***
С раздражением откинув длинную чёлку, что спадала на глаза, Рей в который раз остановился, прислонившись к спасительному дереву. Стычка с Люком не прошла бесследно и безболезненно: из-за ноющих рёбер невозможно было передвигаться в обычном темпе — приходилось систематически делать такие вот остановки. Чёртов ублюдок никак не соизмерял силу, а потому Рей был уверен, что уже вечером обнаружит у себя на коже следы здоровенных гематом. Он лишь надеялся, что ничего серьёзнее синяков не заработал. С усилием выкинув из головы мысли о своём здоровье, Рей сосредоточился на более важных вещах. Он наконец оставил все проблемы позади и теперь шёл по следу врага. Рука непроизвольно нащупала в кармане клочок бумаги. Не удержавшись, Рей снова достал его и развернул, хотя слова, написанные там, ещё в самый первый раз впились в подкорку мозга и при всём желании не забылись бы. Пальцы машинально огладили мятую белую поверхность и с опаской прикоснулись к грубым угловатым символам. В приюте только один человек писал печатными буквами, словно четырёхлетка. И уж точно в приюте только один человек достаточно сумасшедший, чтобы писать сообщения… кровью. Рей, усмехнувшись, с лёгкой брезгливостью сложил лист пополам, поклявшись во что бы то ни стало сжечь его по возвращению в здание. Когда минут десять назад к нему подбежала Джемайма и вручила какой-то грязный, весь в тёмных пятнах, неаккуратный клочок бумаги, он подумал, что это чья-то глупая шутка. Кто так передаёт важные послания? Но больший шок его ждал, когда он из любопытства решил всё-таки прочитать «письмо». Отправителя он опознал мгновенно по дурацкому и уникальному почерку, но не сразу понял, чем на самом деле являлись багровые, почти чёрные, засохшие «чернила». Само сообщение также полностью характеризовало горе-автора. Сверху большими буквами красовалось гордое «Скалы», ниже не менее гордое «не благодари», а в самом низу шло «P.S. Забыл про карандаш, приходится выкручиваться». К сожалению, на обратной стороне было и продолжение: «Я всё ещё тебя ненавижу, придурок», чуть ниже совсем крошечное «Береги себя». И завершало всё это великолепие огромное слово «Кретин!» в самом низу и идиотская рожица показывающего язык человечка с собачьими ушами. — Даже подписался, ну надо же, — только и смог произнести Рей в глубоком изумлении. Он вообще не понял, зачем нужно так изгаляться, если достаточно было просто первого слова. И лучше бы не кровью! Он уже начал жалеть, что надрезал тогда ту верёвку, давая второй шанс провинившемуся псу. У него и выбора-то особого не было. Без Люка весь план был бы обречён на провал. Главное, чтобы тот ничего лишнего себе не надумал. Типа что они теперь друзья или что-то подобное. Рей просто использовал его, чтобы сокрушить довольно опасный элемент, не более. Чёрные глаза, вновь пробежавшись по сообщению, ненадолго остановились на неуверенном «береги себя». Вот что творилось в этой глупой голове? Водилось ли там вообще что-то кроме примитивных животных инстинктов? Вздохнув, Рей неожиданно аккуратно спрятал листок в карман и ускорил шаг, выкинув из головы все лишние мысли. Он предельно сосредоточился на единственной в данный момент цели. Получение ответов.***
Скалами на территории приюта условно назывались большие каменные глыбы, что словно вросли в землю. Непонятно, насколько природным или искусственным являлось их происхождение, но, по крайней мере, выглядели они в окружающей среде вполне естественно. Попасть на вершину было довольно легко: если идти на юг по прямой, то в какой-то момент участок леса пойдёт на возвышение и в конце концов выведет куда нужно. Эти скалы окружали, создавая собой почти идеальный полукруг — обширную и безжизненную каменистую местность. Несмотря на близкое соседство, спуститься с глыб напрямую было практически невозможно из-за отвесного, совсем не пологого, спуска. Для безопасности рекомендовалось идти в обход — это означало возвращение в лес и