Пусть будет боль, пусть будет страдание. Пройди через темную ночь, и ты достигнешь прекрасного восхода солнца. Только в утробе ночи развивается солнце. Только в темноте ночи приходит утро.
Ошо
За окном медленно идёт снег. Вода в ванне почти остыла, но мне всё равно. Я впервые решилась на что-то действительно важное в своей жизни, впервые выбираю свой путь сама, принимаю взвешенное решение. Я хочу к нему. Я понимаю, что я люблю его. Вот так просто – с каждым днём влюбляюсь, разрывая клапаны сердца потоками чувств. Лезвие поблёскивает в моих пальцах. Остро, опасно, завораживающе… Всего несколько часов – или минут,– чтобы встретиться. Чтобы показать, что я наконец-то приняла его. Мне мало сна, мало просто разговоров, всё моё существо рвётся куда-то дальше принятой прострации. — Раз, — тихо прошептала я, потирая синие переплетения вен под бледной коже запястья, — Два, — слеза горячо обжигает щёки, скатываясь дальше по обнажённой шее, — Три…Пару дней назад…
Мы не разговариваем с Раулем. Редкий, почти непозволительно холодный обмен парой слов о доброте утра и спокойной ночи. Прошло два месяца с той злополучной ночи, когда что-то внутри меня переломилось, оставив горечь послевкусием. Однажды, пока мы с Эриком премило болтали в библиотеке, виконт постучал в дверь, заваливаясь с деловитой миной. Либо он давно догадался, что я бесповоротно схожу с ума, и умело закрывал глаза, либо даже не понимал, насколько далеко зашло моё помешательство. — Мне нужно с вами поговорить, Кристина, — заявил де Шаньи, складывая руки на груди. Привычная глубина хризоколл не была для меня полна душевной красоты. Он смотрел так, будто собирался обсуждать всю тяжесть очередных договоров со мной, а не со своими партнёрами. Губы поджаты, крылья носа раздуваются от явного неудовольствия. — Слушаю, мой дорогой, — я отвечала мужу совершенно спокойно, бросая взгляды на Призрака. Тот с серьёзным лицом кивал, издевательски подчёркивая деловитость моего супруга. — Как вы сами прекрасно видите, наши отношения не ведут ни к чему хорошему. Я не собирался быть для вас мужем-подлецом, но больше таиться я не стану! Вы сами, как я чувствую, не особо тянетесь ко мне, так что, возможно, следующая новость вас даже обрадует. — Ближе к делу, милый, — чуть улыбнулась я. — Повторюсь, я не допускал и мысли о том, чтобы что-то от вас скрывать, — он прочистил горло. На щеках заиграл непонятный мне румянец. — Итак, дорогая жена, так уж вышло, что я вынужден признаться вам в любовной связи на стороне. Сказать, что внутри у меня всё подпрыгнуло, вернулось на место и повторило свой манёвр — это не сказать ничего. Как рыба, я приоткрыла и закрыла рот, быстро хлопая ресницами. Не скажу, что мне стало обидно или, упаси боже, ревность взыграла в венах пламенем, нет. Я просто удивилась, что новость об измене оказалась наполнена такой деловитостью. Муж стыдливо опустил взгляд на пол, пошастал им по ковру, поднял на книжные полки и вернулся ко мне, сидящей на софе стиля рококо. Я неуютно поёрзала на месте, кутаясь в шерстяной плед и закрывая книгу. Разговор для нас обоих был непростым. С одной стороны, для меня это прекрасный путь к свободе. Могу преспокойно попросить развод и уехать обратно в Париж, навестить театральные подвалы, сделать там виноватый мемориал своему… И надо же, я только сейчас задумалась над тем, кто для меня мёртвый мужчина, танцующий со мной и обнимающий меня во снах. Он стоял возле камина с грустной улыбкой, пожимая плечами. Пропала та ирония, напускное желание создать разряжённую атмосферу. Эрику было не легче там, видя меня, без возможности обнять. Я наблюдала каждый раз, как руки сжимались в кулаки, когда в реальности мы встречались с галлюцинацией. Сердце билось в бешеном темпе, то и дело порываясь вылететь из груди и соприкоснуться с его. Призрачное давно уже успокоилось, замёрзнув в темноте подземного дома, пока моё колотилось, по ощущениям, где-то в глотке. Признаюсь хотя бы себе, что люблю его. Это, оказывается, так просто, что невозможно поверить. Люблю. Я смогла принять эту странную, сумасшедшую череду увеличивающихся чувств. Его любовь казалась теперь чем-то оживляющим, словно сулящим победу. Эрик счастливо улыбнулся, вопросительно вскидывая голову. Я улыбнулась, окончательно позволяя себе разрыдаться и затрястись. Каково любить монстра? Прекрасно. Рауль тем временем с нотками сожаления смотрел на спектакль моего больного сознания, терпеливо ожидая более внятной реакции. Я практически не видела его, любовно рассматривая улыбающегося мужчину, которому до жути захотелось кинуться на шею. Клянусь, я чуть не побежала к нему, с первобытным верещанием силясь сжать в объятиях. Призрак по привычке сжал ладони, стискивая зубы. Господи, неужто за двадцать лет я так нагрешила, что лишилась векового счастья? — Кристина?