***
Я тяжело дышала, в поиске опоры прислонившись к стенке высокого камня. Напротив, в пяти метрах, в таком же состоянии, если не хуже, пребывал Норман. Вот только удобного камня под рукой у него не было. Так ему, засранцу, и надо. — Я думала, эта стратегия сработает, мне же её ты и посоветовал… — я раздосадовано запрокинула лицо к хмурым тучам на небе. — На открытой местности у меня ведь явное преимущество. — Ты быстра и вынослива, — согласился друг, выпрямляясь. — Вот только здесь не полностью открытое пространство: есть полно мест, где можно затаиться и устроить засаду. На территории приюта вообще нет абсолютно ровных, без лишних объектов, участков. Там ты, без сомнений, сумела бы победить меня. Но чего нет, того нет, — развёл он руками в сожалении. Так я и поверила его сочувствующей моське. — В любом случае, ты выдохнешься раньше, — победно улыбнулась я, чуть свысока поглядывая на Нормана, хоть мы и были одного роста. — Рано празднуешь победу, — усмехнулся он и сделал шаг в мою сторону. Уже приготовилась бежать, как заметила неладное. Его лицо как-то исказилось, и не успел он сделать следующий шаг, как покачнулся и свалился на пыльную землю. Моё сердце, казалось, не билось все те мгновения, которые потребовались для того, чтобы добежать к упавшему другу. Испуганно схватила запястье, чтобы проверить пульс, и чуть не заорала от ужаса, когда меня саму ухватили за руку. — Я же говорил, ты ещё не победила, — улыбнулся мне этот… этот негодник, поднимаясь с земли и утягивая меня за собой. Я с минуту молча смотрела на него, хватая ртом воздух: — Норман… Норман… Ты дурак! Самый настоящий дурак! Ты хоть представляешь, как я испугалась за тебя?! — Прости, — голубые глаза выражали неподдельную вину, — ни одна победа в игре не стоит твоего страха. Прости, я… я поступил глупо. Норман крепко обнял меня, а я с силой вцепилась в его рубашку, с облегчением выдыхая. С ним ничего не произошло, он здоров и по-прежнему обаятельно нахален. Сзади вдруг раздался демонстративный кашель. Друг не дал мне обернуться, ещё крепче прижав к себе. — Я вам не помешал? — саркастично прозвучал до боли родной голос. Радостно улыбнулась. — Немного, — ответил Норман спокойно, — но раз уж ты здесь, нам придётся смириться. — Рада видеть тебя, Рей, — я всё-таки ухитрилась повернуться. — Иди сюда, Эмма, — практически приказал тот, складывая руки на груди. — Она мой пленник, — обманчиво мягко возразил Норман, не спеша отпускать мою руку. Чёрные глаза сощурились и загорелись страшно знакомым пламенем ярости. Кажется, у ворот четыре года назад я видела то же самое. Меня-то этот взгляд задел лишь краешком, он предназначался… — Ты проиграл, — буквально выплюнул Рей, доставая стопку флажков из-за пазухи и как-то брезгливо бросая их под ноги Норману. Тот даже не шелохнулся, лишь проводил полёт важных для игры объектов равнодушным взглядом. — Отпусти Эмму. Я совсем растерялась. Ту атмосферу, что сейчас повисла между ними, нормальной назвать было нельзя. Что вообще происходит? — Почему я должен отпустить её? — холодно спросил друг, обхватив меня за плечи. Мне кто-то хоть что-нибудь объяснит? — Потому что она в опасности рядом с тобой! — заорал Рей, резко приблизившись. В какой ещё опасности? Лицо Нормана будто превратилось в восковую маску, так сильно он побледнел. — Ты бы видел себя у ручья! Истинный безумец! Я миллион раз пожалел, что позволил вам остаться наедине! — Я смогу защитить её, — отозвался Норман каким-то механическим голосом. Бледные руки, всё ещё лежащие на моих плечах, мелко подрагивали. — Ты не сможешь защитить её даже от самого себя, придурок! Да тебе вирусы нужно в своей системе пролечить, ты же больной на всю голову! — продолжил кричать Рей, кажется, больше из отчаяния, чем от злости. — Ты погубишь Эмму! Уже чуть не погубил! Если бы… — он тяжело дышал, — если бы с ней что-то случилось там, у ворот… Если бы ты вернулся без неё… Я бы тебя убил. Я вздрогнула не столько от страшных слов, сколько от спокойной решимости, которая в них прозвучала. — Я бы не вернулся, поверь. Тебе некого было бы убивать, — безжизненным тоном отозвался Норман. — Я не прощу тебя, — тихо сказал Рей, подойдя к нам вплотную. — Я никогда не прощу тебя за то, что произошло с Эммой. Я не могу изменить прошлого, но могу предотвратить грядущее. Не надейся когда-либо сблизиться с ней. Я не позволю. Норман вернул себе спокойный вид и как-то подобрался. В голубых глазах мелькнуло что-то тёмное, настолько тёмное, что я поёжилась. — Интересно, как не позволишь? Сам с ней сблизишься? — прошептал он, сощурившись. — Даже если и так, главное уберечь её от тебя, — процедил Рей, не отводя яростного взгляда. — Думаешь, я кому-нибудь её отдам? — усмехнулся Норман, крепче обнимая за плечи совсем растерявшуюся