потерю времени. Совсем маленьким детям вовсе запрещалось заходить сюда в одиночку, без старших. Рей, стиснув зубы, буквально заставил себя ступить на каменную поверхность. Сердце гулко отбивало рваный ритм где-то в горле, а вспотевшие ладони судорожно сжимали ткань тёплых некогда белых штанов, сейчас пыльно-серых. Он соврал бы, сказав, что не нервничает, не сомневается, не боится. Однако поворачивать назад уже поздно. Пристальный чуть дрожащий взгляд мгновенно выхватил одиноко стоящую посреди скалы фигуру, беспечно повёрнутую к лесу спиной. Подавив порыв бесшумно подойти сзади и нанести удар, Рей сжал кулаки и откашлялся. Сейчас ему нужны ответы, а уж насилие — это та вещь, что всегда успеется. Фигура медленно, словно со скукой, склонила голову назад, поглядев через плечо. Светлые волосы, блеснув на свету розовым, упали на щеку, закрыв часть лица. — Что-то ты долго, — с незлой насмешкой бросил Норман, полностью разворачиваясь. — Увлёкся игрой? Не похоже на тебя. Голубые глаза с откровенным любопытством прошлись по помятому внешнему виду Рея, отчего тот почувствовал себя ещё более грязным и униженным. — Что с тобой не так? — в сердцах выпалил он вопрос, который как пластинка крутился в голове последний месяц. — Не понимаю, о чём ты, — вполне искренне ответил Норман, пожав плечами. — Скажи лучше, как тебе игра? — Отвратительно, — скривил губы Рей, глянув исподлобья. — Чего ты добиваешься? К чему подобные правила? Зачем втянул меня? Что у тебя за цель? Под градом точных и едких вопросов Норман даже не дрогнул, лишь усмехнулся, разведя руки в стороны: — Ты ищешь глубокий смысл в правилах, созданных лишь для развлечения? Серьёзно? Ты меня за злодея держишь или что? Едва удержав внутри клокочущий гнев, Рей сделал глубокий вдох, остро взглянув в расслабленное лицо напротив: — Ты обещал мне ответы! — Рей, послушай, — мягко начал Норман с нотками жалости в голосе. — Ты сам не свой в последнее время. Что с тобой творится? Ты не заболел? Рей, распахнув глаза, непроизвольно сделал шаг назад, не в силах вымолвить и звука от изумления. Неверие от подобной гнусной наглости мурашками прошлось по позвоночнику. Неужели он только что… ослышался? — Твоя агрессивность пугает, знаешь ли, — тем временем продолжил Норман с беспокойством. — А твои подозрения насчёт меня и вовсе беспочвенны. Похоже, ты просто придумал врага у себя в голове и проецируешь его на меня. Что я сделал не так? Чем вообще вызван твой гнев? Слушая эту бесстрастную аргументацию, Рей чувствовал, как противно холодели внутренности. Чем вызван гнев? Что сделал не так? Что за идиотские вопросы?! Причин более чем достаточно! Например, например… В судорожных поисках этих самых причин он поневоле задумался и о своём поведении в приюте. Выходить из себя каждый раз его заставляло яркое выражение насмешки в голубых глазах, так и кричащее о ненавистном лицемерии. Но это, как говорится, к делу не пришьёшь, и со стороны действительно могло показаться, что злится он беспричинно, нападая на беззащитного и невиновного человека. А может… может, так и было? Выдумал себе врага, сам же поверил в него. Возможно, Норман прав, и это с ним что-то не так? — Ты слишком многое пережил, — прошептал Норман сострадательно, словно разглядев сомнения в чужом сердце. Шаг за шагом он приблизился к другу, несмело остановившись в полутора метрах. — Вы с прошлым всё ещё не отпустили друг друга. Рей дёрнулся, как от пощёчины, стремительно побледнев. Рука непроизвольно сжала ткань рубашки с левой стороны груди. Нет, об этом никто знать не мог. Норман случайно попал пальцем в небо, ну или просто блефовал. Скорей всего он имел в виду шрамы. А это можно было спокойно пережить. — Хочешь сказать, что в этой игре нет никакого двойного дна? — вкрадчиво поинтересовался Рей, решив идти в своих подозрениях до конца. Как бы красиво паук не плёл свою словесную паутину, как бы виртуозно не играл на чувствах и эмоциях, но всех болевых