***
Увидев перед глазами расплывающийся белый потолок, я сморгнула слёзы, пытаясь прийти в себя после странного сна. Звон часов оповещал о начале нового дня. Резко подорвавшись, я бросилась к проходу, собираясь пожаловаться сестре на приснившийся кошмар, но вдруг остановилась, замирая. Кровать была аккуратно заправлена и пугала своей безжизненной пустотой. Даже любимой игрушки Люси, плюшевого львёнка, нигде не было видно. Отойдя на несколько шагов, я уселась на свою кровать, продолжив буравить опустошённым взглядом соседнюю. Нет, неужели всё происходящее вчера и позавчера было правдой?.. Наш дом… действительно ферма? И Люси?.. Отрешённо наблюдая за развившими активную деятельность соседками, я изо всех сил сжимала зубы в попытках сдержать рыдания. Где то хвалёное самообладание, что не раз меня выручало? Ушло вместе с ней? — Эмма? Вздрогнув, я натянула улыбку и с усилием повернула голову к бело-зелёному пятну. — Ещё немного, и бедная расчёска загорится от твоего взгляда, — участливо проговорила девочка, присев рядом. Только сейчас я поняла, что всё это время сидела, уставившись на простенький деревянный гребень, лежащий на прикроватной тумбочке. Вернее, сквозь него. — Я всё понимаю. — Понимаешь? — недоверчиво протянула я, вдруг вспомнив, что именно её Норман и Рей подозревали в шпионаже. — Правда? — Конечно, — уверенно кивнула Гильда. — Люси постоянно занималась твоими волосами, и сейчас ты в затруднении. «В затруднении». Вряд ли этими словами можно было так просто описать всю ту бурю негативных чувств, что поселились внутри. Но с другой стороны, вокруг куча свидетелей и действительно не стоило говорить о проблемах прямо. — Да, я правда… правда растеряна, — пробормотала я, не зная куда деть дрожащие руки. Наконец спрятав их за спиной, более твёрдо продолжила: — Мне очень тяжело. Разумеется, я имела в виду не волосы, и Гильда должна была это понять. Хоть немножко понять испытываемый мною ужас. Смущённо склонив голову, она робко улыбнулась мне: — Можно… можно я тебя расчешу? Нет-нет, я не настаиваю! — примирительно вскинула она ладони, видимо, разглядев что-то в моих глазах. — Я просто хочу помочь тебе. Помочь справиться с её отсутствием… Прикоснувшись к тыльной стороне моей спрятанной за спиной руки, Гильда терпеливо ждала ответа. В светло-карих радужках ярко горела надежда. Она действительно понимала меня. В конце концов, не произойдёт ничего плохого, если я дам разрешение себя расчесать. Поколебавшись несколько мгновений, я согласно кивнула, с чуть потеплевшим сердцем встречая вспыхнувшую в чужих глазах светлую радость. — Ты вчера не расчёсывалась? — спросила Гильда, стараясь привести в порядок хаос на моей голове. Наивная. — Не-а, — с фальшивой весёлостью ответила я, пожав плечами. Внутри что-то сжималось каждый раз, когда чужие пальцы слишком знакомо прикасались к макушке. Не совладав с соблазном, я закрыла глаза, позволив себе всего на секундочку представить за спиной совсем другого человека. — Боже, Эмма, что надо делать во сне, чтобы создать такой бардак на голове? Тебе что, снятся молнии? Я рассмеялась, запрокинув лицо. Мне действительно часто снилось тёмное грозовое небо. В этих снах я даже могла прикоснуться к тяжёлым тучам, которые на ощупь напоминали мягкую и плотную вату. — Да ну тебя с твоими шутками, Люси! Гребень, до этого аккуратно проводивший по волосам, замер. Распахнув глаза, я медленно обернулась. Гильда смотрела на меня со смесью недоумения и сочувствия. Кровь будто схлынула с лица: — Прости, я ещё не привыкла, что её нет… — Всё нормально, — заверила меня она, понимающе закивав головой. — Я тоже по ней скучаю. Все скучают. Повернувшись обратно, вновь ощутила прикосновение деревянной расчёски к голове. Нельзя больше мечтать и представлять, что Люси рядом. Слишком больно потом возвращаться к реальности. — Эй, а ты можешь мне кое в чём помочь? — спросила я во внезапном порыве после окончания «процедуры». Дождавшись согласия, я спрыгнула с табурета и открыла дверцу прикроватной тумбочки. Достав нужный предмет, вернулась на место: — Можешь как-то закрепить её?***