меня. — Особенно такому, как ты. Я не доверяю тебе, Рей. Ты откуда-то знаешь правду о приюте. Причём, знаешь её с самого начала. Как знать, может, ты хочешь привести Эмму прямо в лапы к демонам. — Хватит, — твёрдо сказала я, пресекая ссору. — Я услышала достаточно. Оттолкнув Нормана, я отошла на пару шагов. — Мой вердикт: вы оба полные дураки без капли мозгов и совести. Делите меня, словно ведёрко в песочнице. Я вгляделась в родные черты лиц, на которых, наконец, стало проступать подобие вины. — Я сама решу, с кем мне быть и с кем дружить. В конце концов, может, мне Люк нравится, а не кто-то из вас. Мальчишки мрачно переглянулись. Ой, а последнее я, кажется, зря ляпнула. Прости, Люк, я буду помнить тебя молодым. А вот нечего было мой последний апельсин сжирать четыре года назад! Думал, я забыла? Ха, да я тогда клятву дала на бренной шкурке от моей, павшей смертью храбрых в чужом желудке, оранжевой прелести. Поклялась отомстить. — Не встревай в мужской разговор, Эмма, — резко высказался Рей, скользнув по мне укоризненным взглядом. Чуть не рассмеялась, настолько уморительно звучали слова о мужском разговоре из уст низкорослого десятилетнего мальчика. — Из тебя такой же мужчина, как из меня — скрипачка, — фыркнула я, поднимая флажки с пыльной земли. — Прости, Эмма, но Рей прав, — мягко сказал Норман. — Нам с ним действительно нужно серьёзно и откровенно поговорить. — Оставить вас, чтобы вы здесь поубивали друг друга? — я изумлённо приподняла брови от подобной наивности. На щёку вдруг что-то капнуло. Надеюсь, не птичка пролетала… — Это будет обычный разговор, — «успокоил» Норман, почесав кончик носа. Такой знакомый жест… — Так я и поверила! — вздохнула, наградив обоих умников тяжёлым взглядом. Что-то снова капнуло, на этот раз прямо в центр макушки. Передёрнулась от неприятного ощущения. Бр-р. — Кажется, дождь начинается, — выдал очевидный факт Рей, подняв голову. — Мы пока отложим разговор, Норман, но позже обязательно вернёмся к нему, когда не будет лишних ушей. — Согласен, — кивнул тот, прохладно улыбнувшись. Из дома, как на заказ, прозвучал громкий звон колокола.***
Из-за дождя, который преждевременно прервал игру, объявили ничью. Мама была в ужасе, когда мы: грязные, пыльные и мокрые предстали перед её глазами. Явно не такого она ожидала от мирных догонялок, пусть и по новым правилам. По её взгляду, брошенному на злосчастные флажки, было ясно, что те сегодня же предадутся ритуальному сожжению в ближайшем камине. Усталые дети не обрадовались результату, но и не расстроились. Единственное, чего им хотелось в данный момент — это ванна и отдых. А Анне ещё и медицинский осмотр. Помытые и переодетые, мы уже через полчаса стояли под старым и достаточно толстым, чтобы скрыть наши фигуры от стороннего взгляда, дубом. Густая крона над головой давала достаточно защиты от крупных капель. — Значит, и для тебя флажки были лишь инструментом, а не целью, — уважительно протянул Норман, обращаясь к Рею. Их общение снова вернулось к прежнему уровню доброжелательности, но я понимала, что это обманчивое впечатление. Взаимное недоверие друг к другу исчезнуть не могло, а напряжение между этими двумя продолжало висеть в воздухе. Что с этим делать, и нужно ли вообще что-то делать, я не знала. — Только глупый может воспринять флажки целью игры, — фыркнул Рей, демонстративно покосившись на меня. Вспыхиваю от стыда, ведь это был камень в мой огород. — Зачем же тогда ты их собирал? — недоумённо спросила я. Друг закатил глаза и сунул руки в карманы брюк, отказываясь отвечать. — Он хотел отдать все флажки мне, — снизошёл до объяснений Норман. — Как выкуп за тебя. — Но это же бессмысленно, — возразила я, взлохмачивая волосы. — Зачем тогда делать меня приманкой, чтобы потом выкупать? — Честно говоря, я сам был поражён размахом его задумки, — с восхищением произнес Норман. — Сумев выманить меня, он уже не проиграл бы в любом случае. Флажки нужны были, как отвлекающий манёвр. Главной целью была… моя команда. Задумчиво почесала макушку: — Всё ещё не понимаю. — Погнавшись за тобой, я оставил их без защиты, растерянных и паникующих. Потому что был единственным, кто мог тебя поймать. В это время Рей быстро собрал флажки и пришёл ко мне, уверенный и даже рассчитывающий на то, что я догнал тебя. Он предложил за тебя выкуп большинством флажков. Будь я более самоуверенным и глупым, то согласился бы на обмен, не раздумывая. И мгновенно проиграл бы. Отдав тебя, я лишился бы пленника. А какой смысл иметь на руках одни флажки, если вся твоя команда уже была взята в заложники? Мои глаза поражённо расширились. Я-то думала, Рей просто соберёт флажки и предъявит, мол, победа наша. А он изначально охотился за другой группой… И мне о плане не рассказал. И когда успел рассказать