please give it to me

джисон рывком просыпается от непонятного происхождения грохота и резко принимает сидячее положение, готовый драться при надобности. проблема в том, что он понятия не имеет, где он сейчас находится и что вообще вчера было. телу мягко, так что он либо каким-то образом оказался в кровати, либо его растворили и сварили желе, потому что ощущения примерно такие.       — прости, хён, — джисон поворачивается на голос и видит чонина, испуганно замершего посередине наклона за чем-то упавшим. ян хлопает округлившимися глазами, между бровей залегла встревоженная складка, губа напряжённо закушена. взгляд младшего мечется между тем, что упало, видимо, у него из рук и издало тот самый шум танца стада слонов, разбудивший хана, и телом джисона. он соображает, в чём всё дело, слишком поздно, и чонин за это время успевает обдумать и всё же спросить: — хён, у тебя синяк на…       — как вы заебали все передо мной извиняться, — выплёвывает джисон, не удерживая утробного рыка в груди и выпуская его наружу. чонин своим даже не до конца заданным вопросом умудряется сорвать печать со всех аккуратно сотканных подсознанием джисона свитков с воспоминаниями о прошлой ночи, и хан чувствует подбирающийся опасно близко к горлу комок слёз. — феликс за шутки прощения просит, этот вообще за… блять… он со свистом тянет воздух через изо всех сил сжатые зубы и поднимает голову, чтобы злые и бессильные слёзы не вылились из глаз. чонин подходит к нему и протягивает руку, чтобы, вероятно, успокоить хёна, но тот грубовато отталкивает его, кидая отрывистое «не надо». ян морщится, будто ему залепили пощёчину, и джисон тут же смягчается, вспоминая, что не всем нравится, когда с ними обращаются как с кем-то второсортным, с кем-то недостойным. джисон начинает думать, что и ему такое не нравится, просто удобней было занимать такую позицию и ею оправдывать ублюдское поведение партнёров. тебя ударили? заслужил, ты никто. тебя унизили и обозвали, да ещё и прилюдно? а чего ты ещё хотел, будучи таким ничтожеством. тебе же нравится, да? когда тобой пользуются, когда об тебя вытирают ноги? приятно, да?       — извини, малыш, — тихо произносит он и тянется за рукой чонина, которую только что откинул от себя. ян берёт его ладонь и переплетает пальцы, с искренним беспокойством ловя взгляд, который джисон всё время куда-то отводит. — прости, у меня была не лучшая ночь. насколько иронично это звучит сейчас, когда по факту ещё несколько часов назад — смотря сколько сейчас времени вообще, а то чонин птичка ранняя, мог и в семь утра встать — эта ночь претендовала на звание второй лучшей ночи в его жизни. после ночи с чанбином в студии. а теперь «не лучшая» — самое цензурное слово, которое хан может подобрать для описания.       — хён, синяк, — напоминает младший, опускаясь на колени около кровати и аккуратно поднося их всё ещё соединённые руки к бедру джисона, торчащему из-под одеяла. — ты в порядке? нигде больше не поранился? джисон хочет сопливо указать на левую сторону груди и промолчать, но такую неоправданно показушную глупость рука не поднимается сотворить. он сокрушённо машет головой из стороны в сторону и давит из себя улыбку.       — я в полном порядке, инни.       — ты врёшь, — грустно отвечает чонин, отпуская руку джисона и невесомо обводя прохладными пальцами синяк по окружности, а хан мельком задумывается, понимает ли младший вообще происхождение тёмной отметины. на самом деле, их несколько, и они вполне недвусмысленно намекают, что их оставила крепкая чужая хватка, но чонин, возможно, не настолько испорчен. — ты врёшь, но если не хочешь говорить, то не говори, я не хочу досаждать тебе расспросами. джисон не знает, как сказать ему «спасибо». он говорит так громко, так много и так часто, но это всё лишь вторит его напускному оптимизму и дурашливости и редко когда передаёт то, что он чувствует на самом деле. его разговор с феликсом сейчас кажется ему огромной прогулкой над пропастью, джисон просто не понимает, как он так выложил всё как на духу, откуда в нём взялось столько сил, если теперь он не может пошевелить языком, чтобы произнести одно-единственное слово