Усевшись на свой стульчик в столовой, я сдержанно поприветствовала друзей. Они лишь молча переглянулись между собой, вытаращившись на меня будто на пришельца. Даже кивком не ответили, вот невежливые. — Всем доброе утро, — негромко поздоровалась Анна, приземлившись по левую руку Гильды, сидящей рядом со мной. — Ой, как мило, Эмма! Тебе так идёт! Машинально прикоснувшись к изумрудной ленте на макушке, я слабо улыбнулась: — Спасибо, но это больше заслуга Гильды, она потратила много сил, чтобы её так аккуратно завязать. — Ох, да это просто с непривычки, — отмахнулась та. Впрочем, она выглядела довольной. — Завтра выйдет гораздо легче. Получилось и правда очень симпатично, может, и себе подобное сделать? Только ленту подобрать другого цвета. — Мне кажется, жёлтая будет очень хорошо смотреться, — поддержала разговор Анна, оглядывая столовую. Не все дети ещё прибыли к завтраку. — Подойдёт и к волосам, и к глазам. — Да какая угодно, только не белая, — с долей отвращения ответила Гильда, подперев рукой подбородок. — Тошнит уже от этого цвета. — Как твоя нога? — воспользовавшись паузой в диалоге, спросила я у хихикающей Анны. — Ты даже в больничном крыле ночевала. — Пустяки, — заверила она, бросив смущённый взгляд на уткнувшегося в пустую тарелку Рея, что сидел напротив нас. — Болит, но терпимо. Она явно храбрилась, стараясь казаться смелой и сильной в глазах нравившегося мальчика. Жаль только, что узоры на посуде сейчас волновали его больше. Украдкой пнула под столом этого молчуна, заставив вынырнуть из мыслей. — Что? — спросил он недружелюбно, с прищуром на меня уставившись. — Когда ты успел освоить сон с открытыми глазами? — усмехнулась я, оценив его сонный вид. — Знаешь, само получается, — с лёгким сарказмом произнес он, складывая руки на груди. — Девчачьи разговоры всегда такие занудные, что засыпаешь прежде, чем глаза закрыть успеешь. — Будто бы ваши лучше, — фыркнула Гильда, потянувшись к графину с водой, чтобы налить себе стакан. — На уме одни драки да игры. Я не про тебя, Норман, — добавила она торопливо, мельком взглянув на сидевшего по мою правую руку мальчика. — Да нет, всё в порядке, — тихонько рассмеялся тот, потерев свежий пластырь на переносице. — Это и про меня тоже. Действительно, утверждать, что он никак не был причастен к дракам, глупо: доказательства обратного ещё неделю будут держаться на его лице. А уж про игры и вспоминать не стоило: именно Норман чаще других избирался ведущим в догонялках. Поняв это, Гильда потупила взгляд и что-то пробормотала себе под нос, отпивая из стакана. — Что обсуждаем? — громко проорали практически на ухо, и напротив, рядом с Реем, с бодрым видом плюхнулся Люк. Дон, страдальчески закатив глаза и демонстративно поковырявшись в ухе, уселся сбоку от друга. — Фу, что за манеры за столом?! — мгновенно отчитала его Гильда за этот некрасивый жест. — Вы вообще руки мыли прежде чем за стол садиться?! Хотя, — она брезгливо посмотрела на руку Дона, в которую тот взял ложку, — это уже не важно. — Раз не важно, в