— позвал муж. — Развод! — встрепенулась я, соскакивая с места и подбегая к шокированному супругу. — Развод, Рауль, молю вас! Я так виновата перед тобой, мой дорогой друг! Спасибо, спасибо, что ты нашёл в себе силы, потому что моих просто не осталось. Когда я смогу отбыть в Париж? — Разве вам есть, куда идти? Вернее, к кому? — выгнув бровь, остудил виконт. — Конечно! — вспыхнула я, сжимая его руку и судорожно пытаясь выдумывать кого-то из родни, чтобы удачно свинтить без лишних подозрений. — Вот что, — проговорил Рауль, сжимая мои плечи. — Вам некуда идти, виконтесса. К тому же, у нас не принято всё время счастливо жить друг с другом, а потом вдруг разводиться. А как же отнесётся графиня? Старый граф? Вы понимаете, что это невозможно! Да и вы сами, дорогая, куда же вы денетесь? Я чётко знаю и помню, что у вас нет родственников ни в Париже, ни за его пределами. — Рауль?— не понимая, с жаром переспросила я. Муж направился в сторону выхода, кидая через плечо: — Развода не будет. Я шокировано заморгала, сотрясаясь от нервов. Мне колотило, как в ознобе. — Рауль, — тихо позвала я, заставив его обернуться. — Рауль, что вы делаете? Неужели вы не видите, что я душевно чахну?! — рыдая, выдыхала я, с трудом проглатывая громкие всхлипы. — Неужели вам не видно, что я схожу с ума?! Зачем вам эта яма, в которую я неизбежно падаю?! Пожалуйста, одумайтесь! — Не говори бред, Кристина, — впервые он обратился ко мне на «ты», зарываясь пальцами в волосы. — Я не брошу тебя. Живи здесь, занимайся своими делами, можешь даже ночевать с кем угодно! Ты поймёшь, что наш брак ещё можно сохранить, если хорошенько поразмыслишь. Ещё можно, но через какие-то несколько дней, часов и даже минут уже будет невозможно. Я готов сделать шаг к тебе, всегда был и буду. Всё зависит только от тебя. — Я хочу в Париж… — чуть ли не падая на колени от вымотанности, промямлила я. — Я повторю, — спокойно ответил он. — Развода не будет в любом случае. — Рауль! — вскричала я, кусая губы. — Не обрекай себя на ад. Я умираю и утащу тебя с собой! Ты знаешь, ты видишь, что я тону! Чего ещё ты хочешь?! — Чтобы ты наконец успокоилась, смирилась и прекратила орать! — повысил голос он, так что я бессильно упала на колени, пряча лицо в горячие, влажные ладони. Сердце кололо невероятно, пока истерика новыми волнами накрывала сознание. Только спустя пару минут, когда голова закружилась, я поняла, что стою в объятиях мужа, обречённо прижимаясь своей щекой к его плечу. Всё перед глазами плыло, но я видела любимый образ Эрика и то, как на острой скуле отблёскивает одна единственная слеза. Последние крупицы вразумительности будто сдуло ветром. Я начала брыкаться с такой силой, что виконт чуть не остался без носа. Он изо всех сил прижимал меня к себе, чтобы я не смогла вырваться. Призрак досадно выдохнул, пока я билась в конвульсиях в кольце рук мужа. — Отпусти! — хрипло выдавила я, впиваясь ноготочками в предплечья супруга, вытаскивающего меня из библиотеки. — Там Эрик! Отпусти меня! Эрик! Видимо, я настолько невнятно орала, что Рауль даже не разобрал имени, звучащего равносильно проклятию. — Чш-ш-ш-ш, — прошептал он, насильно вливая в меня какую-то бурду. Я проглотила только потому, что рефлекторно организм попытался сам себя спасти. Сама бы я предпочла захлебнуться прямо там. — Дорогая, успокойтесь, — мягкое движение, привлекающее меня к себе на колени. Голова такое ощущение, что пустая совершенно. Я ничего не понимаю. Перед глазами плывут очертания знакомой комнаты, однако я практически не соображаю где нахожусь. Я так больна, что вылечить это просто нереально. Я почти