***
Ночь проходит в пограничном состоянии между сном и явью, балансируя на тонкой грани бреда. Иногда Питер просыпается, а точнее выныривает из серого нечто и не понимает, где находится. Несколько секунд забвения рассыпаются воспоминаниями, покалыванием в затекшей руке и в зловещей тишине квартиры. От радиатора становится жарко, и Питер его отключает, а ночью просыпается из-за холода, сковавшего спину. Лечь на пол хорошая идея до тех пор, пока прикованная несколько выше рука не начинает затекать, а сведенные мышцы болезненно ныть. При каждом вдохе в груди что-то рокочет и свистит, вызывая приступы кашля, которые Питер успешно, он надеется, подавляет, уткнувшись в изгиб локтя лицом. Поздно ночью, выплыв из серого, прозрачного, словно кружево, сна, он рассматривает, как по потолку бегут отсветы фар проезжающей мимо машины. За окном, за стенами есть жизнь, несмотря на столь позднее время. Питер задумывается над тем, что их соседи, с которыми он и Квентин периодически здоровались, если сталкивались на лестничной площадке, ничего про них на самом деле не знают. Да, провожали взглядом, потому что для пожилых людей однополый брак все еще что-то из ряда вон. Но в основном их считали довольно милой парой из-за искренних и красивых улыбок Квентина и робких приветственных кивков Питера. И никто из них сейчас, лежа в своих удобных теплых постелях, не знает о том, что приходится и приходилось терпеть Питеру. Впрочем, и сам Питер не шибко осведомлен о жизни соседей. С чего бы им что-то подозревать? Питер никогда не кричал, как бы Квентин не проверял его болевой порог, никогда не жаловался, никогда не просил помощи. Не верил, что помогут. И разве он не прав? Где мистер Старк? Даже если прозвон не прошел, хотя он точно был, мистер Старк должен был озаботиться его отсутствием. Они же договорились! Но его нет, и Питер напрасно его ждет. Может, зря он все это затеял? Во что ему захотелось поверить? В то, что он кому-то нужен? Сам по себе. И что по итогу? Питер долго ведет безмолвный диалог, то оправдывая мистера Старка, то обвиняя его. И это так изматывает, что под утро, когда темную ночь разбавляют первые предрассветные краски, засыпает. И снится ему мистер Старк. Он стоит перед Питером, рассматривая его, лежащего на полу. Питер смотрит в ответ, согреваясь от теплого кареглазого взгляда. Мистер Старк отклоняет голову на сторону, смотрит внимательно, хмурит брови. А Питеру так стыдно под прицелом темных глаз. Он отворачивается, но все же замечает, как мистер Старк, журя, качает головой, явно чем-то разочарованный. От этого Питеру еще хуже. Квентин шаркает на кухню, когда за окном совсем светло. На тот момент Питер сидит на полу, стараясь не обращать внимания на дергающую боль в пальце, затрудненное дыхание и затекшие, а, возможно, и застуженные мышцы спины. Утро для него началось с жажды, желания сходить в туалет и душ. А еще голова словно стала весить на несколько килограммов больше. Изможденный стрессом организм начал реагировать зарождающейся температурой. И Питер с каждой минутой начинает верить — все происходящее нереально. Трудно поверить, что случившееся вчера — правда. Не только из-за поведения Квентина, сколько от своего, которое привело его к наручникам и батарее. Питер отчаянно сопротивляется, но скатывается в апатию. Все, что хотелось — это растянуться на мягкой постели, укрыться одеялом и ничего не чувствовать. Ни боли, ни разочарования в себе. Когда Квентин входит в комнату, Питер не поднимает головы. Побежден, но не сломлен. Глупая игра маленького мальчика. Краем глаза он все равно улавливает в руке Квентина стакан с водой и невольно сглатывает. Пить хочется очень сильно. Квентин садится на диван и ставит стакан с водой на пол, не близко к Питеру, но так, чтобы