Шторм

      2185 год, Гамма Аида       За прошедшую ночь ни разу меня не разбудил ни аварийный сигнал, ни внутренняя связь, но я все равно просыпаюсь раньше обычного и, поднявшись с постели, перепозлаю за стол. Мой портативный коммуникатор лежит здесь, оставленный на ночь, и диод на нем мигает с ритмом пульса турианца. Биометрические показатели отображаются на маленьком дисплее, и даже беглого взгляда достаточно, чтоб понять: они в норме. Время — семь тридцать.       — Доброе утро, доктор Ритт, — говорит Барклай, когда я запускаю синхронизацию терминала и коммуникатора. — Рискну предположить, что вы уже проснулись.       В первый день после установки Барклай разбудил меня часа в четыре утра, уловив «признаки осознанной активности»: я привстала, чтобы поправить подушку. Потом я научила его, что для органиков нормально встать, например, за стаканом воды, и вернуться в постель досыпать недоспанное.       — Похоже на то, — отвечаю я и тру глаза. — Барклай, выведи изображение с камер в каюте номер два мне на терминал.       На мониторе — спящий турианец на белой постели, лежит на боку, укрывшись до груди и подложив ладонь под голову. Датчики и катетер на своих местах.       — Теперь — сводку записей активности нашего пассажира за последние семь часов.       В ускоренном темпе мелькает нарезка видео: Гаррус сидит на постели, проходится по комнате, пьет воду, умывается в уборной, до половины второго сидит перед окном, потом идет спать. Спит спокойно, один раз перевернувшись на другой бок.       — В девять часов разблокируй замок его каюты. Передвижения отслеживай, записи архивируй. Если что-то пойдет не так — сообщай мне на коммуникатор, помнишь?       — Я помню, доктор. Может, создать ему профиль в системе? Для доступа к медийному хранилищу?       Я задумалась на мгновение.       — Нет, не создавай. Может, позже. Посмотрим, как он будет себя вести.       Предстоит подготовка отчетов, хотя мисс Лоусон уже наверняка в курсе всего произошедшего на Омеге. Об отчете я думаю во время часовой тренировки в грузовом отсеке, потом — стоя под душем, потом — застегивая комбинезон, и снова — роясь в хранилище. Забрав со стеллажа запаянный пакет с турианским гражданским комбинезоном, я несу его своему гостю.       Рецептор дверей мигает зеленым, и они тихо разъезжаются, пропуская меня внутрь. Гаррус все так же спит, свернувшись на простреленном боку. Килевидная грудная клетка под белым покрывалом ровно и бесшумно поднимается и опускается: видимо, боль почти не беспокоит. Неудивительно, при том количестве нейроблокаторов, что я влила в него вчера… Я тихо укладываю вещи на кресло около стола, забираю оттуда отданную вчера операционную пеленку.       Обнажение тела в культуре турианцев — едва ли не сакрализированное действие. Я читала, что сформировалась эта черта из-за того, что первыми они встретили в космосе азари, и закрывать свои пластины и когти стало вопросом такта и уважения к более мягкотелым разумным, а говоря проще — переросло в некоторый специфический видовой комплекс. Впрочем, в определенный момент жизни я начала понимать эту черту. Немного задержав взгляд на лице с острыми чертами и синим узором, я направляюсь к выходу и покидаю помещение, не потревожив чужой сон. Транквилизаторы пролонгированного действия в крови Гарруса мне в этом помогают.       Завернув за лифт и лестницу, я вхожу на камбуз, привычным движением высыпаю порцию кофейного порошка в кружку. Для завтрака еще рановато: часы земного времени на процессоре светятся цифрами 8:14. Заварив кофе, я возвращаюсь в свою каюту. Через десять минут перед глазами светится текст:       «Объект принят на борт в состоянии средней тяжести. Личность подтверждена. Проведена реконструкция тканей. В настоящий момент регенерация происходит в нормальном темпе: за несколько часов непрерывного наблюдения замечено активное образование молодых гранулем.       По состоянию на 00:00 самочувствие объекта удовлетворительное, показатели стабильные с положительной динамикой. Объект пришел в сознание. Когнитивные нарушения не выявлены.       По состоянию на 8:00: самочувствие объекта удовлетворительное, ухудшений не выявлено»       Ниже я привожу сводные данные обследований. Пока этого достаточно, и я жму «отправить». До завтрака остается меньше часа. Я откидываюсь на спинку кресла и прикрываю глаза.       Ты ведь уже успокоился? Давай я тихо закончу начатое? Психотропный допинг продержится в крови дня три-четыре, даже при твоем метаболизме. За это время нам очень нужно подружиться.       Я поднимаю глаза на Цицерона, потерявшего голову тридцать лет назад, и теперь живущего на полке в моей каюте. Цицерон состоит из головных пластин неизвестного турианца: гребней, лобной, бровных, скуловых, боковых челюстных (которые для удобства ошибочно называют мандибулами), верхней челюсти и участков черепа с внутренней стороны. Он больше напоминает маску, чем скальп — все из-за красного узора колониальной метки, куда более витиеватого, чем у Гарруса. Насколько я могу понять, исторически он ощутимо моложе Палавенского, хотя мой отец вряд ли был в курсе подобных тонкостей… С Цицероном мы не расставались с тех времен, когда моя голова еще помещалась в нем. Я снимаю его с подставки, укладываю на колени и нежно оглаживаю шероховатые гребни, кажущиеся мне теплыми.       Тяжело точно определить, что именно побудило во мне интерес к этой расе, но одно я знала точно: если бы турианцев не существовало, какой-нибудь художник или писатель обязательно бы их придумал.       За работой в лаборатории послеобеденный час проходит в борьбе с сонливостью. От монотонного описания состояния пары клеточных колоний, выращенных на иридиевой решетке, меня отрывает ненавязчивый звонок-оповещение селектора: Гаррус ждет у дверей бокса.       — Пропустить? — спрашивает Барклай.       — Да. И проведи стандартную дезинфекцию.       — А у него не будет аллергии?       — Вот и посмотрим.       Барклай молчит. Двери неподвижны.       — Это была шутка, — уточняю я. — Или ты сегодня тоже не выспался?       — Прошу прощения, доктор. Сделаю, как вы сказали.       Через минуту высокий силуэт уже виднеется сквозь внутренние двери.       — Снимите одежду, нужно пройти очистку, — сообщаю я по внутренней связи. — Можете ограничиться верхней частью комбинезона, включая перчатки. Когда закончите, дайте знать. После характерного сигнала и до окончания очистки плотно закройте глаза и задержите дыхание.       Гаррус переминается с ноги на ногу.       — Таковы правила посещения лаборатории, — добавляю я.       В динамике селектора слышится вздох, в котором мне чудится недовольство, затем шуршание ткани, и после — знакомый металлический голос:       — Я готов.