Закат почти всегда, во всех мирах, багров, кровав, залит расплавленным золотом, пурпурен — что-то такое в нём патетическое, драматическое, тревожное… этакие пышные похороны дня по всем классическим канонам. А вот новый день рождается негромко и неярко. Чуть заметная позолота, еле ощутимая розоватость — в море утренней белизны, нежно и светло, внушает радость и надежду, просто прогоняет тьму и всё, без всякого пафоса, нажима и напряжения.
"Прогрессоры" - Макс Далин
Лондон. Лон-дон… Лон — ты чувствуешь прохладу Темзы, грузные пушистые облака, обычно полные дождя и редко чуть светлые, когда выходит солнце; ты чувствуешь осенний торопливый ветерок. Дон — слышишь цокот копыт и грохот экипажей, глухой звон Биг-Бена в башне Святого Стефана, шуршание юбок изящных незнакомок в стильных тёмных платьях с турнюрами. На их головах вычурные, но, видимо, ужасно модные диковинные шляпки. Такие леди всегда меня забавляли, но именно сейчас я не улыбнулся, как это бывало украдкой. Тяжелый чопорный город в конце ноября месяца соответствовал моему настроению. Почему-то в Лондоне я перестаю чувствовать себя лишним, хотя, казалось бы, всё должно быть наоборот: его будничная монотонная жизнь обязана сводить меня с ума. По тому ли, что здесь я такая же многочисленная деталька шумного, суетливого, исполинского пазла? Странно, но мне комфортно от осознания того, что я лишь какая-то капля в бескрайнем неспокойном море, которое тревожат мягкие прикосновения прохладного дождя. К слову, именно такой моросит сейчас на улице за окном. Только этот город мог доставить мне маленькое, безобидное удовольствие в виде потягивания крепкого кофе в углу заурядной кофейни. Вернее, только Лондон мог вполне усладить эту томную потребность. Париж всегда был мне чужим где-то в самой глубине сущности: слишком модный, слишком… красивый, изящный. Я опасно привык к нему, как к курению: сначала не замечаешь пристрастия, а после тебя мучает кашель, потому что начинаешь задыхаться. Да, я именно привык к нему. Кто знает, быть может, и Рим бы опостылел мне точно так же, родись я там, но я появился на свет именно во Франции. Лондон же, напротив, мог сравниться для меня с милой жрицей такой же немногословной любви, как и она сама, с которой от одиночества можно пропустить стопку другую джина с содовой в пропорции один к одному, а после утонуть в ароматных простынях в маленьком отеле среднего класса, занимаясь до часу ночи любовью (наверное, я единственный посмел сравнить строго уважаемого джентльмена с молоденькой куртизанкой). Однако самая прелесть в том, что на утро это всё остаётся лишь приятным шлейфом былого вечера, открывая новый глоток воздуха. Здесь главное не пристраститься к продажной любви и алкоголю слишком крепко. Удовольствие — весьма тонкая вещь… При желании можно выжимать его из будней, но я пока не настолько виртуозен. Я приезжал сюда редко и, слушая уличную суету, радовался тому, в какой глуши теперь живу. Я вернулся во Францию после путешествий неожиданно на целых десять лет, основательно укрепившись в подвалах Гранд Опера в надежде выучить маленькую сиротку всему стоящему, что знал сам, и порядком устал от неугомонного яркого Парижа. Что касается той самой белокурой любви, то я заранее распорядился в случае чего немедленно отправляться за доктором, если Кристина будет чувствовать себя ещё хуже. Как сообщила миссис Уинтер, ориентируясь на жалобы бывшей протеже, её кашель не становился спокойнее, появился тот самый странный рыжеватый оттенок мокроты, усилились головные боли и появилось сдавленное дыхание из-за тяжести в груди. Я попросил съездить за мистером Харбинджером, чтобы он снова осмотрел девушку, и сказал экономке по просьбе хозяина справиться о новых перспективах выздоровления маленькой мисс. Бросая её так, я чувствовал себя предателем, где-то в самом укромном месте разума сыскав остатки совести, но медлить с отъездом в Лондон больше не мог. Во-первых, появлялся соблазн возобновить свои преследования. Во-вторых, я уже начинал сходить с ума от собственных мыслей. Здесь, в недурной кофейне на улице Пикадилли недалеко от того места, где мы с Мистером остановились, мне было легче всего не думать