Розы убитой любви

— Ты правда веришь, что я проснусь? — Арс, заканчивай уже это, — отмахнулся парень, стоя около окна. — Да, я верю, и ты должен верить. — А если… — А если не хочешь жить, то давай отключайся от всего и выходи в окно. Я подвинусь, — огрызнулся Антон, но не из-за раздражения, а из-за паники, разрастающейся в сердце. — Пойми ты уже, ты нам всем очень дорог, и если откинешь копыта то всё… После этого он подошел к кровати и взял руку Арсения. Она была такой горячей в сравнении с холодными пальцами Шастуна, и так хотелось, чтобы эти руки обняли тебя и согрели в холодный зимний вечер, укрыли от всех несчастий и всегда были рядом. Русоволосый извиняющимися глазами посмотрел на Попова и только сильнее сжал ладони. — Просто пообещай, что проснешься…

***

— Ну, что? — Все в порядке, — ответил хирург. — Жить будет. Сейчас перевезем в палату, и вы сможете пройти к нему. По расчетам он уже должен отойти от наркоза. — Я вам жизнью обязан… — Ну-ну, что вы, это моя работа. А вот кстати и Арсений. Он уже был в полулежачем полусидячем положении и махал Шастуну. Парень кинулся к нему обниматься, и когда закончил, присел рядом. — Спящая Красавица, ты когда в спячку впадать перестанешь? — усмехнулся Антон, после чего получил тычок в плечо. — Ах ты! — Лежачего не бьют, — поднял руки в сдающемся жесте больной. — Вот так значит? Ах, ты пельмень контуженный! Значит как пихаться, так мы первые, а как получать по заслугам, так лежачих не бьют! — Чшшш, не ори, а то вся больница сбежится. — А ты не толкайся. Кстати, знаешь, что у тебя там розовые пластины стоят? Теперь ты как гей. — Почему «как»? — Что?.. Но он не успел ничего спросить, так как сильные руки Попова опять прижали парня, но уже не к холодной стене петербургского дома, а к теплому телу актера. Их губы коснулись друг друга, и Арсений унес Антона прочь из реального мира. Завладев ситуацией, как и в прошлый раз, мужчина целовал парня, так, как делал все в этой жизни: с мастерством и изяществом. Вскоре Шастун опомнился и начал отвечать взаимностью. Одна рука потянулась в затылку брюнета и зарылась в густых прядях мягких волос. От этого действия, по телу больного пробежал табун мурашек, который был так приятен. Раздвигая ткань больничной рубашки, русоволосый опустился на уровень ключиц, заставляя новые волны удовольствия прокатываться с головы до ног обоих. — Шаст, Шаст, — прерывисто позвал его мужчина. — Что такое? Больно? — Да нет… Просто помнишь Паша писал: Любим мы всю жизнь кого-то, Трахаем кого-то постоянно, Для кого-то мы придумали заботу, С кем-то напиваемся до пьяну. Есть и те, кого мы ненавидим, Есть такие, что на дух непереносим, Но бывают –, в ком мы продолженье видим, Есть и те, о ком мы и не спросим. Были те, о ком мы позабыли, Есть такие, что навечно в наших мыслях, Были те, что только нас любили, Наши цифры превращая в числа. — Да, и? — Я посвящаю эти строки тебе… И вместо слов благодарности бархатистые губы мужчины вновь были накрыты пухлыми губами парня. В этом поцелуе было столько нежности, любви, желания находиться рядом и оберегать свое «сокровище». Рука в волосах, сбитое дыхание, жар, исходящий от чувств — все это казалось нереальным в тот момент, что после того, как актеры отлипли друг от друга, им пришлось задуматься на секунду, где они были. — Как там сейчас говорят? Я просто в тебя втюрился втрескался, вкрашился… — Потерял голову, врезался, вляпался, — закончил Шастун, после чего так тепло улыбнулся, будто солнце спустилось на землю. — Я так тебя люблю, — прошептал Попов. Мужчина быстро шел на поправку и уже через неделю его выписали. Возможно это все благодаря врачам и процедурам, а может быть в этом виноваты теперь уже более чем дружеские отношения актеров. Как только он вышел на улицу, мороз сразу начал покалывать щеки, а снежинки, оседая на лице и руках, мгновенно таяли. Все вокруг было белым бело, и только пациенты гуляли по прилегающей территории черными коконами. Около калитки стоял он. Высокий, худощавый, как обычно без шапки и с сигаретой в зубах. Именно таким увидел Антона Арсений в первый день своего пребывания на улице. — А я думал поцеловать любимого, ну если паровоз занят, то не буду мешать… — Слышь, котелок, иди сюда, я скучал между прочим, — он затушил никотиновую палочку и заключил мужчину в крепкие объятия. — Сенька… — Ты не задумывался, что у котелка может быть нож, который при желании может вонзиться тебе в спину? — как бы невзначай спросил Арсений, после чего громко рассмеялся, вызывая у Антона то самое чувство счастья, когда доставляешь радость любимому человеку. — Давай сумку и дуй в машину, кастрюлька моя, — начал хозяйничать парень. Когда он забрался в салон, то спросил, — Сначала к тебе, а потом ко мне? — Не понял… — Забыл сказать: может ты переедешь ко мне? Сказать что брюнет обалдел — ничего не сказать. Он вообще даже подумать не мог о таком. Разумеется он согласен на такую сделку, но надо тогда избавиться от старой квартиры — продать. Можно даже вместе с вещами… или какие-то забрать с