Улыбнись мне, товарищ. Я забыл, как ты улыбался, извини. Я теперь намного старше тебя, у меня масса дел, я оброс хлопотами, как корабль ракушками. По ночам я все чаще и чаще слышу всхлипы собственного сердца: оно уморилось. Устало болеть.
Борис Львович Васильев «Завтра была война»
Я отпила вина, театрально причмокивая губами и делая последнюю пометку на листе, выводя убористым почерком пошлые, неформальные рифмы стихотворения собственного пера:Жизнь, дарованную мне, Возношу я на одре. Грешник адового Рая, В тёплой ванне утопая, Подписал себе конец. Темя возвенчал тернец.
Устало улыбнувшись, опустошаю остатки напитка полностью и закидываю ноги на свой столик. У меня всегда были худые, узкие щиколотки, да и в целом стопа куда уже среднестатистической балерины. Пуанты «под штамп» были великоваты, так что балетмейстеру приходилось каждый раз делать пометку на особый размер ножки своей подопечной. Представляю, как они радовались, когда меня наконец-то забрали петь. Голосу ведь не нужно ничего, кроме приятной акустики и правильной техники, чтобы не сорвать его окончательно. Тратиться тут практически не приходилось, в отличии от случая с танцевальной обувью. Однако на моих пальцах до сих пор можно заметить где-то выкрученные кости, повреждённые и не подлежащие восстановленю ногти, маленький шрамик на выпирающей косточке на уровне щиколотки (напоминание о том, как я неудачно подвернула ногу). Кто знает, что бы со мной стало, если бы не Эрик, всеми сухожилиями схватившийся за мой голос и доработавший его до колоратурного сопрано. С танцевальными тренировками я почти задыхалась каждую вокальную репетицию. Видимо, Призрак настолько устал от неправильной работы моего организма во время пения, что соизволил вывалиться на свет. Я улыбнулась, припоминая аккуратный черный костюм, накрахмаленную рубаху, блеск маски, уложенных волос и начищенной обуви. А этот надменный взгляд исподлобья, с ноткой циники и самодовольства… Роясь в архивах памяти, я довольно замычала, едва не рассмеявшись. Не скрою, что неизвестный господин в тёмном меня завораживал. Не знаю, о чём думал фантом, однако петь стало ещё больше невозможно, когда на тебя смотрел дичащийся учитель вокала. Ей-Богу, мне было всего лет четырнадцать! Уже немного погодя мне позволено было спускаться в подвалы. Правда сейчас я понимаю, насколько у меня отсутствовал инстинкт самосохранения. Надо же было догадаться спуститься в мрачные катакомбы с незнакомцем! Благо только то, что Эрик хоть и спал в гробу, но оказался относительно вменяемым. Только деловые занятия, никаких вольностей. Меня, конечно, приглашали вниз, чтобы заниматься под нормальный аккомпанемент, с хорошей акустикой, постоянным присутствием наставника, однако в свои годы лично я шла туда за кофе со сливками. Призрак терпеть не мог цикорий, в то время как я слаще него ничего не пробовала. Так что Эрик пил кофе и только кофе, периодический угощая им меня. Я помню, как садилась на стул сбоку стола, неловко принимала из длинных пальцев чашку с напитком. После плодотворной репетиции передо мной даже расчехлялась шоколадка с настоящим миндалём. Первое время было даже как-то стыдно, а потом мужчина просто начал чуть теплее разговаривать, пока мы сидели за столом. Янтари приятно блестели, а вкрадчивый голос шептал интересные истории. Тогда я узнала, что учитель не всегда безвылазно сидел в Гранд Опера. Он посмотрел почти весь мир: был в Персии, какое-то время жил в Италии и даже оставался в России. Я сама не была нигде, кроме северной Родины и окраин Парижа, так что меня настолько хватали за душу приключенческие рассказы мастера, что я едва не пищала от восторга. Мужчина умудрялся восполнять какие-то вещи, не доданные мне жизнью в детстве. Однако я не помню, в какой момент у меня выросла грудь, и не выросли мозги. С чего ко мне начали относится как к женщине, к интересующей особе, я тоже не особо