чём тогда претензии? — парировал тот, принявшись, явно назло, ковыряться в носу. Я едва сдержала смех, взглянув в этот момент на лицо Рея. Оно выражало вселенскую безысходность от подобного соседства. — Дурак! — крикнула Гильда, покраснев от гнева. — Ты специально, да?! Точно специально! — Да не-е, — протянул Дон, продолжая бесить подругу. — Просто там что-то застряло. Вытащу — покажу, сама убедишься. Практически все за столом рассмеялись, кто-то захлопал в ладоши. Даже педантичный Норман широко улыбнулся, не поморщившись от «недопустимых за столом» разговоров. Один лишь Рей молча прикрыл ладонью лицо, показывая тем самым, что думает по поводу происходящего. — Мозг у тебя там застрял! — натурально зарычала Гильда, стукнув кулаком по столешнице. — Не вздумай вытаскивать, потеряешь! — Да было бы чему застревать и теряться, — вмешался Люк, положив другу руку на плечо. — Уж не знаю, чего он там вытащит и покажет, но это точно будет не мозг. Его он выковырял ещё много лет назад. Так что не волнуйся, там наверняка просто козявки. Отмахнувшись от его руки, Дон нахмурил брови: — Уговорил, ты будешь первым, кто увидит мою находку. — Не вмешивайся, Люк, — холодно приказала Гильда сжавшемуся мальчику и перевела тяжёлый взгляд на Дона, ещё сохраняющего спокойствие: — Свои шокирующие «находки» демонстрируй археологам, они будут в восторге. Полагаю, тебя сразу утащат в музей, где ты станешь живым доказательством существования неандертальцев. Под чей-то уважительный свист, все сидящие за столом с любопытством уставились на «живое доказательство», пытаясь отыскать те самые «древние» черты. «Неандерталец», ничуть не обидевшись, лишь гордо выпрямился, давая себя рассмотреть со всех сторон. Впрочем, палец из носа он всё-таки вытащил. Разумеется, он прекрасно понял суть подколки, но, кажется, воспринял нелицеприятное сравнение как свою уникальность. Ох уж эти мальчишки. В этот момент все дети, как один, повернули голову ко входу в столовую. Я медленно, с упавшим сердцем, взглянула туда же. Мама ласково улыбалась нам, держа на руках барахтающийся свёрток. — К нам прибыл новый малыш, — проворковала она, дав взглянуть на пухлощёкое лицо ребёнка. — Я решила назвать его Ричард, сокращённо — Ричи. Теперь это ваш новый брат. «Новый будущий обед для жадных тварей», — перефразировала я, с яростью глядя на эту… лицемерную женщину. Неужели… неужели ты ничего сейчас не чувствуешь, удерживая в руках столь хрупкую и невинную жизнь? Неужели ты правда считаешь нас товаром? Ненавижу!.. Поймав вдруг взгляд нежных фиалковых глаз, я ярко улыбнулась, незаметно, под столом, сжав кулаки. Ответную улыбку больше всего на свете хотелось размазать по этому гнусному лицу, один вид которого приносил огромную боль. Посадив нового младенца за детский стульчик, рядом с которым в точно таких же уже сидела дюжина близких по возрасту детей, Мама села за второй стол. Он предназначался для малышей до пяти лет. Мы, старшие, сидели за параллельным и, будучи самостоятельными, не нуждались в усиленном внимании взрослого человека. — Прежде чем приступить к завтраку, давайте вознесём благодарность за пищу на наших столах, — произнесла Мама ежедневную ритуальную фразу, кивнув на закрытые крышкой кастрюли с едой, заранее подготовленные дежурными по кухне. Все дети, кроме разве что ничего не понимающих годовалых, сложили руки в замок и низко склонили головы, зажмурившись. Даже двухлетки затихли, копируя старших. — Благодарю Господа нашего за хлеб насущный. Благослови, Боже, те дары, которые по милости Твоей вкушать будем… Отстранённо