точек ему не найти. Шрамы? Пусть топчется по ним сколько угодно. Самые страшные раны спрятаны глубоко под кожей. Норман достоверно сделал вид, что поморщился от неудобного вопроса, но Рей не сомневался: такая реакция — следствие провалившейся манипуляции. — Какой же ты параноик, — нашёл смелость на улыбку Норман. — А может тебе просто хочется видеть в моих поступках скрытую сторону? Хочется обвинить в чём-то странном? Убрать с дороги? Рей помотал головой, с трудом выгнав чуть было не поселившиеся сомнения. Почему с виду обычные слова имели такую пронзительную силу? Ещё немного, и он вновь начал бы винить себя, занимаясь бесполезным самоуничижением. Это… влияние харизмы или что? — Заткнись, — небрежно ответил он, с усталостью взглянув в ледяные глаза. — Если у тебя проблемы с памятью и мировосприятием, я помогу. Во-первых, что ты наплёл Нату? Он выглядел так, будто за ним гналась стая демонов. Я уже понял, что он боится раскрытия результата жеребьёвки. Хотел просто поддеть его, но неожиданно реакция оказалась интереснее. Зачем ты его запугал? Знаешь ведь, другим будет плевать, кто там был первым «Оборотнем». Никто даже не вспомнит об этом, когда игра закончится. Норману хватило совести опустить взгляд: — Это получилось случайно, — смущённо признался он, сложив руки позади. — Я ещё на поляне перед домом заметил его испуганный вид и решил поговорить. Я готов был даже поменяться с ним местами! Я не хотел, чтобы у кого-то было негативное впечатление от игры. «Лжёт, — мгновенно понял Рей. — Не было у Ната никакого испуганного вида, дурень просто стоял столбом, пытаясь сохранить спокойствие, чем и выделялся среди других». — Хорошо, — смиренно склонил голову Рей, подыгрывая врагу. На самом деле, было бы странно, получи он все ответы на блюдечке. Странно и подозрительно. — Во-вторых, зачем ты использовал Желание для такой дурацкой цели? Чтобы победитель в нужный тебе момент воспользовался своим правом весь день мне приказывать, и ты таким образом избавился бы от того, кто вечно путается под ногами?.. Стоило последним словам быть озвученными, как взгляд напротив — Рей готов был поклясться! — засветился откровенным восхищением. Видимо осознав, что скрыть нежелательную реакцию не удалось, Норман неловко откашлялся, вроде бы даже покраснев. Неужели первый точный удар по этой непробиваемой броне? — Тут ты меня сделал, — рассмеялся Норман, почесав затылок. Голубые глаза искрились теплотой и весельем. — Ты прав, всю эту игру я затеял именно с подобной целью. Глядя на такие искренние эмоции, Рей почувствовал, как внутри что-то болезненно сжалось, а на языке появилась противная горечь. На миг показалось, что перед ним сейчас стоит, беззаботно улыбаясь, его лучший друг Норман. Не меняя дружелюбного и ласкового выражения лица, незнакомец произнёс: — Я хочу убрать тебя. Старый образ мелькнул и погас, потонув в новом взгляде. Жаль, что только на миг…***
Смущённо ковыряя носком ботинка промёрзлую почву, Люк больше всего на свете мечтал сейчас провалиться сквозь землю. Под чужим строгим взглядом его поникшая фигура всё ниже и ниже склоняла голову. Получив не так давно свежую информацию от своих шпионов, он внёс в список имена Эммы и Конни, а также нацарапал записку Рею о местонахождении Нормана. По тому, как он её писал, можно было смело отпускать анекдотический сборник. Ну как, вот как он умудрился забыть про карандаш?! Рей теперь до конца жизни будет ему это припоминать! И обязательно придумает массу обидных шуток и язвительных подколок! Понимая, что уже ничего не изменить, Люк жалел только о том, что не увидел физиономию этого высокомерного ублюдка при получении сообщения. Хотя, наверное, это к лучшему. Зачем, зачем он вообще добавил ту дурацкую строчку «береги себя»?! Неужто его слишком сильно ударили по лицу? Или это последствия кровопотери? Тогда это показалось ему уместным и даже забавным, но буквально через пять минут накатил ужаснейший стыд за