остальным, минуя меня? Друг, тем временем, продолжил: — И хотя теоретически у нас вышла патовая ситуация, так как у обеих команд были пленники, фактически я проиграл. Я недооценил Рея, посчитал себя самым умным, пошёл на поводу у гордыни, когда захотел взять в плен именно вражеского лидера, а не слабых пятилеток. Я проиграл только по своей вине. Действительно поверил в утверждение о том, что у меня только одна слабость… У меня их более чем достаточно. — Ага, например, ты слабый на голову психопат, — отозвался Рей, не оборачиваясь. — Это было очень грубо! — прошипела я, борясь с диким желанием дать засранцу хороший подзатыльник. — Он прав, Эмма, — грустно улыбнулся Норман, застывшим взглядом уставившись на свои ботинки. — Я осознал и выучил этот урок, Рей. Спасибо, что ты приложил столько усилий для того, чтобы спустить меня с небес на землю. — Обращайся, — повернулся, наконец, Рей. Его губы изогнулись в насмешливой, но не злой, усмешке. — Чтобы пнуть тебя ещё раз, я никаких сил не пожалею. Тихо хихикнула в кулак. Какие же они всё-таки ещё дети. Мы немного помолчали. Капли дождя с силой барабанили по жёлтым листьям, создавая успокаивающий для взвинченных нервов ритм. Я решилась нарушить тишину, ведь дальше неприятный разговор откладывать было нельзя: — Что нам теперь делать, когда мы знаем правду? Норман прислонился спиной к сухому участку коры: — Прежде чем начать обговаривать дальнейшие действия, я хотел бы услышать ответ на тот вопрос, который ты трижды проигнорировал, Рей. Откуда ты узнал тайну? Тот передёрнул плечами, будто отмахиваясь от чего-то неприятного: — Что вы знаете про детскую амнезию? — Детскую амнезию? — растеряно переспросила я. Про обычную я кое-что знала, даже пришлось испытать недавно на себе, но вот про детскую — ничего. — Большинство людей забывает свои ранние детские воспоминания, — пояснил Рей на наши вопросительные взгляды. — Такую утерю памяти и называют детской, или инфантильной, амнезией. Меня это, к счастью или сожалению, не коснулось. Вот вы с какого возраста начали себя осознавать? — Кажется, лет с трёх или четырёх, — растеряно ответила я, уже догадываясь, к чему ведёт друг. — С двух лет, — ровно сказал Норман. — А мои первые воспоминания начинаются с материнской утробы, — тихо произнёс Рей. Ничего себе, неужели и так бывает?! Вот сколько дружишь с человеком и не подозреваешь, какие мадагаскарские тараканы у него скрыты внутри… — Значит, ты можешь сказать, что нас ждёт снаружи?! — жадно подался вперёд Норман. Я тоже затаила дыхание. Рей отрицательно покачал головой: — Нас держали на каком-то закрытом объекте. После рождения практически сразу разлучали с матерью, вскармливая искусственно. Кроме меня, там было ещё немало детей. Примерно через год меня и ещё четырех младенцев отправили по приютам. Но нас разделили, и сюда я попал в одиночестве. — Это говорит о том, что ферм несколько, — пробормотал Норман. — По меньшей мере, пять. — Откуда такой вывод? — повернулась я к нему. — Других малышей могли отправить по двое-трое в один приют. — Не могли, — возразил Рей. — Разве у нас когда-либо появлялось несколько детей одновременно? Всегда только по одному. Вряд ли это совпадение. — Здесь определённо есть система, — согласился Норман, задумчиво поглаживая подбородок. — Младенец появляется у нас как раз… — …через пару дней после того, как происходит отправление, — закончил его фразу Рей. — Дети отправляются тоже не спонтанно, это происходит раз в два месяца, — закусила губу я, ощущая липкий страх и волнение за ничего не подозревающих братьев и сестёр. — Верно, — поощрительно улыбнулся мне Норман. — Отправление было вчера, значит, завтра-послезавтра должен появиться новый ребёнок. Рей, ты видел снаружи демонов? — Нет, ни разу, — качнул головой тот. — Но зато постоянно слышал разговоры о них, о фермах и… мясе, то есть о нас. Тогда, конечно, я речь не знал, но отчётливо запомнил и уже много позже понял, о чём вокруг болтали присматривающие за нами люди. — Кстати, — привлекла я внимание к ещё утром царапнувшей сознание нелогичной детали, — вам не кажется кое-что странным? — Что именно? — заинтересовались друзья, повернув ко мне головы. — Если нас хотят просто сожрать, то зачем вот эта вот вся золотая клетка: большой красивый дом, любящая Мама, свежий воздух, прекрасные условия? На миг повисло молчание. — А знаешь, ты права… — потрясённым тоном воскликнул Норман, переглянувшись с не менее удивлённым Реем. — Значит, из нас хотят сделать какое-то особенное мясо? — Но как может повлиять на качество товара наше самосовершенствование? — спросила я недоумённо. Рей тоже озадаченно нахмурился: — Ежедневные тесты, физическая активность, поощрение музыкальных и художественных занятий может позитивно сказаться лишь на одной нашей части