they both were poems, but they couldn't read

— Ома, ты опоздал, — проворчал Кайто с самого порога. Темнота уже подобралась к городу, зажглись жёлтые фонари, на улице густо выпал снег, а Кокичи только оказался дома, хотя должен был быть вернуться ещё час назад, а, может, и ещё раньше. К горлу Кайто подкатило лёгкое раздражение, пока он ожидал ответа. Закутанный по самый нос в плотный клетчатый шарф Ома лишь шумно засопел и принялся быстро раздеваться: снимать шапку, пальто, стягивать ботинки, не потрудившись предварительно их расшнуровать. — Момота-чан, я так замёрз, не представляешь, — прохныкал он, бросившись к Кайто и влезая на него, как коалёнок на маму, обхватив талию ногами. Тот еле успел придержать парня поменьше, чтобы не упал. Под свитер мгновенно запустили руки, холодные, как ледышки. Кайто коротко вскрикнул, прикусив губу, от контраста температур (сам почти всегда был на ощупь горячий), но руки не вырвал, даже когда те заскользили по бокам, забирая тепло. — Эй, ты чего такой ледяной? От айсберга откусил? — Ты бы знал почему, если б вовремя проверял твиттер, Момота-чан! — проворчал Кокичи, уткнувшись таким же ледяным носом в кайтову шею, — Я писал об этом там!!! — Ты постоянно что-то пишешь туда, я не успеваю смотреть! Колись, чего делал, — спросил он, погладив влажные от снега волосы и пробежавшись пальцами по бледной щеке. — Снеговика лепил. Он огромный получился, размером с Кремль, честное слово, жаль, что ты не видел, ни-ши-ши, — хихикнул Кокичи, оторвавшись от манящего тепла на секунду, чтобы взглянуть в глаза того же оттенка, что и его. — Так долго? Кайто бросил на Кокичи взгляд, который интерпретировать иначе как «ты же не можешь быть настолько глупым, верно?» не получалось, но почти сразу смягчился, подумав, что Ома и впрямь бы мог забыть о том, куда шёл, заворожившись шапками свежевыпавшего снега. Действительно зачерпнуть в голые, без варежек (потому что, как всегда, оставил их дома), ладошки немножко этой блестящей пороши и попробовать что-то слепить. Забыть, что он уже давно не ребёнок, проигнорировать недоумённые взгляды прохожих и построить да хоть целый снежный замок — было бы желание. Кайто вздохнул, улыбнулся этому ребячеству, поставив в голове галочку, что пора бы к такому привыкнуть, и понёс его в ванную отогревать руки под струёй теплой воды. Когда это было проделано (под ворчание Кокичи о том, что можно бы было и понежнее), он понёс его на кровать, где до этого предусмотрительно расстелил плед. — Ну же, Ома, отпусти, — заорал Кайто, безуспешно пытаясь отодрать от своей шеи настырные руки, уже не такие холодные, с чуть порозовевшими пальцами, — мелкий жук, я собираюсь сделать тебе горячий чай, чтобы ты, чёрт возьми, не заболел, не мешай!!! — Не уходи, Момота-чааан, давай полежииим вместе, ты такой тёплый, — настаивал Ома, с особенным жаром цепляясь за чужую футболку, — мне не нужен чай, я не заболею!!! Порядком подустав от такого (спина потихоньку начинала затекать, а в ушах позвенивал заливистый голос Кокичи, что могло не особо раздражать по отдельности, но вместе ощутимо действовало на нервы), Кайто прихватил зубами кожу на его шее рядом с бьющейся жилкой. Кокичи по-мышиному пискнул, руки разжал, чтобы рефлекторно схватиться там, где укусили, и Момота воспользовался этой его заминкой, выпутавшись из чужой хватки. Обиженные выкрики «это нечестно, Момота-чан» ещё какое-то время преследовали его, но Кокичи с постели так и не поднялся и на кухню не побежал, побоявшись, видимо окончательно околеть. Касания к шее Ома воспринимал как-то слишком остро даже от близких людей, и Кайто не гнушался пользоваться этим для разных целей, о некоторых из которых постеснялся бы хоть заикнуться при постороннем. Торопливо он распахнул дверцы шкафчика над плитой, немного пошарил рукой в расставленных пакетах и извлёк пачку с каким-то чаем. Мельком вчитался в этикетку и постарался в точности последовать инструкции, хоть и не понимал до конца, для чего такие трудности и почему сушёные листья нельзя попросту залить кипятком и пить так. У Кокичи на этот счёт было другое мнение, полностью отличное от его, которое для Момоты имело значение, пусть и вызывало недоумение — иначе бы он так не старался заваривать один и тот же чай, раз за разом обновляя заварку. Наконец, кружки наполнились янтарной жидкостью, приятный запах окутал кухню и, кажется, понемногу просочился в комнату, потому что до ушей Кайто донеслось чужое довольное «ммм». Кокичи принял кружку со спокойной благодарностью. Он уже успел переодеться в домашние штаны и свитер и завернуться в плед поплотнее, чтобы побыстрее отогреться. Момота сел рядом, и Кокичи охотно пустил его к себе в тепло. В кружках маленьким солнышком плавали кусочки лимона — по одному в каждой, и в них потихоньку убавлялся чай с каждым новым глотком. Они сидели так какое-то время перебрасываясь фразами. Кокичи отвечал всё реже и неохотнее, пока совсем не прикрыл глаза, окончательно сморённый теплом. Почувствовав, накатывающую к парню сонливость, Кайто забрал из его рук кружку и смиренно позволил уложить голову на своём плече — ощущение согретого дыхания и щекочущих мягких кудрей на коже странным образом выводило Момоту из душевного спокойствия, хоть и не было чем-то неприятным для него, и даже наоборот приносило лёгкий трепет. Аккуратно он потянулся к телефону, чтобы ненароком не потревожить Ому, который уже спал на его плече и изредка сопел. В новостной ленте мелькнуло шестьдесят обновлений (Момота ни капли не удивился, узнав, что за сорок из них был ответственен Ома). Один за другим он пролистал их все. Зафиксированная череда не таких уж больших, но важных для того, кто вёл аккаунт, событий вполне могла дать наблюдателю представление о том, как прошёл день Кокичи. Выпил кофе, увидел симпатичного котика, встретился с Шуичи, … вылепил снеговиков… Кайто пролистал ниже и еле сдержал смех, ограничившись ухмылкой, чтобы не шуметь. На замыленной фотокарточке Кокичи запечатлел этих самых снеговиков: одного довольно большого и ещё одного поменьше. Даже волосы попытался сделать из веток, но получилось плохо, хоть и смутно узнаваемо. Кайто отложил телефон в сторону и поправил на них плед ещё разок. — Ты идиот. Самый настоящий, — прошептал он, тронув губами чужую мягкую макушку, и прикрыл глаза тоже, погружаясь в сон.