.

Впереди точно не могло быть ровным счетом ничего хорошего. В этом Диксон был уверен точно так же, как и в том, что дорогу указывал правильную. Несмотря даже на то, что то и дело ловил себя на смутном желании все-таки солгать. Достаточно веских причин это все-таки сделать и этим пошатнуть едва заработанное доверие не находилось. В конце концов, однорукий протянул в городе-крепости уже слишком долго, чтобы продолжать воспринимать обнесенное стеной поселение со всеми его жителями как одну сплошную угрозу, смутную, бесформенную, необъяснимую. Без потерь в стенах города не обошлось, конечно, но потери эти были из числа потерь допустимых. Чертовски удобное все-таки определение намертво вплелось в речь в рядах защитников Вудбери... Защищать брата действительно было просто не от кого. Об этом думалось все-таки куда охотней, чем о том, что и некого уже, может, защищать. Эта мысль не просто навязчиво крутилась в голове все время, пока однорукий изучал измятый дорожный атлас и невольно припоминал проведенные в горах дни, она его, кажется, в принципе не покидала уже несколько дней подряд. Иногда затихала сама, становилась смутной фоновой тревогой, чаще - мысль эту приходилось давить насильно. И еще одной причиной не утаивать место расположения прежнего лагеря для Мерла было простое желание лично убедиться в обратном. Не мог же Дерил, в конце концов, двумя-то руками держаться за жизнь слабее, чем его брат - одной?.. Но ошибаться все-таки можно, даже следуя по безоговорочно верному маршруту. Указателя "Поворачивайте-ка вы лучше обратно", конечно, никто поставить не удосужился, но за него вполне могло сойти и само состояние дороги. Вот как-то вообще не воодушевляли на продолжение пути ни бурые пятна, ни узловатые веревки высушенных кишечников, вытащенных из вспоротых ногтями тел, ни прочая требуха, размазанная по дорожному полотну автомобилями. Латинос за рулем то и дело то скользил встревоженно мрачным взглядом по шоссе, то недоверчиво косился на указывающего дорогу однорукого. До поры до времени держать все подозрения при себе и не останавливать грузовик разведчика, наверняка, заставляло разве что отсутствие стада мертвецов. Но учитывая то, насколько хуже и без того безрадостный пейзаж становился с каждой милей, вскоре латинос вполне мог заиметь полное право выпихнуть Мерла из салона и с чистой совестью развернуться. - Вот и на кой мне сейчас пиздеть-то, по-твоему? - Не выдержав очередного быстрого, полного недоброго сомнения взгляда, рявкнул однорукий, перебивая разведчика, успевшего разве что набрать воздуха для длительного и неприятного разбора полетов. Мартинес неопределенно хмыкнул и дернул плечом, одновременно и признавая, что так бездарно подставляться однорукому точно не нужно, и не отказываясь окончательно от собственных подозрений. - Тогда здесь такого не было. Вот пробка на обе полосы была, да. - Ну, по факту-то, она еще на месте, - мрачно заметил разведчик, прищурившись, вглядываясь в темнеющие впереди силуэты плотно стоящих автомобилей. Ситуация на дороге могла бы быть хуже, только если бы все, кто торчал в этой пробке и в ней же встретил смерть, были живы. Ну, чуть более живы, чем все те, кто теперь медленным и неуверенным шагом бесцельно слонялся от автомобиля к автомобилю или просто стоял точно посреди дороги, вперив невидящий взгляд мутных остекленевших глаз в пустоту перед собой... - Догадываешься, какой тебе пиздец, если там совсем пиздец? - Сквозь зубы вполголоса поинтересовался латинос. Учитывая то, насколько тот не стал заморачиваться с формулировкой, настроен Мартинес был вполне серьезно. Настала очередь Диксону неопределенно хмыкнуть и дернуть плечом. - Как всем же, нет? - Сунув в зубы сигарету, невнятно усмехнулся однорукий, с нарастающим раздражением щелкая как назло вхолостую пускающей жидкие снопы желтых искр зажигалкой. На фоне обещающего препаршивейшие перспективы пейзажа, шороха шин, все чаще подминающих куски гниющей человеческой плоти, урчания двигателя, тяжелого молчания латиноса и мерных сухих щелчков прокручивающегося колесика короткий и звонкий торжествующий смешок из кузова царапнул слух так, что не сорваться было в принципе практически невозможно. - Да тебе там рот заткнуть, что