собой?.. — Арс, Арс, ты тут? Я тебя уже минуты 2 зову. — Я тут, просто задумался. Какой еще раз вопрос был? — Куда едем? — Ко мне, а потом к тебе. Навсегда. В квартире на Юго-Западной было очень пусто. Нет, вещей там было достаточно. В ней было пусто без человека. Все вещи мужчины умещались на 5 полках, 1 штанге, в 1 ящике и дюжине коробок с обувью. Что касается мебели, то все осталось от предыдущих хозяев — Арсений здесь ничего не менял. Вся посуда по видимому была перевезена к Вике и Вадиму, так как ни тарелок, ни сковородок, ни поварешек на кухне не было. Сложив все вещи в еще одну сумку, Попов перекрыл воду, вырубил электричество, запер квартиру и спустился обратно к Антону. Тот уже начинал немного скучать в поисках годной песни по радио, когда по боковому стеклу постучали. В салоне было тепло и приятно пахло новым автомобилем, каким его и пытался сохранить русоволосый. Вместе они поехали прочь из того двора. Белая пелена простиралась вперед, появился первый огонек в фонарях. Поток уплотнился, потому что кто-то снова «встретился». Но нашим героям было все равно — главное, что когда-то встретились они, и что теперь они вместе. За окном со скоростью света проносились снежинки, но их было так много, что сосчитать каждую — невозможно. Расслабленная поза Антона, сосредоточенный взгляд зеленых глаз, свободно лежащая рука на подлокотнике — все это приковывало внимание и завораживало Арсения. Добравшись до квартиры, брюнет понял, что это одно из тех мест, которое можно по настоящему считать домом. Как только они сняли верхнюю одежду, Шастун пригласил своего нового сожителя к столу. Он успел до выписки приготовить стейк из индейки в сливочно-грибном соусе, пожарил картошечку и даже сварил клубничный компот. Мужчина, за две с половиной недели отвыкший от домашней кухни, уплетал все это за обе щеки, а парень просто сидел и любовался своим чудом. Едва с ужином было покончено, то Арсений начал: — Слушай, Тох, ты очень много для меня сделал, и это не считая того, что был со мной в больнице… я перед тобой в неоплатном долгу… — Да брось, какие долги? — Не перебивай. Так вот, я хочу выразить тебе огромную благодарность, за все, что ты сделал, — и на выдохе он сказал, — Пусть в нашей стране официально сделать это нельзя, но мысленно возможно… короче, выйдешь за меня? — Я… я, — он немного опешил, но сердцу было плевать на разум, и почти сразу послышался ответ «да», смешанный с неким облегчением. — Тогда прими это кольцо. Ты его выбирал, поэтому пусть оно займет место на твоем пальце. За этим последовали крепкие объятия, жаркие поцелуи по всему телу и просто шикарный секс. Кое-как они добрались до комнаты и приоткрыли окно, так как что-то подсказывало, что потом будет не до этого. Прохладный воздух заставил новую волну мурашек пробежаться по уже оголенным торсам актеров. Подняв свой взгляд на Попова, Шастун увидел разгорающийся огонь страсти в глазах ледяного цвета напротив. Парень притянул к себе брюнета, вовлекая его в новый поцелуй, с каждым разом углубляя его. Одна рука начинает поглаживать шею и широкую спину нависшего, холодными кольцами заставляя вздрагивать накаченное тело, а вторая непроизвольно сжимает одеяло. Арсений аккуратно накрывает его кисть своею, моментально снимая напряжение. Дрожь и приятное стягивающее ощущение внизу живота дают понять, что они оба готовы. Мужчина на секунду отстраняется, и парень догадывается: — В тумбочке, во 2 ящике. Вынув из указанного места тюбик с гелем, Попов выдавливает немного на руку и проводит по рагоряченной коже вверх-вниз, вызывая едва сдерживаемые стоны " Арс, Арс…» И буквально через пару секунд, из зеленых глаз можно было бы увидеть звездопад, поскольку мужчина сразу попал в нужную точку. Руки опять нещадно сжали одеяло; с каждым новым толчком в комнате становилось жарче, и открытая настежь форточка не помогала. — Не бойся, Тош, все будет хорошо. Расслабься, — промурлыкал брюнет, попутно поглаживая напряженный орган своего партнера. В этом «Тош» было столько нежности и тепла, что русоволосый посчитал простой кивок головой неуважительным. — А я не боюсь, — рвано вдыхал и выдыхал парень. — Просто еще никогда не было так хорошо. Вскоре уже взмокший Антон поскуливал от желания излиться, но держался, как и Арсений, с которого стекал третий пот. Как только мужчина коснулся его органа, то парень не выдержал и кончил прямо в руку актера. Следом за ним спустил и сам брюнет. Невероятное расслабление просто захлестнуло наших героев как цунами, и Попов положил свою голову на вздымавшуюся грудь Шастуна, невольно слушая бешеный ритм его сердца. — Обещай, что никуда больше не уйдешь, — он сильнее прижался щекой к горячему телу, обнимая парня за талию и притягивая его к себе. — Ну куда же я теперь денусь? — и Антон уткнулся носом в теперь такую любимую макушку, поглаживая широкую спину актера. — Засыпай давай, у нас еще вся жизнь впереди — нужно все успеть. Но Арсений уже не слушал его, а мирно посапывал и видел во сне счастливое будущее вместе с человеком, который лежал рядом.