Шторм

      2183 год, космическая станция Цитадель       Я до сих пор не понял, почему с зубов Венари Паллина не капал яд, когда мы в последний раз разговаривали в его кабинете в Президиуме. Безупречно сдержанный, язвительно вежливый, он явно дал понять, что в СБЦ нужны простые работяги, а не звезды Галактики, знатоки гетов и победители Властелина, которого не было. И если только я согласен…       Как назло, я оказался не согласен.       — Благодарю, что нашли время на беседу, Директор Паллин.       Я поднялся, поклонился и вышел из тихого кабинета вон. Где же ты был, сознательный наш, когда мы с Шепард и Рексом добивали Сарена в соседнем дистрикте?! Только нежелание окончательно потерять лицо не позволило мне от злости всадить удар в металлическую панель стены.       Тур спасенного Совета по отдаленным колониям для поднятия боевого духа… Площадь имени Шепард на Элизиуме… На фоне детских трупов, которые каждую неделю вытаскивают из коммуникаций. Под крики заложников в батарианских тюрьмах. Между приходами от красного песка. Конечно, Венари, ты не хочешь видеть меня здесь, вдруг я найду что-то такое, что испортит статистику и тебе не понравится? А вдруг я и про тебя выкопаю то, за что Иерархия сдерет с тебя пластины? Конечно, мне здесь не место. Только не здесь.       Я вышел из административного корпуса к каскадам в надежде, что прохладный воздух и шум воды поможет успокоиться. Расстегнул пиджак, ослабил застежку на вороте сорочки. Дышать легче не стало. До скрипа перчаток и боли в руках я сжимал перила над водой, глядя на свой темный силуэт в отражении на фоне голографического неба. Досаду, пожиравшую меня изнутри, я даже не думал унимать.       В тот день я бродил по улицам долго и в конце концов решил прогуляться к апартаментам пешком. К вечеру, изрядно уставший, я зашел в одно из кафе жилых секторов, недалеко от своего временного жилища. На инструментрон уже пришли реквизиты билета на Палавен, завтрашний рейс. Всего через сутки я обниму сестру, навещу маму в госпитале и на неделю расслаблюсь. Погуляю по городу, переберу свои вещи в кладовке, съезжу к океану, может быть. Отличный план. Он мне нравился.       Я почти забыл, как там, дома, а от того, что помнил, за шесть лет, наверное, мало осталось. Я размышлял об этом, лениво потягивая «санрайз» за столиком у края балкона. По галактическому времени уже наступил вечер, и Цитадель пестрила прохожими, и я с легкой грустью подумал, как мне будет не хватать сонма их ртов, глаз, разноцветных шкур… С визовым режимом на Палавене увидеть симпатичное личико азари или удивленные саларианские глаза, просто гуляя по улице, можно даже не надеяться. Зато там можно вдоволь любоваться нашими изящными и гордыми девочками, с чем в остальном населенном Космосе возникали известные проблемы.       Я почти успокоился и мыслями уже плыл над светлым каменистым берегом и зелеными волнами, которые так любил с детства, и убеждал себя, что это — как раз то, чего я так давно хотел, когда краем глаза заметил человеческое лицо. Смуглое, потрепанное, но все еще узнаваемое, с проступающими следами деятельности хозяина. Оно почти терялось среди прохожих уровнем ниже. Отставив бокал и быстро рассчитавшись, я поднялся из-за стола и вышел.       Человек скрывался в тени между двумя корпусами на другой стороне тротуара, тревожно посматривал в дальний конец аллеи. Ждал кого-то, не иначе. Я же со скучающим видом стоял у дверей, сунув руки в карманы, пока компания из четырех шумных людей и двух саларианцев не прошла мимо, отвлекая внимание.       За спиной нервного человека я вынырнул, как его вторая тень. Зажав ему рот, я быстро втащил его на задний двор, а он даже понять не успел, что случилось: дернулся и затих. Серьезность моих намерений он оценил только когда я ткнул его лицом в ферропластовый пол, заломил его руки за спину и уселся верхом.       — Узнаешь меня, Гелвейрин? — тихо прорычал я ему на ухо, сжимая пятипалую кисть.       — Вы все, твари, на одно лицо… — прошипел он, но тут же вскинулся: — Вакариан? Сучий потрох, отпусти!       — Рад, что ты меня помнишь, детка. Я, видишь ли, отдыхал после нервного дня, потягивал коктейль на балконе, а тут твоя образина…       — Блять, руку отпусти!..       — Будешь извиваться, я в твоей руке ни одной целой кости не оставлю. Турианцы никогда не врут, ты ведь знаешь, Кишпо…       Человек обмяк подо мной, только сопел натужно от боли в связках.       — Теперь, вижу, ты готов пообщаться. Мы с тобой в прошлый раз не договорили немножко. Скажи-ка мне, Кишпо: кого ты ждал на аллее?       — Оформи, блять, протокол, приведи в участок и дай адвоката. Тогда и пообща…       Я заткнул Кишпо рот ладонью и сильнее скрутил его кисть, с извращенным удовольствием различая такой тихий и сладкий хруст человеческих связок под пальцами. Человек вытянулся в струну, а в ладонь мне ударил его сдавленный крик. Я перешел на шепот.       — Ты, похоже, совсем отупел от песка. Я уже не офицер, Гелвейрин. Видишь дверь справа? А, прости, ты не можешь голову повернуть, но я тебе расскажу. Ты меня слышишь? Эй, ты там не вырубился, ублюдок?       Кишпо что-то проскулил мне в перчатку, и я продолжил:       — Так вот, там — черный ход на кухню милого кафе, где я мирно сидел, пока твоя рыхлая морда не сверкнула на горизонте… Там стоит рефрижератор. У тебя еще остались целые органы, Кишпо? Или ты совсем забыл, что хороший дилер своим товаром не балуется? По сходной цене я тебя без труда пристрою…       Перчатка, которой я зажимал его рот, намокла от слез и соплей. Я презрительно вытер ее об его куртку, давая человеку поскулить и отдышаться, но хватки на его запястье не ослабил.       — Так что ты там мямлишь? Повтори, я не расслышал.       Он не говорил, а шипел сквозь всхлипывания.       — Вакариан… Мразь… За это тебя выперли из СБЦ?       — Верю, твоя пасть сможет выдать что-то более путное. Итак, повторяю вопрос: кого ты ждал на аллее?       — Посредника.       — Что на этот раз?       — Усилители… Био…       — Откуда поставка?       — Терминус.       — Уже хорошо. Откуда координируют?       — Омега…       — Песок тоже идет через Омегу?       — Да.       — Молодец, Гелвейрин. А теперь скажи: ты собираешься с кем-то делиться радостью от нашей встречи?       — Нет… Только отпусти меня, Вакариан…       — Вот и правильно. А то вдруг я захочу еще раз тебя навестить и освежить впечатления?       Гелвейрин сопел.       — Ты спрашивал, почему я уволился? Отвечу: в СБЦ я иногда перегибал палку…       Снова зажав ему рот, я скрутил его руку так, что две тонкие кости раскрошились у меня под пальцами, а срывающийся вопль навяз у меня на ладони вместе со слюной. Человек снова напрягся и сдавленно взвыл, но затем обмяк окончательно. Я встал, проверил пульс на его шее. Потом подтащил бессознательное тело к стенке и заботливо прислонил за мусорными контейнерами.       Вот ведь дрянь. Даже отключиться не смог, не вымарав мне рук.       С закрытой террасы, примыкавшей к апартаментам, на несколько дней ставшим мне домом, открывался завораживающий вид: куда лучше, чем из окна ведомственной квартиры, где я жил во время службы. Туманность Змеи мерцала сиреневым между медленно вращающимися лепестками-секторами серебристой Цитадели, далеко внизу текли огни аэрокаров. Я лежал в шезлонге, дышал фильтрованным воздухом, смотрел на так любимые виды комических масштабов, но уже не чувствовал себя частью этого.       «Ты в этом мире — лишний».       