День — время уз и цепей, обязанностей и правил, а ночь — время Свободы.
Сергей Лукьяненко
Десятое принятие лекарства. Я медленно размешиваю порошок в чайной чашке, почти не слышно стуча ложечкой о стенки. Время раннее. На часах всего шесть утра, но я уже вполне готова бодрствовать и «наслаждаться» новым днём. Всё благодаря загадочной силе действия вещества, лишившего меня нежелательных снов. Их вообще не было, если на то пошло. Просто незамысловатый отдых с черной картинкой, когда веки закрывались от очередной порции мутноватого осадка. Что же до обещанных галлюцинаций, то они стабильно приходили в виде неразборчивых шепотков или чёрных мельтешений. В такие моменты я предпочитала оставаться дома, дабы не набрести на лишние приключения. Окончательно сойти с ума, уйдя куда-нибудь в лес по зову феи, хотелось меньше всего, конечно. — Мадам, ваш завтрак, — Анна привычно поставила передо мной овсянку на молоке, стакан сока, свежий кофе, пару тостов и маленькую креманку с абрикосовым джемом. От последнего меня передёрнуло. И в кого же я такая ярая ненавистница абрикосового джема? Уловив мой взгляд, девушка сдержала улыбку, послушно забирая сладость и удаляясь в сторону кухни. Сама я не готовила, да и, признаться, не рвалась. Отравить любимого мужчину серой кашей с пригоревшими частичками пересоленной овсянки я никак не желала. Возможность заработать собственное несварение тоже мало прельщала. Благо, повара мы могли себе позволить. К слову, готовка получалась просто отменной. Виконту отвыкнуть от куропаток в соевом соусе и от крабовых муссов было куда сложнее, чем мне, даже в помине не знающей вида этих блюд, что уж там до вкуса. В том, чтобы ценить кулинарные шедевры я просто существовала нулём без палочки. Рецепторы чувствовали мягкую, сладкую кашу с медовой заправкой и вполне себе оставались довольны. Я наконец-то смогла нормально есть. Пихать в себя нежелательную пищу я устала. Если во внимание не брать безоговорочное наличие галлюцинаций, то лекарство творило чудеса! Аппетит не просто улучшился, а родился сызнова, причём как к еде, так и к жизни. Муж проснулся и стабильно подтянулся только к половине восьмого. Я вовсю читала какую-то неопределённую книгу в малой столовой на первом этаже, хрустя страничками. Обычный женский роман, который ничем не смог меня удивить. Учитывая обстоятельства моего личного любовного треугольника, ставшего смертоубийственным, это — понятно. Не знаю, что может быть хуже для женщины и девушки, чем подобный капкан из смятений и двух пылких мужчин, готовых перегрызть друг дружке глотки по первому сгибу фаланги хрупких пальцев. Всего один знак, который превратит женские перста в своеобразное орудие, забравшее чью-то жизнь. И как бы я хотела ошибаться, просто преувеличивая свою значимость. Правда, увы, это не так. Я всё ещё иногда не в силах поверить, будто чуть зевающий и разминающий затёкшие лопатки супруг мог сейчас вместо Призрака лежать на парижском кладбище в фамильном склепе де Шаньи. И причиной всего стала бы я… Жутко, ничего не могу сказать. И Эрика почти жалко. Почти… Я до сих пор ненавижу его. Ненавижу за то, что сам создал себе цикличный ад, пытаясь втянуть туда нас. Отыграться за всю нелюбовь, бывшую в его жизни, на двух невинных людях. Я ненавидела бы его даже, если бы сама не попала в вязкую историю, а просто бы наблюдала со стороны. Низкий поступок, безнравственные цели, неосознанность и… Любовь. Удушающее, мерзкое, конвоирное желание возобладать насильно. Нет, это не любовь. Любовь должна быть свободна, взаимна, чувственна. Выдержит все испытания, будь она истинна и действительно высока. А его не прошла ни единого. Что можно было ожидать от до нездорового собственника? — Доброе утро, Кристина, — Рауль счастливо улыбается, усаживаясь слева, вместо привычного главенства на другом конце стола. — Вы сегодня — ранняя птичка. — Прошу простить меня за фривольность за столом, дорогой, но после вчерашней ночи мне удивительно удалось выспаться, — я невольно покраснела, отмечая игривый блеск в глазах супруга. Он понятливо, с оттенком принятия такой приятной лести склонил голову вперёд, заставив меня окончательно смутиться и опустить взгляд на буквы, сейчас мало интересующие. Ночь и в правду была великолепна. Я ещё никогда так не обожала молодого супруга, как в те