Шторм

      2183 год, космическая станция Омега       Я устроился механиком в местный космопорт. Таких кораблей, как на Омеге, я не встречал никогда: казалось, что они летают исключительно на вере своих пассажиров в то, что дырявое корыто может летать. Чаще всего клиенты хотели, чтобы из добитого жестяного бака мы сделали второй «Путь Предназначения», но даже когда удавалось хотя бы выровнять ход таких кораблей, заставить держать курс и не рыскать, мы с Сидонисом уже считали это победой. Сидонис был диспетчером ремонтного шлюза, там мы и познакомились. А потом он случайно застал меня на прогулке, за воспитательной беседой с парой местных ворка — уродливых, тупых и агрессивных выкидышей Хештока. Надо сказать, педагог из меня вышел неплохой: стоит поломать несколько костей, и даже ворка понимали, что такое «вести себя хорошо». Хоть на лавры Гаворна, местного уполномоченного по их делам и начальника Службы безопасности Омеги, я и не претендовал. Даже в мыслях.       Вечер за вечером я изучал станцию. Омега оказалась самой темной, самой грязной и самой вонючей из дыр: неиссякаемый источник того, что я теперь решил сделать своей работой. Узел, где сплетались преступные трафики всего Терминуса, пульсировал поставками оружия, наркотиков, нулевого элемента и всего, что могло считаться прибыльным. Только ленивый здесь не зарабатывал на том, что в цивилизованных мирах сулило отдых в камере. Нельзя было пройти по ее рынкам и закоулкам, и не застать дельцов за работой. Догадаться, чем они занимались, не составляло труда. Я даже сделал несколько контрольных закупок, расширив свой арсенал: оружие и вправду оказалось годным, Кишпо не врал.       Собрав достаточно информации и подготовив некоторую материальную базу, я решил действовать. Ставка была на обиженных, а поводов для мести на Омеге всегда хватало. Талантливые единомышленники появились у меня быстро.       Наши глаза не закрывались ни на миг. Постепенно мы стали тенями, что следовали за каждой достаточно замаранной совестью. Мы разрабатывали и воплощали фантастические планы операций, и если поначалу шепотки с ключевым словом «Архангел» едва долетали, то через год о нас заговорили в голос. Со страхом, с ненавистью. С восхищением.       После удачных операций я обыкновенно отпускал ребят на отдых. Команда разбредалась, а я возвращался на съемную квартиру и сидел в темноте. Слушал окружающие звуки. Шум вентиляции. Гул гравикаров на голографической трассе за окном. А иногда — отправлялся на одиночные «проекты».       Мне хотелось не просто вырезать метастазы из тела Омеги, устраняя ключевые фигуры ее теневого бизнеса. Я хотел ее очистить, но очень быстро понял, что на обычную смерть здесь никто не обратит внимания. Тогда я научился делать показательные казни. Я находил в этом вызов и успокоение. Я ликовал, разнося чужой череп зарядом. Я возбуждался, как зверь, идя по кровавому следу раненого врага.       Помню, как я медленно расстреливал Крона Харга, крогана-работорговца. Высадил две обоймы из пистолета, а он хрипел и кидался на меня, оскальзываясь в луже собственной крови. Успокоил я его ударом приклада, а на прощанье выстрелил в ящик боеприпасов, рядом с которым его оставил. Запах горелого мяса еще успел до меня долететь, и я был рад, что никто из «сотрудников» не видел оскала на моем лице. Потом обычно появлялись сводки об очередной смерти очередного дилера смерти. Но и охота не всегда приносила мне облегчения.       Я любил темные номера отелей с неизменно красивыми видами внутренних контуров станции. Красноватый свет, лившийся снаружи, очерчивал на фоне окна силуэт азари. Лерия задумчиво смотрела вдаль, и на губах ее играла улыбка нежная и плотоядная. Лерия очаровывала, как и все азари: почти на голову меня ниже, стройная и гибкая, точеное лицо, темные фиолетовые глаза, и такая тягучая, многообещающая поволока в них… Я не знал, сколько ей лет, но был уверен, что на звезды она смотрит куда дольше меня.       Мы не разговаривали, я не считал нужным. Отчасти это составляло условие нашего негласного договора. Она ничего не знала обо мне, кроме платежеспособности. Я ничего не знал о ней, кроме имени и цены.       Она отстранялась от подоконника, и звук шагов тонул в плеске подола у ног, пока она приближалась ко мне. Я всегда знал, что будет дальше, ведь нужное количество кредитов уже лежало на ее счету.       Опустившись на колени, она медленно расстегивала на мне одежду. Ладони ее скользили по моей груди и животу, а губы из плоти и крови творили со мной то, что никогда не сможет ни одна турианка. В какой-то момент глаза закрывались, и водоворотом похоти меня затягивало на самое темное дно.       Лерия принадлежала мне одному тогда, и я упивался тотальной властью над ее телом, податливым и послушным. Прижав к постели, слизывая соленую испарину с ее кожи, наполняя ее до краев и еще больше, и балансируя на краю болевого порога. Она хотела этого. Этого хотел я.       Лерия лежала у моих ног, преклонив голову мне на бедро. Тяжело дыша, я гладил ее гребни с той лаской, на которую были способны мои пальцы с подточенными когтями. В темноте я не видел ее лица, но знал, что она улыбается.       Снова защелкнув на себе броню, я забирал оружие и уезжал. Еще какое-то время я мог без особой цели летать по Омеге на каре, мигрируя на трассах с направляющей на направляющую, пока из головы выветривались остатки тумана и мысли возвращались в привычное русло. Иногда я парковался в жилых кварталах и из мрака салона смотрел в чужие окна. Во многих горел свет. Он успокаивал, будто я сделал что-то значимое, чтобы все те разумные могли жить малость спокойнее. Я смутно понимал, подобной жизни у меня не будет.       Иногда я вспоминал и свою семью. «Делай хорошо, или не делай вообще». Хорошо — это служба: армия или СБЦ. Все остальное… «Чем ты теперь поможешь? У тебя даже работы нет», — сказала мне сестра в нашем последнем разговоре. Я не обижался. За последние полгода мама сильно сдала. В обход Соланы я договаривался с лечащими врачами, доставал для них материалы, сбивал цену. Но это не помогало, в первую очередь, мне самому. Я вспоминал наш последний разговор с ней:       — Гаррус, где ты сейчас?       — Был на Иллиуме, Сол.       — Ты нашел там работу?       — Можно и так сказать. Подписал контракт на охранные услуги.       — Сильно напрягают?       — Нет, терпимо. Платят неплохо.       — Приезжай домой при первой возможности, мама очень хотела тебя видеть.       — Не могу, Сол, у меня контракт. Не в ближайшее время точно.       — Так что, ты решил окончательно отказаться от семьи? Мы тебя не видели уже больше цикла! А после той выходки у Паллина… Ты совсем нас забыл, совсем забыл… Что нам твои подачки?!       Нет, сестра. Я ни на секунду не забывал, но волну упреков все равно не остановить. У меня не получится стать тем, кого вы так хотели видеть, пока кругом столько дряни. С осознанием того, что я плохой турианец, как-то можно было жить. Куда тяжелее оказалось жить, зная, что я никудышный сын и отвратительный брат.       Я сжимал зубы и возвращался домой, чтобы хорошо отоспаться. Потом я снова открывал глаза. И ясно видел впереди планы очередной операции.