Suzue Kambe Knows How To Meddle

Несмотря на успешность их операции, департамент полиции так и не смог выдвинуть обвинения той группе киберпреступников. Они не могли найти взаимосвязь между этими подозреваемыми и более крупной сетью по отмыванию денег. Это приводило в бешенство, особенно когда они поняли, что доказательств, которые они надеялись найти на жестких дисках, там не оказалось. В один момент дело перешло от первого дивизиона к начальству. Спустя два дня после операции Дайске пришел на их регулярное совещание по делу, но обнаружил лишь пустой зал. Затем Камбэ вернулся в офис Такэя, но и там никого не обнаружил, после чего сдался и спустился в подвал к отделу по предотвращению преступлений. — Совещание перенесли? — спросил Дайске у Хару, войдя в офис. Като поднял взгляд, отвлекаясь от бумаг, лежащих на столе. На его лице читалось удивление, даже когда он бросил раздраженный косой взгляд в сторону Дайске. — Удивлен, что ты не слышал, — сказал он, слегка прикусив щеку, — дело переназначили. — Что? — С доказательствами была какая-то загвоздка. Хошино передал дело во внутренние дела, но его перенаправили бюро безопасности Государственного полицейского агентства. Мы сняты с дела. — Все мы? — спросил Дайске, уже понимая, каким будет ответ. Лицо Като ожесточилось, он повернулся к своему столу, просматривая файлы на своем компьютере, пока говорил. Гневные нажатия клавиш акцентировали каждое его слово. — Специальный агент Беннет все еще ведет дело. Полагаю, преимущества покупки места на работе. Дайске подозревал, что первоначальная нелюбовь Като по отношению к Джеймсу переросла в открытую враждебность, особенно после того, что он натворил с Хошино. Кажется, Камбэ оказался прав. Слова Сузуэ эхом отдавались в его ушах, пока он застыл у двери офиса. Все они слова, сказанные в течение недель разговоров, подталкиваний и вмешательств. «Ты сделаешь правильный выбор» наряду с «а ты не думал, что он просто раскрыл тебе свои чувства?», а также «тебе нужно поговорить с ним» и «ты просто боишься». Слова сестры захлестнули его, и внезапно стало трудно думать о чем-либо другом. — Я на вертолетную площадку. Курить, — наконец сказал Дайске, все еще не двигаясь с места, — присоединяйся, если хочешь. — Я не курю, — сказал Като, более пристально глядя на экран компьютера. Дайске оглядел комнату и встретился взглядом с Юмото, который смотрел открыто и даже не пытался скрыть своего любопытства, а также обратил внимание на Саэки и и Камэя, которые хотя бы пытались скрыть интерес. — Като-сан, — сказал Камбэ, изо всех сил стараясь скрыть отчаяние в своем голосе. Наконец он взглянул на Дайске, но выражение его лица все еще оставалось раздраженным. Он не смотрел так на Камбэ несколько месяцев, еще до прибытия Джеймса. Дайске не нравилось осознавать то, насколько легко все вернулось на круги своя. — Ладно, — напряженно ответил Като, — пойдем. Он встал со стула, прошел мимо Дайске и вышел из офиса. Камбэ не был уверен, что конкретно собирался ему сказать. Не был уверен, что конкретно он должен сказать. Еще с того ужина он был одержим идеей исправить эту странную неловкость, возникшую между ними. Он представлял этот разговор раз за разом у себя в голове, но почему-то никогда не доходил до того, чтобы сказать что-нибудь в своем воображении. Теперь, когда он собирался быть честным и показать свою уязвимость, он не знал, что сказать. Он провел всю поездку в лифте и соответствующий лестничный пролет, беспокоясь о том, с чего вообще начать. Като с силой толкнул дверь, ведущую на крышу, и целенаправленно зашагал к центру вертолетной площадки, ровно в то место, где проходил их самый первый разговор с Дайске. Казалось, будто это было в прошлой жизни. — Ну и? — потребовал ответа Като. Дайске мог сказать, что он намеренно показывал раздражение в голосе, не желая потакать Камбэ, даже если ему было любопытно, что он собирался сказать. — Я думал о том, что ты мне сказал, — Сказал Дайске, полагая, что это было достаточно близко к истине и достаточно адекватным началом разговора, — на самом деле, довольно много думал. Дайске наблюдал, как раздражение исчезло с лица Като и сменилось чем-то вроде замешательства. — Слушай, — быстро начал он, осознав, какую тему собирается обсуждать Камбэ. Он явно ожидал другого