***
Несколько минут Амалия не могла двинуться с места. Прислонившись к стене — у нее подгибались колени, — она тяжело дышала и держалась рукой за грудь, словно удерживала сердце, готовое вырваться из своей клетки и упорхнуть. Итак, в замке Левенштейн гостит выходец из Преисподней! В этом сомневаться не приходилось: неверный свет молний еще мог обмануть ее зрение, превратив человеческое лицо в злобную оскаленную морду, но богохульная клятва не оставляла никаких сомнений. Кем надо быть, чтобы призывать в свидетели своего слова Князя Тьмы? Как будто мало одной Падшей Монахини — в эту грозовую ночь по замку бродит исчадие ада, зачем-то жаждущее с ней встречи; и, продолжив свой путь, Амалия рискует снова наткнуться на демона или призрака, а то и на обоих сразу. Одну встречу с потусторонним она, благодарение Богу, пережила — но переживет ли следующую? Страх овладел Амалией; она готова была стремглав бежать к себе в покои, запереться на все замки и не выходить из спальни до завтрашнего дня — а быть может, и до будущей недели! Но отказаться от побега не давала мысль о Пауле. О верном Пауле, что ждет сейчас под проливным дождем — и прождет всю ночь, а наутро вернется в город, промокший до костей и разочарованный, думая, что его возлюбленная поддалась малодушной боязни и отступила в последнюю минуту. Как она объяснит ему, что произошло? Поверит ли он такой невероятной истории? И когда представится следующая возможность бежать — неужто еще через год? По мере того, как текли минуты и ужас начал отступать, в душе Амалии пробудилось еще одно чувство — та известная женская страсть, что часто ведет к беде, но порой оказывается и добродетелью. Девушка невольно гадала, кто этот зловещий гость, что нужно ему от призрачной Монахини, почему он так взволнован предстоящим свиданием с нею, — и чувствовала, что не сможет жить спокойно, если эта тайна останется неразгаданной. «Только безумец решился бы идти за ним! — размышляла Амалия. — Нет, на такое мне точно не хватит духу… Но ведь есть другой выход!» Она прислушалась. Отдаленный звон и скрежет цепей доносился с первого этажа. Судя по звукам, Падшая Монахиня находилась сейчас в малом холле — том, что предстояло пересечь Амалии на пути к свободе — или где-то поблизости. Гости Левенштейна об этом знать не могли, но Амалии было известно, что с одной стороны этого старинного зала, под самым потолком, находится галерея. Бог весть, зачем использовалась она в былые времена; последние сто лет и сам холл простоял пустым, а на галерею и вовсе давным-давно никто не поднимался. Однако, забравшись туда, можно увидеть сверху все, что происходит в зале, а самой остаться незамеченной. Узкая винтовая лесенка позволяет спуститься с галереи в зал или подняться наверх; но есть туда и другой вход, через потайной коридор на втором этаже. «Я взойду на галерею, — думала Амалия, — и оттуда увижу, что происходит внизу. Если путь будет свободен — спущусь по винтовой лестнице и выйду из замка. Если нет — спрячусь наверху, дождусь, пока демон и призрак закончат свое дело, и ускользну, едва они разойдутся». Мысль отчаянная; но вы уже поняли, что Амалия фон Левенштейн была не робкого десятка. Перекрестившись и прошептав краткую молитву, она подняла с пола свой узелок, подобрала тяжелый подол монашеского одеяния — и бегом бросилась ко входу в потайной коридор, ведущий на галерею.4.
11 августа 2020 г. в 02:27
В темной грозовой ночи беглянка пробиралась по лабиринту коридоров и переходов, чутко прислушиваясь к каждому шороху. Однако со всех сторон окружали ее мрак и тишина, прерываемая лишь отдаленными раскатами грома.
Сторонний человек легко заблудился бы в огромном замке, выстроенном за много веков до того, как отечественная наша архитектура начала обращаться к простым и ясным образцам классической древности. Но Амалия родилась здесь и выросла, знала каждый уголок и закоулок, и запутанные сводчатые проходы со множеством дверей, арок, ступеней и галерей были знакомы ей как свои пять пальцев. Задача предстояла несложная: добраться до лестницы, ведущей на первый этаж, спуститься туда, пройти сквозь малый холл и через дверь, ключом от которой она запаслась заранее, черным ходом выйти наружу.
Без приключений Амалия добралась до лестничной площадки. Настенных факелов здесь не было, и единственным источником света оставалось высокое полукруглое окно в боковой стене. Сейчас за ним открывалась устрашающая картина: ночные небеса кипели и клокотали, словно бурное море, и, точно нож убийцы, вспарывающий плоть, поминутно прорезали их огненные сполохи молний. Но не потому Амалия вдруг остановилась как вкопанная, что ее напугала гроза. Нет: ей послышался шум, чуждый и грому, и ветру, и стуку дождевых капель за окном.
Из темного коридора с противоположной стороны, где располагались гостевые спальни, доносились торопливые шаги — и они приближались.
Амалия замерла и прислушалась. Верно, ей не почудилось! Стук каблуков по каменному полу отчетливо разносился под сырыми сводами. Шаги звучали уверенно, словно ночной скиталец чувствовал себя здесь как дома и не смущался темнотой. Во время очередной вспышки молнии Амалия всмотрелась во мрак коридора — и явственно разглядела темную фигуру, безликий мужской силуэт.
