Мои дьявольские звёзды

Влюбленные ищут покрова ночи, одинокие — света дня. Данута Бжоско-Мендрык.

       — Ты ненормальная! — свирепствовал Эрик, раздражённо расхаживая по гостиной. Я виновато потупила взгляд, не решаясь говорить. Мне даже деться некуда. — Как вообще можно было догадаться вскрыть вены?!        — Я хотела к тебе, — едва слышно пролепетала я, разминая с досады пальцы.        Призрак замер, но в следующий миг горестно пал передо мной на колени, поднимая обнажёнными ладонями лицо и укрывая его в колыбели пальцев. Взгляд у него был полубезумный, дикий, будто он – загнанный в клетку лесной зверёныш. Губы мастера едва подрагивают. Он весь встрёпан, так что представить, как ласковые подушечки силятся вырвать чернявые локоны, труда не составляет. Мне вдруг стало стыдно за себя до глубины души.        — Тебе ещё столько жить, — разочарованно выдохнул мастер, поглаживая большими пальцами моё лицо. — У тебя в жизни ещё столько путей, моя маленькая девочка!        — Мне одна дорога, да и та ведёт к тебе, — я обхватила бледную шею мастера, сильно сжимая её в кольце ладоней с отчаяния. — У меня никого не осталось, любовь моя. Я не могу петь, потому что мне не для кого! Большинство песен, которые я знаю, нуждаются во втором голосе. Я более не танцую, гулять здесь невозможно! Я не хочу сходить с ума дальше! Я хочу остаться с тобой навсегда!        — Я — твоё прошлое.        — Ты — моё самое настоящее.        — Кристина!        — Эрик, — я повторила его укоризненный тон, отчего мастер прикрыл глаза, опускаясь на пол и наваливаясь спиной на диван. Я любовно зарылась руками в шёлк черных кудрей, в конце-концов, сползая следом вниз к Эрику и устраиваясь на его разведённых бёдрах. В янтарных глазах куча соли, невысказанных обвинений и недосказанных слов любви. Он покачал головой, утыкаясь лбом в моё плечо.        — Мы больше не можем встречаться, — шепнул он, едва сдерживая слёзы. — Я убиваю тебя.        — Не говори чепухи! Я сама решаю, что делать, кого любить, а кого ненавидеть, так что жить мне или умереть – тоже решаю я.        — Ты хоть представляешь, чтобы со мною стало, моя девочка?        — Прости меня, — выдохнула я, прикасаясь своим носом к его и заправляя смольные пряди за уши. — Я так хочу быть с тобой больше, чем в этой прострации. Я хочу тебя куда глубже и сильнее, чем здесь возможно.        — Здесь тоже возможно не меньше, — тихо-тихо проговорил Эрик, ластясь кончиком холодного носа о мой.        — Покажи, — попросила я, чувствуя, как широкие ладони умещаются чуть ниже поясницы.       Быстрое движение прикасающихся губ к моим. Настойчивый, полудикий поцелуй, выбивающий их груди удивлённый выдох. Мне нравится, когда он сильный, когда может взять ситуацию в свои руки. Голову сносит от лихорадочно блуждающих уст на шее. Ловкие пальцы срывают с треском пуговицы с ворота сорочки, открывая остроту ключиц. Дышать становится всё тяжелее. Я улыбнулась почти пьяно, быстро расстёгивая свободную рубаху, стягивая с шеи платок и приспуская плечи пиджака. Худощавая бледная грудь, по которой собственнически скользят мои пальцы завораживает. Такое ощущение, что его уникальное тело слепили из алебастра, так же любовно очерчивая каждый мускул, вырисовывая космические сплетения вен и царапин. Я никогда не видела обнаженного по пояс мастера, однако, мне казалось, будто всё будет выглядеть именно так. Его музыкальные перста скользят по талии, окончательно скидывая с меня верх пеньюара и наслаждаясь покатостью плеч. Я чётко помнила, как Эрик сходил с ума, когда я открывала шею хотя бы на уровень ярёмной впадинки, что уж там говорить про ключицы и углублённый вырез груди. Такое я, правда, носила далеко не каждый день, а только лишь на выступление в том или ином образе, но восторженный взгляд говорил мне куда больше.        