Несмотря на то, что он знал, что ни к чему хорошему это не приведет, Дайске не мог перестать думать о Джеймсе. Он раз за разом продолжал вспоминать их отношения, и даже работы было недостаточно, чтобы отвлечь его.
На самом деле, все было не так уж плохо. Некоторые части были совершенно нормальными, иногда даже хорошими. Конечно, были и недостатки. То чувство тревоги, которое возникло, когда Джеймс продемонстрировал свою привязанность к Дайске, то чувство, которое Дайске начал путать с любовью, определенно было далеко не идеальным. Но Джеймс всегда был откровенен с Дайске. В конце концов, именно Дайске убедил себя, что Джеймс может измениться. Он был убежден, что может изменить Джеймса, если бы только Дайске был достаточно хорош, чтобы заставить своего парня понять, почему он того стоит.
В любых отношениях есть свои недостатки, не так ли?
Им было весело вместе. Джеймс был прав, когда сказал об этом на вечеринке. Десятки мест, в которых они побывали вместе, борясь с преступностью, трахаясь и наслаждаясь любой роскошью, какую только могли найти. Джеймс никогда не заставлял Дайске чувствовать себя виноватым за свое богатство. Он даже поощрял безрассудные и легкомысленные траты. Более того, Джеймса это никогда не беспокоило. У него были собственные деньги, поэтому он никогда не был особо впечатлен балансом Дайске. Так что, у них была "ничья" с самого начала.
На самом деле, он никогда не был особенно впечатлен самим Дайске. Хотя Дайске всегда волновался о чувствах Джеймса к нему. Всякий раз, когда Дайске начинал беспокоиться, когда он начинал практически выпрашивать хоть немного проявления внимания или привязанности, Джеймс напоминал ему о двух основных фактах. Во-первых, Дайске был слишком чувствительным. Во-вторых, Джеймс всегда четко понимал, что для него значили их отношения.
Во многих смыслах их отношения были именно тем браком, который одобрил бы его отец – кульминацией многих лет аристократического воспитания. Джеймс был богатым, могущественным и образованным человеком. Но более того, он не хотел связывать себя узами брака, особенно с Дайске. Хотя, в таком случае бы было достаточно времени, чтобы преследовать собственные интересы без вмешательства или даже осведомленности Джеймса об этом. Это была именно та позиция, к которой всегда подталкивал его отец. Предполагалось, что бизнес Камбэ будут вести исключительно Камбэ. Чем меньше людей, тем лучше. Чем меньше вопросов, тем лучше.
И Джеймс ничего не требовал от Дайске. Уж точно не так, как Хару – порядочность, внимательность, смирение и искренность. Хотя, Джеймс требовал подчинения – непоколебимого, непреклонного и безоговорочного подчинения.
Дайске попытался обдумать это. Раньше он был и с другими людьми – Джеймс едва ли был его первым – и раньше он увлекался свиданиями, хотя, конечно, несерьезно. Тем не менее, Джеймс всегда стоял в стороне от чувств, в которые бросался Дайске.
Сейчас Камбэ чувствовал себя точно так же с Хару. Дайске понял, что хочет убедить Като дать ему шанс, прямо как когда-то сделал Джеймс. Камбэ хотелось удержать Хару, и это было практически так же, как в его отношениях с Джеймсом.
Чем больше он обдумывал, тем больше болела голова Дайске. Но в основном это ранило его сердце. Он не хотел снова проходить через это. Он не хотел тосковать, надеяться и верить в кого-то, только чтобы потом все вылилось в неприятные последствия.
Это его пугало. Пугало до смерти. И, честно говоря, Дайске чувствовал, что ему не нужно еще раз напоминать о том факте, что «все деньги мира не купят тебе любви», который, казалось, пронизывал все отношения в его жизни.
Он уже усвоил этот урок с отцом и с потерей матери. А потом еще раз, с Джеймсом.
Он не хотел добавлять имя Като в этот список – не тогда, когда он уважал его как инспектора и как личность. Не тогда, когда он наконец начал чувствовать, что Хару может стать для него настоящим другом.
