Шторм

      2185 год, место не установлено       Воняло мочой, кровью и дезинфектантами, в носу и горле саднило. От этого я и очнулся. И от бившей меня крупной дрожи.       Вокруг — маленькая металлическая камера, коробка, где пытаешься выпрямиться, но упираешься в стены затылком и ногами. Я потянулся потереть лицо и заметил, что руки у меня связаны. Как холодно! Духи, как же холодно! По носу тянуло сырым воздухом. Я лежал в луже. Или нет? Одежда на мне была мокрой. Возможно, от конденсата. Он покрывал стены стылой испариной и стекал в маленькие лужицы по углам. Единственным источником света здесь оказалась зарешеченная красная лампа под потолком, единственным удобством — дыра в углу. Дрожь не отпускала, накатывала крупными волнами. Я сжал зубы, боясь прикусить язык.       Оскальзываясь, я все-таки сумел сесть. Правый глаз как-то плохо видел, и я не чувствовал половину лица. Руки тоже слушались неважно: из-за тугих карбоновых стяжек, передавивших кожу под перчатками, пальцы отекли и замерзли. Я с трудом пошевелил ими и попытался ощупать глазницу, челюстные щитки, боковую пластину и нос. Ничего не чувствую. Ничего. Ни лицом, ни пальцами. Подвигал челюстью, поворочал языком — кости вроде целые. Я не помнил, как меня ударили, и не понимал, как здесь оказался. Последнее, что всплывало в голове — как в баре я заказал стакан выпивки на нижнем уровне «Загробной Жизни».       Под потолком я заметил узкую щель вентиляции. Тихо подвывала вытяжка. Встав на колени, я приложился головой к полу, но тут же отпрянул от омерзения. Со второго раза получилось. Двигателей я не услышал.       Наружу отсюда вела только металлическая дверь с заклепками. Сидеть и ждать, пока за мной придут? Я же сойду с ума. Я крышей двинусь. Я сел на пол и подтянул колени к груди, сжался в комок, пытаясь удержать крохи тепла, что еще во мне оставались. Я дышал на пальцы в надежде их отогреть. Изо рта при каждом выдохе шел пар. Сильно хотелось пить.       Сколько времени прошло? Я пошевелил пальцами ног в ботинках. Ноги не сильно затекли, значит, я здесь не так давно. Кому мог понадобиться простой диспетчер космошлюза? Зачем-то же меня посадили в эту коробку! Хоть бы воды оставили, черт… Можно было бы разозлиться, если б я понимал, что к чему. Но я не мог понять, как ни старался, вместо злобы под пластинами закопошился страх.       Может, меня хотят продать на органы? А что, хорошая же идея! Шеф заметит, но отправить за меня увольнительный запрос — не проблема… А теперь я сижу здесь и выращиваю кому-то почку, или третью печень… Неуклюже осмотрев себя, я не нашел ни разрезов, ни швов, ни следов крови на комбинезоне. Только вонючая сырость.       Тогда зачем?..       Что же, что же, что же делать?..       Как тихо… А если про меня забыли? Батарианцы не отличались заботой о рабах и заложниках. Без еды я как-то продержусь, а без воды шансов почти нет. День, быть может, два, потом — судороги, обмороки… Но сейчас я поднимусь и постучу в дверь. И вежливо попрошу меня выпустить, ха-ха! Конечно… Конечно… Может, лучше бы про меня и правда забыли…       Гаррус! Да, дорогой, справедливый Гаррус, всесильный Гаррус, хороший друг, Архангел этой клоаки! Через пару дней он меня хватится и, если я доживу, вытащит меня отсюда. Откуда — отсюда?.. Может, пара дней уже прошла? Он все узнает, он меня найдет, обязательно. Должен же хоть кто-то меня искать!!! Хоть кто-то…       Медленно встав на дрожащие колени, я едва не свалился — голова закружилась и меня тут же согнуло пополам. Я поскользнулся, упал и едва успел повернуть голову в сторону дыры, когда спазм выдавил из моего желудка желчь пополам с чем-то черным. Я понял, что это кровь. А потом услышал из-за металлической двери приглушенные голоса:       — Слышишь возню? Лантар вроде очухался, шевелится. Зови Дженту, будем что-то с ним решать.       Двое охранников в форме «Светил», батарианец и человек, вытащили меня из камеры и поволокли темными коридорами, пока я не оказался в допросной камере. Там меня водрузили на затертое кресло, закрепили на совесть руки, ноги и голову. Это оказалось не трудно, я едва мог самостоятельно стоять, о сопротивлении даже подумать оказалось трудно. Дрожь дергала. Еще несколько часов без воды — и она точно перейдет в судороги.       Еще услышав знакомое имя, я понял, в чьи именно руки попал. В тени за столом сидела рыжая Джента, подручная Тарака, в скафандре с характерным синим знаком. Я без труда ее узнал. Два охранника, уже мне знакомых, меланхолично терлись у дверей, теребя винтовки и всем своим видом показывая, как им осточертели допросы.       — Здравствуй, Лантар, — произнесла Джента. Как мне почудилось — с досадой.       Надо же быть приветливым с девушкой. Я постарался из оставшихся сил:       — Привет, красотка. Не дашь стакан воды бедному турианцу?       — Келхар… — жестом руки она указала одному из охранников на меня, батарианец отделился от стены и взял с пола бутыль с водой. Я не помнил себя от радости, когда мне на лицо полилась влажная прохлада, я глотал ее так жадно, как будто не пил никогда в жизни.       — Отдышись немного. Можешь говорить?       — О да… Да. Теперь да. Я всегда знал, что ты — сама доброта. Если бы ты еще отстегнула меня отсюда, наша беседа стала бы совсем дружеской, как в старые времена.       — Нет, Лантар. Теперь все слишком серьезно.       Да я как-то и сам заметил.       — Я тебя еще раз спрашиваю, костемордый кусок дерьма: кто такой этот Архангел?!       — Не реви, Тарак… — я кровью сплюнул ему под ноги. — Не то он тебя услышит и закончит начатое. Ты ж не забыл, как сматывался от него в последний раз?       Очередной удар пришелся мне на скулу, в глазах опять поплыло. Еще после первого щека изнутри опухла и закровила: рот залило слюной с мерзким медным привкусом. Теперь лица я уже почти не чувствовал. Рука Тарака оказалась на редкость тяжелой.       Батарианец медленно прошелся по комнате, Джента молча сидела за столом. Я заметил, как она вздрогнула, когда в руках ее командира вдруг появился крупнокалиберный пистолет. У меня сил пугаться уже не осталось.       — Ты мне надоел, Сидонис. Ты ведь знаешь, я хороший переговорщик, а сейчас я тебе дам возможность оценить, насколько. У тебя не так много времени на размышления… Пока ты думаешь, я буду отстреливать тебе по пальцу каждую минуту. Начну с правой ноги. Как тебе такой план?       Я снова лежал на холодном полу в той камере. Ногу мне замотали какими-то лоскутами, из-под которых торчал кусок ботинка, и они уже успели напитаться кровью. Сознание я трусливо потерял на втором выстреле и теперь потянулся, было, к краю повязки, но руки задрожали. Со сдавленным воем я свернулся в комок, подтянув ноги к груди.       Конечно, я мог догадаться, что наша авантюра закончится скорее рано, чем поздно. О том, что случится это в один момент с моей жизнью, я даже думать не хотел. Тарак ведь не отступится, пока не получит наводку на Архангела, а Гаррус не успокоится, пока не пристрелит Тарака. Я слишком хорошо знал этих двоих. Застрял между ними, как между челюстей молотильщика.       Я пытался думать, несмотря на прострелы боли в ноге и жалости к себе самому, грозившей завязать меня в узел сплошной истерики. Пытался думать. Нужно было решать, что делать, решать быстро. Пока не загнила рана, пока остальные пальцы при мне. Я мог выдать Гарруса, тогда вырисовывался призрачный шанс на свободу. Хха! Но тогда кто еще станет встряхивать этот гадюшник на краю мира? Еще я мог сгнить здесь живьем, пока они выясняют отношения, этот вариант даже по-своему неплох. Кто-то должен выступить разменной картой. Но пусть ею окажемся не мы.       Задыхаясь от боли, оставляя за собой полосу крови на вонючем полу, я подполз к двери и бил по ней кулаком, пока не услышал:       — Чего тебе, Лантар?       — Джента… Позови ее.       Он же поверил мне… Странно… Он мне, естественно, верил. Он верил мне с самого начала, и даже когда молчал, я слышал в его молчании — не предавай. Я так и не смог понять, почему я… Но в этом и состоял выбор в итоге.       Ведь я действительно больше ничего не мог сделать.       — Гаррус, послушай меня, — сидя на полу, я очень старался говорить связно. — Есть важная информация, ты должен ее получить. Жду тебя сегодня, где и всегда, в обычное время. Больше не мо…гу го-во-ри…       «Я никогда не был предателем, никогда! Прости меня, прости…» — я хотел это сказать, но уронил коммуникатор и только всхлипывал, спрятав лицо в онемевшие ладони. Джента подняла его с пола и сбросила вызов, тихо скомандовала подручному человеку:       — Сейчас ты вылетишь на Иллиум и доставишь его в частную клинику. Адрес я тебе перешлю. Тараку ни слова, слышишь? Я сама с ним свяжусь. Здесь ты ничего не видел и не слышал. По дороге найдешь мне контакты Тени на Цитадели. Это срочно. И переоденься в штатское, не свети там формой.       Не могу сказать, что я удивился. Джента никогда не отличалась кровожадностью, и иногда мне казалось, что только благодаря ей Тарак окончательно не превращался в маньяка, а «Светила» на Омеге сохраняли подобие организации и не скатывались до уровня «Кровавой Стаи». Но и такого поворота событий я мало ожидал. Снизу вверх я смотрел на рыжую Дженту, сидя на грязном полу неизвестного мне места, покалеченный и перемазанный слезами и кровью.       — Расправа от шефа не пугает?       — Я бы боялась расправы, только будь я на твоем месте, — грустно улыбнулась она. — Но ты ведь сам решил выбить Архангелу шанс. Помолись вашим духам, чтобы у него хватило ума им воспользоваться, а Тараку для затравки хватит и вашей команды. Удачи тебе в новой жизни. Верю, ты понимал, что делал.       В госпитале Иллиума, купаясь в оплаченном внимании очаровательных медсестер, стоя посреди коридора, залитого лучами заходящего солнца, и глядя на подернутый сиреневой дымкой город… я нашел в экстранете сухую заметку о перестрелке на Омеге. Список установленных личностей и указание рас тех, о ком ничего не выяснили, прилагался. Двадцать шесть трупов.       Не найдя фамилии Вакариан или упоминания о неопознанном турианце, я поковылял в палату, опираясь на костыль. Надо как-то перетерпеть пару месяцев до операции по реконструкции, хотя и к хромоте привыкаешь. В коридоре играла тихая музыка, тихие ноты плыли в золотистом больничном воздухе.       И что-то перегорело во мне тогда.       Навсегда.