Шторм

      2185 год, Гамма Аида       Столовых приборов для меня на корабле не нашлось. Не то, чтобы я не умел пользоваться стандартными человеческими, ими я справлялся едва ли не лучше, чем нашими. На самом деле я бы удивился, положи Анайя передо мной на стол два турианских ножа.       — Надеюсь, вам хорошо спалось сегодня, — говорит доктор Ритт, усаживаясь напротив. Три кровоподтека, что я вчера оставил на ее шее, теперь не красные, а чернильные. Я отвожу взгляд из-за неприятного укола в обостренную совесть.       В девять утра по местному времени разблокировался замок моей каюты, и мне не осталось ничего иного, кроме как идти на запах еды и шум. Мы завтракаем вдвоем, в небольшом камбузе, на корме верхней палубы. Стол одним краем упирается в обзорный иллюминатор, другим обращен к арке входа. У меня за спиной приветливо светится диодами пищевой процессор с нагревательной поверхностью, за спиной Анайи — скромный шкаф с припасами. Порошок для своего напитка она брала именно оттуда. Рядом — морозильная камера, около нее ютится раковина, под ней — заслонка утилизатора. Стандартный пищеблок торговых кораблей.       Перед доктором стоит картонная пачка с какой-то комковатой и странно пахнущей жижей, и чашка с душистым кофе. Я знаю, что это кофе, — на «Нормандии» у людей с него начиналось каждое утро. В раскрытой пачке передо мной лежит несколько кусков мяса из стандартного рациона. Кажется, пятого меню.       — Могу дать вилку.       Когда люди так щурят глаза, что это означает? Кажется, догадываюсь…       — Оставьте эти условности, доктор. Могу отстегнуть от комбинезона перчатки и разделать мясо когтями. Или проглотить кусок целиком. Как вы предпочитаете?       Я все же соглашаюсь воспользоваться человеческим прибором и, приняв то самое пластиковое и четырехзубое, ковыряю еду. Не сказать, что я голоден — когда желудок пуст больше суток, голода уже не чувствуешь. Скорее, я понимаю необходимость поесть, чтобы поддержать организм. Жизнь в космосе накладывает свой отпечаток, и в последний раз мне доводилось пробовать нормальную пищу, а не витаминизированный продукт искусственного синтеза с усилителями вкуса и запаха в кафе «8 и ½» у Ульфиса пару недель назад. Хотя еще в учебке нам всем нравилась полевая дрянь: у подростков это случается. С тех времен мои вкусы во многом изменились.       Доктор Ритт как ни в чем не бывало поглощает свою порцию, а я смотрю на нее с налетом зависти. Людям повезло оказаться в левоаминокислотном большинстве, найти не просто пригодную (с этим как раз проблем нет), а вкусную еду им куда проще. Наблюдать, как доктор ест, даже интересно. Положив в рот очередной кусок завтрака, она облизывает прибор в своих руках, поднимает его и серьезным тоном провозглашает:       — Ложка.       И добавляет, указав на содержимое пачки:       — Овсянка.       —…Быстрого приготовления. Я служил на корабле с людьми, я знаю, как это называется. Вижу, что вы изо всех сил стараетесь не быть занудой, как большинство врачей.       — Много общались с медиками?       — Случалось несколько раз. Одного я пристрелил прямо на его корабле. Он выращивал органы на продажу в работниках своей так называемой клиники и ушел у меня из-под самого носа на Цитадели. Но я все равно его выследил.       — А вы умеете тонко намекать.       —…А на другого, на Омеге, я патроны уже не тратил. Зел’Аэник нар Хелаш умер от своей же разработки, выкашливая на пол куски собственных легких.       — Я читала об этом. — она промокает губы салфеткой. — Удивляюсь, как доктор Чаквас ушла от вас живой. Вы ей не припомнили войну Первого Контакта?       — Откуда вы знаете про доктора Чаквас? — удивился я. Анайя ухмыльнулась:       — Вы вообще смотрите новости, Гаррус? Ходите по улицам? Дети играют в капитана Шепард и захватчиков-гетов. Как только выбирают Шепард, начинают спорить, кто будет Уильямс, Аленко, Тали и Вакарианом. Рексом обычно оказывается самый здоровый, Лиарой — самая красивая.       — Прямо не знаю, что делать с такой популярностью…       — Шплосите у Аленко, он жнает. — проговорила доктор, сунув в рот ложку с кашей, а прожевав, пояснила: — Пятнадцатилетние девочки буквально приклеиваются к мониторам, когда бравый офицер Альянса дает интервью.       Вряд ли сарказм в ее голосе мне почудился.       — Не думаю, что мне хотелось бы знать, что он делает с любовью пятнадцатилетних девочек…       Анайя смеется. Мне неожиданно нравится, когда она смеется. Есть что-то интересное в ее выговоре — я отстраненно отмечаю это по ходу нашего разговора. Даже если не обращать внимание на обыкновение говорить, набив рот.       — Я стараюсь дозавтракать. Даже верю, что у меня это получится. Продолжу с вашего позволения.       — Поделитесь своей верой, она мне сейчас весьма пригодится…       Еда оказывается не противнее, чем обычно, и, проглотив первый кусок, я заговариваю снова:       — Другие члены экипажа уже позавтракали?       Утром рубка пилотов была закрыта, каюта Анайи тоже. Вниз я не спускался, но никаких голосов и даже шорохов не слышал. Только процессор гудел, нагревая воду, и доктор Ритт возилась с завтраком.       Доктор откинулась на спинку стула и сложила руки на груди.       — А здесь завтрак нужен только нам с вами.       Я слегка опешил.       — То есть, вы на корабле одна?       — Я этого не говорила, — Анайя улыбнулась, приподняв бровь.       — Зачем тогда на человеческом корабле универсальный пищевой процессор?       — А кто вам сказал, что «Галахад» — человеческий корабль? Последними корабль использовали экспедиторы торгового флота, отсюда сравнительно комфортные условия. Просторные каюты, удобные постели. Высокая безопасность. — на последней фразе она сделала особенный акцент.       — На лайнерах такого класса стоят вполне стандартные бортовые системы.       — На других, может, и стоят.       — Вот как? Может, здесь еще и точки входа в систему замкнули на внешнюю сеть?       — Вы техник, вам виднее. Но я не советовала бы вам пробовать их искать.       Она знает, что я техник? Прекрасно. Интересно, что еще она обо мне знает. А самое интересное — откуда.       — Вам заметно лучше, — констатирует она, снова отерев рот салфеткой. — Рана не саднит? Не пульсирует? Голова не кружится?       — Почти готов вернуться к своему хобби. Главное, винтовку отдайте.       Завтрак я доедаю в тишине. Ритт как-то странно на меня смотрит, я даже застываю с куском во рту и вопросительно веду мандибулами. Доктор в ответ коротко улыбается, опускает глаза и отпивает из кружки.       — Турианцы за трапезой весьма занятны, — поясняет она, ухмыляясь. Теперь желание просить подробности отбивает у меня.       Когда тарелки пустеют, доктор поднимается и прибирает со стола, а я снова смотрю на звезды за иллюминатором.       — Через час я жду вас в лаборатории. Прошу не опаздывать, — она разворачивается к выходу, но я останавливаю ее вдруг возникшим вопросом:       — Почему вы вчера не зафиксировали меня снова?       Отвечает она не оборачиваясь:       — Моя задача — способствовать сохранению вашей жизни в ходе штурмовой операции, а также полное восстановление боеспособности в случае ранения. Не упаковка и не отправка по результатам торгов, прошу заметить. Пока я с задачей справляюсь. Намерена это делать и дальше. А еще мне слегка надоело завтракать в одиночестве.       — Наконец-то по существу.       — Вы о задании или о завтраке?