прислушиваясь к негромкому, журчащему как ручеёк, материнскому голосу, я вдруг задумалась. Правда ли Бог существует? До этого дня я ни на миг в этом не сомневалась, с щемящей благодарностью обращаясь к Нему при каждом приёме пищи. Я жила почти как в раю среди обожаемых братьев и сестёр. Жила, купаясь в любви Мамы. Жила, не зная ни страданий, ни голода, ни лишений. До этого дня я была уверена, что у меня идеальная жизнь, где я не брошенная родителями сирота, а везучая воспитанница в огромной дружной семье. Семье, которая поддержит все мои начинания и поможет подняться, если я упаду. Я верила в это всем сердцем, пылко и фанатично. До этого дня. Открыв глаза, я положила руки на колени и осмотрела склонившиеся над пустыми тарелками макушки. Есть ли Бог на самом деле? Если есть, как Он мог допустить… допустить это? А если допустил… Нужен ли такой Бог? Гордо выпрямившись, я с горечью взглянула на Маму, что, прикрыв веки, всё ещё произносила молитву. Кому она возносит благодарности? Существует ли адресат?.. Неужели я одна задумалась над этими страшными вопросами? Неужели одна единственная чувствовала головокружение от пошатнувшихся устоев разрушающегося внутреннего мира? Неужели я одна?.. Растерянно осматривая затихших ребят, я вдруг ощутила на себе внимательный глубокий взгляд. Этот человек единственный, кроме меня, кто сидел прямо. Единственный, кроме меня, кто не молился. Этот человек тоже… сомневался? Тоже задавался этим тревожащим и пугающим вопросом… Есть ли Бог на самом деле?***
Кинув скомканный плед на каменную поверхность, я решительно подошла к краю скалы, мельком взглянув на усыпанную мелким щебнем пустынную каменистую местность внизу. С трудом отсидев занятия, я сразу же, игнорируя обед, помчалась на улицу. Находиться в здании даже лишнюю минуту категорически не хотелось. Сама атмосфера там словно душила, давила на нервы и психику. Побоявшись сорваться на ком-то, я отошла от двора подальше, забравшись, в конце концов, на эту скалу. Я надеялась, что Рей простит меня за столь наглую оккупацию его любимого места. Сейчас я чувствовала острую потребность подняться куда-нибудь высоко-высоко. Ближе к небу. «— Ты лёгкая, как птичье пёрышко, Эмма! Неудивительно, что тебя всё время тянет взобраться куда повыше…» Ты всегда понимала меня лучше всех, Люси. Жаль, что твоё лёгкое пёрышко сейчас одолевала невыносимая тяжесть. Без ветра ему никак не подняться вверх. Всё, что ему остаётся — послушно лежать на земле под давлением жестокой гравитации. Ты и была тем самым ветром, в котором я нуждалась сильнее, чем в кислороде. Как теперь твоему пёрышку смириться с безветренной погодой?.. «— Вот ты постоянно называешь меня пёрышком, — с претензионной ноткой спросила я у сестры, не сумев подкрасться незаметно. — А какое я хоть перо? — Павлинье, — фыркнул сидящий неподалёку Грегори, нетерпеливо постукивая пальцами в ожидании начала ужина. — Слишком много мнишь о себе. — Замолчи, Грег, — грозно нахмурилась Люси, а я из-за её спины показала язык вредному мальчишке. — Невежливо встревать в чужой разговор. Синеволосый паренёк презрительно фыркнул и отвернулся, напоследок мазнув по мне неприязненным взглядом. — А почему ты вообще спрашиваешь, солнышко? — спохватилась сестра, вспомнив о моём вопросе. Я успела спрятать руки за спиной прежде, чем она заметила бы тот неприличный жест, который я адресовала Грегори. — Рей сегодня спросил об этом, — надулась я, шмыгнув носом. — А когда я сказала, что не знаю, он предположил, что я перо какого-то там кряквы. — «Какой-то», — машинально