благодарности. чонин выпрямляет спину и вдруг крепко обнимает хана, едва ощутимо мажет обветренными губами по лбу и тихо вздыхает, шепча что-то. лишь когда младший выходит из комнаты, а джисон стирает непрошеную каплю солёной жидкости со своей щеки, он понимает, что чонин пообещал помочь ему всё наладить. джисон непонимающе вскидывает бровь и не успевает даже сжиться с этой мыслью, когда в дверь вдруг стучат. чтобы больше не отвечать на неудобные вопросы, хан поспешно прикрывает сбившимся за время дёрганного сна одеялом свою помеченную синяками ногу и, прокашлявшись, отвечает, что дверь не заперта. джисон скорее бы ожидал увидеть минхо с щенком в руках. или если бы менеджер без вселенской усталости во всём своём теле радостно рассказывал бы, как здорово жить. да если бы на пороге стоял сам папа, блять, римский, джисон и то меньше бы охуел. на лице чанбина пустота. абсолютное отсутствие какой бы то ни было эмоции, будто он тупой робот, фокусирующийся на той единственной задаче, которую прописали в системный код. джисон даже предположить не может, что за программу вложили в чанбина, кроме как «вести себя как полный мудак». глядя сейчас на вот такого, будто искусственно стёртого, чанбина, джисон всё же начинает ненавидеть себя. и даже не за то, что накануне поддался искушению и пошёл на поводу у своего идиотского либидо. а за то, что вообще потратил хоть какие-то нервные клетки на переживания за человека, которому на него в ответ абсолютно похуй. но несмотря на всё это, он физически не может заставить себя относиться к чанбину плохо. ужасный замкнутый круг, в который джисона загнало черт знает вообще что. неоконченный тогда, пару недель назад, трек? ночная атмосфера студии? желание потрахаться? чанбин? на самом деле, джисон не понимает, что чувствует и имеет ли право на эти самые чувства. с физической точки зрения у него не должно быть никаких претензий к прошлой ночи, потому что оргазм он получил? получил, да ещё какой. но с эмоциональной стороны джисону необъяснимо, иррационально хуёво после произошедшего. затянувшуюся паузу хан использует для заранее обречённого на провал самоанализа. чанбин же ничем ему не обязан, так почему этот его уход ощущается как минимум как предательство? между ними нет ничего, что можно было бы вообще предать, они одногруппники, которые случайно переспали, а потом почти случайно почти переспали ещё раз, но не более того. нет никаких оснований для того, чтобы джисон сейчас чувствовал себя так, как чувствует. он не должен. это глупость. вот только он сам понимает, что наивное самовнушение сейчас ничего не исправит, и сердце его по мановению волшебной палочки не склеится. в комнате напряжение такое, что хоть ножом режь, хоть топором руби, хоть ещё миллион пустых эпитетов. кислорода не хватает катастрофически, но хан всё равно делает глубокий вдох, чисто механически пытаясь успокоиться.       — доброе утро, хён, — он пытается хоть на секунду заглянуть в тёмные глаза, устремлённые куда-то в стенку позади него, но выходит у него плохо, потому что чанбин его желаний не разделяет и продолжает пилить взглядом обои. кажется, ещё немного, и они загорятся. или самовоспламенится уже сам джисон. — что привело тебя сюда? вопрос, конечно, глупый, потому что ответ понятен им обоим, но его всё же нужно задать.       — чан-хён… — начинает чанбин хрипло, будто несколько лет не пил, и торопливо прочищает горло. хан недоверчиво смотрит на лицо хёна, которое выглядит как обычно привлекательно, но, разве что, немного… опухшим? — просил кое-что тебе передать… джисон щурится и сдёргивает с себя одеяло, что непроизвольно привлекает взгляд чанбина. при виде синяков его деланное отсутствие эмоций на мгновение даёт сбой, и он отрывисто выдыхает, с видимым усилием беря себя в руки и встречаясь наконец глазами с ханом.       — красиво? мне их тут оставили вчера, — джисон трясётся от напряжения, но старательно строит из себя нахального мальчишку в надежде вывести чанбина на какие-то эмоции. каждое слово скребёт горло, и больше всего на свете ему, если честно, хочется забиться под злосчастное одеяло с головой и хорошенько прореветься, но это же хан джисон, и, ну, помните? задетая гордость. а тут ещё и задетые чувства. стоп, что? чувства?.. он в шокированном осознании примерзает к месту, но губы продолжают двигаться без его контроля и складывают звуки в слова: — пока трахали на кухонном столе. джисон буквально слышит, как эта фраза со звоном отвешивает ментальную пощёчину чанбину, отчего тот разворачивается спиной к младшему и отчаянно дёргает себя за волосы на затылке. на ужасную, леденящую душу секунду хану кажется, что он сейчас просто хлопнет дверью и уйдёт, забыв про важные послания от всяких там чан-хёнов. зачем джисону какие-то чан-хёны и их послания, когда единственный нужный ему хён сейчас прямо перед ним и единственное, куда этот хён его посылает — это нахуй? но чанбин плетётся к стоящей напротив кровати чонина и грузно опускается на неё, будто совсем не контролирует своё тело.       — послушай, джисон, — глухо начинает старший, смотря одновременно в сторону хана и куда-то в никуда. — это…       — не буду я тебя слушать, — джисон расправляет плечи, надеясь самому себе таким образом добавить храбрости, и поднимается с кровати, медленно направляясь к со, удивлённо хлопающему глазами. — в прошлый раз, когда мы пытались «поговорить», — он вкладывает в это слово весь сарказм, который он способен выжать из себя, — мы как-то слишком быстро перешли к твоим пальцам в моей заднице. чанбин молчит, но вполне явно сглатывает и ворошит пальцами чужое одеяло, нервно пытаясь подобрать какой-то аргумент. он выглядит неожиданно выбитым из колеи, и джисону было бы даже его жалко, но знаете. нет. джисону себя жалко настолько, что давать другим какие-то эмоции, кроме язвительности и выкрученных на максимум шипов самозащиты, он сейчас явно не способен. если джисон погребён бурей чувств, воюющих в его голове, потому, что ему на чанбина не наплевать, то старший если и терзается чем-то, так это максимум тем, что с этической точки зрения спать с одногруппником не слишком правильно. правда, в первый раз его это не остановило, а во второй раз он сам первым поцеловал джисона. у хана кружится голова, и, споткнувшись на ровном месте, он каким-то интересным образом обнаруживает себя сидящим на коленях чанбина. его собственные ноги разведены по обе стороны от чужих бедёр, так что поза более чем компрометирующая. со (наверняка) непроизвольно ловит его крепкой ладонью под поясницу. джисона пробивает крупная дрожь.       — джисон. чанбин говорит всё так же тихо, но уже более собрано, будто решив что-то у себя в голове. джисону остаётся лишь выдохнуть — когда он задержал дыхание, он и сам не знает — и уставиться на хёна, ожидая того, что дальше будет либо очень хорошо от услышанного, либо максимально хуёво. кажется, в случае с чанбином всё работает по принципу «пан или пропал», и хан сомневается, что древнегреческий бог дикой природы его жалует, а значит, придётся довольствоваться вариантом «пропал».       — джисон, так не может продолжаться, — наконец поднимает на него глаза чанбин, и джисон, ни капли не удивлённый прозвучавшей фразой, хмыкает преувеличенно громко, дабы скрыть полувсхлип, рвущийся из горла. — это не может продолжаться, мы не можем… хан не слышит длительной тирады, которая следует дальше. по правде, он и не слушает: он чувствует лишь тёплую руку чанбина, всё так же обнадёживающе лежащую на его талии; он видит лишь влажный блеск таких близких губ чанбина, которые тот постоянно облизывает и кусает от нервов; он хочет раствориться в чанбине.       — я понял, — джисон пренебрежительно машет рукой и кривится, а потом осторожно протягивает ладонь к чанбину, будто приручает дикую кошку, и, не встретив враждебного шипения, скользит ею в мягкие тёмные волосы, невесомо сжимая их на затылке. он утыкается лбом в чужой лоб, и со прерывисто вздыхает, не хуже астматика при приступе, открыто и внимательно смотря джисону в глаза. прося переубедить его прямо здесь и сейчас. — я сейчас сделаю одну хуйню, за которую мне даже стыдно не будет, в отличие от тебя. сделаю это, а потом уйду из вон той двери, — и будто и так не понятно, о чём идёт речь, он жестом указывает на дверь в комнату, немного приоткрытую, — и