понимаю. В шестнадцать, ближе к семнадцати годам, возможно, оно и началось — расцвет меня как нежной, утончённой и оформившейся барышни. Многие в этом возрасте уже ни одного ребёнка имеют, а я всё жила ради кофе со сливками и болтаний с Мэг Жири по театру. О чём мы только с ней не разговаривали! Однако о таинственном покровителе она не знала. Спасибо, что мне хотя бы на это хватило разума. Будь я сейчас в том возрасте, то сохранила бы своего Эрика только для себя. Он был бы только мой, для меня и со мной. — Я и сейчас только твой. — мурлыкнул он, заставив меня обернуться на звук. Картина маслом: мужчина стоит, оперевшись плечом на стойку кровати, к которой крепится балдахин, вертя в пальцах бокал. Свободная рубашка расстёгнута до середины груди, поджарые бёдра скрещены в надменной позиции. Я игриво вскинула бровь, рассматривая самодовольное и по истине кошачье существо. — Два грёбаных месяца, Эрик. — прошептала я, наблюдая, как хищник медленно приближается, улыбаясь уголками губ. Упрямец выдвинул своё требование, встречаться не чаще, чем раз в два месяца и два раза в стуки этого дня. Пришлось покорно склонить голову в соглашении, иначе бы вообще не пришёл. — Я соскучилась. Мастер бархатно усмехается, облокачиваясь бёдрами на карай стола, куда я закинула щиколотки. Он подносит бокал к устам, отпивая вина, и я вижу, как маленька капелька срывается с края, скатываясь по уголку к подбородку. Наглец лениво стёр её пальцем, перетирая между подушечек. Интересно, это нормально ревновать того, кого даже по-настоящему нет к этой чертовой капле вина? Могла бы, собрала бы её своими губами. Призрак чуть прикусывает нижнюю. — Это вызов? — переспрашиваю я, видя по его взгляду, как под маской взлетела правая бровь. Мой худосочный друг, как кот, загадочно косится на мой собственный опустошённый бокал. — Как посмотреть. — отвечает спустя время мастер, чертя пальцем контур моих обнажённых ступней до голени. — Я тоже скучал по тебе, моя чертовка. — Надо же, ты сегодня в прекрасном настроении. — В твоей голове я подшофе, — улыбнулся Призрак, зарываясь пальцами в копну мягких чернявых кудрей. — Очень опасное представление, милая. — Приму во внимание, — улыбнулась я, откидывая волосы назад. — Что на этот раз? — Сюрприз. Но тебе понравится. — самодовольно, чуть хрипловато уклонился мужчина. — А если нет? — продолжала играть я. — Ты только и думаешь о том, чтобы вытворить какую-нибудь непотребность, — мурлыкнул Эрик. — Понравится, не сомневаюсь. Вспыхнув, я еле задушила дурацкую улыбочку, прикусывая губу. Мастер же белозубо улыбнулся. Проглядывающийся торс, плавность движений, звериная грация просто сводили с ума. Выпивши, моя любовь выглядит куда свободнее. Мне это нравится. Стук в дверь вынудил нас прерваться. Фантом иронично пожал плечами, рассмеялся моему облому и ушёл восвояси. Ну ничего, дорогой, у нас ещё целая ночь впереди. Я отыграюсь, не переживай. — Да? — Кристина, — виконт заглянул внутрь, но двери раскрывать не стал. Я видела только его голову и плечи. — Пойдёмте. Я кивнула, вытягивая вперёд растопыренную ладонь в знак просьбы подождать пять минуточек. Муж удалился назад, оставляя меня на себя. Я подошла к зеркалу, рассматривая симпатичную девушку по ту сторону. Порошок я, к сожалению, всё так же пью по нескольку месяцев, полагаясь не только на вино. Врата в мой личный рай имеют совой особенный ключик, какой, увы, я подбираю, жертвуя собой практически всецелостно. Цвет лица стал у меня чуть ярче из-за смущения. Подкрашиваться я не стала, просто расчесала волосы по всей длине, собрала передние пряди на затылке и перевязала там лентой. Хорошо, что они от природы кудрявые и достаточно расчёски, чтобы получить подобие неплохой причёски. Натянув чулки, я надела домашние прелестные тапочки, спускаясь к ужину. Виконт ждал меня внизу, чтобы вместе сесть за стол. Рауль деловито промокнул чистый рот салфеткой, отрезая