Лисы и ружья

      Губы Евы были похожи на мак. Марция усмехнулась, заводя машину, которую им добродушно разрешила взять покататься Чиэра. Она гадала, что так задобрило женщину, считавшую, что Марция «американизует» её внучку. Может, конечно, мольбы Евы сыграли свою роль. Или почти «примерное» поведение Аллегро на свадьбе Майкла и Аполлонии.       — Готова прокатиться с ветерком, красавица? — Марция прищурилась, подражая Эдоардо. Ева широко улыбнулась и стукнула её по плечу.       — Да ну тебя!       Конечно, кататься по извилистым и ухабистым сицилийским дорогам было не так приятно, как по ровным и идеальным американским: Марции казалось, что она ощущает каждую кочку всеми нервными окончаниями. Они неслись, оставляя после себя клубы пыли, как ненормальные, Аллегро наслаждалась какой-то попсовой английской песней, что крутили по радио, пока Контадино, приоткрыв окно и высунувшись, подставляла лицо тёплому ветру и обжигающему солнцу. Повязав платок вокруг головы (наподобие того, как его повязывала Изабелла, направляясь по утрам в церковь) и намазав губы алой помадой, Ева вполне походила на американку.       Обычно, вдоволь накатавшись на машине, девушки останавливались под деревом и, достав из пачки, привезённой Марцией, курили. Точнее, курила лишь Марция, так как умела, а Ева пыталась курить, постоянно кашляя, но не прекращавшая. Она отчаянно желала быть похожей на независимую девушку, отчаянно стремилась к свободе, поэтому стремилась к любому проявлению «американизма».       Чиэра в этот раз, когда Марция и внучка вернулись с прогулки, не возмущалась. Это вновь удивило Аллегро, но она не стала спрашивать, в чём всё же истинная причина доброжелательности Чиэры.       Ева упорхнула наверх заниматься вышивкой, а Марция, прихватив тетрадь и учебник, направилась на кухню — Чиэра устраивала ей занятия по итальянскому. Марция не возражала — сама понимала, что с отцом-итальянцем язык можно было бы знать и получше. И учить его прилежнее (да как тут его учить, когда Изабелла всеми силами старалась оградить её от любого итальянского элемента в жизни?).       — Ну, как тебе итальянский? — поинтересовалась Чиэра, когда они закончили читать текст. Марция пожала плечами.       — Красивый. Есть что-то загадочное.       Чиэра хмыкнула. Женщина произнесла, глядя куда-то в сторону:       — Язык страсти.       — О, не сомневаюсь.       — Хочешь, выясним с тобой отношения на итальянском? — Контадино прищурилась. Марция покачала головой.       — Нет, спасибо, ещё раз я это точно не вынесу.       — Вынесешь. Итальянский, между прочим, ещё и язык любви. А если любишь — простишь.       Аллегро, до этого смотревшая на ткань своей цветастой юбки, подняла на Чиэру глаза. Слова сорвались с языка раньше, чем она поняла, кому и что она говорит:       — Но Вы не простили.       Она ожидала от Чиэры чего угодно: крика, броска учебника в голову или ругани, но вместо этого Чиэра глубоко вздохнула и призналась:       — А я и не любила, как выяснилось.       — Чиэра, простите, я не хотела.       — Всё в порядке, Марция, тебе незачем извиняться. Знаешь, я готова взять грех на свою душу, поэтому говорю: я рада, что Бруно умер. Я ждала это почти все годы, что мы были в браке. Он сделал мне самый лучший подарок, отправившись на тот свет. Как считаешь, твоей матери повезло?       — Повезло.       — Цени это. И никому не позволяй себя обижать. Если мужчина, да кто угодно, поднял на тебя руку, то это уже не человек. От такого нужно бежать.       После этого диалога Марция стала заниматься ещё прилежнее. Во время их уроков Чиэра раскрывалась перед ней, и она теперь видела в ней не только маленькую, но бойкую женщину, а сломленную и глубоко несчастную женщину. Они стали лучше понимать друг друга, и Чиэра больше не так жёстко держала Еву в ежовых рукавицах. Ева за это смотрела на Марцию с благодарностью.       Контадино пошла дальше: она установила дома телефон. Ева была на седьмом небе от счастья: теперь она могла ещё и звонить в Америку! Марция смотрела на телефон как на змею, осознавая, что теперь от звонка Изабелле не отвертеться.       Но папа обещал её успокоить. Успокоил?       — Здравствуй, мама, — произнесла она, вцепляясь крепче в трубку. «Вот это сейчас и выясним», — подумала Марция, ожидая ответа матери.       — Здравствуй, — раздался в ответ спокойный (на удивление) голос, — Марция. Как ты?       — Нормально, — ответила та, всё ещё ожидая подвоха. Марция слишком хорошо знала мать: Изабелла была непредсказуема, и только отцу удавалось понять мать и предугадать её шаги. — Здесь хорошо. Чиэра заботится обо мне, а Ева не даёт заскучать. А вы как?       — Всё хорошо, у нас всё по-старому.       Они ещё немного поговорили по телефону, прежде чем Изабелла не передала трубку Карле, заявив, что была рада слышать дочь. Марция с облегчением выдохнула: с ней было явно спокойнее разговаривать. Да и последняя фраза матери удивила её: такое сказать своей старшей дочери было не в её стиле, но девушка отмахнулась: мало ли у мамы настроение хорошее.       — Как ты? — по телефону Марция почувствовала, что Карла улыбается. И Аллегро не смогла не улыбнуться в ответ.       — Наслаждаюсь сицилийским солнцем и подтягиваю итальянский. Ты как?       — Меряю наряды Триш, что она шьёт. Марция, а как тебе предложение погреться две последние недели твоих каникул под калифорнийским солнцем? Меня позвала туда Эллен, всё равно Фран работает, поехали бы втроём.       — Мне нравится идея, потому что, мне кажется, я впала у мамы в немилость. А так она точно остынет.       Карла рассмеялась.       — Тогда точно нужно ехать! Отлично, говорю Эллен, чтобы она рассчитывала и на тебя!       — Раз уж закончила болтать, то помоги Еве собрать апельсины, — на кухне появилась Чиэра. Закинув себе полотенце на плечо, она направилась доставать миски из шкафа, — американка.       — До этого Вы всё делали сами, — Марция усмехнулась. Она как-то предложила Контадино помочь, так так смерила её холодным взглядом и заявила, что она «ещё не настолько старая, чтобы самой не собрать апельсины».       — А в этот раз хочу, чтобы это сделали вы с Евой. Иди давай, покажешь, чему тебя мать научила.       Марция подумала, что жизнь с Изабеллой, видимо, закалила её, поскольку, когда из-за дерева вышел Майкл, то она никак не дёрнулась. Даже Ева, в первый раз завизжавшая при появлении Корлеоне, в этот раз ограничилась приветствием и, подхватив корзину, скрылась за листвой насыщенного зелёного цвета.       — Привет.       — Ну, привет, — Марция, положив апельсин в корзину, выпрямилась. — Что ты здесь делаешь?       — Проезжал мимо и решил заехать.       Она не поверила.       — Не знала, что машины могут заезжать в апельсиновую чащу, — едко прокомментировала она, склоняя голову. Майкл на мгновение залюбовался отливающими каштановым цветом волосами в солнечных лучах.       — Ты как всегда проницательна. Марция, у меня к тебе дело.       — С этого и нужно было начинать. Что такое?       — Я бы хотел попросить тебя об услуге, — начал он, глядя ей в глаза. — Мы… Мы могли бы обмениваться письмами?       — Чего?       — Я бы очень хотел знать, что происходит дома. Мне нельзя показываться, — признался Майкл, — и писать мне тоже нельзя. Но ты… Ты — единственная нить, что связывает меня с домом. И кому я могу писать, не вызывая подозрений — все знают, как ко мне относишься ты. И твоя семья.       Марция прикусила нижнюю губу. Она вспомнила слова Изабеллы, назвавшей Майкла ребёнком. А ребёнка всегда жалко. Она представила себя на её месте: как бы страдал её отец, не получая от неё известий.       — Хорошо, — неожиданно согласилась она. — Допустим, я буду с тобой общаться. Тогда нам нужно решить, как мы будем обращаться к друг другу и подписываться, чтобы обезопасить себя, если письма перехватят.       — Я бы подписывался одной буквой «М».       — Ставь её неразборчиво.       — Хорошо. А что насчёт тебя?       — Можешь называть меня Цици. Так меня называет только семья. Посторонние о прозвище не знают.       — Цици?       — Все вопросы к Теодоро, — отмахнулась Марция. — У тебя ко мне что-то ещё?       Он покачал головой.       — Спасибо, Марция.       — Пока ещё не за что, — Аллегро вновь стала сама собой, подумал Майкл: в голосе появился холод. Она наклонилась, чтобы поднять корзину, но Корлеоне среагировал быстрее неё. — Отдай.       — Она тяжёлая.       — Ничего не тяжёлая, смотри, как с ней ускакала Ева. Правда, Майкл, я могу и сама.       — Ты — девушка, а вам не стоит таскать тяжёлое, — он упрямо мотнул головой и посмотрел на неё фирменным взглядом Вито Корлеоне, заставив Марцию смириться и махнуть рукой.       О чём она впоследствии горько пожалела.