он был в поле зрения. — Как спалось? — спрашивает Бек. У Питера откровенно поганый вид. Квентин не хотел доводить до такого, думал, Питер позовет его ночью. Но мальчик оказался упрямее, чем он предполагал. Впрочем, Квентин провалился ночью в темную пустоту, которая утром напугала его самого. Он не просто уснул, а словно потерял сознание. Выпал из реальности и где был все это время — загадка. А еще его напугали вчерашние действия. Проснувшись, он не сразу понял, почему нет рядом Питера. Или почему не пахнет кофе, который Питер варил, если просыпался раньше. Или горячим хлебом. Квартира казалась вымороженной изнутри, пустой, мертвой оболочкой, и температура к этому ощущению не имела никакого отношения. А потом на него обрушились воспоминания, погребли под собой ужасом осознания. И он боялся выйти из комнаты и пойти посмотреть, как там Питер. Подвергал сомнению свою память — все ли именно так, как он помнит? Или же Питер теперь сам не более, чем оболочка? Квентин никогда не искал себе оправданий. Они ничего не решают. Какое оправдание было у его отца? У истеричного конченого мудака, у которого жена и ребенок ничего априори не могли сделать нормально. Ему ничего не нравилось, он всегда находил повод придраться. Квентин верил в то, что каждый в жизни должен страдать. И даже если на первый взгляд у человека все хорошо, никто не может с уверенностью утверждать: у него отличная жизнь. Взять хотя бы того же Старка. Миллиардер, который получает все, что хочет. А присмотреться, то что у него есть, кроме денег? Или же успешная высокомерная сучка Поттс? Они все смотрят на Квентина свысока, но на самом деле уровень у них один. И пусть кто-то получает минуты или годы хорошей жизни, это лишь для того, чтобы получить от нее же щелчок по носу. Мама дала Квентину свою фамилию. Наверное, уже тогда она знала: папаша Квентина не заслуживает продолжения своего рода. И Квентин ей благодарен. Взамен сделает так, чтобы эту фамилию знали все. Жизнь Питера никак нельзя сравнивать с тем, как жила его мама. Да и не хотелось Квентину этого делать. Разные же люди, и судьба у них разная. Квентин лишь показывал Питеру, воспитанному любящими родителями, как на самом деле все устроено. Питер просто получал причитающиеся ему страдания. Это справедливо. Нет, Квентин не получал, в большинстве случаев, наслаждения. И не придумывал что-то специально. Просто некоторые вещи, многие вещи, возвращали его в детство, а он это ненавидел. Ты можешь сколько угодно отнекиваться, что не являешься сыном своего отца. Или от того, что его воспитание все еще имеет место быть. Но если мама Квентина огребала оплеухи за невымытую вовремя сковородку, то почему Питер не должен получать того же за это же? Чисто на вбитых тяжелой мозолистой ладонью рефлексах. Квентин уже готов сползти с дивана на пол, встать перед Питером на колени и отстегнуть наручники, возможно, перевести мальчишку на кровать и приковать его там, как тот поднимает на него взгляд. В нем столько презрения, Квентин словно попадает под ледяной душ. — Нам надо поговорить, — кашлянув, говорит Квентин севшим голосом. Он чувствует себя больным, хотя никаких симптомов у него нет. У него начинает болеть голова от мыслей и попыток найти решение из сложившейся ситуации. И ему, как ни крути, нужно сотрудничество Питера. Квентин не глупец, знает, обратно откатить все невозможно. Но от Питера будет зависеть их дальнейшая совместная судьба или же ее отсутствие. Что ж, Квентин вполне готов двигаться дальше самостоятельно. И, честно говоря, всю свою полезность Питер исчерпал. — Однажды мой отец взял видеокассету. Ты понимаешь, о чем я говорю? Так вот, он взял ее и примотал скотчем к ладони. А потом стал наносить удары рукой маме по голове, по щекам, куда попадал. Она