разговора, — мы не обязаны обсуждать это здесь. Не обязаны обсуждать это сейчас. — Я задолжал тебе объяснение, — твердо сказал Дайске. — Не стоило мне так резко уходить тогда. Это было очень незрело с моей стороны. В любом случае, есть важная информация, которую ты должен узнать, так что… позволь мне высказаться. Он закусил нижнюю губу, но кивнул. Дайске подавлял свое волнение. Он мог начать по-разному. Мог уточнить все детали, предоставить контекст того, что он пережил. Мог приукрасить события, чтобы их было легче принять. Но нет, это не сработало бы. Он бы вновь врал. А ему уже хватало вранья о поступках, в которых был виноват сам Камбэ. Они были слишком далеко друг от друга, так что Дайске пришлось немного повысить голос, чтобы убедиться, что Хару его слышит. Собственный голос звучал незнакомо. — Прежде чем мы сошлись с Джеймсом, мы встречались с другими людьми. — Предположим… — медленно сказал Като, не совсем понимая, к чему клонит Дайске. — Но со своими предыдущими партнерами мы расстались только спустя полгода после этого. — Оу. «Да, и вправду ”оу”» — бесполезно подсказывал разум Дайске. — Мои отношения были, ну, не совсем серьезными. Разумеется, он это знал. Знал мою репутацию, касающуюся отношений, — объяснял Камбэ, не совсем понимая, зачем. Разве он сам не решил, что не будет углубляться в детали? — Он понимал, что я никогда не приглашу остаться его на ночь, никогда не захочу просыпаться по утрам и видеть его рядом. Понимал, что я буду ходить на свидания и все такое, но я не хотел отношений как таковых. Я не хотел близости. Он понимал, что мне одиноко и я просто его использую. Но все же, он не заслуживал такого отношения. Я воспользовался тем фактом, что он хотел оставаться в неведении относительно моих интрижек на стороне. Като молчал. Он не издал ни звука, не произнес слов сочувствия, не проронил взгляда. На его лице нельзя было прочитать ни одной эмоции. — А Джеймс был помолвлен. Он ожидал, что сейчас-то Като отреагирует. Ожидал, что он спросит о чем, черт возьми, думал Дайске, обвинит его в неверности, в том, что он самодовольно разрушил чью-то жизнь, в эгоистичности. — Его жених застал нас вместе в постели. Он так и не смог найти доказательств, но Дайске был совершенно уверен – постфактум, после того, как ушел – что Джеймс хотел, чтобы его жених застал их. Но это Като было знать необязательно. Сейчас речь идет о нем, а не о грешках Джеймса. — Ясно. Он не спросил, знал ли Дайске о том, что у Джеймса был жених, но, пожалуй, ответ и так был очевиден. И все же, Камбэ по-прежнему не замечал какой-то реакции от Хару. — Думаю, тебе стоит знать, что я уехал в Великобританию, потому что мои родители умерли. Это не оправдание, а, скорее, объяснение. Я был зол. Я был в ярости, потому что моя мать не заслуживала умереть, а что касается отца, то я втайне желал ему смерти все свое детство. А потом это взаправду произошло… — Дайске хотел стиснуть зубы, но сопротивлялся, пытаясь сохранить самообладание. — Я… Я совсем не хороший человек, Като-сан. «Не такой, как ты». Дайске просто продолжал говорить, слова выходили из него быстро и безжалостно. — После того как наши отношения рухнули, я все осознал. Я знал, что делал, все время знал, что делаю. Знал, что правильно было бы разорвать все контакты с Джеймсом. Думаю, я пытался положить этому конец, хотя даже сейчас не знаю, чего действительно хотел. Меня все еще волновало только то, что я чувствовал. В общем, после этого мы пробыли вместе еще год. — Зачем ты мне это рассказываешь? — спросил он, перебивая Дайске, прежде чем он смог продолжить эту бессмысленную тираду, не понимая ее назначения. Справедливый вопрос. Именно поэтому он и решил поговорить с ним. Это как раз то, что его так беспокоило в словах Хару, когда тот попросил его не ехать в Лондон. — Ты говорил, что заблуждался насчет меня. Что ты сожалеешь о том, что считал меня эгоистичным ублюдком. Суть в том, что тебе не надо сожалеть. Ты не заблуждался. Като покачал головой. — Ты уже не тот человек, каким был раньше. — Я все тот же. Я не стал другим человеком только из-за того что переехал в другую страну и нашел другую работу. — Хорошо, — согласился Хару. Это было даже хуже, чем отрицание. Тогда Дайске мог хотя бы думать, что Като просто не понимает, не видит полной картины, поэтому