***

      — Только не за волосы!       — Как раз-таки за них! Бесстыдная девчонка! Разве этому я тебя учила?!       — Да что я натворила?! Я только вчера вернулась!       — Ты ещё спрашиваешь будешь?! Чиэра мне всё рассказала! Ты в Италию зачем поехала?       — На похороны! Мама, хватит!       — За меня родители никогда не краснели! И я не думала, что мне уготована такая участь! Меня отчитали по телефону как маленькую девочку! Ну как, все ему апельсиновые рощи показала?! Понравилось?!       — Мама! Ничего не было! Клянусь! Ай!       — А я что, ждать буду?!       Марция на мгновение обрадовалась: рука с волос исчезла, и она смогла вздохнуть свободно. Но ненадолго: на спину обрушился удар. Она охнула и, обернувшись, увидела в руках Изабеллы чёрный отцовский зонт. Изабелла замахнулась ещё раз, но Марция вовремя метнулась в сторону и удар пришёлся на пол.       Вскочив на ноги, Аллегро бросилась из гостиной в кабинет Теодоро. Непокорность дочери взбесила Изабеллу, и она принялась осматриваться в поисках того, что можно было бы кинуть.       На глаза попалась ваза, подаренная ей свекровью. Но, видимо, удача всё же решила посетить Марцию, и синьора Аллегро промахнулась и попала в дверной проём.       — Не смей убегать от меня, Марция Мэри Аллегро! Встреть достойно наказание!       Последняя фраза матери задела Марцию, которая твёрдо была убеждена, что ничего такого вульгарного или постыдного между ней и Майклом Корлеоне не произошло. Так почему… Почему она должна всё это терпеть?       Марция обернулась и сверкнула тёмными глазами, готовая встретить Изабеллу. Она гордо вскинула голову, уперев руки в бока.       Серия ударов пришлась о плечо, и Марция не устояла на ногах, вновь оказываясь на полу. Изабелла тяжело дышала, голубые глаза полыхали огнём, но она, кажется, была настроена выбить из дочери всё, что так раздражало её.       — Я тебе покажу, я тебе…       — Я ничего не сделала! Прекрати!       — Ага, конечно!       Марция невольно зажмурилась. Она уже предвкушала растекающуюся по телу боль, когда вмешался кто-то третий, перехватывая руку Изабеллы с зонтом.       — Хватит, синьора Аллегро!       Она не поверила своим ушам. Пришлось открыть глаза, чтобы убедиться, что ей не послышалось: рядом с мамой стоял Рональд. И он был очень возмущён. Он дёрнул зонт на себя, чего Изабелла не ожидала, поэтому женщина выпустила предмет из рук. Блейк отшвырнул его в сторону.       Раздались вопли Триш.       — Мама, что ты наделала! Теперь Рональд передумает на мне жениться! Не могла потом Марцию поколотить?! Хоть бы проверила, кто дома есть!       — Потом? Ох, спасибо за поддержку, сестрёнка, — пробурчала Марция, так и оставаясь на полу.       — Прекратите! Насилием Вы ничего не добьётесь и не решите! — Рональд наклонился к Марции и протянул ей руку, за которую та схватилась, оказываясь на ногах. Когда она это сделала, то он обхватил её талию, так как Марция не могла стоять, и повёл из кабинета.       — После увиденного сегодня… Женишься на Триш? — шепнула ему Аллегро, когда он помогал подняться ей по лестнице.       — Женюсь.       — Уверен? — уточнила она.       — На все сто процентов. Мне же… Мне же не придётся видеть Изабеллу каждый день?       — Тут ничего не могу сказать: она жить без Триш не может, но… Ты всегда можешь переехать в другой штат.       — Или страну, — со вздохом согласился Рональд.       Изабелла села на диван и закрыла лицо ладонями, отказываясь осознавать, чем она занималась несколько минут назад. Она никогда не поднимала на детей руку и сейчас корила себя за это, уверенная, что провалилась по всем родительским фронтам. Об этом она решила сообщить Теодоро, позвонив ему на работу.       — Тед, я — ужасная мать.       — Что такое, Белла?       — Сегодня я оттаскала Марцию за волосы. Знаешь, умом я понимаю, что Чиэра накрутила меня, эта старая бабка всегда терпеть не могла иностранок, но сердцем… Сердцу неспокойно. Я подняла руку на собственного ребёнка. Да, она давно просила хорошей порки, но… Это мой ребёнок, моя кровь. А я… Я ещё и за твой зонт-трость схватилась, мне казалось, что я могла убить Марцию.       — Изабелла… Наша девочка не похожа на ту, которой можно легко вскружить голову. Даже если это Италия. И нет родительского надзора.       — Думаешь?       — Уверен.       — Ох, не знаю, сердце болит.       — Я поговорю с ней, если тебя это беспокоит, хорошо?       — Хорошо. Тедди, я…       — Белла, я перезвоню, что-то стряслось.       «Ещё не легче», — мрачно подумала Изабелла, разглаживая складки платья нежно-зелёного цвета. Она решила чем-то себя занять (извиняться перед Марцией она была пока не готова — ей требовалось время, чтобы всё переварить), когда телефон вновь зазвонил. Это удивило женщину.       — Алло?       — Это я, Теодоро. Изабелла, ты сидишь? — голос мужа звучал необычайно серьёзно и собранно.       — Да. Что такое?..       — Санни… Санни Корлеоне убит.       Изабелла выронила трубку.