тела… — Мозг! — одновременно воскликнули мальчишки. Я побледнела, в защитном порыве прикасаясь к голове. Ребята зеркально повторили мой инстинктивный жест. — Именно ради мозга нас и держат в этой иллюзии счастья, любви и безопасности, — догадался белый, как простыня, Норман: — ведь увидь мы демонов, это плохо скажется на нашей психике. Рей издал нервный смешок: — Не переживай, Норман, с твоей психикой тебе точно бояться нечего: монстры умрут, отравившись. А с тобой, Эмма, и вовсе останутся голодными. С возмущением прописала остряку очередной подзатыльник, приводя в чувства. Нашёл время шутить. — Учитывая, сколько раз Эмма била тебя по голове, ты тоже можешь не волноваться: твои мозги в черепной коробке давно превратились в суп, и вряд ли уже будут вызывать аппетит у демонов своим внешним видом, — вернул шпильку Норман, проигнорировав прожигающий взгляд чёрных глаз. — Давайте вернёмся к вопросу о том, что нам делать, — попросила я, умоляюще взглянув на обоих. — Как что? — фыркнул Рей. — Бежать, конечно! — Но как мы сбежим? — я в отчаянии зарылась пальцами в волосы. — Не думаю, что это так просто. Мы ничего не знаем про мир снаружи. И почему в нём вообще поселились демоны… Норман чуть сжал моё плечо в жесте поддержки: — Другого выбора у нас нет. Умереть — это не выбор… Для начала нам нужно узнать, что скрывается за забором, и только потом, отталкиваясь от этой информации, составлять план. — И когда мы пойдём туда? — подняла я голову. — Завтра? Друг покачал головой: — Сегодня ночью. Нас никто не хватится, дети будут спать крепко после квеста, Мама тоже имеет потребность во сне. Шанс того, что наше отсутствие обнаружат — очень мал. — Хорошо, как скажешь, — кивнула я, не обратив внимания на странное молчание Рея. — Кстати, а что со шпионом? — Всё не так просто, Эмма, — вздохнул Норман. — В лесу я воспользовался возможностью и расспросил Дона с Гильдой. Дон грустил из-за того, что Люси ушла, она нравилась ему. И, похоже, он не врал. — А что с девчонкой? — поинтересовался Рей, приподняв бровь. — Вот её реакция поинтереснее. Она начала меня уверять, что всё хорошо, меняла темы разговора, старательно не смотрела мне в глаза. — Думаешь, это она? — ровно уточнил друг. Я сглотнула образовавшийся в горле ком: — Я… я спрашивала Ленни… Он печалился из-за снизившихся в последнее время оценок… — Значит, остался единственный подозреваемый, — подвёл итог Норман. — Это она. — Но ведь Гильда не рассказала никому о том, что слышала! — воскликнула я. — С ней можно поговорить об этом. Ребята мрачно переглянулись, и мне на миг показалось, будто они вели мысленный диалог. — Конечно, Эмма, — мягко улыбнулся мне Норман. — Мы поговорим с ней. Облегчённо улыбнулась в ответ, и тут: — Кто-то идёт, — шепнул Рей. Мы мгновенно приняли непринуждённый и невинный вид. Секунд через десять, показавшимися мне вечностью, возле ствола дуба вырос высокий силуэт. Сердце забилось, как сумасшедшее. — Что вы здесь делаете под дождём? — недоумённо спросила Мама, с подозрением нас оглядывая. Всё моё существо противилось тому, что я делала дальше: — Мамочка! — Я подлетела к ней и обняла за пояс. И даже не вздрогнула, когда на плечи легли тёплые руки, ещё ближе прижавшие меня к себе. — Мы тут обсуждали прошедшую игру. Рей назвал меня глупой, потому что я попала в плен! — И медлительной, — поддакнул тот, зевая. — Да, и медли… стоп, что?! Я не медленная! — крикнула я ему, топнув ногой. — Мам, ну скажи ему… — Не стоит обзывать свою сестру, Рей, — строго посмотрела на него женщина. Потом ласково улыбнулась нам: — Здесь довольно прохладно сейчас, да и ужин скоро начнётся. Пойдёмте-ка в дом. Взяв меня за руку, Мама махнула рукой мальчишкам, мол, не отставайте, и повела в здание, попутно с нежной улыбкой слушая моё щебетание о прошедшей игре. И только Бог знает, какой ценой дались мне эти напускные веселость и расслабленность.***
— Ты думаешь о том же, о чём и я? — прошептал Рей. Они неторопливо возвращались в приют, стараясь держать приличную дистанцию от ушедших вперёд Матери и Эммы. — Гадать, сдаст она нас или нет, я не хочу. Нужно что-то решать. Норман тяжело вздохнул, мысленно соглашаясь. Вопрос, что делать со свидетелем, когда они его поймают, мучал его целый день. — Эмма просила без шантажа, насилия и запугивания. Они переглянулись: — Есть только один способ гарантированно заткнуть, не используя эти методы, — медленно проговорил Рей, стирая капли дождя с лица. Норман задумчиво посмотрел на затянутое тяжёлыми тучами небо. Его лицо было абсолютно бесстрастным, когда он произнёс следующие слова: — Ты прав. Нам нельзя сейчас рисковать. Мы должны… убить Гильду.***
