Протяни мне руку

Её волосы созданы из самого дорогого цинко-жёлтого канекалона. Каждый волосок был уложен в высокий пучок с любовью и нежностью, что была практически не свойственна закрытому, уставшему от своей жизни Рюноскэ Акутагаве. Его тонкие, грубые пальцы стремились сделать её самой нежной и живой. Мастер переделывал вершину своего творения несколько раз. Стремился сделать как можно более хрупкие и нежные руки. Показать всему миру свою прекрасную, пусть и страдающую, израненную душу. Самый дорогой и качественный фарфор был отлит в сотню раз проверенную форму. Рюноскэ отсчитывал секунды, лишь бы всё было идеально и аккуратно. Тело шлифовалось с такой кропотливой осторожностью, что уже сотни таких как он с криком "надоело!!!", откинули всё в сторону. Вот только Акутагава вновь и вновь переделывал, дорабатывал и доводил до совершенства свою куклу. Каждый раз, когда он внимательно осматривал хрупкую ручку или ножку своей фарфоровой куклы, то дарил ей часть своей души и тепла. Её тонкие аккуратно нарисованные, самой тонкой кисточкой брови были чуть подняты вверх, чтобы придать милому, светлому личику удивления и невинности. Тёмные ресницы казались такими пушистыми, что только протяни руку — ощутишь их мягкость. Бледно-карминные глаза Акутагава сотворил настолько живыми и тёплыми, что только взглянув один раз, не забудешь до конца жизни. Губы куклы напоминали букет цветов вишни, к которым хотелось нежно прильнуть, показав всю свою любовь. С одеянием его маленького идеала было сложнее. Такой кукле нужно было что-то особенное, воздушное... Непременно малиново-красное платье, выше колена, с косым краем, слева направо. Одежду, так же как и клубнично-красные туфли, Рюноскэ сделал сам. Не желал доверить даже крупицу своей работы кому-то другому. Наконец, спустя две недели кропотливой работы, Акутагава с неприкрытым восторгом смотрел на свою идеальную работу. В его руках, она словно сияла таким необходимым теплом. Ему удалось создать совершенство, которое оценит по достоинству его учитель и кумир Дазай Осаму. Наконец-то его труды и усталость будут вознаграждены!... — Это кукла, Акутагава-кун, — с насмешливой издёвкой, вынес вердикт наставник, небрежно смотря на работу своего ученика, — Она мертва. Ты не вложил в неё того, что можно назвать душой. Я думал, что хоть в этот раз, ты сможешь сделать хоть что-то... Стоящее моего внимания. Небрежно кидая куклу в руки Рюноскэ, Дазай повернулся к своему любимчику, Накаджиме Ацуши и тут же с интересом рассматривал хорошую куколку, с лазурными глазками и сине-чёрными волосами, собранными в два тонких хвоста, с резинками-цветами. На ней было белоснежное балеро и короткое платье, с оранжевым подолом. — О, эта девочка словно сейчас будет танцевать в моих руках, Ацуши-кун, — одобрительно улыбнулся Осаму, а в душе Акутагавы всё стремительно разрывалось от обиды, — Это потрясающая работа! Как я вижу, её имя Кёка Изуми? Прекрасно! Восхитительно!... Слушать дальше, было выше его сил. Рюноскэ сбежал из залы и быстрым шагом направился в сторону своего дома. Обида и горечь обжигала его сознание... — ПОЧЕМУ ОН?! — бесновался юноша, с криком откинув стол с инструментами, — ПОЧЕМУ?! Я НЕДОСТАТОЧНО ХОРОШ?! ЧТО ЗА БРЕД?! МАЛЬЧИШКА С КУКЛОЙ ВОЗИЛСЯ КАКИХ-ТО ТРИ ДНЯ!!! Взгляд пал на куклу, которой дал имя Хигучи Ичиё и в порыве гнева, скинул со стола. Она с тихим стуком упала на пол, чудом оставшись целой. Когда же Акутагава вновь посмотрел на неё, то застыл. Кукла улыбалась. Хотя до этого, её милое личико было достаточно серьёзным. Рюноскэ точно помнил, что когда рисовал её губы, нарочно лишил Хигучи улыбки... Так как же такое возможно?... Слезы невольно появились в чужих глазах. Неведомые доселе чувства захлестнули юношу с головой и схватив куклу, он прижал её к своей груди, наконец, выплеснув ком в своей душе. Акутагаве вдруг стало так легко и спокойно, что постепенно, на заплаканном лице, появилась слабая улыбка: — Спасибо, Хигучи...