Что ж, по крайней мере, это не призрак! Похоже, не спится кому-то из гостей. Неужто, подстрекаемый легкомысленным любопытством, гость презрел запрет хозяина, покинул спальню и отправился бродить по замку в надежде взглянуть на привидение? И тут же девушка поняла: если она видела его силуэт при свете молнии — тем более он должен был заметить на фоне окна ее фигуру в монашеском чепце!
Первым желанием ее было бежать. Но рассудок напомнил: сейчас она — Падшая Монахиня, а привидению не пристало спасаться от смертного. Попытавшись скрыться, она вызовет подозрение. Призраки никого не боятся — они сами всех пугают! Поэтому, хоть сердце ее отчаянно билось, Амалия собралась с духом, повернулась лицом к своему преследователю и издала громкий стон, приложив все силы, чтобы он прозвучал как можно пронзительнее и страшнее.
Она надеялась, что при этом звуке незнакомец бросится наутек; но вместо этого он поспешил к ней еще быстрее. Шаги, частые и дробные, словно гость почти бежал, раздавались уже совсем рядом; когда вновь сверкнула молния, Амалия ясно разглядела высокого человека, облаченного в черное.
— Вот и ты! — воскликнул он. — Наконец-то я вижу тебя своими глазами!
В полной растерянности, не зная, что предпринять, Амалия попробовала застонать еще раз — хоть теперь из груди ее вырвался какой-то жалобный писк, вовсе не подобающий призраку. Незнакомец в черном уже стоял перед ней: протянул к ней руки… и вдруг, схватив за плечо, отшвырнул с такой силой, что Амалия ударилась спиной о стену и едва устояла на ногах.
Черная тень нависла над нею, и в неверном свете молнии Амалия узнала своего преследователя. Это был тот неприметный и молчаливый господин из Шварцвальда, что нынче вечером рассказывал историю Урсулы и ее гибельной любви. Но, Господь и все святые, как он изменился!..
— Негодная девчонка! — вскричал он, и голос его был подобен раскату грома за окном. — Как смеешь ты насмехаться над моей… над несчастной Урсулой?
Онемев от ужаса, девушка смотрела в перекошенное лицо, в гневно пылающие глаза под сдвинутыми бровями. Казалось, слетела маска, которую носил доселе этот незнакомец, или развеялся какой-то туман, что при свете дня скрадывал его черты и придавал им благообразие. Амалия не понимала, как могла до сих пор ничего не замечать; это был все он же, гость из Шварцвальда — но теперь она ясно видела, что эта мертвенно-бледная кожа, эти слишком острые, неправильные черты, эти черные глаза, сверкающие жидким фосфорическим блеском, не могут принадлежать человеку.
Инстинктивно Амалия начала поднимать руку, чтобы осенить врага крестным знамением — но он, заметив ее движение и угадав его цель, отбросил ее руку.
— Отвечай! — взревел он.
У бедняжки подгибались ноги, она готова была лишиться чувств; однако отвечала, хоть и изрядно дрожащим голосом:
— Бог свидетель, я всей душой сожалею о бедной Урсуле, и в мыслях у меня не было смеяться над ней!
— Тогда к чему этот маскарад? Зачем разгуливаешь ты здесь в эту ночь, в этот час и в ее наряде?
— Это уж мое дело! — отвечала Амалия уже намного тверже; воспоминание о возлюбленном, ждущем сейчас за стенами замка, придало ей смелости. — Не знаю, сударь, кто вы и зачем к нам явились; но, как бы там ни было, я здесь в своем доме, а вы наш гость. Заверяю вас честью, что ни над кем не насмехаюсь и не замышляю ничего дурного — этого довольно. Лучше ответьте, по какому праву вы бродите здесь в ночи, как вор, и что надобно вам от нашего фамильного призрака?
— Ваш фамильный призрак… — повторил незнакомец, растянув губы в злобной усмешке; в свете молнии блеснули острые, как бритва, клыки.
Амалия ждала, ни жива, ни мертва. Наконец страшный противник ее глубоко вздохнул, словно успокаиваясь; выражение дьявольской злобы стерлось с его лица, и оно начало больше походить на человеческое.
— Простите мне мою грубость, сударыня! — проговорил он. — Слишком долго я ждал этой ночи, и теперь, когда цель моя так близка, едва владею собой. Но вам нечего бояться: клянусь престолом Сатаны, никому в замке Левенштейн я не причиню зла! И ваши секреты меня не касаются. Здесь мы разойдемся: бегите на свое свидание — а я пойду на свое.
Быть может, он хотел сказать что-то еще, но в этот миг снизу, с первого этажа, донеслись новые звуки, от которых Амалия задрожала как осиновый лист. То были звон, и грохот, и ритмичный скрежет, словно по каменному полу волочили что-то железное. Такой шум и ей, и другим обитателям замка уже случалось слышать из-за запертых дверей своих спален в прошлые годы, в предыдущие кануны Всех Святых.
— Это она! — вскричал страшный незнакомец и, оставив девушку, огромными прыжками понесся по лестнице вниз.