Я снова оказалась в той классной комнате. В моём сне она всегда была залита светом закатного солнца, уж не знаю, почему так. До семи лет я бывала здесь регулярно, спасаясь, видимо, от шума повседневной жизни. Почему именно класс, а не, например, поляна в лесу или библиотека? Здесь всегда было умиротворяюще спокойно. Никто, кроме меня, не любил учебный класс. Никто, кроме меня, не любил сдавать тесты. Никто, кроме меня, не мог понять прелести этой частички социальной жизни, пусть и иллюзорной. Я хотела, как все нормальные дети, ходить в школу. Хотела общаться с множеством сверстников, завести массу друзей. Начиная с раннего детства, с каждым годом вокруг меня становилось всё меньше и меньше одногодок, пока, в конце концов, нас не осталось трое. Мне, конечно, не на что было жаловаться, многие ребята к десяти годам и вовсе оставались в одиночестве. Но, всё же, даже имея столько братьев и сестёр, я по-прежнему остро нуждалась в общении. Наверное, вид этой комнаты олицетворял мою глубокую и неудовлетворённую потребность в школьных буднях, описания которых я читала лишь в художественной литературе. Однако очень иронично, что в этом классе всегда была лишь одна ученица. — Здравствуй, Эмма. Или уже нет. — Люси, — обернулась я, ничуть не удивлённая. Девушка стояла всего в двух шагах, расслабленно опираясь копчиком о парту. Как и в прошлый раз, она была одета в костюм, в котором обычно отправляли всех девочек: синий пиджак, оранжевый жилет и коричневая юбка. — Почему ты снишься мне? — Потому что я не совсем Люси, — грустно улыбнулась она. — Я лишь твои воспоминания и представления о том, какой она была. — Это не ответ, — Я сложила руки на груди. — Почему ты мне снишься? — Потому что в глубине души тебе не хватает её. Ты чувствуешь, что потеряла немалую часть своей личности, и это терзает тебя. Разве это не так? Я обхватила себя руками, чтобы сдержать предательскую дрожь. Я действительно ощущала огромную дыру вместо сердца, а также острую нехватку чего-то тёплого и родного. Солнечного… «Ох, Эмма, ты снова поранилась! Прекращай уже гонять по лесу, как сумасшедшая. Давай обработаем твои коленки. Знаю, что щиплет! Я подую, и боль уйдёт», — прозвучал вдруг в голове детский звонкий голос. — Я не хочу вспоминать… Не хочу! — закричала, в отчаянии хватаясь за голову. Мне казалось, если память о ней вернётся, случится что-то очень страшное. — Ты ведь ещё надеешься, — негромко проговорила «Люси», подойдя ближе. — Иррационально надеешься, что ребята пошутили, и никаких демонов не существует. Для тебя планирование побега, всё это расследование, поиск шпиона — на самом деле игра. Подыгрывая Норману и Рею, ты убедила себя, что веришь в монстров. Но это самообман. И вернувшейся памяти ты боишься из-за того, что эта хлипкая надежда, на которой держатся остатки твоей личности, превратится в прах. И ты вместе с ней. — Неправда, — пальцы до боли впиваются в рыжие пряди в попытках заглушить невыносимую смесь из тоски, страха и безысходности. «Я бы хотела столько всего повидать, когда вырвусь отсюда! Особенно я мечтаю увидеть океан… Давай когда-нибудь вместе послушаем шум прибоя, Эмма…» — Нет, уходи, убирайся! — я сорвалась на визг, стремясь перекричать неумолимо звучащий чужой голос в голове. — Ты сойдёшь с ума, если будешь так сопротивляться, — с печальной нежностью посмотрела на меня «Люси». — Тебе придётся принять правду, какой бы она ни была. — Я не переживу эту правду… — непослушными губами прошептала я, убирая руки с волос. Пальцы сами потянулись к плечу стоявшей напротив девушки и… прошли насквозь, не встретив препятствия. «Эмма, хватит объедаться апельсинами! Какой это уже по счёту? Седьмой?! Снова будешь ходить в пятнах, как твои любимые жирафы! Лучше яблоки съешь! Знаю, что не любишь… Ох, горе ты моё. Ладно, можешь съесть ещё один, последний. Остальные я спрячу и буду выдавать дозированно!» Из глаз брызнули слёзы, а губы помимо воли растянулись в улыбке. Я смогла тогда разжалобить Люси на два апельсина в день, но взамен должна была съедать вместе с ними ещё и два яблока, которые терпеть не могла. На какие только жертвы не пойдёшь ради любимого лакомства… «Почему ты такая грустная? Рей снова тебя обидел? А ну-ка пойдём к этому негоднику, я с ним поговорю! Пока я жива, никто не посмеет обижать мою маленькую сестрёнку безнаказанно! Э-э, нет, Эмма, положи-ка на место эту дубину… Мы не так будем его наказывать…» Воспоминания в хронологическом порядке переносились перед глазами. Вместе с ними зарастала и глубокая дыра в сердце. Весёлые, светлые, наполненные радостью и счастьем, фрагменты вставали на место, заполняя сосущую пустоту и возвращая фундамент моей личности. Не верилось, что я могла не хотеть помнить Люси. Я же предала её этим… — Ты сильная, моя маленькая сестрёнка, — заговорила вдруг девушка, широко улыбаясь мне. По мере возвращения памяти она становилась всё прозрачней. — Я