кусок от своего блюда. Скованность я чувствовала всей своей шкуркой. Муж грациозно опечален. Ему идёт этот мокрый проблеск в глазах, невозмутимое на первый взгляд лицо, взор из-под нахмуренных бровей и томная усталость в каждом своём действии. Вероятно, не видящий нас доселе человек решил бы, что мы прекрасно подходим друг другу. Молодой дружок с суицидальным видом и его подружка с почти свежими шрамами на запястьях. Утомлённый вечером супруг тихо, но тяжело выдохнул, отпивая из бокала. Я медленно пережёвывала почти безвкусные кусочки ароматного гуляша. С недавних пор рецепторы практически не ощущали ничего, кроме алкоголя, приторных сладостей и чего-то очень острого. — Хочу вам сказать, — осторожно начал де Шаньи, рассматривая меня ленивым взглядом. В свете неярких свечей его скулы показывали невиданную раньше худобу. Виконт не блистал своим обыденным свежим, упитанным состоянием кожи. Перестав откровенно пялиться на аристократа, я судорожно отхлебнула из своего бокала, надеясь наткнуться на воду, но по итогу получила вино. Что же, вполне себе неплохая замена, мне даже понравилась. — Скоро должна приехать Диана, моя младшая сестра. — Я помню вашу женскую копию, виконт. — Прекрасно, — совершенно без воодушевления шепнул муж. — Значит от части разъяснений я уже избавлен. У меня лишь пара тройка просьб к вам. Раз уж вы, Кристина, всё ещё моя жена и официально, и морально, то я вынужден предъявить разумеющиеся аспекты. Я недовольно выгнула бровь, поджимая губы. Муж понятливо кивнул, выбирая другой подход. Ещё с минуту подумав, он прочистил горло. — Прошу тебя, Кристина, вести себя нормально. — В плане? — удивилась я. — Не разворовывать мой винный запас так явно, к совместным сборам в столовой одеваться так, как подобает виконтессе, не курить в шесть утра перед домом и разговаривать обычным милым тоном, каким принято обращаться к мужу нашего сословия. — Если вы просите меня обращаться к вам так, как принято в нашем сословии с вами, то будьте готовы услышать бранные речи и посылы через чащу леса. Вы же катитесь ко мне, а я — своевольная простолюдинка. Хамловата, глуповата и бездарна, как дырявый сапог прокуренного моряка с отсохшей печенью. — Кристина, хватит паясничать! — рыкнул де Шаньи, потирая виски и чеканя каждое слово. — Я умоляю тебя, сделать так, как нужно. Это просто нужно! — А я просто не хочу! К чему тебе этот дешевый спектакль? Чего по нашим лицам ещё не видно? Неужели не ясно, что я — замученная сумасшедшая, а ты — страдающий от этого влюблённый? — Нет, не ясно, Кристина, — хрипловато выдохнул муж, баюкая в колыбели ладоней лоб. Он невероятно устал, замучено опрокидывая содержимое бокала в себя. — Не ясно, как это воспримет моя семья, не ясно, что расскажет матери Диана. И, в конце концов, не ясно, почему тебе до этих собачьих пор не ясно, что нужно просто на время притвориться перед одной не очень внимательной зрительницей счастливой, чёрт побери, женой?! Ты же выступала на сцене, твой возлюбленный труп тебя должен был хоть чему-то научить… — Не называй его так! — я зло бросила вилку на тарелку. — Он не меня продвигал, и не я ему обязан. — прошипел Рауль, отодвинул стул со противным скрипом и удалился из столовой, оставив меня наедине с гуляшом. Я прикусила губу, чтобы не разреветься прямо там. Выдохнув, опустошаю вино до последней капли, закусывая кусочком сыра и запуская пальцы в волосы. Ужин, как всегда, удался на славу. Даже не представляю, что тут будет при младшей барышне из семейства старого графа. Мысленно плюнув мужу в лицо, я направилась в библиотеку. Выудив из глобуса две бутылки красного, я хмыкнула, умело вытаскивая штопором пробку, резко выдыхая и прикладываясь прямо к горлышку. Несколько капель попало на платье, но мне плевать. Утерев их, захватываю со столика сигарку с фруктовым привкусом, возвращаясь к себе в комнату. Курю только в исключительных случаях с недавних