поправила Люси, а потом прикрыла ладонью рот. — Он что, правда так сказал? Сбоку раздался смешок. — Да, — яро закивала я, мстительно закладывая друга. — А ещё сказал, что я на неё похожа. Что я двигаюсь, как кряква, потому проигрываю Норману в догонялках. Смешок прозвучал громче, но я вновь его проигнорировала. — Ну, негодник, — воскликнула сестра, всплёскивая руками. — Я обязательно поговорю с ним, не волнуйся. Улыбаясь чему-то, она погладила меня по голове, но я не сдавалась: — Что такое кряква? — Это… очень красивая птица, — на миг растерялась Люси. — Красивая и благородная. — Ой не могу, — вдруг громко расхохотался Грегори, заставив нас вздрогнуть. — «Красивая и благородная», надо же! — Грег, — предупреждающе сказала Люси. — Помолчи. — Благородная птица, под стать тебе, — не послушав, с ухмылкой продолжил он. — И такая же убогая. — Грег! — повысила голос сестра, схватив его за воротник рубашки. — Если не замолчишь, клянусь, я сдерживаться не буду. — Хватит уже защищать нашу «мисс идеальность», — посоветовал он, не отрывая от меня горящего насмешкой взгляда. Я же смотрела спокойно. — Кряква — это утка. Всего лишь глуповатая дикая утка. — Не слушай, — обняла меня Люси, после того как прописала вредному парню обещанный подзатыльник. — Никакая ты не кряква. В этих милых птицах нет ничего плохого, но ты совершенно на них не похожа. Тебя я представляла совсем другим пёрышком. — Каким? — спросила я, со злорадством покосившись на потирающего затылок Грегори. — Это перо орла, да? Или нет, перо ворона! Лебединое? А может, филина?! — Нет, Эмма, — улыбнулась сестра, укачивая меня в объятиях, словно маленькую. Я понимала, что она хотела успокоить меня после слов Грега, но как же стыдно, мне ведь неделю назад целых семь исполнилось! — Ты — пёрышко белоснежной голубки. — Голубя? — с разочарованием уточнила я, сумев отстраниться. — Но разве он крутой? — Белый голубь — символ мира во всём мире. Символ отсутствия войны. — Здорово, — протянула я с ещё большим разочарованием. — А нет среди этих символов кого-то… более грозного? — Какой же это тогда будет символ мира? — рассмеялась Люси. — Голуби быстрые, умные и красивые. — Тогда ладно, — буркнула я, смирившись. Какая, в общем-то, разница, чьим пером быть? — Только Рею ни слова. Обещаешь? Я доверчиво протянула мизинец, и Люси с улыбкой пожала его своим: — Обещаю.» — Рей всё равно узнал об этом, — сказала я в небо. — И дразнил меня потом несколько месяцев. Причём так тонко, что и не пожалуешься. Ты своего обещания не нарушала, я точно это знаю. Раскинув руки в стороны, я с наслаждением ощутила на своей коже потоки сильного ветра. Ничем здесь, на скалах, не ограниченный, он игриво трепал волосы и одежду, словно пытаясь выдуть засевшую внутри глухую боль. Был в нём только один фатальный недостаток. Это не тот ветер, который мне сейчас необходим больше кислорода. Не тот, что поднимет ввысь слабое перо. Но и он на что-то да сгодится. Давай, подуй как следует на мои ранки, чтобы не болели! Вскинув подбородок, я зажмурилась, собираясь раствориться в этих невероятных ощущениях. Смесь горечи, гнева и восторга. — Что ты делаешь?! — вдруг крикнули совсем рядом. — С ума сошла?! Меня с силой дёрнули назад, и я распахнула глаза, споткнувшись и чуть не упав. — Зачем ты стояла так близко к краю, дура?! — продолжил орать Рей, стальной хваткой, до синяков, вцепившись мне в предплечье. Разглядев на его лице страх, близкий к панике, я стыдливо опустила голову. Я догадывалась, что он подумал, увидев меня в таком положении. — О чём ты вообще