даже не особо сопротивлялась. Знала, что иначе получит еще сильнее. Я тогда прятался за диваном, и отец не знал о моем присутствии. Я не понимал, почему мама не делает все правильно, чтобы он ее не бил. Ведь это не так трудно. Мне так казалось. Не понимал — для отца невозможно хоть что-то сделать правильно. Квентин говорит все это и смотрит пустым стеклянным взглядом в стену, а на самом деле глубоко в прошлое. Питер недоуменно рассматривает мужа, потому что тот впервые рассказывает о себе, о своем детстве и родителях. — Мне никогда не приходило в голову попросить помощи. Я до сих пор не знаю, в курсе ли наших разборок были соседи или нет. Мама никогда не кричала громко, только тонко скулила, закрываясь руками. А я всегда убегал. И возвращался. Сам не знал, почему. И я тебе рассказываю это не для пожалейки или оправдания. И даже не для признания наличия у меня тех же триггеров, что срабатывали у отца. Просто ты должен знать, физическая боль не так сильна, как эмоциональная. Нет ничего хуже видеть, как причиняют боль человеку, которого ты любишь. А маму я очень любил, хотя во многом не понимал. Когда я вырос достаточно для того, чтобы дать отпор, я его дал. Толкнул его, когда папаша зашелся в очередном припадке бешенства. А он взял и упал виском на угол кухонной плиты. Не умер, как я надеялся. Кровищи было! Оказывается не такой он сильный был, как мне маленькому казалось. Увезли его в больницу, из которой он вернулся овощем. Кровоизлияние в мозг или что-то такое, не вникал. Лежал в постели, пускал слюни и только злобно смотрел на меня. Мама его почему-то не бросила. А я уехал учиться, подальше от квартиры, пропахшей лекарствами и прочими неприятными вещами. Мама предала меня, выбрав его. Но как бы там ни было, я тот, кто я есть. И не важно, что или кто на это повлиял. Как и ты лишь продукт воспитания своих родителей, Питер. Слишком мягкий для этого прогнившего мира. У меня нет ничего в жизни, ради чего стоит бороться. Только МОРГ, моя работа и мои амбиции. Может и глупо доказывать тому, кто уже давно в могиле, что ты не «никчемный выблядок». Но что имеем, — Квентин «выныривает», и взгляд приобретает осмысленность. Он поворачивается к Питеру, — и я не позволю никому мне помешать. Мне очень жаль, что вот так все обернулось, — он указывает рукой на браслет от наручников на запястье Питера и цепь, — но нам надо решить, что с этим делать. Я позвоню в университет и скажу, что ты заболел. Это даст нам некоторое время решить сложившуюся проблему. — Я хочу уйти, — Питер с трудом открывает запекшиеся губы. Взгляд то и дело обращается к стакану с водой, стоящему так близко, но в то же время так далеко, словно на Луне. — Я не могу позволить тебе уйти, — отвечает Квентин, — да и не хочу. Оказывается, я привык к тебе и твоему присутствию. Безусловно, ты будешь наказан за измену, но я уверен, мы сможем вернуться, со временем, к прежнему сосуществованию. И тут Питер начинает смеяться, с удивлением отмечая — у него истерика. Квентин терпеливо ждет, когда Питер отсмеется, и продолжает: — Если ты не хочешь идти навстречу, то придется действовать более радикально. Я понимаю, что ты ждешь помощи от Старка, но где он? Почему не приезжает за тобой? Пит, никто не придет. Видать все-таки не очень-то ты его впечатлил, чтобы ему захотелось трахнуть тебя второй раз. — Ты хочешь опошлить то, что между нами с мистером Старком было, — Питер облизывает губы, — но не получится. — Похвальная преданность. Как жаль, что Старку до этого нет дела. У него таких, как ты, готовых ноги лизать — каждый день кто-то новый. От того и не ценит, а ты тут в героя играешь. Стоило ли того твое предательство? Питер не отвечает. Сжимает челюсти, чтобы ни одно слово не выскочило. Хватит, договорился уже. Может Квентин