Несколько часов назад я уже перевел большую часть кредитов, заработанных во время войны, на семейный счет. Остатка мне хватит на дорожные расходы и снаряжение, и на первое время. Оказывается, добираться до Омеги дороже, чем до Палавена. Я учел несколько пересадок, примерную стоимость дороги… В лавке Тирона заказал новый скафандр и ждал доставку утром. Крупнокалиберный пистолет уже лежал в дорожной сумке вместе с разобранной винтовкой и боезапасом.       Сейчас, глядя на башню СБЦ в сумеречной дали, я вспомнил свой последний разговор с отцом, перед самым началом войны. Тогда, упражняясь в тире, из-за наушников я не сразу услышал, что пытался сказать ворвавшийся сюда Хагс, мой напарник:       — Эй, эй, подожди, — я сложил снаряжение на стол. — Что случилось?       — Твой отец отпустил Кишпо.       — Как — отпустил?!       — Пойди и сам его спроси. Меня не тянет искать новую работу.       Решимость перла из меня через край, когда я гулкими шагами отмерял коридоры Академии. Поздно вечером отец часто засиживался на работе, и я не удивился, когда издалека увидел тусклый свет за полупрозрачными панелями дверей его кабинета. Я ворвался без стука, и без лишних прелюдий потребовал объяснения:       — Ты знаешь, как долго мы выстраивали дело против Кишпо? Как ты вообще додумался его отпустить?!       Отец спокойно стоял спиной ко мне и смотрел в обзорное окно на жилые сектора. Кроме них только настольная лампа тускло освещала комнату. Он не обратил внимания ни на мое появление, ни на мой гнев.       — Отец! Ты вообще слышишь меня?!       Он заложил руки за спину и прошелся из одного конца кабинета в другой, разминая стопы, а спустя бесконечные несколько секунд я услышал:       — Фальшивые улики. Запуганные свидетели. Насилие. Так ты теперь выстраиваешь дела?       Отец говорил устало, с налетом разочарования. Как и всегда. Я же — как и всегда вскипел и надеялся, что за закрытыми дверями никто не услышит, как мы выясняем отношения. В который раз.       — Я ожидал это от салаг, которые сейчас зовут себя правоохранителями, — продолжал он, — но не от тебя, Гаррус.       — Конечно! Когда ты в последний раз выходил из кабинета? Ты разве не видишь, что наркотики плывут сюда рекой?! Я перекрываю один поток — на его месте вырастают два! И я должен тратить время на волокиту с ордерами?! Духи, ты вообще понимаешь, кто эти свидетели, которых я по-твоему запугал? Они такие же бандиты, только помельче! У меня уже лежит на них пакет улик, и как только я посажу эту падаль…       — Замолчи.       — Но…       — Замолчи!!! — графин на столе вздрогнул с легким звоном, а я на секунду оглох.       Отец тяжело вздохнул и медленно опустился на кресло за рабочим столом, заваленным сводками и докладами младших офицеров. На самом верху я заметил собственный доклад о задержании Кишпо Гелвейрина, организатора преступной группы, занимавшейся продажей наркотиков класса Р, а сверху — заключение о временной приостановке дела за недостачей улик. Фактически, приговор полугодовой работы по делу.       — Я… Нет… Просто…       — Гаррус, послушай, — отец поднял на меня уставшие глаза. — На этой станции тринадцать миллионов жителей, и это только легально. У каждого из них, как и у тебя, свой взгляд на порядок и общество. Спроси любого: они знают лучше сенаторов, как управлять Цитаделью. Но взгляни на картину в целом. Мы — те, кто не дает хаосу разрастаться здесь. Если мы не будем соблюдать Процедуру, кто тогда согласится это делать? Если тебя раздражают правила, и ты так легко отмахиваешься от них…       Он помолчал, потер глаза, вздохнул.       — Может, эта работа не для тебя?       Я уперся взглядом в темный пол.       — Делай правильно, или не делай вовсе. Разговор окончен. Иди домой.       Это и правда оказался один из последних наших разговоров. Сегодня отец не звонил, хотя Паллин наверняка вызывал его на ковер после встречи со мной. Я уже не ждал звонка. Скоро я буду дома, отец. Там, где мне самое место.