глупую сентиментальность — однако было поздно, Джемайма уже ушла. Ну почему он сначала делает, а только потом думает?! Люк ненавидел в себе это качество, никак не присущее идеальному хладнокровному злодею, но ничего не мог поделать: иногда он был излишне импульсивен. Поборов в себе желание побиться головой о дерево, он всё-таки отправился выполнять последнее задание Рея: найти и «обратить» Гильду. К счастью, отыскать её получилось достаточно быстро: спрятаться она решила прямиком внутри расколотого камня. Чтобы увидеть там кого-то, нужно было подойти фактически вплотную. Благо среди маленьких шпионов нашёлся глазастый уникум, и Люк, получив информацию, поспешил туда. Уже на подходе он остро пожалел, что хотя и проходил мимо ручья, не додумался остановиться и умыться от крови. Не удивительно, что когда Гильда увидела его, то громко, на высоких нотах, завизжала и побледнела. Но даже такой её испуганный вид заставил его сердце биться чаще. Тёмно-зелёные густые волосы, развеваясь от ветра, магнитом притягивали к себе взгляд. Такой приятный и глубокий оттенок, напоминающий солнечные летние деньки, когда всё вокруг дышало зеленью и жизнью. Интересно, а запах от них такой же? В светло-карих глазах за стеклами круглых очков наконец мелькнуло узнавание, а затем — изумление. «Такая красивая, даже когда удивлённая, — подумал Люк, робко улыбнувшись. — Всегда красивая». Он уже точно и не помнил, когда влюбился в эту девочку. Скорее всего, это произошло постепенно и незаметно. Сначала он тянулся к её заботливому и строгому характеру. К сожалению, у Мамы не хватало на всех времени, а Гильда выглядела по-взрослому серьёзно, хотя и была немного младше него. Он взялся помогать ей с малышами просто чтобы схватить хоть немного материнско-сестринского тепла, которое она щедро раздавала младшим. Уже позже он как-то поймал себя на мысли, что ему нравился её голос, нравилась её милая привычка в задумчивости обматывать себе нос прядью волос, а так же — ворчать, смешно надув щёки. Но между тем перестали нравиться её нотации, поучительный тон и попытки воспитать. Каждый раз хотелось воскликнуть: «Смотри, я уже не ребёнок, я мужчина!» Но он молчал, с опущенной головой слушая очередную лекцию о своём поведении. Вот и сейчас, придя в себя от шока, Гильда крикнула: — Что с тобой произошло?! Ты что, опять подрался?! — Ты так говоришь, будто это происходит каждый день, — тихо буркнул Люк, носком ботинка пиная мелкий камушек. — И не дрался я, просто… упал. — Как можно так упасть? — ни на секунду не поверила девочка, с прищуром разглядывая грязную и окровавленную одежду. — Ты сильно поранился? Её сочувственный и сопереживающий тон заставил его сердце сделать кульбит и как-то приятно заныть. — Я в полном порядке, не волнуйся! — заверил он с покрасневшими щеками. — Когда падал, ударился лицом, отсюда и кровотечение из носа. Это ерунда, я прекрасно себя чувствую! Врать было неприятно — и о падении, и о самочувствии — но волновать Гильду хотелось ещё меньше. — Если ты так говоришь… — сдалась она, отведя взгляд. — Тогда ладно. Люк широко улыбнулся, никак не показав уколовшую внутренности грусть. Он знал, что Гильда отступила так легко только потому, что совсем не испытывала к нему светлых чувств. Она всегда переживала за него намного меньше, чем за остальных. Не понимая такой холодности, он, тем не менее, ценил каждый её взгляд на себе, каждое сказанное слово. Пусть смотрит как на ребёнка, пусть читает нотации. Только бы не игнорировала. — Зачем ты здесь? — тем временем спросила Гильда, и лишь тогда он вернулся к реальности и вспомнил почему, собственно, стоит тут. А ведь времени осталось совсем мало! Вспотевшими ладонями Люк прикоснулся к грудной клетке, решаясь. В конце концов, вряд ли отношение Гильды к нему станет хуже, чем сейчас, верно? «Обратив» её, он сбросит с себя всю ответственность. С этого момента от него больше ничего зависеть не будет. В игре останутся