Деревья умирают стоя.

      Уже только по тому, как хлопает входная дверь, Питер понимает — Квентин в плохом настроении. Его это почти не удивляет. В последнее время его муж раздражен, чем-то озабочен и впадает в различные эмоциональные состояния: то агрессия и раздражение, то апатия и задумчивость. Питер догадывается, что это как-то связано с работой, но спросить не рискует, опасаясь попасть под горячую руку. Впрочем, и без этого Квентин отлично находит причину наорать или ударить. Но дурное настроение мужа и постоянные тычки Питер уже давно научился не замечать.       Сегодня Квентин приходит позже обычного. Питер уже поужинал, теперь сидит на кухне, доделывая лабораторную работу для своего однокурсника, это лишь способ немного заработать собственные деньги. На столе стоит почти целая кружка горячего чая. Вечер, пока что, проходит просто отлично.       Питер, отвлекаясь от конспекта, отмечает, что Квентин возвращается домой не в обычное свое время, а гораздо позже. За окном уже достаточно темно и пошел дождь; весь день погода стояла стабильно пасмурная.       — Иди сюда! — с порога кричит Квентин, кидая свой портфель прямо на пол.       Питера нисколько не настораживает тон, которым его зовет Квентин, просто встает и идет в большую комнату. Квентин оборачивается на него и рукой указывает на диван, предлагая сесть. Питер присаживается на край, гадая: что опять случилось и чем это для него может обернуться. Он перебирает в уме возможные свои косяки, за которые можно получить и успокаивается: ничего такого он не может вспомнить. За последние дни Питер побил собственный рекорд послушания. Квентину придется очень постараться, чтобы найти, к чему придраться.       Квентин останавливается напротив него, Питер с вежливой заинтересованностью смотрит мужу в лицо, не рискуя первым начать.       — Я сегодня разговаривал со Старком, — начинает Квентин.       Питер отмечает, что он выглядит уставшим и, кажется, немного пьяным. Под глазами залегли тени, движения угловатые, резкие.       — С Тони Старком? — решает уточнить Питер.       — А с каким Старком я могу еще говорить? — огрызается Квентин. — Он звонил по поводу своего приглашения на экскурсию.       У Питера все сжимается в груди от надежды и грядущего разочарования. Он боится надеяться, что экскурсия может состояться. Сейчас Квентин спустит его с Небес на землю.       — Он не забыл? Прошло уже много времени.       — Как ты понимаешь — нет.       — И? Я могу пойти? — спрашивает Питер и замирает от страха услышать ответ.       Внутренности скручивает от преждевременной радости. Он ведь так мечтает побывать в СтаркИн. Это именно то, что он хочет.       — Естественно, ты не можешь пойти! — рявкает Квентин. — Ты совсем идиот?       — Но я хочу…       — Мне плевать, что ты хочешь! Сейчас мы позвоним Старку и ты скажешь, что отказываешься. Сошлешься на занятость в учебе.       — Но, Кев, я действительно очень хочу пойти.       Питер встает, чтобы вести разговор с Квентином на одном уровне, уверенный, что может его уговорить. Но Квентин больно толкает его в грудь, заставляя снова сесть на диван.       — Я уже сказал ему, что ты не можешь. Но ему, блять, нужно твое подтверждение. И ты ему его дашь. Иначе очень сильно пожалеешь, что ослушался.       Голос Квентина опасно понижается. Однако Питер упрямо стискивает челюсти.       — Я хочу пойти.       Четко говорит он.       — Последнее, что меня волнует в данный момент — это твое желание. Я сказал: «нет».       — Но почему? Почему ты не хочешь сделать для меня что-то хорошее?       — Хорошее? А что, по-твоему, я делаю все гребанное свободное время? И, видимо, я плохо тебя воспитал, раз ты так рвешься остаться наедине с чужим мужчиной. У тебя хватает наглости у мужа спрашивать на это разрешение! Я так и знал, отправлять тебя учиться — плохое решение, там ты нахватался дерзости?       Квентина несло, и Питер видит это. Очень опасную игру он начинает, но в свое время он уговорил Квентина на учебу, это было нелегко, но он своего добился. Справится и с этим.       — Тебе не кажется, что ты преувеличиваешь? Своими подозрениями ты оскорбляешь меня и мистера Старка.       — Мне кажется, что ты забываешь, с кем говоришь!       — Квентин, если все так, как ты описываешь, я развернусь и уйду. Я не позволю ему касаться себя. Хотя я уверен, что ты наговариваешь на мистера Старка.       — Да уж, — Квентин внезапно весело хмыкает, — кому ты еще сдался, кроме меня.       Питер делает вид, что не слышит последнее замечание. Конечно, он не нужен мистеру Старку, просто от ревности Квентин не может рассуждать здраво.       — Так я могу пойти? — Питеру показалось, что он уговорил Квентина.       — Нет, не можешь. Я же тебе с самого начала сказал.        — Но почему?       — Потому что я так сказал!       Квентин достает телефон.       — Сейчас я позвоню ему, и ты скажешь ему сам об этом. Он почему-то мне не поверил.       Квентин включает громкую связь и в комнате слышны телефонные гудки. После пятого гудка, раздается приятный бархатный голос мистера Старка.       — Да?       — Здравствуйте, мистер Старк. Это Питер.       — Питер, здравствуй. Надеюсь, ты звонишь с положительным ответом. Твой муж почему-то уверен, что ты не хочешь приходить.       Питер смотрит на Квентина. Внутри Пита идет борьба. Сказать «да» и получить наказание, скорее всего, довольно сильное. Или пойти по наименьшему сопротивлению и отказаться от приглашения.       Мистер Старк говорит тихо, вкрадчиво. От его голоса по спине идут мурашки и щекотно поднимались волоски на руках.       Квентин видит колебание в глазах Питера, кладет ему на плечо руку, больно стискивает, предупреждая: веди себя хорошо.       — Я… — начинает Питер и замолкает.       Не мог он самостоятельно отказаться от мечты. Уж лучше бы мистер Старк не настаивал на разговоре с ним самим, поверил в отказ из уст Квентина. То, что сейчас заставляют его сделать — слишком жестоко. Это гораздо больнее телесного наказания.       Давление на плече усиливается, но это пустяки по сравнению с тем, что его ожидает в случае неповиновения. Но Квентин уверен: он контролирует ситуацию. Иначе не будет.       Питер только сильнее сжимает трубку. Еще чуть-чуть и он скажет короткое «нет» и все закончится. Стоит ли переживать из-за того, чего и так никогда бы не случилось? Может, Квентин прав и ему ничего хорошего от мистера Старка не видать? Что вообще Питер понимает во взрослых играх? Ничего. Верит ли Питер мужу? Раньше, да, поверил бы без сомнения. Но сейчас, обладая некоторым пониманием происходящего между ними, когда Квентин не такой идеальный, как Питер думал изначально, Пит сомневается. И сомнение вырывается коротким «да» из его горла.       — Да, я приду.       Питер замер, смотрит на Квентина, который с изумлением и недоверием смотрит на Питера. Словно сомневается: а не послышалось мне это?       — Отлично, — мурлычет трубка.       Благодаря громкой связи создается впечатление присутствия мистера Старка в комнате. Просто его не видно, словно он стоит, скажем, за спиной.       — Квентин, — обращается мистер Старк к изумленному Беку. Он все это время знал, что Бек подслушивает? — Я жду Питера завтра к часу.       Мистер Старк молчит, ожидая ответа. Если бы Квентин умел убивать глазами, Питер давно был бы мертв, так страшен его взгляд. Питер и сам боится. Своей смелости, завтрашнего дня, встречи с мистером Старком.       — Да, — выдавливает из себя Квентин, — конечно, мистер Старк. Мы будем у вас ровно в час.       — Тогда до завтра, Питер.       И не дожидаясь ответной реплики, прерывает связь.       Квентин медленно убирает телефон, не сводя с Питера глаз. А потом начинает расстегивать ремень на джинсах.       — Надеюсь, твоя встреча со Старком будет стоить того, что я сейчас с тобой сделаю.       Питер в ужасе смотрит на то, как медленно пальцы Квентина вытаскивают длинный кожаный ремень из шлевок джинсов.       — Нет, — пораженно выдыхает он, делая шаг назад.       — Питер, ты же умный, но такой, оказывается, дурачок. Ты прекрасно знаешь, к чему ведет твое непослушание. И все равно идешь наперекор моему слову. Кажется, я с тобой поступаю слишком мягко последнее время, и ты полагаешь, что теперь многое позволено. Сейчас я покажу тебе, что это не так.       — Если ты ударишь меня… — Питер делает шаг назад, но Квентин наступает на него, подталкивая к дивану, который ударяет Питера под колени, и он невольно садится на него.       — То что?       Один конец ремня Квентин наматывает на кисть, а конец с пряжкой свисает вниз, что поблескивает в свете лампы. Питер не сводит с нее глаз. Она едва заметно качается из стороны в сторону, гипнотизирует. В животе ворочается противный, словно состоявший из склизких змей, клубок ужаса. Самого настоящего, когда в голове нет никаких мыслей, только основной, первобытный инстинкт спрятаться. Но бежать некуда. В этой квартире, где не запираются двери, у Питера нет убежища.       Питер не знает «то что». У него нет рычагов воздействия на Квентина. У него нет сил помешать мужу сделать сейчас все, что тот захочет. Питер ничего не может сопоставить Квентину. Он может только закрыться, переждать, перетерпеть.       О том, что Квентин замахивается, говорит только характерный свист, с которым ремень рассекает воздух. Рефлекторно Питер успевает отвернуться, подставляя бок и часть спины. Удар получается сильный, с нахлестом. Такой, что пряжка больно ужалит между лопатками.       Питер, готовый к боли, сжимает зубы, но такого он не ожидал. Боль сильная, зажигается красным под сомкнутыми веками. Квентин не дает опомниться, бьет еще раз с такой же силой. И пряжка с радостью жалит даже сквозь ткань домашней футболки. Питер вскрикивает:       — Перестань!       — Я только начал тебя воспитывать, мой милый, — срывающимся голосом говорит Квентин.       Питер с ужасом осознает — Квентин возбужден. Своей властью, чужой болью. Радостью, ведь появилась возможность свою власть продемонстрировать. Выплеснуть свою потребность причинять боль.       Третий удар заходит на первый, и заставляет Питера кричать. Крик короткий, он его сразу обрубает, не давая возможность мучителю им наслаждаться.       На спине горят три отметины, куда попала пряжка. Там, куда пришлась кожаная часть ремня просто жар. Питер на диване старается свернуться в клубок, закрывает руками голову, ожидает следующего удара. Квентин почему-то медлит.       Питер разлепляет мокрые от невольных слез глаза, смотрит снизу вверх на Квентина. Тот выглядит невменяемым. Ремень качается в его руке. Мужчина тяжело дышит, и слепо смотрит куда-то сквозь Питера.       Когда Квентин замахивается еще раз, Питер ловит рукой ремень. Тот, повинуясь инерции, как змея оплетает тонкую руку. И, словно напоследок, пряжка кусает за сгиб локтя. Питер морщится.       Квентин «выныривает» из своего состояния. Смотрит на Питера темными от гнева глазами, дергает на себя ремень с такой силой, что Питера бросает в его сторону, тот только успевает выставить руки перед собой, упираясь ими в грудь мужа.       — Если твоя выходка обернется мне неприятностями, клянусь, ты пожалеешь! — и он с такой силой бьет ладонью по лицу, что у Питера взрываются фейерверки перед глазами.       Питер дергается в сторону, подозревая, что сейчас ему прилетит еще раз, но ремень, оплетающий руку, не пускает. Квентин снова дергает за свой конец ремня в руке, возвращая Питера на место.       — Ты слышишь меня?       Снова удар, от которого Питер успевает прикрыться. Он поднимает руку, заслоняясь, и Квентин приходит в еще большую ярость.       — Ты слышишь меня! Я сделаю так, что жизнь до этого будет казаться тебе раем! Никакой учебы, никаких выходов из квартиры! Я, если понадобится, прикую тебя наручниками к батарее, будешь жить на привязи, как непослушная собачонка.       — Перестань!       Питер раньше никогда не кричал. Соседи. Они ведь не хотят, чтобы посторонние были в курсе некоторых «семейных особенностей», как выражается Квентин. Но сейчас Питеру так страшно, что уже невозможно думать о репутации спокойной семейной пары. В глазах Квентина — бешенство. С таким взглядом убивают.       — Квентин, пожалуйста.       Квентин отпускает ремень, тот послушно отпускает его ладонь, кольцами соскальзывая вниз. Бек напоследок сильно толкает Питера, тот от шока падает на пол и быстро отползает в сторону, не сводя взгляда с мужа.       — Сегодня спишь здесь, — глухо говорит Квентин, словно Питер после случившегося смог бы лечь с ним в одну постель.       Диван неудобный, подушки, одеяла и даже пледа здесь нет. Но это все равно куда лучше, чем спать в комфорте, но рядом с Квентином.       