Дайске проглотил комок в горле и посмотрел на Хошино и Като, показывающих что-то на экране шефу Такэю. Камбэ чувствовал себя виноватым, грубым и ужасным.
Потому что Като не заслуживал быть втянутым в проблемы Дайске. Он ясно выразил свое отвращение к деньгам миллионера. Было бы глупо не обращать на это внимание. Камбэ захотелось рассмеяться от собственной глупости.
Вся чистота, справедливость и непоколебимая мораль Като, и Дайске просто ожидал, что он… что именно? Забудет, что у Камбэ есть так много денег, что люди ненавидят его из принципа? Забудет, что он ненавидит его за его безрассудные и агрессивные траты во имя выполнения работы, которую он мог с тем же успехом сделать бесплатно?
Может быть, так будет лучше. Лучше, чтобы Като существовал только в мечтах и фантазиях Дайске, где миллионер мог искусно превратить раздражение Хару в любовные ссоры, где он мог представить моменты, когда Като говорил, что его богатство не имеет значения, где он мог поверить, что Като хотел поцеловать его, обнять его, полюбить его.
Он продолжил наблюдать за Хошино и Хару. В их взаимодействиях была легкость и непринужденность. Они хорошо знали друг друга, Дайске мог сказать по тонкой повседневности между ними. Дайске мог сказать по тому, как Хошино беззвучно, но твердо останавливал Като на полпути, отвлекая его новой информацией, которая возвращала его на землю. Дайске мог сказать по тому, как Като спокойно принес им две чашки кофе, хотя Хошино даже не просил. Он видел, как они полагались друг на друга, представляя свой отчет – Хошино усмирял дикие теории Като, а Хару подталкивал Рё к большей уверенности, когда они узнавали новую важную деталь расследования.
Дайске старался не слишком пристально смотреть на них, когда осознал, насколько хорошо они работают вместе.
***
— Я не знаю, что я должен искать, — отчаянно сказал Хару по телефону, — все очень...
— Да? — надавила Сузуэ. Они созванивались уже неделю, но Като так и не предоставил никакой полезной информации. А сама она мало что могла сделать, разве что отслеживать банковские карты Джеймса.
— ... примитивно, — сказал Като. Неприязнь была ощутимой в его словах, — он кажется нормальным, пока не начинает вести себя как мудак по отношению ко мне и другим.
— Что он говорит?
— Ничего особенного.
— Никаких резких комментариев к Дайске?
— Ничего такого. Только профессионализм. «Хорошая работа, инспектор», «как думаешь, какой курс действий стоит выбрать?» и все такое. Он только с нами такой козел. Уверена, что он что-то замышляет?
— Он должен. Он никогда не бывает добр к Дайске.
Сузуэ услышала, как Като слегка сдвинулся, и из динамика раздался мягкий царапающий звук, когда он изменил положение телефона.
— Даже раньше? — спросил Хару, и она сразу поняла, что он знал об их прежних отношениях.
— Особенно когда они встречались, — подчеркнула Сузуэ.
— Вот ублюдок, — натянуто сказал Като, — ну, я продолжу за ним наблюдать, но я мало что могу сделать, раз уж мы в разных командах.
— А что ты делал? — спросила она.
— Я? — Като казался слегка защищающимся, — Ничего. Я был идеально вежлив к нему!
— Я не про Джеймса, — Сузуэ фыркнула, — я про Дайске.
Тишина. Только ровное дыхание Като.
— Алло? — подсказала она.
— Мне кажется... — он искал правильное слово, — это неправильно. Предпринимать что-то, пока его бывший морочит ему голову?
Сузуэ задумалась. Это определенно был аргумент, и меньше всего она хотела, чтобы Дайске начал сравнивать Като и Джеймса. В его чувствах к Джеймсу было слишком много токсичности. Меньше всего она хотела, чтобы это просочилось в его и без того деликатные чувства к Като.
— К тому же... —продолжил Хару, — я пытался... последние пару дней.
— Пытался? — Сузуэ не была в настроении разбираться в сомнениях Като, — В смысле?