лишь два «Жителя», занятые противостоянием друг с другом. Он в который раз проклял садиста-Рея, словно в насмешку подсунувшего ему именно это задание. Но что уж теперь. Сам дурак, раз согласился. А уж если пути иного нет… Затолкав все свои чувства и переживания поглубже, Люк усмехнулся уголком губ, склонив голову набок. Весь его вид словно задавал встречный вопрос: «А сама как думаешь?» — М-м-м, понимаешь, — медленно протянул он, с огромным над собой усилием прикоснувшись к чужой щеке. Ощутив под пальцами нежную и мягкую кожу, он с наслаждением выдохнул: — Я пришёл за тобой. Люк никогда прежде не показывал ей свою злодейскую сторону, и теперь, глядя в широко распахнутые глаза, он не знал куда себя деть от смущения и неловкости. Однако внешне сомнения никак не отразились. Поглаживая приятную на ощупь щёку замершей от шока «жертвы», он склонился ниже, так как был выше на целую голову, и прошептал в скрытое волосами ухо: — Обещаю, я «обращу» тебя нежно. Позже, конечно, он будет испытывать дичайший триггер по поводу своих слов и действий, а также — бегать в поисках ямы, в которую можно будет провалиться от стыда. Но сейчас он не смог отказать себе в исполнении мечты, аккуратно зарывшись носом в изумрудные пряди. Через стойкий запах собственной засохшей крови настойчиво пробивался ностальгический аромат длинных и жарких летних деньков.***
Сопровождаясь скрипом и шелестом голых ветвей, откуда-то из леса подул холодный поток ветра. Он окончательно сдувал с каменной поверхности остатки островков полусгнившей листвы, сохранившихся только чудом. Где-то совсем рядом громко каркнул ворон. Индифферентно проследив за полётом жухлых листьев до края скалы, Рей передёрнул плечами от ледяной прохлады, прокатившейся по спине. Всё-таки стоило надеть куртку и не выделываться. Не стоял бы сейчас как идиот, замерзая на открытом пространстве. Независимо сунув руки в карманы, Рей равнодушно глянул в сторону горизонта, окрашенного в розовый. Где-то в той стороне располагалась впавшая в зимний сон цветочная поляна. Впервые он побывал там в далёком безоблачном детстве. Ему было от силы полтора года, когда Мама повела туда всех крепко стоящих на ногах малышей. Это была первая его настоящая прогулка за пределы двора. Увидев тогда раскинувшееся пёстрое и ярко пахнущее цветочное море, Рей намертво влюбился. Эти контрастные оттенки и ароматы оглушали и сбивали с толку, но их невозможно было не полюбить. В то время, даже не осознавая правды о приюте, он уже смутно ощущал холодное и давящее присутствие ошейника на своём горле. И вот оказавшись среди океана цветов, когда над головой одно лишь синее небо, Рей почувствовал нечто необъяснимое и необъятное, жаром отозвавшееся в солнечном сплетении. Тело стало лёгким-лёгким, а мысли — позитивными. Под этим палящим теплом все дискомфортные ощущения трусливо ушли в тень. Тогда его аллергия проявлялась не так сильно, а последствия в виде насморка и температуры настигли уже глубоким вечером, из-за чего он был ограничен в посещении цветочной поляны. Возможно, не нарушай он постоянно запрет, аллергия прошла бы с возрастом или, по крайней мере, не усугубилась настолько серьёзно. Но он ничуть не жалел об этом, ведь бунтарство и непослушность принесли в его жизнь чудо, следы которого и по сей день эхом боли пронизывали внутренности. Встречу с тем человеком. С силой сжав в кармане брюк металлический корпус часов, Рей едва слышно выдохнул. Он отвернулся от горизонта и вперил рассеянный взгляд на пыльные носки собственной обуви, которая уже чуть потёрлась. Он никак не мог решиться поднять голову и мысленно заклеймил себя трусом. А ведь ещё недавно с такой самоуверенностью пробирался сюда через весь лес, сгорая от жажды справедливости — смешно вспоминать. К сожалению, никакая самокритика не помогала обрести такую желанную сейчас храбрость. Смотреть в чужое лицо напротив не было никакого желания. Сохраняя равнодушный вид, Рей продолжал