думала?! — Я ничего… такого… не хотела, — пробормотала я, разглядывая шнуровку собственных ботинок. — Ты не так понял. — Да неужели?! — психовал друг, ни капли не успокоенный. — Только полный идиот или самоубийца может подойти так близко к краю под сильным шквальным ветром! — Значит, я полная идиотка, — улыбнулась я, накрыв его ладонь на предплечье своей. — Ты должен быть доволен, я наконец признала это вслух. Разве я не исполнила твою сокровенную мечту? — Нет, моя сокровенная мечта заключается в том, чтобы в этой птичьей голове, — он ткнул мне пальцем в лоб, — появилась хоть капля мозгов. Он выдохнул и немного расслабился, выдернув свою ладонь из-под моей. Как всегда недотрога. — Как ты меня нашёл? — спросила я, потерев лоб, где ещё остался фантомный след от грубоватого прикосновения. — Я хотела побыть одна. — Просто догадался, что ты будешь здесь, — ответил Рей, проигнорировав жирный намёк. — Это место ближе всего к небу. Я вздрогнула, но он этого не заметил, вглядываясь в прикрытую облаками синеву. — Ты поэтому так любишь ходить сюда? — поинтересовалась я ненавязчиво, тоже уставившись вверх. — Тебе тоже нравится ощущать ветер? — Мне нравится отсутствие предела над головой, — не совсем понятно выразился Рей, и я недоумённо моргнула. — Это особенно важно, когда со всех сторон давит клетка. Лишь небо откровенно в своей чистоте. — Здесь ты чувствуешь свободу? — догадалась я, прикусив губу. Он ведь с раннего детства знал правду, выдерживая это бремя в полном одиночестве. Ему было гораздо сложнее, чем мне сейчас. — Тяжело чувствовать то, о чём и представления не имеешь, — усмехнулся друг, спрятав руки в карманы. — Просто… сидя тут, мне становилось чуточку легче, терпимее. «Терпимее»? Что же ему пришлось вынести? В горле образовался колючий ком. Повернувшись ко мне, Рей взглянул так непередаваемо устало, что внутри всё перевернулось. Могла ли я хоть немного помочь ему?.. Протянув ладонь к чужой рубашке, я остановилась на полпути. Что я могла сказать? Что я хотела сделать? Вздохнув, я беспомощно опустила руку, сжав её в кулак. Я даже себе помочь не в состоянии, имела ли право лезть в душу к нему? — Я не умею ни поддерживать, ни сочувствовать, — произнёс Рей, от взгляда которого не укрылись мои сомнения. — Я не умею ничего из того, что умела она. Не умею говорить так же по-дурацки слащаво, просто язык не повернётся. Я не особо люблю тактильный контакт, ты знаешь. Но… — медленно вынув руку из кармана, он неуверенно ухватился за ткань моего рукава, — …на что-то способен даже я. Слёзы тихо катились по щекам, пока я с бурей чувств смотрела на чужое, повёрнутое в профиль, лицо. Оно выражало смущение от своего поступка и дискомфорт. Он понял, что я вспомнила о Люси, однако тактично ни о чём не спрашивал, неуклюже, но искренне выказывая поддержку такими вот крошечными жестами. Они ценнее любых самых красочных слов. — Во мне полно недостатков и плохих черт, — с сожалением покачал головой Рей, косо взглянув на меня. — Я не смогу её заменить. — Не сможешь, — кивнула я, кончиком пальца коснувшись его дрогнувшей ладони, всё ещё сжимающей рукав. — И это правильно. Ты для меня не чья-то тень, а дорогой друг. Уникальный, не похожий на других. Какой была и Люси. Разве можно вас заменить? Подделка никогда не закроет раны на сердце. Дёрнувшись, Рей отступил на шаг, и я не успела поймать его ускользнувшую руку. Я сказала что-то не то? Почему он так резко отстранился? Почему я теперь чувствовала между нами пропасть? Почему в чёрных глазах появился новый уровень глубины, что ещё больше нас