и прав, и мистеру Старку уже все равно до парня по имени Питер. Но не верится. Несмотря на сомнения — не верится. — Молчишь? — Квентин усмехается. — Дам тебе время еще подумать. Квентин со вздохом поднимается и выходит из комнаты, оставив стакан с водой на полу. Питер ждет какое-то время, в потом вытягивает ногу и аккуратно пытается ею подвинуть стакан к себе. А, когда стакан оказывается на расстоянии вытянутой руки, хватает его и в несколько больших глотков выпивает всю воду. А потом, тяжело дыша, закашливаясь, откидывается спиной на стену и прикрывает глаза.***
Следить за чужими неверными женами и мужьями легко и муторно одновременно. Прилагаемых усилий ноль, но устаешь от однообразности. Ни тебе адреналина, ни проверки на гибкость ума. Просто ходишь, следишь, записываешь. В какой-то степени подобная работа даже унизительна для такого профессионала, как Наташа Романофф. Но что-то стоящее и опасное попадается не каждый день. И даже не каждый месяц. Однако легкие деньги имеют свою привлекательность. Поэтому Наташа возвращается домой с очередной слежки за неверной женой, которую заказал рогатый муж. Подтверждения измены хранятся электронными файлами на карте памяти. Наташе даже прятаться особо не пришлось. Так и хотелось подойти к милующейся в ресторане при всех парочке и сказать: «Ну кто так изменяет!». И дать пару дельных советов. Но вместо этого она, сидящая чуть левее, делала снимки, с тоской думая: «На какую ерунду я трачу свою жизнь». Да над ней бывшие одногруппники школы разведки просто смеялись бы. Сейчас же Наташа смотрит на часы, которые показывают почти четыре утра, и ей хочется только в душ и спать. И, наверное, выпить чашку кофе и выкурить сигаретку. Четыре часа утра — странное время. Вроде ночь, но спать не хочется, организм наоборот готовится к пробуждению. И Наташа, становясь под теплый душ, думает, что лечь можно чуть позже. В конце концов она вряд ли сейчас уснет. После душа, обернув голову полотенцем и накинув халат, она проходит на кухню, ставит чайник и достает банку растворимого кофе. Гадость та еще, и Наташа это признает, но ее квартира не может похвастаться наличием достаточного количества мебели, что уж говорить про кухонную технику. Чайник есть, и хватит. Тем более, Наташа не привередлива. И растворимый, пусть и достаточно дорогой кофе, не самое плохое, что могло быть. Включив вытяжку над газовой панелью, она прислоняется к плите бедром и, прикрыв от наслаждения глаза, делает первую затяжку. В голове крутились и выстраивались по порядку планы на текущий день. Возможно, она даст себе небольшое послабление и поспит до десяти, а, может, даже до двенадцати часов. На электронной почте скопилось несколько писем с заказами, и Наташа предвидит, что снова ничего интересного там не ждет. Последнее более-менее интересно дело предоставил ей Тони Старк. Да, легкое для ее способностей, но интересное. Оно заставило Наташу действительно работать, а не просто ходить невидимой тенью за объектом. Да, семья Беков ее зацепила, и это непрофессионально, но Наташа прощает себе эту небольшую блажь. Впрочем, она признает, что установка камер была плохим спонтанным решением. Изнутри царапает любопытство. Она подпаленный кончик сигареты подставляет под струю воды, выкидывает ее в мусорное ведро и идет в комнату, прихватив чашку с кофе. В темноте подходит к невысокому столику, на котором темнеет прямоугольник ноутбука. Ставит чашку рядом, сама садится на постель, по-турецки скрестив ноги. Открывает панель, компьютер сразу же озаряет ее лицо нежно-голубым светом. Быстро набрав пароль, она входит в систему и открывает программу, через которую транслируются камеры, оставленные в квартире Беков. Прихлебывая кофе, она просматривает записи на маленьких экранчиках, узнавая