отстранённо изучать свои ботинки, макушкой ощущая пристальный холодный взгляд. Он никому не признался бы, сколько боли принесла ему последняя фраза Нормана. В глубине души он знал, что этот момент когда-нибудь настанет, и морально готовил себя к подобному ещё с тех пор как заметил в друге первые изменения. Но реальность, к неприятному удивлению, превзошла все ожидания. Сохранять невозмутимость с каждым мигом становилось всё сложнее. Вот уже больше пяти минут в воздухе висело тяжёлое и неуютное молчание. Рею нечего было сказать. Да и, честно говоря, любые слова казались сейчас лишними и неуместными. А задавать вопросы, которые наверняка не получат ответа — это всё равно что заявить о своём отчаянии, раскрыв тем самым перед врагом слабое место. Этот компьютер в человеческом обличии ничего не упустит. Где-то совсем рядом снова каркнул ворон, заставив Рея вздрогнуть и инстинктивно вскинуть голову. Вопреки ожиданиям, выражение лица Нормана не было насмешливым или презрительным. Он мягко и с лёгкой грустью наблюдал за ним, чему-то слабо улыбаясь. Почему-то от этого стало лишь больнее, и Рей стиснул зубы, укрыв глаза, своё зеркало души, за длинной чёлкой. И вот тишина была нарушена: — Помнишь ту трёхмесячной давности игру с флажками? — внезапно спросил Норман, оглянувшись к далёкому краю скалы. — Нас тогда столкнули лбами, как главных интеллектуалов приюта. Рей промолчал, лишь хмуро взглянув исподлобья, не понимая, с чего вдруг бывшего друга потянуло на ностальгические воспоминания. Тот, тем временем, продолжил: — Я тогда увлёкся погоней за Эммой и оставил свою команду, а ты, воспользовавшись этим, смог щёлкнуть меня по носу, провернув хитрый трюк. Если бы ты не сумел до этого додуматься, я бы проиграл другим способом. Рей недоумённо моргнул, услышав последнее предложение. Фраза, построенная как-то странно, царапнула звучащей в ней спокойной уверенностью. Собеседник явно не возносил комплимент его умственным способностям. Тогда… — Вижу, ты понял, — одобрительно кивнул Норман, заметив в чёрных глазах осознание. — Да, я собирался проиграть в любом случае. Я понял как ты будешь действовать ещё тогда, когда ты заботливо оставил у расколотого камня книгу с заметками. А потом просто разыграл спектакль. Погнавшись за Эммой, я специально освободил тебе путь и развязал руки. Я должен был проиграть. — Зачем? — хрипло спросил Рей, прочистив горло. — Ещё один твой дурацкий план? — Я поступил импульсивно и даже легкомысленно, бросив команду, — будто не услышав, приглушённо признался Норман. — На практике ты неожиданно показал великолепный результат, тогда как общепризнанный гений сел в лужу, оказавшись хорош лишь в теории. Глупый-глупый гений. Рей вздрогнул, заметив промелькнувшие искорки безумия в потемневших синих глазах. Да и тон, с которым Норман произносил эти слова… Таким обсуждают погоду на завтра, но уж никак не используют его для столь уничижительных фраз. — Зачем, спрашиваешь? — наконец обратил внимание на чужую реплику Норман. — Да, для моего очередного дурацкого плана. Он весело улыбнулся, с некой ироничной жалостью взглянув на Рея, словно вопрошая: «Что, действительно не понимаешь?». Тот не понимал, а потому, затолкнув поглубже мгновенно вспыхнувшую злость, лишь вопросительно приподнял бровь. Явно удовлетворившись его реакцией, Норман со вздохом покачал головой: — По-твоему, кто наш настоящий враг? — Демоны, — без сомнений припечатал Рей, фыркнув. Он не совсем понимал, как это связано со странным поведением Нормана. Тот взглянул с лёгким разочарованием: — В перспективе, — согласился он таким тоном, каким обычно ругали шестилеток за ошибки в математическом диктанте. — Но до этого ещё надо дожить. — Мама и Элизабет, — пожав плечами, исправился Рей. Для него разницы особой не было. Норман тоже понял это и с укором прищурился: — Разница есть, — категорично заявил он. — Люди опаснее. — Почему? — с любопытством склонил голову набок Рей. Не то