знаю, что ты справишься с болью, отыщешь в себе силы взглянуть в глаза правде, бросишь вызов страху. Я всегда буду жить в твоём сердце, и в любой момент, если тебе станет грустно или одиноко, ты сможешь обратиться ко мне. Только не слишком часто, ладно? Смело иди вперёд, доверяй себе и… не ешь слишком много апельсинов. Прозрачная рука невесомо провела по моей влажной от слёз щеке и исчезла, рассыпавшись искрами, вместе с такой же заплаканной хозяйкой. А потом я утонула в калейдоскопе из воспоминаний. Я медленно открыла глаза. Острый слух сразу уловил сопение спящих соседок по комнате. Села в кровати, притягивая к себе колени. Итак, я вспомнила. Друзья не врали и не шутили, наш приют действительно ферма для выращивания скота… С силой прикусила ладонь, чтобы не заскулить раненым волком. Люси, моя милая старшая сестра, мой тёплый солнечный лучик, который я так старалась копировать, мертва… Как теперь жить с этим, как идти вперёд без неё? Как слушать звук океанского прибоя в одиночестве? Зато теперь я понимала, почему в моём подсознании она была старше. Больше всего на свете я мечтала увидеть её живой и повзрослевшей. Не застывшей навеки в двенадцатилетнем возрасте… Как же больно, невыносимо горько, делать очередной вдох в мире, в котором больше не прозвучит её родной нежный голос, не раздастся звонкий смех, не промелькнут нигде каштановые длинные локоны. Демоны. Эти ненасытные твари убили мою радость, уничтожили причину просыпаться по утрам с улыбкой и, между тем, подарили новый смысл жизни. Я не успокоюсь, пока не истреблю всех этих монстров, всех, до единого. Смерть Люси будет отомщена.***
— Эмма? Я подняла голову с согнутых колен и, прищурившись, смогла в темноте разглядеть белую макушку лучшего друга. Он не рискнул вставать в полный рост и даже до моей кровати, видимо, добирался почти на четвереньках. Благо, она находилась сразу возле двери. А он молодец, помнил, что у нескольких детей чуткий сон. Я бесшумно натянула сапоги, и мы тихо, как мышата, выскользнули за дверь. — Где Рей? — спросила я, взяв Нормана за руку. Если я споткнусь, то хоть не одна падать буду. — На улице, с фонарём, — пояснил он, каждый шаг стараясь делать аккуратно, помня про скрипящие половицы. — Конечно, с фонарём, — кивнула я, хоть это и не было видно в темноте, — не успел бы он сойти всего за день. Ладонь друга как-то задрожала, и я с опозданием поняла, что он просто беззвучно рассмеялся. — Я имел в виду лампу, но твой вариант мне тоже нравится, — в его голосе прозвучала улыбка. — Ты не спала, когда я пришёл. Кошмар приснился? — Да, именно так, — с фальшивым энтузиазмом подтвердила я и даже почти не соврала. Почувствовала на себе внимательный взгляд: — Что-то вспомнила? — Нет, — как-то слишком резко произнесла я, и тут же смягчила интонацию: — Обычный плохой сон, всё в порядке, не волнуйся. Норман промолчал, и по этой тишине я поняла, что мне не поверили. Ну и ладно, всё равно уже выход. На улице было свежо и по-осеннему ветрено. Тяжёлые тучи висели над головой, скрывая яркие звёзды и круглый лунный диск. Видимости не добавлял и стелющийся по земле густой туман. — Ты точно хочешь пойти в пижаме? — поприветствовал меня вопросом в лоб наш остряк. Норман как-то сдавленно охнул, и через пару секунд я почувствовала, как мне на плечи опустилась тёплая ветровка. — Да не нужно, — попыталась отказаться, но куда мне до его ослиного упрямства. Тем более, холода я совсем не ощущала. Ведь внутри было куда холодней. — Зачем ты взял лампу, Рей? Ты и без неё прекрасно осветишь нам дорогу. — Ха-ха, как смешно, Эмма, — саркастично протянул тот. — Остротой твой юмор может посоперничать разве что с шаром для боулинга. — Хватит препираться, — вмешался Норман. Рядом с ним уже стоял зажжённый керосиновый светильник. — Вы хотите, чтобы нас услышали? Мы отрицательно помотали головой и вслед за Норманом потопали к лесу. Минут через двадцать-тридцать, пару мгновений нерешительно потоптавшись у невысокой железной изгороди, мы медленно пересекли её. Так долго добираться пришлось из-за грязи и плотного тумана, что не давал разглядеть, как следует, тропинку. Лес, по которому мы сейчас с опаской шли, ничем не отличался от леса в разрешённой части территории. Ни животных, ни птиц. А вдруг он и вовсе бесконечен? Во что-то вдруг врезавшись, немного отошла назад. Этим чем-то оказалась спина Нормана, который резко остановился. Похоже, мы пришли. Перед нами возвышалась стена. Я подошла ближе и прикоснулась к холодному, чуть шершавому, бетону. Слева, прищурившись, встал Рей. — Не слишком высокая, — констатировал он, подняв лампу вверх. Заграждение действительно в высоту было около 4-5 метров. — Я помнил её куда выше. — Помнил? — уточнил Норман, встав справа от меня и запрокидывая голову. — Так ты