интерьер квартиры, в которой она была только раз. Поначалу ничего не происходит. Она несколько раз видит Квентина Бека, ходящего из комнаты на кухню и обратно. Пару раз перед камерами мелькнул и Питер. Наташа уже начинает думать, что зря оставила там эти камеры. Считай, что выбросила. Впрочем, им действительно место на свалке. Пришлось включить быструю перемотку, вздохнув разочарованно. Хотя Романофф и сама не знает, что хочет увидеть. И для чего ей это надо. Она уже хочет закрыть программу, как начинается некое интересное действие: одна из камер обнаружилась. Наташа закрыла все окна с трансляцией видео, кроме той, в которой виднелось очень близко любопытное и озабоченное лицо Квентина Бека. Весело хмыкнув, Наташа делает глоток кофе. Стареет, раз камеру обнаружили. Но не так уж хорошо она ее и прятала. Дальше видео скачет, когда Квентин берет камеру в руки. В объектив попадает сначала потолок, потом смазанный поворот и показывает ноги Бека. А затем, что странно, Бек ставит камеру на стол. Интересно. Наташа даже ерзает на месте в предчувствии чего-то интересного. Некоторое время ничего не происходит. Квентин ходит по квартире, словно зверь в клетке. Останавливается иногда и словно выпадает из реальности. А потом приходит в себя и снова начинает нарезать круги по квартире. Судя по времени, что отмечено в углу, данные действия происходили вчера. Сделав себе еще кофе, Наташа предчувствует: спать ей сегодня не придется. Она опять несколько часов просто перематывает, пока на видео не появляется еще одно действующее лицо — Питер. Наташа видит, как мальчик осторожно проходит в комнату, начинает собирать вещи. С того места, где теперь стоит камера, его видно лишь наполовину. Нахмурив брови, она внимательно следит за передвижениями Питера, точнее его торсом и ногами до колена. Мальчик то замирает, то снова начинает мельтешение. А потом в камере появляется Бек и как-то все закрутилось и завертелось. Питер хватает что-то лежащее рядом с камерой: на миг он появляется в объективе крупным планом. Перед камерой снова смазанная возня, пока Питер не летит на пол, отползая к стене. Вслед за ним появляется Квентин с наручниками в руках. Наташа хмурится. Что за черт? *** После ухода Питера Тони решает снова принять горизонтальное положение, отдохнуть на жестком матрасе капитана Роджерса, предаться воспоминаниям прошедшей ночи. Старк чувствует себя удовлетворенным, словно с ним произошла чертовски правильная вещь. И пуcть он далеко еще не в конце пути, но явно ощущается правильность выбранного направления. Беспокойство за Питера нет-нет, да и зашевелится внутри, но Тони успокаивает себя тем, что с мальчишкой ничего не может случиться. Днем уж точно. «Надо было ехать с ним», — думает Старк, укладывая голову на подушке, не обращая внимание на слабость. Уж посидеть внизу у подъезда в ожидании, пока Питер соберет нужные ему вещи, он вполне был способен. Прислушиваясь к шуму льющейся воды — Баки остался на кухне наводить порядок, — Тони смыкает глаза и проваливается в темноту. Из которой выныривает, словно его кто-то дернул за шкирку. Сильно и неаккуратно. И на него обрушивается обещанный Брюсом отходяк. Тони никогда не знал, что такое наркотическая ломка. Он хоть и принимал в годы своей юности, но ему всегда хватало мозгов оставлять химию на уровне баловства. Но сейчас, когда спазматической болью его выгибает на кровати, он в полной мере ощущает, что это такое. Нет, это не так, словно все кости ломаются одновременно, но очень похоже. Словно что-то их тянет, скручивает. Тони только рот может открыть и хватать большими глотками воздух, не издавая ни звука. В поле зрения тут же появляется Баки, смотрит задумчиво, как будто ему предстоит решить сложную задачу. Тони кажется, что