Питер находится в комнате, прислушиваясь, как Квентин с кем-то долго говорит в своем кабинете. Потом он проходит в ванную, и там шумит вода. Квентин уходит в спальню и наступает тишина.       Питер сидит на полу, не обращая внимания на боль в затекшей спине. Он гладит пальцем мягкую кожу ремня, холодный металл пряжки. Мыслей нет, просто отупение какое-то.       Он не знает, сколько прошло времени, прежде чем решает подняться. Отсидевшие ноги тут же начинает покалывать сотни маленьких иголочек. Спина протестует против любых движений, особенно болит место между лопатками, и там подозрительно стягивается ткань футболки.       Коротко простонав, Питер поднимается и идет в ванную, отбросив нагретый в руках ремень.       Смотреть на спину страшно. Он снимает футболку, поморщившись, когда один ее кусочек, оказывается, пристал к спине. Выворачивает голову, рассматривая красные отметины на коже. Ничего страшного на первый взгляд, но болит сильно. Особенно царапины, которые оставила пряжка. Их всего три, но они отлично видны. Особенно от первого удара. Видимо в него Квентин вложил намного больше сил. Глубокая царапина кровоточит, оставив на футболке красный след. И успела засохнуть на ткани, пока Питер сидел в комнате.       Царапины никак не обработать, руки не достают до этих мест, как Питер не изворачивается. А остальное не стоит внимания. Ополоснув лицо, Питер возвращается в комнату, сворачивается на диване в клубочек, стараясь согреться, и проваливается в беспокойный сон.

***

      Тони просыпается от собственного крика во сне. Он резко садится на кровати и тяжело дышит, напоминая себе: сон, это только сон.       Что именно ему снилось уже не помнится, остается только страх, который волнами омывает его тело, расходясь кругами от груди и искрясь на кончиках пальцев.       На плечо ему кладет ладонь Пеппер, проснувшаяся следом. Она что-то говорит, спрашивает, тормошит, но Тони не реагирует.       В комнате не горит свет. Ни один из источников. Полная темнота. И он видит их, там, в углах.       Темные фигуры медленно поднимаются с пола, он даже слышит, как шуршит при этом их одежда. Они идут к нему не торопясь, уверенные: Тони теперь от них не спрятаться.       Слова застревают в горле, затрудняют дыхание. Тони хочет сказать Пеппер: «Свет. Свет!». Но получается только открывать рот, словно рыба.       Краем сознания он понимает, что Пеппер поднимается с кровати, вероятно, намереваясь куда-то уйти, Тони судорожно хватает ее за край ночной рубашки. Нет, один он точно не хочет оставаться.       Он падает на подушку, задыхаясь, не в силах пошевелиться. Так даже лучше: задохнуться, прежде чем до него доберутся черные фигуры. А они уже совсем близко, ему кажется, он чувствует, как они пальцами трогают его ноги под одеялом.       Вот в поле его зрения появляется первая фигура. Лицо открыто для разнообразия. Обожжено, изуродовано. И только белые глаза смотрят напряженно и немного торжественно. Рот с сожженными губами растягивается в подобие улыбки, показывая черные обугленные зубы. Фигура наклоняется, нависая над Тони, словно хочет поцеловать. Лицом к лицу. Еще ниже.       Тут в локоть колет игла.       Рядом Пеппер. Она что-то говорит успокаивающе. Гладит, обещает: «Все будет хорошо». Тони не верит. Ничего хорошо не будет. Пеппер просто не видит то, что видит он. Вспыхивает свет.       Сегодня ему опять повезло. Но сможет ли он убегать вечно? Можно ли убежать от того, что всегда рядом. От собственной тени, например. Только тени Тони проявляются в темноте. И от этого еще страшнее.       Он пропускает момент, когда, наконец, может сделать первый нормальный полноценный вздох. Голова немного кружится.       Пеппер вытирает ему пот со лба, ловит его взгляд, улыбается мучительно, когда Тони уже осмысленно смотрит в ответ.       — Это сонный паралич, — шепчет она, и Тони хватается за этот голос.       Его словно медленно куда-то несут, хотя точно знает, он остается на месте.       — Я вколола тебе успокоительное. Тебе надо отдохнуть.       Тони не согласен. Он хочет покинуть комнату и больше никогда сюда не возвращаться. Но лекарство в крови несет его дальше, заставляет закрыть глаза и отключает сознание, а, следовательно, и сны.