знал, что здесь стена. — Я побывал тут лишь однажды, около семи лет назад, — ответил Рей. — Мне было интересно, что скрывается за тем хилым забором. Если бы я не знал, что здесь, то не пустил бы вас в безлунную туманную ночь исследовать потенциально опасную зону. — Ну, ты и интриган, — с восхищённой злостью произнёс Норман. — Но стена и вправду не слишком высокая, с помощью верёвки легко можно забраться наверх. Я возбуждённо подпрыгнула: — Я могу влезть на дерево и взглянуть, что хотя бы приблизительно находится за ней! — Совсем с ума, что ли, сошла? — фыркнул остряк, поставив не слишком лёгкую лампу на землю. — Мало того, что ничего не увидишь в темноте и тумане, так ещё и ноги переломаешь. Лазить по деревьям ночью не самая идиотская из твоих идей, но всё же не слишком здравая. — Мы можем вернуться сюда днём, — подбодрил надувшуюся меня Норман, бросив осуждающий взгляд на товарища. — Теперь мы знаем, сколько примерно занимает путь от забора к стене, и сможем, если что, правильно рассчитать время нашего дневного пребывания здесь. Я в недоумении сложила руки на груди: — Зачем мы сюда вообще пошли, если Рей мог нам просто сказать, что тут находится стена? — Мы должны были увидеть её своими глазами, — мягко возразил Норман. — Даже если бы Рей сказал нам о ней заранее, наш сегодняшний поход всё равно бы состоялся. Меня другое смущает… — Что именно? — напряглись мы. — Меры безопасности, — поджал губы он, складывая руки позади. — Я понимаю, почему здесь нет десятиметровой огромной стены — она была бы видна с нашего дома, что явно плохо скажется на психологическом состоянии товара, повреждая его качество. Мы должны расти в иллюзорной свободе, наверняка это жизненно важно для мозга. Но я очень сомневаюсь, что вся безопасность держится лишь на нежелании детей убегать из этого «прекрасного» места. Они ведь жутко любопытны и непоседливы. Наверняка таких случаев, когда ребёнок следил за отправлением и узнавал правду, с последующими попытками побега, — множество. Неужели все они успешны? — Нет, не думаю, — тихо прозвучало сбоку. — Объясни, — попросила я, повернувшись к Рею. Тот нахмурился и пожал плечами: — Мама всегда находит нас, где бы мы ни были. В догонялках ей нет равных. Не знаю, как вам, но мне это кажется подозрительным. — Мы должны обязательно проверить эту информацию, — задумчиво прикусил ноготь большого пальца Норман. — И если она подтвердится, то наши дела плохи… — Маячок? — уже догадалась я, накрывая ладонью свой набор цифр на шее. — А в чём проблема? Нужно будет только узнать, где он… — И что дальше? — повернулся ко мне Рей. — Откуда ты знаешь, не умрём ли мы, если его вытащить? Или он подаст сигнал тревоги. Или его вовсе достать невозможно. — Ты говоришь так, будто уверен, что информация о маячке — правда, — медленно проговорил Норман, пристально вглядываясь в спокойные тёмные глаза. — Ты от нас ещё что-то скрываешь? — Я лишь высказал предположение, а ты ищешь во всём двойное дно, — усмехнулся Рей, засовывая руки в карманы. — Не будь параноиком. — Мы сейчас не в той ситуации, чтобы, как ты говоришь, «не быть параноиком», — продолжил смотреть с подозрением Норман. — Я пока ещё в достаточной мере доверяю тебе, чтобы надеяться, что твоя скрытность не навредит нам. — Мы, вообще-то, в одной лодке, — хмыкнул Рей, спокойно глядя в холодные голубые глаза. Я решительно встала между ними, неловко улыбаясь: — Эй, ребята, давайте вернёмся к обсуждению плана. Как нам выбраться из приюта, а самое главное, как вывести отсюда других детей? Мальчишки переглянулись, слово взял Норман: — Мы что-нибудь придумаем, Эмма. Времени ещё достаточно. Я облегчённо выдохнула, радуясь, что хоть по этому поводу не начались споры. И совсем не заметила, как ребята, в молчаливой договорённости, решительно кивнули друг другу.***
Когда Эмма, пожелав спокойной ночи, скрылась в дверях приюта, Рей раздражённо цокнул языком: — «Вывести других детей», — передразнил он. — Идеи глупее в жизни не слышал! Хорошо хоть я ожидал чего-то такого и удержался от комментариев. Норман покачал головой: — Ты слишком строг к ней. Эмма — ребёнок, пусть и мудрый не по годам. Идеи у неё соответствующие: пытаться спасти близких, несмотря ни на что, для здорового адекватного человека — вполне нормальный шаг. Наверное, — он растерянно почесал затылок. — Я ещё не разобрался. Это мы с тобой не такие, как все. — Рад, что ты тоже считаешь её затею безумной и самоубийственной, — сунул руки в карманы Рей, проигнорировав последнее высказывание. — Но что нам делать? Она ведь точно не отступится от своих принципов. — О, ты недооцениваешь нашу Эмму, — улыбнулся Норман. — Но в данном случае её принципы нам выгодны. Потом объясню, план ещё в разработке, — отмахнулся он от открывшего, было, рот для вопроса