телохранитель сейчас произнесет самую тупую фразу, которая всегда звучит очень по-идиотски: «Вы в порядке?». Захлебываясь воздухом, Тони булькает, понимая — это так звучит его смех. Ну, значит не все еще потеряно. Игла от капельницы в руках Баки почти не видна, Тони сомневается, что у того получится вставить ее как надо и не проткнуть вену. «Убит собственным телохранителем, когда его пытались спасти», — напишут на его надгробии. — Не переживайте, — спокойно говорит Баки, словно прочитавший его мысли или понявший по неуместному глупому хихиканью, — я проходил курсы по оказанию первой медицинской помощи. При желании могу и катетер вставить без проблем. Хотите? Тони скалится, хотя его всего трясет, бросает то в жар, то в холод. В многострадальную вену на сгибе локтя входит игла почти безболезненно. Надо отдать должное, Баки справился просто великолепно. Впрочем, его основная профессия протыкать кожу людям. И не важно чем: иглой или ножом, или даже пулей для защиты своего клиента. Трясясь от крупной дрожи, Тони заворожено смотрит, как физраствор проходит путь от закрепленного на высоте мешочка по длинной прозрачной трубке к руке, наполняя его тело живительной жидкостью, и главное — успокаивает трясучку. Однако спокойствие не длилось долго. Поспать удалось по ощущениям не больше часа, как вполне характерные спазмы заставляют Тони подскочить на кровати, выдернуть не совсем аккуратно иглу из руки и броситься в ванную комнату. Следующие пять часов его выворачивает с такой силой и частотой, что Старк мечтает уже умереть, только не чувствовать этого. Баки безмолвной скалой стоит за спиной, потом отпаивает очень крепким горячим чаем и водой, и они замирают в ожидании следующего раунда. К ночи Тони едва ли осознает себя в пространстве, которое кружится и вертится перед глазами. Баки укладывает его на постель, ставит на пол таз и занимает кресло рядом с кроватью, намереваясь охранять сон своего подопечного. Тони с удивлением рассматривает его суровое лицо с признаками усталости. Надо же, Баки все-таки человек. — А вы думали, нет? — усмехается телохранитель. Старку даже не стыдно, что он сказал это вслух, оказывается. — Сколько сейчас времени? Тони оглядывает комнату в поисках часов. — Почти десять. За окном темно, только мелькает падающая с неба белая крошка. В комнате не горит свет, и Тони немного жутко находиться в такой непосредственной близости с Баки. Впервые, как тот приступил к своим обязанностям. Обычно он старался не попадаться на глаза. Сейчас же суровый мужчина внушал одновременно спокойствие и тревогу. — Мы прячемся? — тихо говорит Тони. — Полагаю, да. — Никто не должен знать, где я. — Не беспокойтесь об этом. — Где Питер? Он ведь не вернулся? — Нет, не вернулся. — Ты должен съездить за ним. У него муж та еще скотина. На лице Баки ничего не отражается, не понятно, как он относится к однополым отношениям. У вояк на этом какой-то бзик обычно. Вон Роджерс каждый раз, как стоит об этом заговорить, хватается за сердце. Неженка. — Я не оставлю вас. И это не обсуждается. То, что он не пришел, вовсе не означает, что с ним могло случиться что-то плохое. — Не нагнетай. Что со мной может случиться в этой квартире? Разве что разовьется мигрень от «великолепного» интерьера данного места. Баки, как и его непосредственный начальник, непробиваем для шуток и сарказма Тони, но Старк дает себе скидку на плохое самочувствие. — Я отключил телефоны. Нас не смогут отследить. После того, как вам станет лучше, будем решать, что делать дальше. Тони кивает, принимая информацию. Волнение за Питера не проходит, но он согласен с Баки лишь отчасти. С Питером может случиться Бек. И не угадаешь, насколько плачевно могут обернуться события. А еще Тони трусливо думает о том, что парень просто