бесстыдные, но предательски приятные моменты. От воспоминаний сердце участилось с невероятной скоростью. — Я признателен мистеру Беннету, что его весьма сомнительное средство верно возвращает мне мою любимую супругу, — прочистив горло, как ни в чём не бывало продолжил виконт, заправляя салфетку за ворот. — Румянец прекрасный, Кристина… Он умопомрачительно идёт вам. — Благодарю… — тихо шепнула я, не смея посмотреть на мужа, довольного, точно слон. Лишь когда Анна принесла и его завтрак, я решилась украдкой глянуть на любимого, с невероятной эстетичностью отпускающего в рот кусочек тостов с маслом. Его тёплые, глубокие глаза выдавали всю ладность и мягкость характера. Я находила в них нечто неописуемое, на что хотелось бы любоваться как можно дольше. Как я молюсь, чтобы у нас родился поскорее ребёнок. Уверена, малыш был бы просто прекрасен. У Рауля безупречная наследственность, начиная от корней волос и заканчивая концами ногтей. Сама я себе казалась просто недурна, так что маленькое чадо в любом случае было бы с ангельским личиком. Подумав об этом невольно, я содрогнулась: ангельским. Нет уж, достаточно простого симпатичного человечка. Красота не приводит ни к чему хорошему. Вспомнив о сидящем слишком близко супруге, я осторожно посмотрела, заметил ли он мою нервозность. Кажется, не заметил. — Мне нужно будет сегодня отъехать, дорогая, — муж отпил кофе. Я вновь оторвала взгляд от черных строк, едва удержавшись от того, чтобы не дёрнутся. На миг светлую синь его глаз закрыла пелена дикого янтаря. Жгучий, мрачный оттенок убийственного взора подвального монстра. Галлюцинация, чуть не стоившая мне остановки сердца. Разум бьёт тревогу, создавая по крупицам образ мучителя. Нет, не могу. Отвратительно не хочу всё припоминать. Благо де Шаньи и этого не заметил, продолжая трапезу. — Напишите, пожалуйста список нужных вам покупок, если такие требуются, и отдайте Анне. Письма, если у вас есть желания кому-то их отправить, вручите камердинеру… Дальше я не слушала. Перед впечатлительным сознанием ещё стояли два горящих янтаря, светоотражающие, как у кошек. Полные слёз, они меня саму едва заставили не заплакать. Без злости, без двойного смысла, без фальши. Просто искренне печальные, влажные звёзды его очей. Призрак стоял на коленях, цепляясь за юбки моего платья. «Пожалуйста… — шептал мастер, — Пожалуйста, Кристина…» Господи, похороните меня под каменным порогом у стены или в проходе, но избавьте от подобных мыслей. Не хочу ничего чувствовать. Нужно выбираться отсюда, покидать воспоминания. В действительности у меня есть любящий муж, есть вполне прекрасное поместье, любое доступное развлечение и всё, о чём только можно мечтать бедной девушке без родословной. Я торопливо звоню в маленький колокольчик, чтобы позвать Анну. — Милая, вы слышали меня? — Голос Рауля внезапно зазвучал так, как будто до этого был чем-то приглушён. — С вами всё в порядке? — Ещё лекарства, Анна, — выдохнула я, захлопывая книгу и полностью возвращаясь к мужу. — Простите, всего четвёртый день. Значительно легче, но не настолько, чтобы полностью оправиться. Моя бы воля: забыла бы всё как страшный сон, но я, к сожалению, не властна. Оно происходит бесконтрольно… — Конечно, дорогая, — виконт ласково сжимает моё запястье. Только сейчас я заметила, насколько дрожат руки. — Ради нежной кошечки, которая просыпается по ночам в вашем существе, я готов ждать месяцами. Он улыбнулся, радостный моему смущению и новому румянцу на щеках. Я чувствовала, как горели мои «яблочки». Из уст Рауля слышать подобные откровения, мягко говоря, неожиданно. Не могу сказать, будто мне прям так неприятно, но сейчас лучше бы любимый воздержался. Ночная страсть получилась как-то сама. Мне нужно было утешение, ощущение любви, мягкости к себе. Элементарное понимание того, что я не одинока. Горячее тело замечательно утолило душевный голод, причём как свой, так и непосредственно мой. Всё-таки ребёнок не помешал бы. Возможность обзавестись миловидным потомством отсутствовала все три года, на протяжении которых мы пытались перебраться в английское поместье, решать свои собственные проблемы и думать об урезанной жизни. Последними двумя пунктами усердно занимался новоиспечённый муж, переписывая контракты, переговариваясь с партнёрами и успевая заметать скандалы с семьёй. Шансы на