друга. — Давай немного отойдём от здания. Не хотелось бы, чтобы нас подслушали. — Ты хотел поговорить о Гильде, — догадался Рей, когда они подошли к многострадальному дубу. Норман кивнул, присев на корточки: — Нужно решить вопрос с ней как можно скорее. Кто знает, когда она наберётся решимости подойти к Маме или к нам. — Ладно к Маме, но почему к нам нельзя? — выгнул тёмную бровь Рей. — Это же, наоборот, было бы хорошо, или нет? Норман долго молчал, пальцем ковыряя влажную землю: — Нам, по нескольким причинам, лучше избежать данного развития сценария, — наконец, ответил он, стряхнув грязь с ладони. — Во-первых, я ей не доверяю. Чем меньше людей будет знать о побеге, тем лучше. Во-вторых, она явно поддержит идею Эммы взять с собой других детей. Это нам тем более не нужно. В-третьих, больше всего шансов сбежать у нас троих — мы быстрые, выносливые, достаточно ловкие. Гильда похвастаться этим не может, у неё слабые физические показатели. — Обуза, — согласился Рей, внимательно выслушав аргументацию. — У меня те же причины не посвящать её в наши дела. Мы всегда были втроём, и хотелось бы, чтобы так оставалось впредь. Я никому, кроме вас, не доверяю. Итак, есть идеи, как нам избавиться от ненужного свидетеля? Норман задумчиво уставился в тёмное небо: — У нас есть лишь два варианта: мы убиваем её без каких либо следов и прячем тело, притворяясь, что ничего не знаем, или подстраиваем несчастный случай. Оба варианта, естественно, рискованные и имеют свои плюсы и минусы. Рей прикусил губу и чуть нервно сложил руки на груди: — В первом минусов больше, — хрипло заговорил он, до конца не веря, что собрался участвовать в подобном. — Убить-то мы убьём, наверное. Я так понимаю, ты хочешь создать впечатление, будто девчонка, узнав шокирующую правду о приюте, испугалась собственной участи и сбежала, — дождавшись кивка от друга, он категорично заявил: — Это невозможно. — Почему? — не понял тот. — Из-за неподходящего для трусости психотипа? Ну, так страх и не на такое толкает… — Да к чёрту твои психотипы, — перебил Рей. — Не из-за этого. Во-первых, нам, для начала, нужно узнать, где в наших телах скрываются маячки. А то, согласись, будет как-то неловко, если мы спрячем тело, подкинем ложные улики, а потом его отыщут со следами насильственной смерти. Да и куда нам его прятать? Не на территории же. А во-вторых, даже если бы мы разобрались с маячком и нашли, где спрятать тело, из-за «побега» товара могут начать расследование. Вдруг она ещё кому-то успела рассказать? А нам лишнее внимание будет ни к чему. Норман выглядел неприятно удивлённым: — Ты прав. О маячках я совсем не подумал, но это объяснимо, ведь план я прикинул до того, как узнал о них. Однако во втором варианте тоже будет минус в виде ненужного внимания. — Если мы всё сделаем правильно, то сможем минимизировать его, направив в более безопасное для нас русло, — фыркнул Рей, убирая длинную чёлку с лица. — Если на тело первой наткнётся Мама, скорей всего, никого из детей даже не просветят о факте смерти Гильды. Это же ввергнет в шок и негативно скажется на психике. Зачем портить товар? — Значит, решено, выбираем второй вариант, — поднялся Норман. — Теперь нужно составить более подробный и пошаговый план действий. Но прежде… — он беспомощно оглянулся на друга. — Как думаешь, Эмма… возненавидит нас, если узнает? Рей тяжело вздохнул и опустил взгляд: — Без сомнений, да. Я чувствую себя последним подонком, сам ведь недавно за подобное ударил тебя. Врать, что у нас нет иного выбора, я не буду. Мы могли бы спокойно оставить Гильду в живых и сбежать вчетвером. Это сложнее, но у нас получилось бы. Однако… это снизит наши шансы. Пусть я буду последней мразью, но лучше видеть перед собой живых друзей, ощущая груз вины на плечах, чем потерять вас из-за глупой сентиментальности, дав слабину. Эмма возненавидит нас, если узнает. Значит, нужно сделать всё, чтобы она никогда не узнала. Норман неопределённо качнул головой, то ли в согласии, то ли в отрицании. Он и сам был не уверен, что они поступают правильно. Если исходить из логики, то убрать ненужный и мешающий элемент — это верное решение. Но ведь он не машина, а человек, пусть и со странным мышлением. Гильда — лишь набор символов в его голове, обуза и лишний винтик, способный поломать весь план. Избавиться от неё будет здравым поступком. Но почему тогда так тошно от этой мысли? Почему накатывала паника и дрожали руки, стоило только подумать о лишении кого-то жизни? Убивать — неправильно. Или можно ради высокой цели? Но ведь это аморально… Или нет? Моральные убеждения ограничивались лишь уровнем дотошности совести, которой у него вообще не было. Или была? В душе обоих ребят царил полный хаос из сомнений, страха и неуверенности. Однако выбор ими был уже сделан.