they both were poems, but they couldn't read

— Момота-чан, мне нужно отлучиться на пару дней, не скучайте с Сайхарой-чан без меня, — говорит Ома непринуждённо за утренним кофе. «Утренний» этот кофе только формально — на часах уже перевалило за двенадцать. Солнце бьёт через окна так назойливо, что вызывает резь в глазах, но им обоим слишком лень пойти и задёрнуть шторы. Кайто с Кокичи только проснулись, тогда как ранняя пташка Шуичи уже давно ушёл на учёбу, постаравшись собраться как можно более бесшумно, чтобы никого из них не разбудить. Ложка в руках Кайто перестаёт помешивать сахар в кофе. Звон металла о кружку стихает. Он смотрит на Кокичи какое-то время и, не дождавшись объяснений, задаёт вопрос. — Зачем? — Помешивания возобновляются. Кофейная горечь смешивается со сладостью сахара, делая этот напиток более-менее сносным на вкус. Кайто, пожалуй, больше нравится чай или какао, но у них в одночасье закончились запасы и того, и другого. — Ни-ши-ши, я еду на встречу с моими последователями. — Кокичи сёрпает немного из кружки, прежде чем продолжить, — Они тааак жаждут увидеть своего лидера. Кайто тоже делает глоток, морщится и кладёт ещё кубик рафинада, удивляясь, как тому удаётся пить кофе без сахара. Смех Кокичи повисает в воздухе. — Встреча одноклассников что ли? — Ты меня раскусил. — Ома строит гримасу поражения, которая, впрочем, довольно быстро сменяется на довольную ухмылку, — Да, именно она. В последний раз, когда я виделся с ними, меня попытались задушить спустя два часа. Любопытно, какой рекорд я побью на этот раз. Кайто только тяжело вздыхает — Кокичи всё так же неисправим. — Если приедет та девочка с длинными чёрными волосами, ты проживёшь максимум минут пятнадцать, придушит будь здоров, — Кайто припоминает рассказы Кокичи о том, как на выпускном они с Маки, той самой девочкой, едва не подрались, и Ома остался без дорогой рубашки и с саднящей щекой. Впрочем, заслуженно, — На её месте я бы сделал то же самое. — А врать нехорошо, Момота-чан, — Кокичи подскакивает со своего стула и приближается к нему со спины. Цепкие тощие руки обвиваются вокруг шеи, сам он склоняется к парню как можно ближе. Кайто с наслаждением льнёт к чужому телу. Их объятья пахнут утренним кофе. — Я понял, только не задерживайся, — бурчит он Оме в ключицу, пока пробегается пальцами вверх по коже его предплечий, — Шуичи будет одиноко. — Да, босс. Одна нога здесь, другая там, — Кайто чувствует губами слабую вибрацию — Ома посмеивается от щекотки, — Позаботься о Сайхаре-чан, пока меня не будет. Я могу доверить его лишь тебе. — Ладно, — отвечает Момота, не поднимая головы, — и ещё, Ома… Кокичи зарывается носом в его волосы. От прядей ощутимо пахнет лаком даже сейчас, когда Момота по-утреннему растрёпан. Этот запах, кажется, въелся в него окончательно и не желал выветриваться, в конце концов, вызвав у Кокичи привыкание и эмоциональную привязку: если в воздухе пахнет лаком, значит, где-то рядом проходил Кайто и нужно идти туда. Тёплое ленивое утро, плавно перетекшее в день, провоцирует Кокичи на всплеск нежности. Легонько он прикусывает чужое ухо, самый краешек, прежде чем, наконец, переспросить: — Ммм? — Раз уж встал, пожалуйста, задёрни шторы. Солнце слепит. Ухо кусают сильнее, до появления красного ободка от зубов на завитке. Кайто дёргается и смеётся, нежно сжимая небольшие ладошки в своих. Кокичи ругает его за порушенный романтический момент ворчанием куда-то в спутанные волосы, но шторы всё же задергивает. Кофе в их кружках окончательно остывает, оставленный без внимания. — Доброе утро.