ли? - Рявкнул Диксон, раздраженно саданув уцелевшей ладонью по задней стенке кабины грузовика. Разведчик за рулем одобрительно хохотнул, кажется, ровно за долю секунды до того, как раздался приглушенный взрыв хохота остальных слышавших эту угрозу бойцов. Словно и на это им нужно было соответствующее распоряжение начальства... - Вот прямо так, на ходу, и метнешься затыкать? - С сомнением поинтересовался латинос и с насмешливым наигранным сочувствием покачал головой: - Ну, приперло же... Может, хоть в следующий раз еще подумает, прежде чем с нашими за стену проситься, - сменив тон на не менее резко контрастирующий с его истинным настроением, с меланхоличной беззаботностью заметил Мартинес. - Ну, или по тебе опять пальнет для страховки. Все в выигрыше ведь: и девочке спокойней, и ты штрафным пойлом в госпитале обеспечен... Ну, знаешь, типа того, как народ раньше на одно пособие по безработице жил? Вот тут та же тема будет. - Голос разведчика звучал все беззаботней, и контраст с выражением его лица ежесекундно становился все более и более напрягающим. - А хрен ли, право-то имеет: сидели себе, в карты небось резались, а ты ей так момент триумфа испоганить ухитрился... - Да перетерпит, - хмыкнул однорукий, жадно затягиваясь затлевшей, наконец, сигаретой. Охраннице и впрямь случалось поразительно легко, почти охотно даже, перетерпеть и куда худшее с ней обращение. Впрочем, едва ли латиноса этот вопрос всерьез интересовал, и бессмысленный разговор явно был заведен им только ради того, чтобы не сорваться слишком скоро после того, как окончательно и бесповоротно стало понятно, что едет небольшая колонна из пары бронированных военных грузовиков уж точно не навстречу светлому будущему... - Нахера вообще взял-то? - Не умею отказывать женщинам, - хохотнул разведчик. - Мешаться-то все равно особо не будет, отсидится... А на крайняк - хоть и пушечным мясом пойдет, - вся наигранная беззаботность во вдруг ставшем заметно тише голосе латиноса разом сошла на нет. Судя по всему, тяжелой и неприглядной правды в словах Мартинеса было слишком много, чтобы продолжать делать вид, будто все совершенно нормально и разведка ничем не рискует. - Да тут и так витрина, блядь, с мясом, - скривился Мерл, потянувшись стряхнуть пепел в приоткрытое окно и невольно бросив взгляд на бесформенное ало-коричневое месиво с белеющими кое-где прожилками кости, некогда бывшее человеческим телом. И, может быть, лучше бы не холодало, потому что без своеобразной цензуры из облепивших гниющую плоть мух зрелище на шоссе было совсем уж тошнотворным. Зиме на это, впрочем, явно было глубоко плевать, и она продолжала приближаться, незаметно и неумолимо. Хоть что-то в съехавшем с катушек мире шло по-прежнему. - Или морг, - недолго помолчав, морщась от струящегося по салону сизого табачного дыма, добавил латинос. - Однохуйственно. - Не без этого, - легко признал Мартинес. - Слушай, вот если ты нас решил кусакам тут скормить - ты лучше сам сразу стреляйся, - доверительно посоветовал разведчик, всматриваясь в маячащие впереди силуэты мертвецов. - Так ведь всем геморроя меньше будет... - Совсем ебанулся? - Не выдержал Мерл, раздраженно сминая в пальцах фильтр тлеющей сигареты. - Я на придурка похож, чтоб так подставляться? - Едко поинтересовался Диксон, выбрасывая окурок в окно с такой силой, словно непосредственно им и намеревался в клочья разнести череп одного из ковыляющих вдоль обочины за грузовиком голодных трупов. Разведчик хмыкнул и демонстративно кивнул. - Не было их тут раньше... Да нашим, - однорукий осекся не больше, чем на долю секунды, и именно это, пожалуй, напрягло его больше всего, - их положить - на пять минут дело. - Не без этого, - сквозь зубы повторился Цезарь, останавливая грузовик так резко, что Мерл шумно выдохнул, оправляя болезненно врезавшийся в грудь ремень безопасности, а из кузова донеслись хоровые ругательства и короткий одиночный вскрик, тоненький и искренне испуганный. Впрочем, и самому разведчику этот его маневр должен был показаться напрасным и нелепым. Иначе не стал бы так кривиться и озабоченно потирать плечо, на котором, наверняка, уже расцветала полоса кровоподтека от вдавившего мужчину в сиденье ремня безопасности. - Наружу