Прикусив губу, я чуть грубовато оттянула черную гриву назад, самостоятельно впиваясь в тонкость шершавых губ. И плевать мне было: замужем я там ещё или уже свободна на все четыре стороны. Мне нравится собственная иллюзия, я получаю просто бескрайнее удовольствие, чуть царапая ногтями любимую спину и сминая влажные, горячие лепестки мужских губ. Призрак чуть сгибает колени, притягивает меня ещё ближе, разрешая укрощать себя ласками. Заигравшись, тяну шёлковые ленты маски. Его руки стремятся перехватить мои запястья, но я шлёпнула по ним, вынуждая мастера на нетерпеливый рык недовольства. Его лицо уже не такое страшное, каким я то запомнила. Эрик опускает голову, однако я тут же поднимаю её снова к себе, нежно-нежно целуя лоб, усеянный маленькими шрамиками.        — Маленькая демоница! Так нельзя.        — Как же ты достал меня, — прошептала я, очерчивая пальцами впалые скулы. — Сколько можно уже? Мне так надоедают твои нотации, любовь моя. Я сижу на самом основании твоих бёдер с порванной на груди сорочкой, а ты даже в таком положении умудряешься понурить. Хренов мастер.        — Ну что за лекси…        — Чш-ш-ш, — перебила я, поднося палец к устам Призрака, чтобы тот замолк. — Мне всё равно, хорошо? Ещё одно слово, дорогой, я пойду на принцип и откинусь к двадцати двум годам.        Глаза, сотканные из нитей самого ада, округлились, отчего я рассмеялась, вновь с укусом целуя мои самые любимые, самые сладкие и нежные губы на свете. А чего он хотел? Ему, значит, можно устраивать бунты и показывать свой характер, в то время пока я должна, как тряпичная кукла, мотать головой в ответ? Ну уж нет, моя дьявольская любовь, таких как я не спасти, их бесполезно учить и пичкать таблетками от своей истинной сути. Раз уж мой внутренний демон так отчаянно хочет к тебе, то милая, покладистая Кристина его пропустит вперёд.        Я млею с его ароматных, густых волос, которые я чуть болезненно скомкала на затылке, продолжая экзекуцию своими чувствами. Хотя, вероятнее всего, любовь к Эрику больше похожа на состояние души, чем на простые позывы к бесконечным ласкам. Юношеское бунтарство в каких-то моментах объединяло нас обоих. Плевать я хотела на то, что ему там уже за тридцать и, возможно, даже за сорок. Мой центр удовольствия не имеет ни возраста, ни горестного гротеска, ничего подобного. Для меня он всё равно красив, как душой так и телом, умён, образован, талантлив, гениален, учтив, ласков, нежен, сладок и обаятельно харизматичен. Жадные губы вновь сплетаются между собой, пока руки продолжают вбирать каждый изгиб, каждую впадинку матовой кожи. Наконец-то, я победно выбиваю из него слабый стон, танцуя внутри себя радостные пляски.        — Я люблю тебя, — еле дыша, шепчет мужчина, в привычном жесте поглаживая моё лицо.        — Я тебя обожаю, мой милый, — мурлыкнула я, утыкаясь носом в бархатную шею мастера. — Не смей убивать себя во мне, слышишь?        — У нас был договор, — настойчиво напомнил он.        — Ну вот иди вместе с ним к чёрту, отдай назад и возвращайся!        — Хватит держаться за то, чего не существует. Когда-нибудь тебе придётся вставать с колен и идти дальше без меня. Жить так, как ты хочешь, моя нежность.        — Как можно жить без тебя? — расстроенно шептала я.        — Как ты хочешь, — улыбнулся он так, что в уголках глаз собрались маленькие сплетения паутинок от морщин. В усталом взгляде плещется озорство, какое и у двадцатилетних не встретишь. — В твоей книге жизни я – всего лишь одна глава, которую ты без конца перечитываешь. Но ведь книга на этом на заканчивается, правда? Что, если в конце тебя ждёт счастливая любовь и прекрасный финал?        — Хочу финал с тобой, — по-детски насупилась я, проводя ладонями от выпирающих ключиц к диафрагме.        — Мы обязательно встретимся, любовь моя, — рассмеялся Призрак. — Но это будет после. Тебе пора пробуждаться, милая. Ты и так почти сутки провела без сознания из-за потери крови.        — Я люблю тебя, Эрик, — я успела его чмокнуть в подбородок до того, как оказалась вышвырнута в злосчастную реальность.       Глаза еле разлепляются. Во рту привкус крови, голова болит и ещё куча непонятной чуши мечется вместо мыслей в голове. А ещё жутко хочется выпить воды и снова заснуть.        — Ты ненормальная?! — да они сговорились все?! Образ, в котором я с трудом различила виконта, чуть не ослепнув от внезапного света, покачал головой, расположившись на стуле возле кровати. — Боже, Кристина, о чем ты только думала?!        — Не из-за твоей измены, милый муж, не утруждайся раздувать вены на лбу, — прохрипела я, еле поднимая корпус в сидячее положение. Голова закружилась так, что пришлось откинуться на мягкую спинку кровати. — Пить хочу.        Рауль поджал губы, протягивая мне стакан, который я осушила со скоростью измученного многодневной жаждой человека. Супруг явно недоволен моим поступком, однако меня это абсолютно не интересовало.        — Я никак не думал, что ты решишься на такой грех, — выдохнул де Шаньи, перекидывая ногу на ногу. — Что с тобой твориться, дорогая? Это ты так стремишься подтвердить факт своего безумства? Что скрывать, у тебя получилось! Каждый месяц мы теперь будем разговаривать с доктором, проходить какую-то реабилитацию – и все благодаря твоим выходкам. Каждый месяц,– мрачно повторил он.        — Идите вы, дорогой супруг, к чёрту на рога вместе со своим доктором! — огрызнулась я, заворачиваясь в одеяло. Запястья, перебинтованные крепкими узлами, ужасно ныли. — Я никуда не поеду.        — Я не брошу тебя.        — Тогда утопи, как котёнка. Что непонятного было в моих словах о том, что я утащу тебя в свою яму?        — Ты — мучение, Кристина, — муж потёр виски, качая в назидание головой.        — Ну так дал бы мне умереть и жил бы со своей новой пассией, как в самых смелых мечтах! — я еле нашла в себе силы улыбнуться, но ойкнула от боли в треснувшей губы. — Ты же понимаешь, что я не пойду ни к какому врачу, пошлю тебя всюду, куда только можно и вытворю то, что захочу? Ты не дал мне свободы ни по-хорошему, ни по-плохому, так что готовься отхлебнуть сполна, милый муж. А теперь я хочу вина, хорошо?        — Ещё пить начни, — пробубнил он.        — Se lo chiedi, — я повторила фразу Эрика, когда того кто-то дёргал подобным образом. Издёвка, которую поймет не каждый.        — С ума сойти можно, — выдохнул Рауль, поглаживая подбородок.        — Сойди, — я просто пожала плечами, предпринимая попытку оторваться от спинки кровати. Она оказалась более удачной, так что я подрагивающими пальцами смогла поправить подушку по-удобнее, вновь наваливаясь назад.        — Кристина! — прошипел виконт. — Не ведите себя, как пятилетний непослушный ребёнок! Почему вы не можете быть нормальной?! Зачем вам нужна эта драма со своей кончиной, мои измены и трёп собственных нервов?!        — Мы снова на официоз перешли, — усмехнулась я, воспалёнными глазами рассматривая напряжённого, злого мужа. — Что же, в таком случае, дорогой супруг, знайте, что отныне всё то, что я сделаю с собой без явных смертоносных последствий останется на вашей совести. Никто не просил вас тащить меня из воды! Каково бы вам всем сейчас было легко!        — Что вы такое говорите? — он устало покачал головой, делая светлые брови домиком. — Я никогда не предъявлял, что вы являетесь для меня каким-то грузом. Мы с детства были вместе, пили молоко на чердаке и я до сих пор помню, как сам кутал вас в шерстяной плед, чтобы вы не дай бог не простудились. Ни разу в жизни я не вымолвил слов о тяжбе общения и душевного родства с вами! Мне обидно, милая, что вы вот так думаете обо мне, ставите на постамент какой-то ментальной тирании и упрёка!        — Я не люблю вас, — прошептала я с серьёзным лицом, потирая больные руки. — Как жена должна любить мужа, я вас не люблю. Мы друзья, дорогой, брат и сестра, кузен и кузина, просто хорошие знакомые, но не любовники и не влюблённые. Вас самого-то я хотя бы капельку интересую как женщина? Любимая жена? Интересую больше банального чувства привязанности и уютных отношений прошлого?        — Иначе я бы не сделал вам предложение, — сипло выдохнул печальный Рауль, сжимая свои ладони. Он несколько помолчал, откидываясь на стуле. — Возможно, вам просто напросто уже не нужна эта… исповедь, — тихо начал он. — Я честно не знаю. Вдруг вам, что, конечно, вряд ли, будет полезно мною сказанное признание, однако я не смею им с вами не поделиться. Я был в вас влюблён лет с десяти, Кристина. Уже потом, когда нам пришлось расстаться, я сохранил вашу заколку, которую вы по невнимательности оставили в день нашей последней встречи. Наверняка, вы уже забыли это чудесное, маленькое украшение с цветочком на конце. Там был недорогой камень, но вам и не требовались драгоценные подарки. Мне даже в те сопливые года нравилось в вас то, что вы ценили нечто большее материального, но совсем не обесценивали его. Вы радовались как имбирному печенью, так и небольшой книжечке с северными сказками, какую я подарил вам на память.        — Она рукописная, — шепнула я. — Я помню.       — Так вот я взял заколочку с собой на флот и там случайно утопил. Как я карал свои кудрявые руки, — супруг усмехнулся, прикусывая губу. — Я всё время помнил о маленьком русоволосом бесёнке, жившем недалеко от холодного моря. И вот в тот день, когда я наткнулся на два голубых огонька в Париже, в Гранд Опера, то не поверил своим глазам! Без сомненья я вас узнал, дорогая. Ваша миловидность не изменила вам даже спустя годы. Так вот к чему я, — он поднял на меня взгляд, настолько влажный, что я уже представила, как по бледной щеке виконта скатится скупая слеза. — Если бы я знал тогда, что вы уже своей неопытной душой принадлежите другому, то даже не стал бы мешать. Увы и ах, милая жена, мне дико и искренне жаль, что ваша любовь отныне не находит отклика. Мне думается, будто наши чувства, смятения, переживания похожи, однако таких мучений, какие терзают меня, я бы не пожелал никому. Я не кусок отполированного мрамора, так что если я что-то не показываю, то это не значит, что у меня этого нету. Всё, что я могу сказать — сожалею. Был бы он жив, я бы отпустил тебя, а так кинуть одну в таком состоянии на произвол судьбы я не могу.        — Что если он жив? — не выдержала я, заглядывая в глаза мужу. — Что если ты держишь меня…        — Ты сама-то в это веришь? — Рауль чуть вздёрнул верхнюю губу, перебив меня на полуслове. Я замолчала, сглатывая пересохшим горлом. — Вот именно, — шикнул супруг, поднимаясь со своего места и уходя вон из комнаты.       