Suzue Kambe Knows How To Meddle

Дайске прислонился к стене, приставив к ней ногу. Он скрестил руки и ждал с закрытыми глазами, сосредоточившись на том, чтобы дыхание было спокойным и ровным. Ему никогда не удавалось особенно хорошо скрывать разочарование на лице, но сейчас он хотел сохранять спокойствие. Дайске не постыдился бы сказать, что подслушивал. Все усилия Сузуэ по выслеживанию Джеймса и поиску доказательств, свидетельствующих о его причастности к преступникам, велись тайно, поэтому он совершенно не стеснялся подслушивать все, что мог. Так что нет. Он не чувствовал вину за это. Но также ему и не хотелось быть пойманным. В тот момент, когда Като нанес удар, Дайске развернулся и пошел по коридору. Он сделал еще один поворот, чтобы подойти к лифтам и аварийной лестнице, и именно здесь Камбэ решил подождать. Когда Като промчался по коридору, бормоча себе под нос, Дайске задумался, как часто он проходил мимо него, даже не замечая. — Это было глупо, — мягко сказал Дайске, окликнув его, когда тот был в нескольких шагах от него. Като остановился и повернулся к Дайске с широко раскрытыми глазами, на его лице было отчетливо видно удивление. — Ну, на тот момент я особо об этом не задумывался, — Като признал через мгновение, удивление на его лице уступило место опасению, когда он подошел немного ближе. Он определенно не гордился тем, что сделал. — Действительно, — сказал Дайске, — надеюсь, ты не думаешь, что я впечатлен твоим поступком. — Нет, — быстро ответил Като, застенчиво почесывая затылок, — я не знал, что ты подслушиваешь. Его щеки слегка покраснели, хотя Дайске не понял, было ли это из-за смущения от того, что его поймали на ударе сотрудника британской разведки, или из-за того факта, что Камбэ явно услышал все, в чем они трое обвиняли Джеймса. — Даже не знаю, хорошо это или плохо. — Какая разница? — спросил Като, слегка возмущенно стиснув челюсть. Он снова шагнул вперед, крепко сжав кулаки. — Что сделано, то сделано. И знаешь что? Я ни о чем не жалею. — Ладно. — Ладно, — продолжал Като, повторяя это слово, как будто оно могло избавить Дайске от разочарования. Его голос слегка дрогнул, когда он подошел ближе, слова выходили мягче и отчаяннее, — я не мог позволить кому-то так о тебе говорить… Дайске прервал его с насмешливой улыбкой: — Пожалуйста, прекрати. Камбэ оттолкнулся от стены и поправил одежду. Прежде чем, наконец, взглянуть на Като, он удостоверился, что его черты лица не выражали ровно ничего. — Мне не нужно, чтобы ты защищал меня и мою честь или доказывал свое мужество тем, что ударил кого-то по лицу… — ледяным голосом сказал Дайске. — Дело было не в твоей защите, — возразил Като, чувствуя как в нем закипает злость. — А в чем? — говорил Дайске, словно бросает ему вызов. — Хотел потешить собственное эго? — В том, чтобы дать ему понять, что дерьмо, которое он говорит о других, имеет последствия. — Один единственный удар по лицу не изменит его поведения. — Неважно, — легкомысленно кинул Като, — я уже сказал, что ни о чем не жалею. Като развернулся, чтобы уйти. — Знаешь, он не врал. Като остановился и резко развернулся, чтобы снова встретиться лицом к лицу с Дайске. — В смысле? — спросил он опасно низким голосом. — Я звонил его начальнику, — сказал Дайске, не отрывая взгляда от лица Хару, — сказал, что Джеймса скомпрометировали. Я прекрасно понимал, что он объяснит свое поведение именно так, когда вы трое донесете на него верхушке, поэтому захотел узнать, действительно ли было это частью приказа. Джеймс, конечно, много чего делал, но он никогда не отклонялся от указаний начальства. — И? — потребовал ответа Като. — Что он сказал? — Он сказал, что его снимут с дела, как только закончится весь беспорядок с генеральным суперинтендантом. Но, по очевидным причинам, детали задания он мне не раскрыл, — Дайске прокашлялся. — Но Джеймс не врал. — Это не значит, что он невиновен, — спорил Като. — Да, — подтвердил Камбэ, — согласен. Некоторое