наследство старого графа резко уменьшились, после «спутывания» со мной, но, казалось, виконта это мало трогало. Он совершенно спокойно отнёсся к переезду и к значительным переменам в делах. — Пожалуйста, — Анна осторожно оставляет чашку, привычно удаляясь в сторону кухни. Пара гувернанток всегда собирается там вместе. Потрепаться о вещах насущных, понятное дело, для девушек заветное. Я бы и сама сейчас с удовольствием перебросилась счастливым писком с Мэг Жири, но она, увы, за громадное количество миль от здешних мест. Прикрываю глаза, ещё раз перебалтывая содержимое и послушно выпивая всё до последней капли. Знакомое чуть зернистое ощущение на языке, следом онемение. Немного горечи, чуть вяжет, однако даваемый эффект того несомненно стоит. Муж немного улыбается, разглядывая моё блаженное лицо. Всё снова скоро закончится, меня потянет спать в бездну прострации, а довольный Рауль отправиться восвояси. Мне неуютно, что супруг так наблюдает, заставляя внутри поёжиться. Мой мужчина видит только положительное действие лекарства, даю сто франков, даже не задумываясь насчёт обратной стороны медали в виде пока что безобидных видений. Я надеюсь, они так и останутся безобидными. Очень хочется на это уповать. — Ну, Кристина, — выдохнул де Шаньи, поднимаясь из-за стола. Я встала следом, позволяя любимым губам оставить поцелуй на щеке. — Очень не хочется вас покидать, однако здесь я не властен. Мне, увы, уже пора собираться, если хочется вернуться хотя бы в девятом часу вечера домой. На всякий случай: не ждите меня и ложитесь спать. — Удачи, дорогой, — я тяжело вздохнула, увлечённая ласковыми объятиями горячих ладоней, скользящих по спине. — Пожалуйста, будь осторожен, милый. — Кристина… — Да? — Милая, не подумайте неправильно, но всё же позвольте мне высказаться. — В чем дело? — Торопливо прощебетала я, сжимая сильные плечи мужа. — Мы с вами вс-таки не в том положении, любимая супруга, чтобы позволять такие вольности, как обращения на «ты», — совершенно неожиданно выдал Рауль, так что я едва не проглотила язык. Брови вскочили до затылка от внезапной информации. Оказывается, я всё это время вела себя, как необразованная хамка. Прекрасно. — Прошу, не поймите неправильно, любовь моя! — Тут же окстился он, притягивая меня ближе. Я же машинально упёрлась ладонями в его грудь. Разница в росте у нас всего в половину вертикально поставленной ладони, так что упор не составил труда. — Просто помните, что вы встали на порядок ступеней выше, когда вышли за меня. Я, конечно, всё понимаю. Вы росли не в том обществе, которое доводилось лицезреть мне. Для вас с детства нормально дружеское обращение, но мы уже не дети, милая. Даже люди прожившие пятьдесят лет бок о бок друг с другом относятся с уважением к партнёру. — Если я обращаюсь к тебе на «ты», то это не значит, что я не уважаю тебя! — Выпалила я, шокировано переваривая такой выпад. И он просто все три года молчал?! — Душа моя, прошу вас, — закатывая глаза и выдыхая, проговорил муж. — «Вы», Кристина, и попрошу только «вы». Это более менее допустимо, если вы наедине позволяете себе такую вольность, но в обществе нас не поймут. Мы не деревенские плебеи, которые здесь живут, а уже представители высокого французского общества. Мы в их глазах господа, моя милая. Неужели вы хотите, чтобы об вас думали, что вы — местная плебейка? — Супруг скептически усмехнулся, только вот мне ни разу не смешно. Хотелось шею ему свернуть за вовремя выложенное предъявление. — То есть ты, — нарочно выделила я обращение, заставляя красивое лицо напротив сморщиться, как от дольки сожранного лимона. — Всё то время, что я так разговаривала, молчал?! Я чувствую себя такой дурой, дорогой мой! Какая же разница теперь, если я высказалась так уже раз двадцать вне дома?! — Милая, милая… — Разгорячённо перебил он, сжимая мои плечи. — Ну что же вы творите?! Умоляю вас, ну смилуйтесь же! Прекратите травмировать моё воспитание и пойдите на уступок! — Ты моё воспитание не милуешь! — Прошипела я, уже неосознанно называя его на «ты». Нет, что вообще за манера такая?! Какая разница «ты» — «вы»?! Раньше его это не особо волновало, так что не мои проблемы. Надо было «до» предупреждать, а не в чёртово «после». — Ну давайте мы вместе покатимся в тьму необразованности! — Прошипел виконт, деловито одёргивая лацканы