больше никогда не подойду к тебе ближе, чем на метр. «наслаждайся, пока можешь» никогда ещё не было таким правдивым. сейчас он ещё может, поэтому насладится — или хотя бы попробует — а после этого просто сотрёт всё случившееся из головы, например, напишет об этом песню, порвёт листочек с текстом на мелкие кусочки и сожжёт их. потому что если обрубать концы, то обрубать концы насовсем. как бы ни было больно и мерзко сейчас, джисон понимает, что это всё его вина. что он безотчётно настроил себе грандиозных воздушных замков, которые с разлёту шарахнулись об землю. никакого тут возвышенного и сакрального — секс он и есть секс. они трахались, а не любовью занимались, чтобы джисон на что-то рассчитывать мог. так что он выпускает наружу всю горечь разбитых надежд и прижимается отчаянным поцелуем к чанбину. тут ни намёка на доминирование или похоть, как во всех их предыдущих, — тут ёбаный коктейль молотова из концентрированной боли и оголённых чувств, и чанбин поначалу теряется и каменеет, не предпринимая малейших попыток ответить. джисон пытается проигнорировать острый укол в сердце и продолжает осторожно, почти нежно касаться влажных губ своими. он намеренно не использует язык и даже отодвигается бёдрами как можно дальше от паха старшего, потому что ему сейчас нужно доказать чанбину не это. это не страсть и не желание кончить, это кое-что совсем другое. хан говорит себе, что именно это трепетное касание будет последним, а чанбин вдруг с огромным запозданием отвечает на поцелуй, причём почему-то так же ласково, и джисон просто не выдерживает. он слетает с чужих коленей как ошпаренный, широко раскрытыми глазами пялится на старшего и со всей силы трёт рот тыльной стороной ладони, не оставляя ни следа не только от вкуса чанбина на своих губах, но и, кажется, от своих губ тоже. когда он сглатывает вязкую слюну, на языке необъяснимо колет сладковато-горький привкус грейпфрута, а в глазах в очередной раз колют слёзы. джисон шумно выдыхает через нос, разворачивается и выбегает из комнаты, не найдя в себе силы произнести запланированное «скажи, что тебе это не нравится, потому что твоя ложь звучит так красиво». та пропасть, которая открылась внутри него после опустошающего поцелуя, затягивает в себя все чувства и высасывает все силы. хан в полуавтоматическом состоянии влетает в комнату, рассчитанную на четверых, даже не понимая, сколько народу сейчас в помещении и чем они заняты. он через внезапную физическую боль фокусирует глаза, подёрнутые дымкой, на минхо, полностью игнорируя встревоженный взгляд старшего.       — хён, одолжи одежды, очень срочно, — джисон слышит свой голос будто со стороны и не узнаёт хриплой обречённости, которой он пропитан. это настолько не его.       — джисон, какого хера? — минхо не стесняется в выражениях и силой сажает его на свою кровать, отодвигая тёмную шторку. осторожно щёлкает дверь, и кто бы ни был внутри помимо них, оставляет их наедине. джисон знает, что минхо сейчас начнёт лезть к нему в душу. он будто бы один из всех чем-то заслужил такую пристальную заботу ли, от которой иногда зубы сводит, вот как сейчас.       — хён, я тебя прошу, — устало вздыхает хан, незаметно натягивая старую футболку на ногу, чтобы старший ничего не увидел, но судя по прищуру минхо, тот нихуя на это «незаметно» не покупается и джисон сейчас получит вопросом в лицо. — мы можем поговорить об этом в другом месте? в компании, например?       — одевайся и не думай, что я так просто от тебя отстану, — ли вздёргивает подбородок в сторону полок с одеждой, и джисон с благодарностью бросается к узелкам с майками и спортивными штанами минхо. проблема в том, что чанбин вечно в комнате сидеть не будет, а встретиться с ним лицом к лицу именно сейчас джисон ну вот вообще ни капли не готов. рассказывать минхо весь этот пиздец, конечно, не хочется, и наиболее безопасным вариантом был бы бедняга феликс, которому вчера, возможно, навсегда покалечили психику, но он слишком неудачно выбрал себе соседей, так что туда джисон не сунется ни за что в жизни. минхо молча одевается рядом с ним, а потом надёжно хватает под локоть и чуть ли не силком вытаскивает из общаги.