время они простояли в коридоре, молча глядя друг на друга. — Я не хотел, чтобы все так вышло, — наконец сказал Дайске, его слова прозвучали нежно. Воздух в коридоре был немного затхлым, тишина становилась удушающей. Дайске почувствовал резкий приступ смущения из-за того, что вслух признался в своих чувствах. И, возможно, было глупо думать, что все с Джеймсом закончилось бы чем-то меньшим, чем катастрофа, но он действительно никогда не представлял себе что-то подобное. — Знаю, — сказал Хару. Дайске понимал, что не совсем уместно говорить с Като о его сложных чувствах к Джеймсу. Он считал несправедливым ставить под сомнение его и так неустойчивую уверенность. — Знаешь, то, что он скорее всего уедет, не значит… — Я уже говорил тебе, что мои чувства не имеют никакого отношения к нему, — вмешался Като, — неважно, здесь он или нет. У меня появились чувства к тебе еще до того, как я узнал о существовании Джеймса. Он смотрел прямо на Дайске, бесстрашный, но совершенно уязвимый. Он был намного спокойнее, чем его помнил Дайске, когда они только начали работать вместе. Он только сейчас осознал, что это спокойствие показало серьезность его намерений. Все остальное – всплески раздражения, возмущенное нытье по поводу принципов – это были вещи, которые Хару делал, когда злился достаточно, чтобы можно было забеспокоиться, но не слишком серьезно. Но тихая, непоколебимая решимость – это был Като во всей своем естестве. Однако из-за этого Камбэ было слегка неуютно находиться рядом. — Дело не в нем, — повторил Като, — дело в тебе. — Ладно, — неуверенно согласился он. Като не обязательно было спрашивать, что нужно Дайске. Он и так знал. Дайске нужно было пространство. Ясность. Время. Некоторое время они так и стояли. И хотя Дайске сделал бы ставку на то, что Като умирает от желания что-то сказать, он молча оставался непоколебимым. Когда у него наконец хватило смелости взглянуть Като в лицо, он обнаружил легкую улыбку. Судя по всему, она проскользнула случайно. Дайске почувствовал, как напряжение расползлось по всему его телу, пока он ждал слов Хару. — Не торопись, — тихо сказал он. Он приблизился, чтобы осторожно взять Дайске за руку. Он слегка сжал ладонь, привлекая внимание Камбэ к себе. — Я буду рядом, — сказал он, прежде чем отпустить руку. И на этот раз Дайске было немного легче поверить ему.

***

Несмотря на всю драматичность ситуации, токийский департамент полиции и национальное полицейское агентство Японии работали эффективно и быстро, чтобы искоренить все сплетни, связанные с неэтичным поведением Джеймса во время их сотрудничества с секретной разведывательной службой Великобритании. Сначала Джеймса заставили забрать все вещи из офиса, а затем первым же билетом отправили в Лондон. Остальные стороны ситуации – политическая сложность продолжения сотрудничества, дальнейшая судьба задержанных преступников, – будут решаться каждой организацией самостоятельно. Джеймс больше не имел власти в этих вопросах. Дайске знал, что в департаменте его лучше не ждать. Поэтому, он терпеливо дождался сообщения, которое, как он знал, в конечном итоге придет, и поехал в указанное Джеймсом место. Даже несмотря на то время, которое Джеймс провел в Токио, за последние несколько месяцев, Дайске так и ни разу не побывал в его квартире. Снаружи дом был красивым. Элегантным, замысловатым и просторным, с широкими окнами и тонкими кирпичными узорами. В городе начали сгущаться сумерки, заливая все густым оранжевым светом. Джеймс ждал снаружи и курил сигарету, стоя на крыльце. Сумок у него с собой не было. Дайске полагал, что было намного проще отправить вещи, чем самостоятельно заниматься их упаковкой и транспортировкой. Камбэ видел Джеймса настолько же разбитым всего раз – после особенно жестокого предательства со стороны шпиона в их агентстве, которое привело к смерти его подчиненного. Это было жуткое задание, которое они взяли и которое окончилось насилием и