пор. Однако Рауль меня, откровенно говоря, вывел, поэтому, чтобы не разгромить от импульсивности половину поместья, я распахнула окно. В комнату ворвался морозный воздух. Слёзы привычно побежали по горячим щекам, опаляя их едкостью соли. Делаю затяжку, перекатывая на языке лёгкие нотки апельсина и шоколада, с переливом в мускатный орех. Я чувствую только лишь лёгкие оттенки самого вкуса, практически тенью расплывающиеся во рту, хотя по идее всё должно быть насыщенно. Боюсь одного: как бы не пришлось вводить повышенную дозу лекарства через вену. Вряд ли, конечно, врач допустит такого. Правда чтобы я была спокойнее и меньше травмировала психику окружения, Рауль выпросил новые дозы с повышенным содержанием коки. Понятное дело, что не бесплатно, но с другой стороны он сделал это ради своего же блага, дабы отвязываться от меня на некоторое время. Прекратив момент апатии, лениво тушу сигару, запивая новой порцией вина. Впереди у меня замечательная, многообещающая ночь, портить которую мне ни за что не хотелось. Эрик, вероятно, уже меня ждёт. Хотя какая разница! Всё равно как я наколдую, так и будет. Моя голова, мои мысли и чувства, значит фантом тоже полностью в моей власти. Выбравшись из платья, я прямо в панталончиках и мягком корсете под нательной рубашкой залезла под одеяло, прикрывая глаза. Надо же было мужу всё так искусно испортить! День начинался прекрасно, но его непомерное самомнение и мнение о своей драгоценной семье доканают любого, только вырвавшись наружу! Бесит так, что я нервно выдыхаю, всё ещё гневно прикусывая губу, даже находясь на границе реальности и сна. Эрик сидит, вытянувшись на диване, и смотрит на искры камина. Задумчивый взгляд, не отрываясь, скользит по горящему пламени, теряясь между прострацией. Мой вздох выводит его из колыбели дум, так что ему приходится встрепенуться, встать со своего места и галантно чмокнуть пальчики, удерживая их в своих. — Я рад, что ты со мной, милая. — шепчет мастер, заставляя меня смущенно улыбнуться и принять поцелуй в щёку. Горячие губы осторожно прикасаются к коже, так что внутри всё существо бунтует. — Я тоже, любовь моя, — искренне одаривая Призрака влюблённым взглядом, я следую за высокой фигурой к столику, лицезрея пару бокалов вина, вазу с фруктами и… шоколад. Господи, да я его расцеловать готова за это! — Эрик! — Не обольщайся, дорогая, — со смехов выдыхает он, отчего я подозрительно выгибаю бровь, поджимая губы. Мужчина улыбается. — Это горький шоколад с перцем чили, Кристина. Он прекрасно дополнит вкус коньяка. Увы, другого я никогда не хранил. Я как-то сразу не заметила, что по мимо поданного вина стояли ещё две стопки коньяка. То есть я могу выбрать, что мне пить? Хм, заманчивое предложение, господин Призрак. Однако, как вы посмотрите на такую выходку? Обаятельно улыбнувшись, я без колебаний в два глотка опустошила свой коньяк, занюхивая костяшками руки и вкидывая следом дольки шоколада. Горло драло так, как будто там проехались рубанком раз пятьдесят! Стараясь изо всех сил не подавать вида и еле держа слёзы, я прикрыла глаза, откидываясь на спинку дивана. Поражённый взгляд Эрика прожигал меня взглядом. Даже через закрытые веки я чувствовала степень его удивления. — Ты поразительна, моя милая девочка… — наконец, учитель явил свои мысли на свет. — Если бы я раньше понял степень твоей раскрепощённости, то подготовил бы нечто особенное. — Я позволила разорвать ворот своей ночной рубашки и покрывать поцелуями обнажённую шею, в то время пока сама яро освобождала желанное тело от одежд. — устало массируя виски, выдохнула я. — Как ты думаешь, любовь моя, какова на самом деле степень моей раскрепощённости и в чем она проявлялась до невинной стопки коньяка? — Давай проверим! — заговорщески подмигнув, Эрик поднялся со своего места. — Иди ко мне.