что бы он был не согласен с этим, но ему просто хотелось послушать чужую аргументацию. К тому же, это был их первый нормальный разговор за месяц. По крайней мере, эта часть. Видимо, он тоже склонен к ностальгии… — Я не много знаю о демонах, — задумчиво почесал подбородок Норман. — Они выращивают нас как скот, создав фермы. Учитывая сколько они усилий вкладывают в наше развитие, есть нас — их потребность. Мы для них всё равно что курица или корова для человека. Не думаю, что они испытывают к нам какую-то личную неприязнь. Но с ними всё более-менее ясно: понятное и очевидное зло. Люди — совсем другое дело. О них мы не знаем ничего. Сколько их во внешнем мире? Как они относятся к таким как мы? Есть ли вообще снаружи свободные люди? Насколько можно верить информации в библиотечных книгах, самой новой из которых почти тридцать лет? — Тебя не столько люди пугают, сколько неизвестность, — проницательно заметил Рей, выслушав поток аргументов. — Меня пугает целый мир во врагах, — прохладно возразил Норман. — Мир, о котором мы ничего не знаем. Мир, который знает о нас всё. Дёрнувшись, Рей с неприязнью взглянул на бывшего друга, наконец-то поняв, к чему было то признание о специальном проигрыше. Норман ещё с того времени сознательно начал занижать свои настоящие интеллектуальные возможности для Мамы. В той игре он действительно выступил импульсивным влюблённым дураком, увлёкшимся погоней за нравившейся девочкой. Можно сказать, опозорился по полной. Проиграл тогда он, конечно, по-умному, логично, не постеснявшись для этого использовать Эмму. Но в чём смысл занижения способностей, если до той самой игры он был раскрыт перед Мамой как на ладони в течение девяти лет? Она же не дура. Не удержавшись, Рей всё-таки задал этот вопрос, получив в ответ долгий пронизывающий взгляд. — Я давно подозревал, что с этим приютом что-то не так, — мягко пояснил Норман. — Потому принимал меры задолго до отправления Люси. Но всей правды, разумеется, я не знал. Рей, прищурившись, уставился в безмятежное и спокойное лицо, пытаясь понять, честен сейчас этот хитрый лис или врал безбожно. С этим манипулятором ни в чём нельзя быть уверенным. — Почему же ты раньше не пошёл смотреть на отправление, раз подозревал? — ядовито поинтересовался Рей. — Зачем столько ждал? Кинув на собеседника неожиданно острый взгляд, Норман горько улыбнулся: — Я, по-твоему, машина бесчувственная? — каким-то странным тоном спросил он, сжав кулаки. — Тебе не приходило в голову, что я тоже могу бояться? Что могу откладывать на потом открытие неприятной правды? Могу страшиться будущего и с опаской встречать каждый рассвет? Не приходило?! «Нет, — понял Рей, внезапно ощутив жгучий стыд. — Я всегда считал тебя достаточно расчётливым человеком, который ни за что не потеряет контроль над ситуацией и не позволит эмоциям взять верх над собой. Всегда считал, что, в отличие от меня, у тебя нет очевидных слабостей». — Мне тоже может быть больно и одиноко, — прошептал Норман. — А ты воспринимаешь меня как врага. — Но ты ведь сам совсем недавно сказал, что хочешь избавится от меня! — справедливо возразил Рей, передёрнув плечами, силясь сбросить с них невидимую тяжесть чувства вины. Неужели он действительно жестоко ошибался всё это время, и Норман просто носил маску, чтобы скрыть боль? Он ведь и сам такой же… — На один день, Рей, — вскинул брови Норман, словно не понимая претензии. — Я хотел позвать Эмму на свидание… «А я мешаю, постоянно путаясь под ногами», — иронично заключил Рей, немного расслабившись. Раскинуть целую сеть интриг только для того, чтобы позвать девчонку погулять, — в этом был весь Норман. Тот самый педантичный, немного занудный, периодически впадающий в крайности перфекционист, которого он знал с раннего детства. Тот самый Норман, что сейчас стоял напротив, со смущённой улыбкой почёсывая затылок. Гениальный идиот, что прекрасно разбирался в сложнейших вещах, но безбожно тупил в самых