пиздуй, дорогу расчистить надо. Со вторым однорукий уж точно не мог не согласиться. Самой большой проблемой было, пожалуй то, что из этого второго априорно и неоспоримо вытекало и первое. Позволить Диксону отсиживаться в кабине никак не мог в первую очередь он сам, а потом уже - едва ли не вся армия города-крепости. Желание сохранить собственную шкуру целой и невредимой в который раз схлестывалось с гордостью и в который раз сдавало позиции. Однорукий смутно догадывался, что именно это его однажды и убьет, но не позволил себе и секунды помедлить, прежде чем распахнуть дверцу грузовика и выбраться из его кабины, на ходу разминая чуть затекший под слоем тяжелого металла обрубок правой руки. Воспринимать собственную руку именно оружием вошло в привычку точно так же чуть досадно незаметно, как и позволять себе верить в то, что прожитый день не станет последним... - Насколько все плохо? Неизвестно, к кому конкретно обратилась ловко выпрыгнувшая из кузова девушка, с до смешного воинственным видом перехватывая тяжелый блочный лук, явно, скорее, рисуясь перед коллегами, чем и впрямь собираясь немедленно рвануться в бой. Ответ, в любом случае, она получила непосредственно от не одной сотни намертво заблокировавших дорогу брошенных автомобилей и неопределенного числа ходячих, бесцельно ошивающихся у останков дорожной пробки и медленно заинтересованно поворачивающих уродливые головы на звук не заглушенных еще двигателей и тепло человеческих тел. И ответ этот охраннице не понравился настолько, чтобы и короткого, вскользь брошенного в ее сторону взгляда хватило, чтобы отметить едва уловимое движение, словно на мгновение ошарашенно окаменевшая от такого зрелища девица дернулась было снова укрыться в кузове грузовика или хотя бы за спинами покинувших автомобиль бойцов. - В кабину пиздуй, - бросил латинос, наспех оглядывая неуклюже ковыляющих к небольшому войску мертвецов, пытаясь хоть приблизительно оценить, насколько они опасны и скольких, оставшихся в автомобилях или в голодном анабиозе валяющихся на асфальте он мог не видеть. - На водительское, - вслепую нашарив валявшуюся под водительским сиденьем биту, коротко добавил разведчик, мельком отметив извиняющееся недопонимание на лице устремившейся было к кабине подчиненной. - Будет совсем плохо - увози выживших нахер отсюда. Охранница ухитрилась одновременно и состроить скорбно испуганную мину - и просиять. Объяснять то, что почетные обязанности водителя для выживших были на нее возложены разве что из-за того, что в бою толку от лучницы было крайне мало, времени не было. Но судя по тому, насколько обиженным взглядом девушка быстро окинула решительно направившихся к голодным трупам бойцов, до Хэйли это все-таки и без того дошло, пусть и не сразу. Впрочем, едва ли возможность при худшем раскладе и впрямь пойти пушечным мясом, озвучь ее начальство, вызвала бы у нее восторг и воодушевление. Единственно приемлемым для девицы, наверняка, было бы потупить где-нибудь в безопасной и легко просматривающейся зоне, рисуясь перед защитниками города и словно позируя для фотографии с луком в руках, а после - с искренним возмущением костерить коллег за то, что с мертвецами они расправились сами и не дали ей проявить себя, как полноценного бойца... - По нашим только не пали, - бросил разведчик, проследив, как подчиненная исправно скользнула на освобожденное им водительское место и, видимо, все-таки сочтя его достаточно удобным и легко просматривающимся, чтобы послужить сценой для ее игр в воина, резко вскинула лук. Хэйли раздраженно кивнула, аккуратно выцеливая какого-то особенно ей не понравившегося уродца поверх голов, не сговариваясь, выбравших себе первые гниющие жертвы бойцов. И Диксону очень хотелось верить в то, что латинос хотя бы знает, что делает, раз от греха подальше не отобрал у охранницы эту опасную игрушку. Потому что даже смутным пятном где-то в поле периферийного зрении маячащая лучница, натянувшая тетиву, вызывала инстинктивное желание пригнуться и поскорей свалить с линии огня. Возможностей отбросить коньки и без того, в конце концов, было предостаточно. Однорукий, конечно, предпочел бы держаться до последнего, пока время, против которого, как ни брыкайся, все-таки не