обманом. Но тогда был первый и до сих пор единственный раз, когда Джеймс хотя бы ненадолго перестал вести себя как придурок. Дайске наблюдал, как его плечи неуклонно опускаются вперед с каждой затяжкой и выдохом. Джеймс поднял глаза, когда Камбэ вышел из машины и пошел по дорожке к входной двери, но в остальном не придавал значения его присутствию. К тому времени, как Камбэ к нему подошел, Джеймс поджег еще одну сигарету окурком своей нынешней. — Собираешься уезжать? — сухо спросил Дайске, когда Джеймс притоптал очередной окурок на ступеньке, где уже лежала небольшая коллекция из трех других скуренных сигарет. — Какой эпичный проеб, — сказал Джеймс, фыркая от смеха, и злобно потушив сигарету о землю. — Выглядело как безвыходная ситуация, — задумался Дайске, — диверсионное сотрудничество для получения доступа к ресурсам национального полицейского агентства Японии, а тебя раскрывают именно те люди, с которыми тебе поручили работать по прибытию сюда. — Я тот человек, которого они посылают в безвыходные ситуации. — Я знаю. Джеймс больше ничего не говорил. Он просто продолжал курить, выдыхая с чуть большей силой, чем требовалось, пока не полез в пачку за другой. Какое бы напряжение ни было в его теле, оно начало немного ослабевать, как будто каждая затяжка уменьшала давление на него. — Что ты теперь будешь делать? — наконец спросил Дайске. — Ну, по возвращению в офис меня ждет суровый разговор. Чарли сказал мне о твоем звонке, так что, уверен, что столкнусь с безжалостными упреками по поводу того, что не один, не двое, а все четверо коллег моих смогли меня выследить и раскрыть. Мне уже угрожали «временным отпуском», — Джеймс покачал головой, прижимая большой и средний пальцы к вискам, чтобы облегчить головную боль, которая резко возникла. — Тебе пойдет на пользу немного отдохнуть, — предложил Камбэ. — Может, улечу куда подальше. Куда-нибудь, где нет преступности, и где я никогда не был раньше. Хватит с меня этой бюрократии. — Ну, не уверен насчет «без преступности», но ты явно можешь поехать куда-то, где еще не был. Хотя, список таких мест достаточно ограничен. — В любом случае, — сказал Джеймс, поджигая очередную сигарету. Он говорил, держа ее во рту и возясь с зажигалкой, поэтому его слова были слегка приглушены, — ты со мной не поедешь. — Нет, — сказал он, — не поеду. — Тебе, должно быть, одиноко, — невзначай сказал Джеймс, глядя на него слегка прищуренными глазами. И, боже, да, ему было одиноко. Дайске так сильно хотелось дать слабину – просто позволить ему делать все, что он хочет, умолять его прикоснуться к нему так, как ему нужно, просто поехать с ним и сбежать куда-нибудь, чтобы они могли начать все сначала. — Мне тоже одиноко, Дайске, — продолжил он, бормоча слова, глядя на свои ботинки. Он вытащил только что зажженную сигарету изо рта, и дым начал подниматься к его лицу, — если ты, конечно, можешь в это поверить. — Верю, — всерьез сказал Дайске. — Последний шанс, — нерешительно предложил Джеймс. — Ты уже знаешь мой ответ, — просто ответил он, — думаю, ты всегда его знал. Может, еще до того как приехал. — Но, знаешь, — мягко начал Джеймс, улыбаясь самому себе и глядя на землю, — на какой-то момент я засомневался. Дайске было больно смотреть на него, но он заставил себя. Казалось, было важно запомнить Джеймса именно таким, немного сломленным и уязвимым. Конечно, не вся их история взаимоотношений была плохой, но в основном, таковой была. Теперь Дайске наконец смог удержать эти две разные версии Джеймса в своей голове, не испытывая когнитивного диссонанса. В какой-то степени, хоть и слегка наивно так считать, но это был прогресс. — Я не сделал ничего плохого, Дайске. Это все на благо моей страны, — сказал Джеймс, хотя я, похоже, не мог убедить даже самого себя, — это все, чем я когда-либо занимался. — Я знаю. — Я не хочу быть плохим парнем. Но, каким-то образом, продолжаю оказываться таковым. Дайске кивнул. Говорить больше было нечего. Он