очевидных. Не удержавшись, Рей ухмыльнулся в ответ, с облегчением ощутив как расслабляется внутри натянутая до предела струна. Голубые глаза засияли, и Норман робко приблизился, умудряясь при этом смотреть снизу вверх, как провинившийся щенок, хотя был выше примерно на полголовы. Рей встретил его не без напряжения, но всё же дал молчаливое разрешение на сокращение дистанции. Он решил довериться. — Послушай меня, Рей, — обратился к нему Норман серьёзно. — Я понимаю, что наша дружба пошла трещинами и находится теперь под вопросом. Понимаю, что восстановить доверие будет трудно… Но я хочу, чтобы ты знал: я тебе не враг. Никогда не был и никогда не буду врагом. Помявшись ещё мгновение, Норман сделал последний, разделяющий их, шаг и вдруг обнял изумлённого Рея, шокируя его ещё больше. Дёрнувшись, тот попытался вырваться, но товарищ не позволил, крепко его удерживая. — Я не всегда поступал правильно, — прошептал Норман, утыкаясь носом в чужое плечо. — Вряд ли я вообще был хорошим другом. Рей замер, стоически решив перетерпеть этот неожиданный и малость неуместный приступ нежности. Норман с самого первого дня знакомства частенько нарушал его личное пространство, оказавшись по природе тактильным и назойливым. Конечно, они уже не дети, и он обязательно выскажет позже этому идиоту всё, что о нём думает. Но сейчас… так уж и быть, минуту он выдержит. — Я никогда не интересовался у тебя личными чувствами, — продолжил Норман, смыкая ладони в замок за спиной друга. — Не пытался разговорить даже тогда, когда узнал про твои шрамы… Рей вздрогнул и мысленно выругался, с отвращением почувствовав как костяшками пальцев провели между лопатками. Что этот придурок себе позволяет?! Это уже почти домогательство! — Однако даже учитывая всё это, — пробормотал ему на ухо Норман, приподняв голову. — Я всегда считал тебя своим другом. Даже сейчас. Прошу, запомни это. Он наконец-то отстранился, и Рей облегчённо выдохнул, с лёгкой злостью взглянув в бесстыжее лицо. Взглянул и на миг перестал дышать, инстинктивно отступив на шаг. В потемневших синих глазах, со странным выражением изучавших его, затаилась глубокая и опасная тень. Словно понимая это, Норман с мягкой и тёплой улыбкой прищурился, ловко укрывая яркие радужки за густыми белесыми ресницами. Пока Рей размышлял, не показалось ли ему, Норман достал из кармана сложенный в несколько раз обрывок тёмно-красной ткани. Несколько мгновений полюбовавшись им, он протянул его недоумённо нахмурившемуся другу. Тот машинально принял подношение, пытаясь вспомнить, где видел его раньше. — Это тот самый флажок из игры, — любезно пояснил Норман, вновь сложив руки позади. — Помнишь, мы тогда вернулись домой с восемнадцатью флажками, поленившись из-за дождя забирать остальные два из каменистой местности. В ту ночь мне вообще не спалось и я сходил за ними. У тебя же день рождения через пару дней, это мой подарок. Прости, что не совсем вовремя, но мне кажется, сейчас самый подходящий момент. Да и символично это. Пусть будет памятью о той забавной игре. У меня такой же есть. Со смешанными чувствами и ощущением нереальности происходящего Рей разгладил тонкую ткань, встряхнув её. Краем глаза увидев что-то мелькнувшее жёлтым, он поднял с земли выпавшую из складок флажка круглую картонную фишку. С полминуты просверлив её немигающим взглядом, Рей медленно поднял голову, с упавшим сердцем всё осознав. Глядя на чужую победную усмешку, Рей ощутил горькую и крайне болезненную обиду, поняв, что его развели как малое дитя. Все эти пронзительные слова… неужели они ничего не стоили и были произнесены лишь для ослабления бдительности?.. В груди с жаром нарастала неконтролируемая ярость. Она была настолько сильной, что чужое лицо напротив смазалось из-за потемнения в глазах. «Оборотень!» — с внезапной ясностью понял Рей, имея в виду, очевидно, не только игровую роль. В одном шаге от него, с уверенным видом взирая на мир, по-прежнему стоял незнакомец.