Шторм

      2185 год, Гамма Аида       Любая жизнь, встречая что-то на своем пути, задается тремя простыми вопросами.       Может ли это меня убить?       Можно ли это съесть?       Можно ли с этим спариться?       Это — основа любой психической реакции. В ходе развития к ним добавляется усложнение безусловными и условными рефлексами, психические процессы различной высоты, когнитивные функции… Но база всегда остается базой и уравнивает нас со всей остальной жизнью в Галактике. Три вопроса красной нитью идут через эволюцию со времен вирусов, и в этом кишечная палочка не отличается от кролика, варрен не отличается от арктического мха, а человек — от всех остальных разумных рас.       Высокая философия точно так же наследует их через вечный поиск смысла жизни, и даже когда ответы, казалось бы, получены, замкнутое пространство и изоляция шутят с психикой довольно тонко. Временами мне даже нравится их чувство юмора. Навяжут твоему зрению какой-то болезненный угол, и вот ты уже ловишь себя на поиске обоснований для нездоровой идеи и убеждаешь себя в ее нормальности, в ее правильности…       В 2179 году экспедиция геологической разведки потерпела крушение в астероидном поясе, здесь. Сигнал о помощи пробился из системы только через три недели, потому что передатчик оказался слишком слаб, а точно вычислить коридор связи с ретранслятором вручную почти невозможно. А вот запасов пищи хватило только на четыре дня. Несложно представить, как изменила свое мнение по базовым вопросам психика двух выживших специалистов. Несложно понять, почему операцией занималась именно Тета и я в ее составе, как врач-физиолог. Хотя, психиатру из нашей команды досталось сильнее.       И вот, теперь я снова в Гамме Аида и снова вспоминаю три базисных вопроса. Вспомнила, пока крепила проектор.       Гаррус уже час должен спать. Я же — в лаборатории, пишу финальный отчет для Миранды. Наш Объект почти готов, и теперь я точно знаю, что мой метод работает для ее иммунитета. Если не возникнет никаких осложнений и Уилсон на «Ахероне» не начнет экспериментировать, решив, что он умнее, мы имеем все шансы начать вывод Объекта из комы через десять суток. Как раз окончится реабилитация Архангела, и я даже успеваю взять небольшой отпуск. К завершению Лазаря я шла полтора года, и оно вряд ли выдастся гладким. А мне, судя по всему, не помешает разрядка. Но это еще далеко, а материалы отчета — под рукой.       Организм — удивительная штука. Вот две мыши, которым я вживила биотический контур, ползают по боксу: Цезарь и Брут. Контур активируется в поле слабой статики и светится под шкурой оранжевыми узорами схем. Выглядит сюрреалистично. Их тела, столкнувшись с посторонним предметом внутри, тут же стараются выпихнуть его назад: кожа воспаляется, вспучивается, рубцуется, постепенно образует на границе с имплантом демаркационный вал. А через некоторое время, при благополучном исходе, из белой шкурки начинает торчать проволока. Вот, Цезарь это наглядно демонстрирует. Свое прозвище он так и получил. Если закрепить имплант на кости, как это делают у людей? Периостит, расплавление костной ткани… У Объекта до недавнего времени мы постоянно снижали иммунитет, чтобы не бороться с осложнениями, не рисковать. Пока я не реализовала третий путь.       Где лежит граница между синтетической и органической жизнью? Покровы будут сорваны, как только я заварю себе кофе.       Итак. Говоря о синтетиках, чаще всего представляют гетов или абстрактный ИИ. На самом же деле достаточно посмотреть на макроснимки обычного бактериофага, чтобы понять: вирус — это запрограммированный механизм. Он проникает в клетку, встраивает свою ДНК в ДНК хозяина, и начинается магия горизонтального переноса… Бум антибиотиков — сущие игрушки по сравнению с горизонтальным переносом. В пятьдесят девятом году двадцатого века людям стало известно, что генетический материал может передаваться не только от предка к потомку, но и от одного независимого организма к другому. В начале этого мы получили в руки настоящие молекулярные ножницы, способные нужным ферментом разрезать нуклеотидные цепи, почти не повреждая их. Не спонтанные мутации тканей под действием химии или радиации, не выстрел вирусной дробью по клетке с целым наборов вариаций и последствий, а вполне программируемые изменения через замену отдельных секторов генома клетки.       Значит, чтобы остановить отторжение, можно научить клетки игнорировать имплант, подкорректировать геном иммунных клеток, а когда имплант приживется — мягко вернуть все на место. Без масштабных модификаций лимфоидной ткани, оставляя ДНК организма почти нетронутым.       Первая подопытная мышь не выдержала долгой высокой температуры, пока работала присадка. По всему ее телу я нашла тромбы, и стало понятно, что препарат нужно вводить несколькими дозами. Вторая мышь умерла от контрольного заражения оспой, не восстановив полный объем иммунитета. Потерять Объект от какого-нибудь случайного герпеса? Нет, полтора года жизни на самом амбициозном из проектов я потратила не для того.       Цезарь не отторг препарат, пережил заражение, но в долгосрочной перспективе приживаемость снова упала: через две недели, мышиный век короток. Для четвертой попытки я увеличила количество точечных итераций, снизила уровень стрессовых гормонов — и она удалась.       Тогда началась работа по адаптации препарата для человека. В день, когда я приняла Архангела на борт, клонированный образец кожи Объекта полностью сжился с участком импланта. Вчера я получила контрольные замеры состояния крови.       «Мисс Лоусон, объясните Объекту после пробуждения, что нужно меньше нервничать, чтобы не искрили импланты! И не злоупотреблять кофе, как делаю я. Пусть первые полгода воздержится от прививок, антибиотиков и противовирусных, и не сидеть на сквозняках…» Едва удерживаюсь, чтобы не написать это в письме. О нет, от меня ждут сухого канцелярита и доказанных фактов. Благо, их у меня в избытке, верно, Брут? Конечно, ты со мной согласен, маленький ты шкодник. Я стучу пальцем по боксу, а Брут шевелит усиками, тщетно пытаясь унюхать меня через стекло.       Обитатели микромира божественны и всемогущи, правда, милый? Они могут не только заставить сморкаться и пить горячий чай под одеялом. Бактерии, вирусы, ферменты — они меняют, они управляют. Безобидный на первый взгляд, HPV может покрыть тело человека пластинами не хуже турианских, если только иммунитет даст специфическую слабину. Вирус бешенства способен за неделю сделать почти любого невменяемым монстром. Но настоящие чудовища едва видны в микроскоп. Настоящие чудовища имеют три свойства: они Безликие, Бессловесные и Бессмертные.       Глубокой ночью я сижу на металлическом полу душевой. Теплые капли разбиваются о кожу и стекают ручьями, барабанят по стенкам. Удивительно, но больше всего мне не хватает обычного земного дождя. Летнего, осеннего… Дорожек света на мокром асфальте, стука капель по стеклу или зонту. Сидеть на балконе и слушать, как они шелестят в листве, как от земли поднимается тепло, запах пыли и травы. А если на берегу моря — то еще и соли, а если весной — то еще и цветов…       Бедру, в которое дышал Вакариан, кажется, до сих пор жарко. Я провожу рукой по мокрой коже, ощупывая линию шрама у основания ног. Интересно, и как же я пахну на его вкус?       Могу ли я его убить?       Можно ли меня съесть?       Можно ли со мной спариться?