попрешь, само свое не возьмет. В крайнем случае сошел бы и передоз. Теоретически возможный последний приход всегда представлялся особенно ярким, полным абсолютной, концентрированной эйфории, на которую попросту не рассчитано ни одно, сколь угодно сильное и выносливое, человеческое тело... Он представлялся эдаким трипом* до конечной, без агонии и с обещанным "светом в конце тоннеля", увидеть который заодно со всеми архангелами или сотней девственниц, обещанных усопшему дикарской религией, у каждого, по мнению Мерла, был шанс, разве что хорошенько удолбавшись. Проверять это, впрочем, Диксон никогда не собирался, да и шансов прозаично травануться грязной химозной дрянью и бесславно в агонии почить в луже собственной рвоты и облаке едкого кислого запаха все-таки всегда было несравнимо больше... С недавних пор сравнительно сносным выходом из игры стало бы и последнее проявление заботы о младшем брате, легко перечеркивающее каждую из невольно или намеренно совершенных им ошибок. Но Мерл, правда, и сам не был до конца уверен в том, что, представься ему вдруг возможность сунуть собственное мясо в зубы стада мертвецов, защищая Дерила, он, ведомый даже не эгоизмом, а разве что обострившимся инстинктом самосохранения, не попытался бы найти другого выхода. На счастье, проверить это возможности еще не представлялось, и, может, Диксон уже был ее в принципе лишен... В любом случае, ненароком поймать стрелу однорукому не просто хотелось в последнюю очередь - не хотелось вообще. Умирать в ближайшее время в принципе желания быть никак не могло, и Диксон мог бы себе это позволить, разве только решив однажды, что его уже можно списывать со счетов и отправлять в утиль за ненадобностью. Самому себе отмерить лет еще эдак десять-двенадцать почему-то удавалось просто на удивление легко и холодно, словно без особой на то нужды проверяя остаток патронов в магазине. На счастье, выражение лица Мерла, быстро оглянувшегося на готовую отпустить тетиву охранницу, оказалось для той куда весомей невысказанного, но легко читающегося между строк и действий одобрения Мартинеса. Девушка вздрогнула, прикусила губу, опустила глаза и послушно осторожно ослабила тетиву, одновременно снимая с нее стрелу. И однорукий, может быть, и задумался бы об этом забавном, но здорово тешащем самооценку факте хоть на секунду, только вот вслепую быстро загнав прилаженный к протезу штык-нож в уродливую мертвую физиономию, завешенную сальным водопадом выгоревших под солнцем длинных волос, едва вообще успел это отметить. Звуки выстрелов совершенно перестали напрягать то ли давно уже, то ли разве что несколько секунд назад. Необходимость палить по восставшим человеческим останкам стала приемлемой, нормальной и естественной. Столь же естественным стало то, что до зубов вооруженный отряд защитников города спину прикроет, скорее, чем пустит в нее пулю... И так непривычно легко и правильно было ровно до того момента, как с головы сравнительно недавно мертвой молодой женщины, с отвратительным влажным чавканьем соскальзывающей с багрового от темной и холодной свернувшейся крови лезвия, пулей сорвало клок сероватого от дорожной пыли скальпа. - Глаза разуйте, куда палите, блядь! - Рыкнул Диксон, невольно втянув голову в плечи. Пуля, показавшаяся было не просто шальной, но вообще именно ему, однорукому, и предназначенной разом за все прошлые, а заодно и за все еще только грядущие прегрешения перед приютившим его городом-крепостью, выбила из прикрытого темной банданой черепа разлагающегося мальчика-подростка лет четырнадцати-пятнадцати желтоватое костяное крошево. Особенно легче оттого, впрочем, не стало: тревожило теперь именно краткое мгновение недоверия и животного страха перед разведкой Вудбери. Очернить союзника было так же постыдно, как и не распознать вовремя противника. В конце концов, с недавних пор у каждого, кто не остыл еще до температуры окружающей среды и жил инстинктами чуть сложнее, чем инстинкт пожирать все, что движется, противники были одни и те же. А личные счеты отодвигались на второй план даже неожиданно просто. Хвала желанию выжить и протянуть подольше, иначе Диксона давно бы уже не было в живых. На животном каком-то уровне Мерл все еще чувствовал, что сильно