— Ну, знаешь, — сказал он с той же жалостливой неуверенностью в голосе, — намекнуть ему, что он мне нравится.
— Ты пытался? — она едва могла подавить равнодушие в своих словах, — Что ты конкретно делал?
— Просто пытался завязать разговор. Попросил Саэки принести тех конфет, которые он любит, и пополнить наши запасы в кладовой, — нерешительно сказал он.
— Ты безнадежен, — ответила она с горьким не верящим смехом,— вы оба, блять, безнадежны.
— Это немного грубо, — упрекнул Хару.
— Приложи усилия, — отчитывала его Сузуэ, — реальные, искренние усилия. У меня сейчас нет времени разбираться с твоей некомпетентностью. Позвони мне, когда получишь полезную информацию, либо когда наконец-то наберешься смелости и предпримешь что-нибудь.
Она повесила трубку посреди жалобного монолога Като.
— Идиоты.
***
Дайске едва ли давал Сузуэ больше информации, чем Като, о том, как обстоят дела в офисе. Казалось, как и в прошлый раз, когда Джеймс был рядом, он больше замкнулся в себе. Он говорил все реже и реже, и милая неловкость, которая пронизывала их разговоры о Като, сменилась чем-то отстраненным и наблюдательным. Дайске стал более резко прекращать допросы Сузуэ, более настойчиво уходил от темы, каждый раз, когда она поднималась.
Поэтому, возможно, было удивительно, что он сам поднял эту тему во время ужина.
— Я начинаю думать, что Хошино и Като действительно хорошо подходят друг другу, — сказал он посреди трапезы.
Сузуэ удивленно подняла глаза.
— С чего ты взял?
Дайске пожал плечами.
— Они так хорошо работают вместе над делом. Хошино проницателен, он избавляет Като от приступов импульсивности...
— Извини, конечно, — быстро сказала Сузуэ, перебив его, — но это звучит так, будто ты сдаешься.
Он уставился на нее, и его глаза были настолько умоляющими, что на мгновение Сузуэ не знала, что делать.
Она положила вилку на стол.
— Дай, — твердо сказала она, — что, черт возьми, на тебя нашло?
Его плечи слегка приподнялись, что едва заметно изменило его осанку. Хотя, конечно, она это заметила, потому что это был защитный ход.
— Джеймс пригласил меня на ужин, — наконец сказал Дайске.
— Разумеется, ты не пойдешь, — твердо возразила она. Но она уже могла видеть, что Дайске не слушает и не слышит ничего, что она говорит.
— Было глупо думать, что с Като что-то получится, — тихо сказал Дайске, ковыряясь в еде в тарелке и слегка нахмурившись, — мы слишком разные.
Она закусила губу, зная, что не стоит раскрывать чувства Като без его согласия. Но она не знала, что еще делать.
— Я думаю, ты слишком зациклился на прошлых отношениях Като-сана, — сказала она, пытаясь скрыть в голосе резкое отчаяние, — он так вел себя в последние несколько месяцев?
Дайске не ответил.
— Я знаю, что твои чувства к Джеймсу очень сложны, — сказала она, затаив дыхание. Она знала, как важно проявить дипломатичность. Независимо от ее чувств, Джеймсу всегда удавалось сохранять влияние на Дайске. Не будет никакой пользы от того, что она оттолкнет Дайске, — и я знаю, что не была рядом в прошлый раз. Но, Дайске...
Она дождалась, пока он поднимет взгляд.
— Я искренне хочу, чтобы ты был счастлив.
Она не добавила ничего резкого о том, что это было бы невозможно с Джеймсом. Дайске нужен был кто-то милый и глубоко страстный, а не отстраненный и манипулятивный.
Дайске кивнул, но не сказал больше ни слова.
Действие затронуло какую-то ее часть, ту часть, которая была раздавлена после того, как ей пришлось собирать осколки своего брата из его последних отношений. Она была полна решимости остаться с ним на этот раз, и если это означало давать непоколебимую поддержку, а не непреклонную критику, то она готова делать именно так. По крайней мере, сейчас