— шепнул он, вытягивая ладонь вперёд. — Господин Призрак? — не понимая, переспросила я. Мужчина невинно облизну губы, пожимая плечами. Он смотрел так, как будто задал будничный вопрос, на который я очень хорошо знаю ответ. Однако фантом ничего не спрашивал, да и я не видела ничего такого лежащего на поверхности размышлений. Помотав головой в знак того, что мы разговариваем с ним на разных языках, я получила в награду кошачий взгляд. Изящные пальцы направились к шейному платку, с грацией выдёргивая его. Эрик придирчиво осмотрел пиджак, снимая и откидывая на спинку кресла. С таким же успехом руки расправились с жилетом. Я выгнула бровь, всё ещё пытаясь догадаться к чему такая театральность. Сглотнув, продолжаю смотреть на пластичные движения мастера. Наконец, подняв на меня проволочный взгляд и соблазнительно улыбнувшись, не скрывая своих намерений, Призрак чуть расстегнул свободную рубаку, немного закатав рукава. Усмехнувшись от степени моего шока, вызванного поднимающимся напряжением, Эрик провёл кистью по чернявой копне волос, протягивая мне ещё раз раскрытую ладонь. Я вспыхнула, прикусила губу и вложила пальцы в тёплый плен его руки. Мастер резко рванул меня на себя, зажав между другой ладонью и своим торсом. Аромат ванили опасно дразнит обоняние, ощущение непозволительной близости пьянит хлеще виноградного поила. — Эрик… — почти задыхаясь от удовольствия чувствовать его, рвано мурлыкнула я. — Чш-ш-ш, — снова бархатный смешок. — Мы просто потанцуем. Я уже хотела было взбунтоваться, но он осторожно поднял мой подбородок, надменно заглядывая в глаза и проводя большим пальцем по губам. Мягкий, глубокий поцелуй без пошлого подтекста, но с таинственной страстью. Я внутри себя уже ликую всей чертовой сущностью, когда мой демон, не разрывая соития губ, начинает двигаться под не понятно откуда взявшийся ритм. Я такого прежде не слышала. Аккуратное, томное сближение наших бёдер и плавное ведение плеч. Я догадываюсь, чего он хочет. Прекратив поцелуй со сладким чмоком, Эрик довольно усмехнулся, разворачивая меня к себе спиной и прижимая ближе. Вложив мою кисть в свою, мастер ласково коснулся моими пальцами своих волос, чуть зарываясь в них и ведя дальше по шее к плечам. Другой пятернёй Призрак скользнул вниз от впадинки между грудей к диафрагме, любовно проводя по каждому узору лифа сорочки. Искуситель продолжает вести свою пляску, двигая тазом и плавно покачиваясь из стороны в сторону. Чуть хрипловатое дыхание сводит с ума. Я задышала чаще, откидывая голову назад, тем самым подставив шею под новый поцелуй моих самых любимых губ на свете. Фантому нравится превращать меня в воск в своих руках. Он переплетает наши кисти, заставляя меня отстранится, чтобы снова прижать за талию лицом к себе. Я уже сама не скрываю улыбки, улавливая создаваемую атмосферу и ответно сближая свои бёдра с его. Животная грация партнёра в пламенном танце не только тел, но и душ позволяет мне окончательно расслабиться. Эрик собственнически закидывает мою ногу на свой пояс, вынудив обнять себя за шею крепче. Я довольно рассмеялась в изгиб алебастра, чувствуя, как он осторожно поддерживает моё тело, выгибая его назад. От удовольствия у меня почти идут слёзы. Нежный укус в открытые ключицы и неторопливая дорожка поцелуев к груди. Фантом плавно помог вновь вернутся в прежнее положение, встречая мои губы своими. Очередное безостаточное выпивание друг друга до тех пор, пока уста не припухают. Любимый жарко выдыхает поглаживая перебегом пальцев спину, выбивая из меня тихий стон, а после вновь сжимает выпирающую кость моего таза, прижимая максимально близко к себе. Непотребность в танце имеет даже большую загадку, нежели обычная. Тёплая ладонь зарывается в мои волосы, поддерживая затылок, и мы с животной пластикой подаёмся вбок вместе, плавясь от близости. Эрик улыбается, проводя острым кончиком языка от одного клыка до другого, требовательнее сжимая мою талию в сильной хватке. Боль от этих изящных чуть худощавых рук с переплетениями