и оправдывает его, — но теперь ты человек, выбирающий поступать правильно. Человек, выбирающий больше не быть эгоистичным. Хороший напарник, хороший друг… — Ты ищешь оправдания для поведения, которое оправдать нельзя, — сказал Дайске, ненавидя факт того, что ему пришлось объяснять все это Като. Он должен был увидеть поведение Камбэ таким, каким оно было. Этот разговор должен был подтвердить все, что Хару говорил о нем с самого начала. — Нет, — сказал Като, сделав шаг вперед с нарастающим гневом, — и если ты думаешь, что рассказав это, ты каким-то образом меня испугаешь или заставишь взять свои слова обратно по поводу того, что я имел неверное представление о тебе, то ты ошибаешься. — Ты такой упрямый, — вздохнул Дайске. — А ты придурок, — обвинил его Хару, яростно жестикулируя. Он подошел ближе, не останавливаясь, пока они не оказались на расстоянии менее полуметра друг от друга. Когда он заговорил снова, его слова были такими же резкими, как и его движения. — Я не врал, когда сказал, что не видел твоих хороших качеств из-за собственной гордости. Но сейчас я их вижу. Это то, что имеет значение. — Ты совсем меня не слышишь, — сказал Дайске, уже не менее раздраженный. — Чего ты хочешь добиться, Камбэ? — закричал Хару. — Хочешь, чтобы я сказал тебе, что ты прав? Что ты эгоистичный засранец и что я должен был относиться к тебе так же, как в нашу первую встречу? Что мое поведение было оправданным? Так вот, я не буду этого делать. Поэтому, если ты пытаешься сделать так, чтобы я начал избегать тебя, то придется тебе поискать новую тактику. — Я не пытаюсь… — Ты мне нравишься, Камбэ. Ясно? — потребовал он ответа, раскинув руки в стороны, как будто это объясняло. — И никакие ошибки твоего прошлого этого не изменят. Ты мне нравишься как человек, которым ты сейчас выбираешь быть. — Это не какие-то тривиальные вещи, — Дайске попытался возразить. Он не смог удержаться от насмешливой улыбки, промелькнувшей на его лице, — Ошибки – это если бы, например, я забыл оплатить штраф за превышение скорости. Но я разрушил… — Я это понимаю. Мое утверждение остается в силе. — Ты слишком все упрощаешь… — Нет, — Като сказал достаточно резко, чтобы прервать остальную часть предложения Дайске, — Это как раз таки ты мыслишь узко. Мир не делится на черное и белое. Как же странно было слышать это от Като, который в последнее время, видимо, экстремально пересматривал свое мировоззрение. Его лицо вспыхнуло разочарованием, но решимость каким-то образом взяла верх. Было ясно, что каждое слово Като стоило воспринимать всерьез. Дайске покачал головой. — Почему? — Потому что я считаю, что ты хороший человек. — Я не понимаю, как ты можешь так думать. — Я просто так считаю, — просто сказал Като, — И мне жаль, что приходится признаваться в своих чувствах в этом конкретном разговоре, но, Камбэ, у меня к тебе… сильные чувства. — Сильные чувства ко мне? — эхом отозвался Дайске, чувствуя себя немного глупым, вслух повторив эти слова. — Да. Ты мне нравишься, идиотина. Признание должно было его покорить. Должно было расслабить каждый напряженный мускул в теле Дайске, каждую его часть, которая была убеждена, что Като никогда не полюбит его. Он рассказал ему самое худшее из того, что он сделал, и все же он сказал то, что Камбэ так давно хотел услышать. Но все, что он чувствовал – поражение. — Я тебе не верю. — Ты мне не веришь? — повторил Като, Като, удивленно отступив на шаг назад, когда его разочарование сразу же улетучилось. Он даже не спросил почему. Като был умен – он был смышленным офицером, который хорошо разбирался в закономерностях, отлично анализировал, не бежал, сломя голову, навстречу опасности. Так что Дайске не нужно было говорить: «Ты не понимаешь. Ты не понимаешь, как эти слова – те, которые я так давно хотел услышать от тебя – только усугубляют ситуацию. Ты не понимаешь, что мне и раньше говорили такое, я слышал это от людей, действия которых не соответствовали их словам; от людей, которые оправдывали себя таким образом.» А Хару не нужно было говорить: «Но я другой. Я бы так не поступил. Тебе не нужно волноваться.» Потому что он понимал. Он понимал все то, что Дайске не мог озвучить, и знал, что никакие обещания не помогут. Поэтому, вместо этого он заявил, с вызовом и гневом: — Тогда я тебе докажу.