сбежал. Придумал себе нелепый предлог, потому что оставаться в этой квартире в непосредственной близости от Старка ему не хотелось. По каким таким причинам — не понятно. Все же прошло хорошо. Хотя у Питера столько неизученных тараканов в голове, которые ему вложил Бек, что с того станется сожалеть о сделанном. Осознание подобного неприятно кольнуло куда-то под ребра. Тони выложился на все проценты, которые имело его отравленное тело, а парень не заценил… Обидно. Хотелось протянуть: «Но я же лучше Бека!». — Дай мне мой телефон, — спросил Тони. — Я настоятельно не рекомендую его включать. — А что произойдет? На этот дом обрушится бомба? Или окна и двери выбьет спецназ? Мы прячемся от жалкой кучки трусливых людей, которые только и могут, что действовать за спиной. На более активные действия они не пойдут. Так что дай мне телефон. Мне в любом случае надо сделать несколько звонков. Баки подчиняется, но на обычно спокойной физиономии выражается крайняя степень неодобрения. Тони понимает, что вояке хочется немного сгустить краски, чтобы ситуация из простых пряток в чужой квартире перешла во что-то более значимое, ощутить нерв, порох, получить порцию адреналина в кровь, как, видимо, в былые времена. Баки растрачивает свой потенциал на скучной охране, но Тони тут ничем помочь не может. Ему еще военных действий не хватало для полного счастья. Включенный аппарат начинает захлебываться уведомлениями о пропущенных звонках, сообщениями и прочей дрянью, которую миллиардер получает ежедневно. Отказавшись от связи даже на сутки, он обрек себя на обвал всего и сразу от тех, кто его потерял. Минут через десять, когда телефон наконец-то замолчал, можно оценить масштаб ущерба. — Так, больше десяти пропущенных от Роджерса, — докладывает Тони хмурому больше обычного Баки, — ни одного, как и следовало ожидать, от мисс Поттс. Хм, а этот номер чей? Тони смотрит на ряд незнакомых цифр, морщит лоб, пытаясь вспомнить, кому они могут принадлежать. Дело в том, что личный номер Тони Старка знали не так много народу. И они не будут звонить ему с незнакомых номеров, зная, что Тони трубку не возьмет. Баки на высказанный вопрос вслух никак не реагирует. Какое ему может быть дело до звонивших боссу людей? Заинтересованный звонившим анонимом, Тони не смотрит, кто еще его беспокоил за это время. *** Наташа зло отшвыривает телефон, словно это он виноват в том, что вызываемый абонент не абонент. Приказав себе успокоиться, она включает камеры в режиме реального времени, но они ничего не показывают. Если в квартире Беков кто-то есть, например, до сих пор прикованный к батарее Питер, то его в оставшихся камерах не видно. В голове одна другую сменяют идеи и отнюдь не самые хорошие. Первая и самая настойчивая — поехать на место развернувшихся действий и устроить там акт возмездия. Однако прошло время, когда Романофф действовала так, как ей хотелось. Являясь гражданкой Соединенных Штатов Америки, она и дальше хочет сохранить этот статус. А это предполагает сидеть тихо и не высовываться. Вторая идея — позвонить Старку. Но тот куда-то пропал, и Наташа не хочет задумываться над тем, что это как-то связано с увиденным. Нет, как такое вообще возможно? Она набирала Старка несколько раз, но результат оставался тот же. Бессонная ночь давала о себе знать. А возраст, когда она могла не спать несколько суток кряду, канул в Лету. И к десяти утра Наташу сморило, несмотря на выпитый в огромном количестве кофе. Кажется, она только коснулась головой подушки, как ее будит громкая мелодия, стоящая на телефоне. Не открывая глаз, она шарит по постели рукой, нащупывая аппарат. И, не глядя, кто звонит, нажимает на «принять вызов». — Да? — сонно и грубо. — Привет, рыжая, — от хриплого низкого голоса по спине побежали мурашки. Старк.