о том камне, который затянулся на моей шее на тугом сыром канате и тянул вниз. Аромат кофе прерывал поток размышлений, дразня горьковатым шоколадным шлейфом. Я прикрыл глаза, прислушиваясь к отдалённой мелодии одинокой скрипки на той стороне улицы. Напрасно я решил, что навязчивые мысли могут просто так отпустить. В воображении я присоединил к печальному таланту скрипки слегка расстроенное фортепиано и приглушённую флейту, получая в сумме трагический вальс, невесомым эфиром отбивающий своё строгое и незыблемое раз-два-три… . Я как будто попал в тот самый вечер рождественского бала, который успел посетить ещё без костюма Красной Смерти, притаившись в самой тени и укутавшись в накидку, чтобы относительно слиться театром в полумраке. Я шёл неторопливо, крался, как полуголодный хищник, будто выбирая будущую жертву. У обычного человека от пёстрых блестящих платьев дам закружилась бы голова, а от аромата вин и духов помутился бы разум, но Призрак Оперы оставался трезв и собран, пока не нашёл взглядом её… А рядом её будущего мужа, как всегда поразительно улыбающегося. Лёгкий ветерок исходил от надушенных танцующих гостей, волновал изящное пламя нарядных свечей и околдовывал удивительной атмосферой таинственной праздничной красоты. Однако среди сотни похожих друг на друга шлейфов, я, казалось, уловил тот самый, тот единственный, которому удавалось лишать покоя моё сердце. Её мягкая, едва терпкая лаванда… До сих пор храню жалкие остатки женского парфюма в маленьком исцарапанном флакончике с пожелтевшей этикеткой в своём кабинете, изредка стряхивая им с памяти минувших дней слой пыли, чтобы снова оживить тот вечер. Как она тогда улыбалась! Юная грудь, плотно стянутая корсетом, гибкий скрипичный стан, ровный бег тонких подтянутых ножек, перемещающих её в танце, словно совсем ещё молодую энергичную бабочку, порхающую высоко и ярко от удовольствия полноты жизни. Я едва не задыхался от невинной красоты, возбуждающей восторг. Кристина, опьянённая своим первым настолько значимым триумфом была, верное, самой воодушевлённой и, казалось, никто в целом мире не был более счастливым. Однако им оказался я. Смею поспорить, я радовался за её успех намного сильнее, чем она, потому что любил её тогда самой кровною и чистою любовью. Я смотрел на неё и не видел ничего вокруг, кроме румяного здорового лица, волнительного дыхания, лёгкой уже довольно женственной манеры держать себя. Но вот мы случайно встретились взглядом, и миг восторга в тёмно-сапфировых глазах, подёрнутых слезами радости, усмирился; уверенная улыбка сникла, её губы расслабились и с этим вместо миловидной гримаски наслаждения появилась чувственная скорбная тень. Она единственная уловила мой взор, сделав это, как ни странно, именно по невнимательности и рассеянности. Случайно… И то самое случайно разверзло моё тихое счастье, вместе с ним разбив последнее нежное, какое дошло до своего пика и теперь без остановки летело вниз. Через неделю она решилась на предательство. Кристина рассказала обо мне виконту во всех подробностях, со всем ужасом расписав ему яркую картинку нашу с ней размолвки. Такой же яркой, какой была она сама в день рождественского бала. Однако тем самым маленькая мисс предала не меня. Я простил её за это, даже не думая, без единого мрачного помысла. В первую очередь, Кристина предала себя, своё благоразумие и то прекрасное чувственное, которое я любил в ней. Сначала проиграла любопытству, затем страху и после сдалась уже окончательно, предав себя целиком и полностью вместе с тем последним поцелуем, подаренным мне во имя жалостливого спасения. Я вспоминал его с одновременно с блаженством и ненавистью к себе за то, что позволил ей сделать подобное. Отогнав навязчивые мысли, я отпил горькие остатки турецкого кофе, совсем позабыв, что напиток давно подошёл к концу. Посмотрев направо, я слегка улыбнулся, увидев, с каким педантичным извращением Адриан, бывший в таких поездках моим компаньоном, а не подчинённым, доедает остатки маленького шоколадного кекса с вкраплениями тёмного изюма. Его гладковыбритое деловитое лицо с совершенно серьёзным выражением, весьма странным для такого дела, нисколько не дрогнуло, когда