Я выдохнула, опуская горячий лоб в купол холодных пальцев. В чём-то он был прав, причём безусловно. Хотел помочь, сделать как лучше, а оно вышло как всегда. С одной стороны мне обидно за собственного друга детства. Не думаю, что слова про мою свободу при жизни Эрика являлись блефом, чтобы опериться в моих глазах. Рауль никогда не играл для меня в напускное благородство или показательное самоуничтожение. Он просто высказал свои мысли, за что я с другой стороны оставалась благодарна. Муж понимает отчасти соль моих дум, значит не станет больше досаждать. Эрик покачал головой, отрывая пятую точку от подоконника и подходя ближе ко мне. Ему не потребовалось слов, чтобы понять моё состояние. Какой-то театр, а не жизнь, ей-Богу!        — Пойди поговори с ним, — прошептал мужчина.        — Не могу, — просипела я, подтягивая колени к груди и теребя натянувшееся на них одеяло. — Я не могу. Как же я устала от всего этого, любовь моя.        — Я — здравая часть тебя, как бы это иронично не звучало, — усмехнулся мастер. — Доверься мне. Просто поговори с ним сейчас и разрушь всё окончательно, либо же спаси навсегда.        — Бесишь меня.        Призрак игриво улыбнулся и хотела было дотянуться до моего лица, чтобы погладить по щеке, но вовремя опомнился, сжимая кисть в кулах. Пальцы медленно скользнули к пястью, а усталые глаза потопили в себе приступ сожаления. Клянусь, я чуть не разревелась. Я и так целыми днями только и делаю что плачу, сходя с ума, и схожу с ума, плача. Подушка скоро будет похожа на какой-то шёлковый солончак. На сердце скреблись такие дьяволы, какие, наверное, не таяться даже в душах висельников, провинившихся перед законом. Однако Эрик всё ещё стоял напротив кровати, упрямо изучая меня своим тоскливым взглядом. Он поджал губы, покачал головой в который раз и ушёл. Я немного посидела в коконе своих переживаний, рассматривая вскрытые руки. Теперь навсегда останутся некрасивые полоски блеклых шрамов. У Эрика такими исполосованы были тыльные стороны ладоней. Даже не представляю, что ему пришлось пережить, начиная с самого детства и до… кончины. Я нервно сглотнула. Конечно, одна я чего только стою!        В итоге я решила послушаться ментального товарища и сползла с кровати, еле-еле удерживаясь на ногах. Всё перед глазами поплыло, так что пришлось опуститься на стул, где недавно сидел муж. Проделав над собой немалое усилие, я вновь поднялась, чуть покачиваясь из стороны в сторону. Опираясь на стену, я смогла дойти до дверного косяка, отпирая проход. В коридоре дома всё так же холодно. Снизу доносится звон посуды, которую, видимо, расставляют к обеду. Преодолев лестницу, уже начинаю чувствовать себя героиней. На первом этаже практически никого нету. В столовой ожидаемо пусто, кроме двух слуг там никто не находится. Закатив глаза, я побрела в библиотеку, надеясь хотя бы там отыскать супруга. Он действительно сидел в кресле у камина, опустошая стакан виски. Я не видела его лица, так как виконт сидел ко мне спиной, но чувствовала всю гущу смятений присутствующего одинокого хозяина поместья. Дрова приятно трещали, что в моём состоянии оказалось весьма удивительно. Я чуть скользнула взглядом по комнате, натыкаясь на тайник бара в большом деревянном глобусе. Верх открыт, так что я видела горлышки некоторых напитков. Выпить мне захотелось жутко. Ни разу так не делала, но появилось желание наглотаться до чёртиков.        — Рауль, — тихо шепнула я, начиная движение в сторону мужа. — Рауль, вы слышите?        — Кристина? — он нахмурил брови, но быстро среагировал и подставил ближе ко мне стул, чтобы я окончательно не оказалась в объятиях холодного каменного пола. — Обед бы вам принесли в постель, — бесцветно начал супруг. — Вам незачем было тревожиться. Анна в соседней комнате, так что если вам что-то срочно понадобилось бы, то достаточно было хотя бы мяукнуть об этом.        — Можно вина? — неловко попросила я, прикусывая губы под его оценивающим взглядом. Мужчина пожал плечами, поднялся со своего места, наполнил для меня половину бокала и протянул с ровным выражением лица. — Спасибо. Что будет дальше? — наконец-то спросила я, после минутного душного молчания.        — Будет так, как решит монолог твоей души, — выдохнул безучастно муж.        — Это издёвка? — чуть ли не окрысилась я.        — Эгоистка, — шепнул он. — Это просто констатация того, что я учту твои пожелания. Почему нужно сразу воспринимать всё столь близко к сердцу и обязательно на свой счет?        — Прекрати, — попросила я, поджимая к себе колени. — Я хочу с тобой поговорить серьёзно, как со взрослым человеком.        — Надоело играть в куколки?        — Рауль! — возмутилась я. — Разве тебе не интересно сохранить хотя бы крупицу хороших отношений между нами, раз уж я так любезно отослана с просьбой о разводе?        — Уходи, Кристина, — тяжело выдохнул он. — Оставь меня, пока я не наговорил лишнего, а ты снова не начала разводить слякоть хлеще уличной.        — Не прячься в свой панцирь, — попросила я, сглатывая пересохшим горлом и жмурясь от боли. — Я сижу перед тобой со всей готовностью пойти на мировую, со всей обнажённой душой!        — Уйди.        — Нет, ты меня совсем не слушал!        — Кристина! — рыкнул он сквозь зубы, с хлопком ставя стакан на столик и срываясь с места. — Хочешь знать, чего я хочу?! Чтобы это чудовище из подвалов оказалось живо, и ты прекратила себя убивать! Хочу встряхнуть его и спросить, какого пса он не удавил меня прямо там! Потому что я люблю тебя не меньше! — виконт сцапал меня за шею. Я видела как от напряжения на его лбу бьётся венка, мелко дрожит челюсть, а глаза наполняются слезами. Я машинально дёрнулась назад, однако Рауля это не остановило. — И засыпать я хочу с тобой… — отчаянно выдохнул он. Передёрнув плечами, муж отпустил меня, подрываясь к двери. — Я же сказал тебе уйти! Почему, почему ты такая непонятливая?! — рыкнул он напоследок.        Дверь библиотеки хлопнула. Проглотив испуг, я прикусила губу, решая, что легко отделалась и грех жаловаться. Руки тряслись, так что пришлось выпить ещё бокал вина, перед этим допив стакан супруга. Стресс давал о себе знать. Я почти не словила опьянения, успевая только морщиться от непривычно крепкого вкуса. Не скажу, что после этого разговора стало легче, однако на мужа я теперь взглянула немного по-другому. Жаль, что он оказался между двумя сумасшедшими, которые по итогу и сами остались несчастливы, и других за собой утянули. Достаточно было поджечь Эрика, чтобы я вспыхнула следом, а за мной Рауль. Мадам Жири из-за пожара осталась без работы. Возлюбленный Мэг погиб, помогая пострадавшим выбираться из удушливого зала. Сколько ещё невинных людей стало неосознанными жертвами – даже представить сложно. Как не брыкайся, душой и мыслями я оставалась с Призраком, три года назад скалящим на меня зубы. Немыслимым образом Эрик чувствовал меня, безошибочно находил в театре, угадывал, о чём я думаю.        — Эрик? — позвала я, надеясь встретиться с мастером. Тишина меня несколько смутила – обычно, как только я призывала образ, то тот сразу появлялся. — Эрик?..        Внутри под ложечкой засосало. Эрика не было.