жизнь. Камбэ, похоже, слишком сильно увлекся ностальгией, связанной и с его отцом, и с Джеймсом. Но по какой-то причине это было безопаснее, чем то, что его ждало на вечеринке. — Это было сложно? — наконец спросил Дайске, повернувшись к дворику. Ему потребовалось несколько мгновений тихого мужества, чтобы набраться смелости задать вопрос, — Работать с моим отцом? Он не хотел смотреть на Накаморо – этот человек всегда слишком хорошо умел читать эмоции на лицах людей. Однако Дайске все равно чувствовал, как Накаморо смотрит на него. — Твой отец был хорошим напарником, — наконец сказал он, — несмотря на все его недостатки как отца и как человека, он был хорошим следователем. И мне, конечно, не нужно говорить тебе, как хорошо он умел использовать людей в своих целях. Он повернулся обратно к дворику. — Он был слишком суров с вами двумя, — сказал мужчина. Дайске пожал плечами и услышал шорох костюмной ткани, сделав этот жест, — с другой стороны, он чувствовал, что должен быть таким, учитывая ваши обстоятельства. Дайске не особо интересовался родительскими методами своего отца или психологией, стоящей за ними – полным отсутствием привязанности или постоянным стремлением к успеху. Камбэ боролся с желанием злобно пнуть камни, из которых была выложена садовая дорожка. — Во многих отношениях ты не сын своего отца, — тихо сказал Накаморо, — я смотрю на тебя, и ты – точная копия, вплоть до этой знаменитой ухмылки Камбэ, но в то же время ты сильно отличаешься от него. Дайске был слишком хорошо осведомлен о том, в чем он уступал своему отцу – как по наследству, так и по своим ожиданиям. Не требовалось следователя старшего уровня, чтобы признать полную неспособность миллионера к человеческому взаимодействию. Его отец вдохновлял на лидерство, партнерство, его действительно искали из-за его сверхъестественной способности строить отношения с людьми и манипулировать ими, заставляя делать все, что он хотел. Дайске же везло, если он смог сохранить напарника дольше года, не испортив отношений. Одиночество. Таково было его наследие. — Дайске, — тихо сказал Накоморо. Когда Дайске повернулся к нему, было трудно смотреть ему в глаза. — Это не плохо. Смех Дайске был горьким и неприятным. Он почти задыхался смехом, выходящим из его груди. Они больше ничего не говорили, пока курили, но никто из них не мог сказать ничего такого, что могло бы поднять настроение или разбавить атмосферу. Они оба были достаточно проницательными, чтобы понимать это.