рискует, вздумай однажды пойти на поводу у мерзко царапающего нутро стремления медленно и мучительно стереть с лица погибающей планетки одного, пусть безымянного для него, копа и криворукого чернокожего жирдяя... Неожиданно легче, впрочем, оказалось боковым зрением отметить примеривающегося для удара бейсбольной битой по трупу латиноса. Да и место в рядах вступивших с мертвецами в ближний бой бойцов вдруг показалось не просто безопасней, но почетней даже. И это было все-таки чертовски странно, учитывая смутную тень унижения, мельком скользнувшую по самой грани сосредоточенного на окончательном упокоении очередного уродца сознания... Куда проще и правильней оказалось вообще не думать. Куда проще и правильней оказалось без лишних разговоров подчиниться невысказанному, но и без того очевидному приказу расчищать колонне из пары военных грузовиков путь от голодных человеческих останков. Куда проще и правильней оказалось безоговорочно доверять тем, с кем бок о бок приходилось биться с ордой идущих против всех законов природы уродливых тварей. Врагами, в конце концов, стать можно было всегда, но лучше все-таки правильно выбрать для этого подходящий момент... А вот момент бросить короткий оценивающий взгляд в сторону придорожных лесопосадок Диксон явно выбрал неправильный. Равно как и выхвативший из кобуры на ремне пистолет латинос. Что-то в краем глаза отмеченном бойцами движении было настолько непривычно и неуместно, что никак не могло не привлечь к себе взгляда, даже когда на тепло и запах живых неумолимо перли куда более насущные проблемы. Шаткий силуэт, как-то странно для мертвого словно осторожно и неуверенно показавшийся меж деревьев у самой обочины рядом с тянущейся до горизонта дорожной пробкой, легко сошел за труп истощенного ребенка, измаранного налипшей на сочащуюся из множества царапин грязью... И эта чертовски реалистичная и сильно упрощающая жизнь иллюзия сохранялась ровно до того момента, как разведчик, выругавшись сквозь зубы, неожиданно озадаченно не опустил пистолет. Остаточные же подозрения были окончательно развеяны, когда небольшое и хрупкое, изможденное костлявое тельце в лохмотьях бросилось на землю, с необычной для мертвого сообразительностью спасаясь от просвистевшей над его головой тяжелой стрелы, а секундой позже - на ходу поднимаясь, во весь опор бросилось обратно в лес. И совершенно точно не вовремя царапнула боковое зрение смазанная надпись на лобовом стекле одного из автомобилей, стоящих неподалеку. Даже не вся надпись - одно только слово, то ли особенно старательно выведенное, то ли выцепленное мозгом как единственно значимое. "София". Ничего точней смутного образа запуганной тощей и дряблой сутулой бабенки с коротким ежиком седых волос на вечно втянутой в плечи голове и грузного темноволосого ублюдка, отчего-то считающего Мерла себе едва ли не другом и чертовски часто рискующего все-таки получить от с трудом сдерживающего себя Дерила в нос, в голове восстанавливаться никак не желало. Зато просто пугающе точно вдруг вспомнилось разве что пару раз слышанное имя их отпрыска. За доли секунды безжалостная картина реальности собралась в голове так резко и болезненно, что было просто физически необходимо этой неясной, но ослепляющей болью хоть с кем-нибудь да поделиться... Азарт на лице охранницы сменился недоумением, и Хэйли быстро опустила лук. Даже доверчиво подалась было вперед, навстречу устремившемуся к ней однорукому. Девушка коротко протестующе зашипела, но руку Мерла с ворота темной хлопковой футболки, источающего смутный приторно сладкий запах, не стала, невесть на что рассчитывая и невесть как интерпретируя мрачно решительное выражение его лица. Ну, или просто и дернуться не успела, грубо за шиворот выволоченная из кабины. Только зажмурилась и коротко тоненько пискнула, покорно и безропотно получив подзатыльник, отвешенный вскользь, с левой и вполсилы, но все равно легко смахнувший с ее головы на окровавленный асфальт бейсболку. Назначить лучницу, стрелой спугнувшую ходячий шанс узнать о судьбе прежнего лагеря, крайней было так же просто, как бросившемуся за Мерлом Кроули - заломить за спину единственную руку... __________________________ *Трип=trip=поездка. Игра слов и вся фигня.