пиджака. Как же он меня злил, просто невозможно! — Необразованности?! — Ей-Богу, ещё одно его слово про мои корни и листья и я за себя не ручаюсь. Видимо, уловив грозу непоправимой ссоры, муж тяжело выдохнул, снова попытался обнять меня и чмокнул в губы. — Любовь моя, милая, ласковая Кристина! Вы так чудесны, так прекрасны… — Устало выдохнул супруг, целуя теперь в лоб. — Вы просто не представляете, насколько обаятельны и миловидны, но то, что порой вылетает из этих полных губок, меня разочаровывает и будоражит в плохом смысле. Прошу вас, давайте вести себя красиво со всех сторон. Я не прошу вас прямо сейчас, резко привыкать к должному обращению, но деликатно предлагаю поразмыслить над этим. Не нужно всё бросать и переделывать, как попало, хорошо? Моя ошибка здесь есть, глубоко признаю, что нужно было говорить сразу об обязательных приличиях. И тут мне стало стыдно просто невероятно. Не зарделись, наверное, только кончики моих волос. Он прав. Придётся действительно поумерить пыл и начать следить за собой, раз уж выскочила замуж за сахарного аристократа. Эрик вот никогда бы меня не понурил за это. Надо же, я впервые вспомнила бывшего учителя не с матерным панибратством и не во время приступа ужасов, а в довольно в приличном свете. Почти рыцарем, мать твою. От одной только мысли, что черноволосый монстр, в объективном взгляде просто сливки грациозности и аккуратности, является по определению виконта плебеем, а не просто грубым мужланом, мне стало смешно. Смешно, и тут же разум сказал: «так, стоп». Я, получается, тогда тоже грубая и развращённая? А вот это уже совсем не смешно. — Очень деликатно, — буркнула я, возвращаясь к супругу. — Вы бы ещё взяли кастрюлю, огромный половник и били бы, как в гонг, милый муж: «Моя жена не образована и вольнодумна!». — Ворчите наздоровье, моя прелесть, — рассмеялся де Шаньи, вновь задерживаясь на моих губах своими. — Про это я ничего не говорил. Моя матушка, к сведению, когда была в положении в третий раз, тоже частенько давала «концерты отцу, — с изогнутой бровью прошептал муж, продолжая баюкать меня в объятиях. Я охнула, начиная хихикать от мысли, что действительно могла бы оказаться беременной. Быстро прикинув, я выяснила, что по срокам могло бы вполне себе подойти. — Неужели вы думаете… — Почему бы нет, — мурлыкнул Рауль, зарываясь носом в мои волосы. — Я был бы очень рад. Мне так грело душу это признание. Я увидела в муже новую грань поддержки, радуясь схожести наших помыслов. Никогда бы не подумала, что влюбиться второй раз в одного и того же человека может быть реальным. Вдоволь выспавшись, я снова предалась порывам своего настроения, залезая на табурет в библиотеке. «Занырнув» на верхнюю полку с книгами, я пыталась отыскать что-то новое, так как ближайшие романы уже были прочитаны и возвращены на свои законные места. Муж уехал, наверное, часов как пять назад, так что баловаться, заперевшись в просторном зале, мне никто больше запретить не смеет. Я так соскучилась по озорству, упиваясь возможностью самостоятельно изучить в большом поместье разные новинки. Например, так я случайно нашла потайную выемку в стене библиотеки, любопытно заглянув внутрь. Пыльная пустота, где раньше наверняка лежала какая-нибудь запретная книженция. Дух захватывало неимоверно. Наконец я нашла взглядом интересный переплёт, по-детски, с высунутым языком, пытаясь дотянуться до понравившегося чтива. — Кристина… — Прошептали прямо над ухом. Вздрогнув, я позабыла о первоначальной затее, тихонько спускаясь с табурета на холодный пол. Всё никак не могу приспособиться к этой галлюцинации. Меня жутко раздражали подобные шепотки, и, как на зло, единственный способ избавиться от них быстро и насовсем — ударить себе по черепушке чем-то тяжёлым. — Кристина… — Снова позвали с левой стороны. Такое ощущение, что из-за шкафа с внушительными томами. — Иду я, иду… — Устало выдохнула я, плетясь на зов собственного помешательства. — Кристина… — И тут я обомлела, на добрые две секунды встречаясь с мутным образом Эрика, небрежно усмехнувшегося. Прищёлкнув языком, он пеплом распался в пространстве, вновь оставив поворот пустынным. Страх клокотал то ли в горле, то ли в пятках, пока руки замирали от онемения. Разум пытался разрешить ступор, рождая весьма неплохую мысль. Сейчас будет четырнадцатый приём лекарства…