умерла, невозможно скучая по бархатным лацканам пиджака, по ванили, по горячему кофе со сливками. Я схожу с ума без Эрика, глотая рыдания собственного сердца, как горсть тошнотворного порошка. Мне плохо. Плохо настолько, что я постепенно понимаю, что больше не могу плакать, кричать и даже дышать. Только каким-то отголоском чувствую, как Рауль поглаживает по голове, прижимая к себе чуть ближе. Истерика всегда оставляет после себя такое ужасное послевкусие, что предпочтительнее становится смерть. — Всё в порядке, — шепчет супруг. — Спокойнее, дорогая, прошу вас. Спокойнее мне, конечно, не стало. Просто что-то внутри как будто притупилось. Я поняла, что начинаю засыпать. Последнее из ощущений было, как меня поднимают на руки и двигаются в сторону выхода из комнаты. Может, оно и к лучшему. Я больше всего на свете хочу к Эрику, мечтая прижаться щекой к собственному воображению. Он мерит торопливыми шагами свою гостиную, кидаясь ко мне почти сразу, когда я появилась на горизонте порога. Беспокойный взгляд, учащенное дыхание и неловкое перебирание несуществующих крошек между подушечек пальцев, как всегда скрытых бархатом перчаток, свидетельствуют о наличии насущного потока мыслей в чернявой голове. Эрик нервно сглотнул, окончательно останавливаясь возле меня. Я вымученно улыбнулась, подпрыгивая и обвивая руками шею. Призрак нежно привлекает к себе за лопатки, вынуждая меня как маленького непослушного ребёнка сомкнуть меж бёдер его талию. Сердце мужчины часто бьётся, но он не спешит начинать какой-то важный разговор. Я чувствую тихое сопение чуть ниже уха и холодный фарфоровый нос любимой личины. Музыкальные пальцы ласково зарываются в мои волосы, медленно их перебирая. Мне настолько приятно всё это ощущать, что колени невольно подкосились. Сколько мы так стояли я не могу сказать. В этой прострации вообще время очень эфемерная штука, как и сам хозяин катакомб. Я осторожно чмокнула его изгиб шеи, улыбаясь теперь уже счастливо. Фантом моей души мило усмехнулся, отнимая моё лицо от себя и неловко целуя в щёку. То, как моя любовь стушевалась, вызвало во мне новый порыв озорства. Эрик засмущался так, что его глаза слезливо блеснули от огня в камине. Я едва не рассмеялась, поднимаясь на носочки и действуя какому-то природному порыву. Мои губы коснулись его тонких и расцарапанных, с неизведанной смелостью умудряясь их ласкать. Всё во мне переворачивалось с ног на голову от удовольствия, пока где-то внизу живот скручивался узелком приятности. «Призрачные» уста были точно такие же, какими я их запомнила, даря посмертный поцелуй в плату за свободу. Будь проклят тот день, когда я не осталась с ним! — Кристина! — восторженно выдохнул он, когда я отстранилась, в заключение игриво прикусывая нижнюю, влажную губу мастер. — Ты не должна… — Я люблю тебя, — вот так просто прошептала я, перебив тираду «правильности». Он похлопал глазами, в неверии чуть облизавшись там, где недавно я нежно показывала подтверждение своих слов. Видимо, Эрик предпринимал попытки подумать, но в голову лезли совершенно другие предложения. — Знаю, уже поздно, уже всё что можно было натворить, я натворила! И тебя давно не спасти, даже если каждый день повторять это как мантру, но я люблю тебя, Эрик… — я вновь почувствовала приливающие слёзы, судорожно стараясь самостоятельно унять начинающуюся истерику. Тонкие пальцы перехватили мои запястья, разводя их в сторону. Мастер стянул с рук перчатки и сам утёр влагу возле моих глаз. Ладони Призрака теперь тёплые, такие мягкие и родные, что я окончательно завожу повторную шарманку, позволяя себе плакать. При нём я не обязана быть сильной или казаться какой-то притворной актриской, мило улыбаясь. С этим мужчиной невозможно играть в «воск», потому что он всё равно найдёт способ вытравить тебя настоящую наверх. И мне нравится эта каждодневная терапия боли, к которой я уже просто напросто привыкла. Я приспособилась к собственной тупости, из-за которой до сих пор свожу счеты со здоровьем сознания, к мнимой любви между собой и виконтом, к одиночеству души, к отсутствию понимания, к доле ненужности, но я всё ещё не могу унять спазмы сердца, безжалостно рвущие его за отсутствие Эрика. Просто не могу принять факт смерти