не мог предоставить Джеймсу утешений или переубедить его. Потому что все, что он мог бы сказать, было ложью. Послышались мягкие звуки колес, медленно катящихся по улице, а затем резкий гудок, который привлек их внимание. Перед домом Джеймса ожидало такси, готовое отвезти его в аэропорт Нарита. — Значит, на этом все, — с горечью сказал Джеймс, хотя голос его звучал до странности задумчиво. Дайске не был уверен, что когда-либо слышал, чтобы он говорил в таком тоне раньше, — честно говоря, я думал, что все сложится по-другому. — Тебе всегда все сходило с рук, — спокойно сказал Дайске. Он даже не рассердился, если честно. — Полагаю, это объясняет причину твоего приезда. — Знаешь, я был настроен серьезно. Думал о тебе, когда брал задание, — встав, сказал Джеймс, — хотя, полагаю, теперь ты не хочешь иметь ничего общего с секретной разведывательной службой, зная, чем они занимались. — Даже если бы я не знал, — сказал Дайске, неловко выходя из пространства Джеймса теперь, когда ему приходилось смотреть на него снизу вверх, — не думаю, что мне когда-либо нравилось работать там. Джеймс кивнул, приглаживая выбившиеся пряди волос. — У твоего мальчика отличный правый хук, — сказал он, потирая челюсть. Синяка не было, но, судя по всему, побаливало. Дайске рассердился. — Он не мой… мальчик, — напряженно сказал он. Джеймс пристально посмотрел на него так, будто совсем не верил. — Не будь идиотом, Дайске, — упрекнул он. Камбэ немедленно захотел сказать что-то в свою защиту, но, как обычно, не успел, и Джеймс заговорил первым. — То, что я считаю, что мы заслуживаем друг друга, не означает, что ты не заслуживаешь лучшего, — начал Джеймс, и все, что хотел сказать Дайске, вылетело у него из головы. — Мы были дерьмом. У нас были дерьмовые отношения, но, по крайней мере, мы оба это осознавали. И по крайней мере, это оставалось бы между нами. Нам никогда бы не пришлось меняться, никогда не пришлось бы становиться лучше. Я думал, ты хотел именно этого. Думал, что я тоже этого хотел. Может, я и заслуживаю быть одиноким, но с тобой мне не пришлось бы, — Джеймс пожал плечами, — мое предложение было полностью корыстным. Но тебе стоит знать, что ты не обязан быть один. — Я это знаю, — защищаясь, сказал Дайске, резко нахмурившись, когда вновь услышал агитационные высказывания от него. — Правда? — спросил Джеймс, и казалось, он был совершенно не убежден. Его бровь скептически изогнулась. — У тебя какие-то скрытые мотивы? — резко спросил он. — Чего ты пытаешься добиться этим разговором? — Боже, Дайске, — Джеймс тяжело вздохнул. Казалось, у него перехватило дыхание. Такси вновь засигналило. — Ага, будь добр, отъебись! — закричал он водителю. — Я тут прощаюсь! Водитель ответил еще одним резким гудком, из-за чего Джеймс пробормотал себе под нос ругательства, прежде чем снова обратиться к Дайске. — Тебе всегда нужно быть таким? — спросил он. — Расслабься хоть на секунду. Дайске собирался ему ответить, но его вновь перебили. — Даже не начинай нести чушь, — сорвался он, — ты же знаешь, что этот парень в тебя влюблен. Знаешь, что не поедешь со мной. Так какого хуя ты все еще стоишь тут? — Я не… — Это был риторический вопрос, — и опять Джеймс его перебил, — ты боишься. Ты пиздец как напуган, и чем больше ты злишься, тем больше я убеждаюсь, что прав. — Пошел нахуй, — прорычал Дайске. — Ага, разумеется, — сказал Джеймс, махнув рукой в воздухе и повернувшись к такси, — можешь злиться сколько угодно, Дайске, но мы оба понимаем, что я прав. Он изо всех сил попытался опровергнуть заявление, но не смог, и по его венам хлынул горячий и всепоглощающий гнев. Услышать подобное от того самого человека, из-за которого он начал так удручающе относиться ко всем людям, было столь же унизительно, сколь и оскорбительно. — Во что бы то ни стало, Дай, — сказал Джеймс, придерживая дверь такси, чтобы сказать последнее слово перед тем, как уехать восвояси, — надеюсь, ты во всем разберешься.