отдалила? Откуда в них столько боли?.. — Я могу понять, что ты чувствуешь, — произнёс он, стоя так близко и одновременно так далеко. — Действительно, могу. Конечно же, он мог. Каждые два месяца провожая членов семьи в последний путь, он наверняка много страдал. Это я не могла в полной мере понять его. Может, отсюда и пропасть?.. — Со временем станет терпимее. «Терпимее»? Снова это слово? Почему не «легче», не «проще», почему именно «терпимее»? — Как ты думаешь, а Бог существует? — задала я мучавший ещё с завтрака вопрос, решив, что нетипичной говорливостью друга нужно воспользоваться. Потом ведь снова закроется в себе. — Конечно, — без капли сомнений соврал Рей, глядя за горизонт. — Если не в этом мире, так хоть в другом должно же найтись место, где будет хорошо? Судорожно вздохнув, я задавила в себе рыдания и села на корточки, уставившись в небо. Просто невозможно было смотреть на этого человека. Человека, что так легко лгал, пытаясь сохранить остатки веры в чужом сердце. Или он обманывал и себя тоже? — Если Он существует, то почему… — я замолкла, не решившись произнести вслух то, что терзало меня изнутри. — Почему допустил то, что происходит с нами? — с той же возмутительной лёгкостью произнёс страшные слова друг, закончив за меня предложение. — У меня нет ответа на этот вопрос. — А часто ты задавался им? — нерешительно спросила я, боясь услышать ответ. — Нет, — подтвердил мои опасения Рей. — Эта задачка из разряда дилемм, которые я терпеть не могу. Каким бы ни был ответ, он будет правильным. Когда дело касается личного мнения, тут не бывает неверных решений. Каждый по-своему прав. Как я и думала, себя он не обманывал. Значит, только меня. — Ты не веришь в Бога, — констатировала я, обняв колени. От вчерашнего дождя на камне всё ещё оставались лужи, и в одной из них я разглядела своё мутное заплаканное отражение. — Зачем тогда распинаешься? — Ты спросила, что я думаю о существовании Бога, — указал друг, хмыкнув. — Это одно и то же, — пожала я плечами. — К чему отрицать? Не веришь, так не веришь. Я же не осуждаю. Как можно вообще обвинять в атеизме человека, чья жизнь — сплошная чёрная полоса, растянутая от отправления к отправлению? Я и сама задала тот вопрос из-за сомнений. Внимательно взглянув на меня, Рей чуть заметно поморщился, сжав рубашку на груди: — Я хочу верить, — признался он, пугая пустотой в тёмных глазах. — Хочу верить, что там, — он указал пальцем вверх, — что-то есть. Что-то хорошее, светлое, любящее. Если мы потеряем даже веру… что у нас останется? Не слишком ли он одержим тем миром? Не слишком ли рано начал задумываться о том, что там его ждёт? Мы живём в этом мире и, дай Бог, задержимся тут надолго. «Вечность — не для таких молодых как ты.» Верно, такие темы следует обсуждать в старости, но точно не сейчас. Но кое в чём Рей всё же был чертовски прав. Потеря веры в нашем случае сродни потере жизни. Я не знала, что или кого он пытался разглядеть в том мире, но пора бы вернуться с небес на землю. Хорошее, светлое, любящее можно отыскать и в этом. «Лучше не останавливаться, Эмма» Правильно, нужно двигаться дальше. Жить, упрямо преодолевая безветренную погоду. Под давлением жестокой гравитации.***
Низко склонив голову, я краем уха слушала произносимую Мамой молитву. За выслушиванием нотаций от Нормана, обеспокоенного моим долгим отсутствием, время ужина наступило как-то совсем незаметно. Сцепив руки в замок и зажмурившись, я мысленно обращалась к Богу уже со своими личными переживаниями. Прошу, убереги от беды всех живущих здесь детей. Благослови на успешный побег и долгую жизнь. Присмотри за всеми теми, кто сейчас не с нами. Просто… не оставляй нас. Открыв глаза, я с грустью взглянула на пустующее место напротив. Если бы мог, он бы попросил о том же, правильно?.. Если бы верил. Ты тоже, Рей, не оставляй нас. Не задерживайся в том мире.***