любимого мужчины, друга, отца и наставника. Каждый раз я готова сожрать сама себя за то, что его больше нету. Его. Больше. Нету. — Господи, я так тебя люблю, Эрик! И я ненавижу себя, мой дорогой! — Кристина, — вкрадчивый, тихий голос мастера подчинил даже мои слёзы себе. Я на минуту перестала рыдать, чтобы услышать его. Мне так нравится неторопливое перетекание бархатного баритона, как карамель, льющееся и ласкающее слух. — Ты меня слышишь, милая? — я немного кивнула, жадно вбирая яркость глаз цвета виски. В них завораживающе играли отсветы огня, делая взгляд максимально живым. Я почти представила, что это реальность. — Хорошо. Не смей себя винить, пожалуйста. Я напугал тебя, поставил перед сложнейшим выбором. Ты спасла чужую жизнь, при этом чудом выжила сама. Это куда дороже, чем… — Ни одна жизнь не будет дороже той, которой нету! — прошипела я. — Ничего нету дороже твоей жизни! Ты, конечно, далеко не так меня воспитывал и внушал совершенно другое, но я с дикой гордостью тебе скажу, что мне абсолютно плевать на остальное. Если твоя смерть была неизбежна, то лучше бы мы все взорвались там в подземельях! — Я был безумен! — возмутился он. — А я есть безумна! Ты сам говорил, что воспитывал меня под стать себе, так что не удивляйся, моя любовь. Мастер замер от такого обращения, переваривая порывы нашей демагогии. Я всё равно останусь при своём мнении, тут споры будут бессмысленны. Эрик поднял мой подбородок выше указательным пальцем, чуть наклоняя своё лицо. — Повтори, — хрипло и тихо попросил он, с душевным вожделением заглядывая мне прямо в самое нутро. — Любовь моя, — улыбнувшись, прошептала я, вставая на носочки. — Я люблю тебя, Эрик. Я снова мягко раздвинула его губы своими, прижимаясь ближе. На языке перекат ванили, от которого становится даже смешно. Призрак удивился не меньше первого, всё ещё теряя голову от подобного проявления нежности. Я уже и не заметила, как поцелуй стал чуть настойчивее, а тёплые пальцы ласково сомкнулись на шее. Опустившись обратно, я вынудила мужчину нагнуться ниже, чтобы не разрывать сладкий момент. Обхватив подтянутый торс в кольцо рук, я не удержалась и улыбнулась прямо в уста Эрика, продолжая упиваться вкусом черноволосого демона. — А что, если это и есть наш проклятый рай? — шепнула я ему, потираясь носом о гладкий подбородок. — Тебя всё никак не оставляет в покое мысль о Ромео? — отшутился Эрик. — Я хочу к тебе. — Даже не смей! — остудил строго мужчина, с подозрением разглядывая моё лицо. — Я и так с тобой сейчас. — Но я хочу навсегда! — Нет! — Призрак, крепче сжал меня в объятиях, укладывая голову на макушку. Я слышала вибрации голоса в сильной груди. — Только посмей что-то сделать с собой и… — И что же? — с вызовом удивилась я. — Я больше не приду, — отрезал Эрик, перебирая мои волосы. — Правильно, я сама это сделаю. — Кристина, нет! Кристина! Тогда я проснулась уже у себя в кровати. Голова болела жутко. Кто же мог подумать, что после предупреждения я с отсутствующим выражением лица буду сидеть в ванной пару дней спустя, перебирая в руках орудие убийства. Улыбка играет на моих бескровных устах, некогда ласкающих в секундном порыве лепестки моей дикой любви. Остриё как по маслу скользнуло вдоль по руке, после пересекая поперёк. Я до немого вопля прикусила губу, чувствуя, как уголки глаз разъедают солёные слёзы. Безумная боль пронзает всё тело, но она не больнее душевной. Поздравляю, Эрик, ты сравнял наши помешательства, добил мою психику до своей. Теперь я кровно нуждаюсь в тебе, как ты тогда во мне, так что не смей меня не принять! Алые струйки уже начали окрашивать воду, пока я дрожащими пальцами провожу следующие линии на другой руке. Адская боль. Казалось, даже мозг саднит – то ли от недостатка ума, то ли от предчувствия скорейшего освобождения. Теперь я могу расслабиться, откинувшись на одну из сторон ванны. В висках с невероятной силой бьются пульсации. С минутами дышать становиться тяжелее. Хочется пить, а глаза закрываются. И без того ужасное состояние туманит голову, вызывая тошноту. Однако это – путь к свободе. Всего лишь отдача, чтобы приобрести куда больше! Я хочу в свой проклятый рай, даже если придётся гореть в огне! Терять мне более нечего.