выпирающих вен кажется мне правильной. Один красивый жест, и меня уже крутят округ своей оси, вновь возвращая в плен горячих объятий. Скорое слияние губ в новом ревнивом поцелуе настолько глубокое, что я чуть не всхлипнула, разрешая языку моего демона перейти границы дозволений. Мужчина бесстыдно выжимает меня почти без остатка дерзостью движений, ароматом, тяжёлым дыханием, сильнейшим желанием, какое я чувствую едва ли не кончиками пальцев. Казалось, стоит только зайти сейчас в эту обитель беззакония со спичкой и она сожжёт своего обладателя до тла. Иногда я задумывалась над тем, что было бы, если бы людьми руководили животные желания куда больше, чем есть. Бесспорно, ощутить сие на своей шкуре я никогда не мечтала, однако кто меня вообще спрашивал? Господь Бог? Таинственный мастер с пылающим сердцем или, может быть, собственное помешательство любезно поинтересовалось можно ли ему захватить мою голову? Конечно, нет. Любимая ладонь осторожно скользит по спине, очерчивает копчик и поднимается обратно, собственнически сжимая шею. Я успеваю вдохнуть сухой, горячий воздух, а после снова чувствую условия влажных губ на шее. Тихий укус, чтобы не причинить слишком много боли, тут же перекрывающийся ласковым, мягким чмоком и дорожкой поцелуев к ключицам. Он зубами стягивает тканевую бритель, очерчивая кончиками тёплых пальцев основание груди, но мучительно не переходя границу позволений. Уж лучше бы это издевательство взяло меня просто и прямо, нежели теперь мне приходится терпеть напряжение во всех местах своего тела. Снова его влажные губы заставляют меня создавать в себе новую ипостась распутной девицы. Ощущения кружат голову. Язык нежно скользнул чуть глубже, делая новое сближение куда ярче, чем были до этого. Я бесстыдно простонала, стоило ему только прекратить поцелуй. Эрик чуть усмехнулся, довольно улыбнувшись, и прижал меня к себе со всей любовью. Я уткнулась в ароматную грудь, стыдливо краснея от своих же действий. Неужели я могла на такое решиться? Кристина, как можно было так пошло показать степень своего желания? Прикусив губу, я помотала головой, свободной рукой хватаясь за узкую талию партнёра, как за соломинку. — Тебе, наверное, так неловко со мной? — превознемогая невероятную волну стыда, спросила я. — Ты превосходна! — с приятной усталостью в тоне опалил мой висок горячий шёпот. — Ты — мой самый любимый алкоголь, мой личный морфин, моя свобода и мой плен. И мне так жаль, что уже почти утро. — Я люблю тебя. — смущаясь, мурлыкнула я. — Я люблю тебя, — кивнул мастер, отнимая меня от себя и заглядывая в мои глаза своими, настолько тёплыми и влюблёнными, что у меня по новой подкосились колени. — Я так тебя люблю, моя милая, маленькая девочка, как не любит больше никто на всей Земле. Улыбнувшись, я залилась смехом от приятности этого мужчины, скользя ладонями по его сильной спине и скрещивая их на копчике янтарного демона. Сердце билось с бешеной скоростью. Клянусь, я думала, что вместо крови у меня бушует там коньяк вперемешку со всей своей любовью к предмету моих воздыханий. Призрак наклонился ко мне, сладко-сладко целуя в губы. — Я всегда с тобой. — заверил он. — Всегда… — эхом повторила я, всё более явно чувствуя под пальцами шёлк простыней. Думаю, в каком поту я проснулась, даже не стоит говорить. Ладони вспотели, пока я сжимала шёлк подушки, отчаянно пытаясь выдавить то, чего нету. С каждым таким разом из лёгких как будто выбивают все больше и больше воздуха, отчего я уже хочу не просто плакать, а реветь громко и долго. Пытаясь отдышаться, я прислонилась спиной к изголовью кровати, чувствуя приятные слёзы. Я не понимала, что за приступ начинался вновь. То ли к горлу снова подставили терновый обруч обожания, то ли я душевно ощущала всю степень обиды на эту жизнь и свою глупость. Эрик, мой любимый, самый сладкий нектар моей жизни, моя ментальная любовь… До встречи через два месяца.