Сидя на легкомысленно позабытом Эммой пледе, Рей с прищуром вглядывался в горящий багрянцем горизонт. Наступающие сумерки уже не позволяли без вреда для зрения смотреть в страницы тонкой книжки на коленях, но он только хмыкал от этого. В его случае беспокоиться о зрении было бы слишком большой роскошью. В который раз за вечер перелистнув в начало, Рей принялся перечитывать уже давно выученные наизусть строчки. Снова споткнувшись на той же фразе, что и все разы до этого, он раздражённо сдул упавшую на нос чёлку, демонстративно не поднимая головы. Сколько уже можно твердить о том, что не лечит лицезрение закатов от грусти, совсем не лечит. Не один год уже в этом убеждался. Но всё же, если одним глазком… Вдруг в этот раз поможет?.. Вздохнув, Рей всё-таки поднял взгляд, мысленно ругая себя за идиотскую надежду. Красное солнце, наполовину спрятавшись за горизонтом, разумеется, выглядело как обычно. Ничего не изменилось и в нём самом. Зажигающиеся на тёмной, почти ночной, стороне неба звёзды выглядели куда привлекательнее. Нерешительно улыбнувшись им, Рей протянул руку вверх. Не в попытке дотянуться, он не такой наивный, просто в желании размять чуть затёкшие от долгого сидения мышцы. Есть вещи, до которых дотянуться просто невозможно. Они куда дальше самых далёких звёзд и ближе самых интимных мыслей. Они внутри и одновременно нигде. Вещи, которых больно касаться, но так страшно потерять. — Надеюсь, тебе там хорошо, мой маленький принц, — прошептал в пустоту Рей, пытаясь тёплым дыханием согреть озябшие ладони. — Надеюсь, ты обуздал свою шипастую розу. Хотя, зная тебя, скорее прогнулся под неё. Тихонько рассмеявшись, он помотал ногами над обрывом, ощущая себя последним безумцем. — Ты, наверное, смеёшься надо мной, глядя сейчас с маленькой планетки. Я кажусь тебе забавным или, может быть, жалким? Не волнуйся, я тоже смеюсь над тобой; тут мы равны. Немного помолчав и проводив взглядом пролетевший в небе метеор, Рей открыл книгу на случайной странице. «— Странное ты существо, — сказал он. — Не толще пальца… — Но могущества у меня больше, чем в пальце короля, — возразила змея. Маленький принц улыбнулся. — Ну, разве ты уж такая могущественная? У тебя даже лап нет. Ты и путешествовать не можешь… — Я могу унести тебя дальше, чем любой корабль, — сказала змея.» Не став читать дальше, Рей захлопнул книгу и небрежно кинул рядом с собой на камень. Могущество, способное преодолевать любые расстояния. У смерти действительно была такая власть. — Знаешь, я так ненавижу тебя, — признался он, испытывая на самом деле глухую тоску. — И совсем чуть-чуть, слышишь, чуть-чуть — по тебе скучаю… — Я сожалею, что встретил тебя когда-то, — соврал Рей. — Надеюсь, теперь ты доволен. — Ненавижу тебя, мой маленький принц, — вновь повторил он, обращаясь к равнодушным звёздам. — Пусть вся твоя планета заполнится баобабами, а вулкан подпалит задницу, когда ты сядешь на него. — Мне и без тебя прекрасно живётся, — тихо закончил он, уткнувшись лбом в колени. — И совсем не одиноко. В последний раз осветив землю прощальными лучами, солнце полностью скрылось за горизонтом, оставив после себя лишь тоненькую алую полоску. Вскоре пропала и она, открыв путь переходящим в ночь густым сумеркам. Рей остался один в темноте.