наконец последний кусочек пекарской бумаги был отделён ловкими тонкими пальцами. — У вас проблемы с наслаждением, Мистер? — Я чувствовал себя жертвой эстетики, созерцая столь утончённую картину. — Простите, сэр? — Тихо переспросил он. Его брови чуть взлетели вверх. По-видимому, Адриан слишком увлёкся, позабыв, что я нарушаю его одиночество. В такие моменты, когда я отвлекал управляющего от какого-либо дела, он становился особенно эмоциональным. — Нет, ничего. Ваше право, Мистер, ешьте, как знаете. Но, прошу вас, чуточку активнее. Нам ещё нужно успеть в банк. — Снова в банк сэр? — Выдохнул он, прежде чем отпустить остатки выпечки в рот. — Мы ведь живём здесь почти полторы недели, ведь так? — Через три дня будет полторы недели, сэр. — Значит, нам пора возвращаться, Адриан, — почти шёпотом ответил я, осматриваясь вокруг. Сегодня с утра неприятный пробирающий дождик, так что в кафе сидим лишь мы с компаньоном, зашедшие вовремя и чудом не вымокшие, и почти в самом конце маленького зала красивая улыбчивая женщина с маленьким мальчиком. Их эта капризная участь успела настигнуть: её тёмное платье было сильно испачкано снизу, шляпка, отложенная на соседний стульчик, потемнела от влаги и сделалась уже не такой симпатичной. Мальчик, завёрнутый в шаль своей спутницы, умилительно откусывал липкую сладкую булочку «Челси», при этом испачкав ей всё лицо от подбородка до носа. Я прекрасно видел этих незнакомцев. Серо-молочный свет от окна, напротив которого они сели, способствовал вполне ясному обзору. Единственный официант молчаливо натирал чашки, вероятно, думая о чём-то своём и тихо вздыхая. Словом, никому до нас не было дела, что с наличием маски казалось невероятным. — Сегодня снимем со счёта тысяч восемьсот и уже через день-два поедем обратно. — Наконец договорил я. — Если вам нужно что-то купить для себя, Мистер, самое время. Я не знаю, когда мы снова сможем выбраться в город, а, учитывая то, что у вас с миссис Уинтер появилась новая забота, это будет нескоро. — Я закончил, сэр, — отпив кофе, сообщил Адриан. — Прекрасно! — Достав из вшитого внутреннего кармана своего привычного чёрного сюртука ту мелочь, на которую мы в итоге заказали, я отдал её компаньону. Мне нужно было застегнуть и оправить редингот, который был настолько тёплый, что я не мог находиться в нём в помещении. — Будьте добры, Адриан, вы уже готовы к выходу. Мистер кивнул и прошел к официанту. Мы выбрали довольно тривиальное заведение. Несмотря на наш вполне приличный внешний вид, никто особенно не торопился бегать в зубах с пепельницей, обслуживая двух джентльменов. Наверное, именно поэтому я получил должное удовольствие. Когда на тебе маска и ярлык чуть ли не государственного розыска, любое слишком явное внимание доставляет небывалый дискомфорт. Здесь же я чувствовал себя более менее обычным. Поднявшись на ноги, я снял с колен сложенное чёрное пальто, надев его и застёгнув почти до конца. Единственное, что проглядывало, — тёмно-синий шейный платок. Я не совсем выздоровел после своей нелепой простуды. Приходилось до сих пор снаряжаться так, как будто я собрался в метель идти до дома пешком. Адриан вернулся быстро, осторожно протягивая мне назад часть суммы. Я вопросительно посмотрел на него, удерживая в одной руке трость, в другой цилиндр. — Сэр, я достаточно зарабатываю, чтобы оплатить себе чашку кофе и кекс, — пояснил мой спутник. — Вы не предупреждали, что намерены угощать. — Ради господа, Адриан, — Я пожал плечами, едва сдержав улыбку. — Оставьте на столике в качестве благодарности. Пойдёмте! Дождь перестал. Слабо выглянуло солнце, подул прохладный ветер, понемногу стали появляться на улице люди, но ещё не в таком «душном» количестве. Мистер вышел следом за мной. Краем глаза я заметил, что он неспешно догнал меня, так что мы поравнялись, и принял свой обыкновенно сдержанный вид, опираясь левой рукой на небогатую, но вполне приличную тросточку. Мы двинулись на восток, чтобы через площадь попасть на Риджен-стрит. Я наслаждался архитектурой этого города. Как человеку, который занимается соответствующими заказами, мне было важно вот так изучать современный Лондон: что сейчас модно и что предпочитают люди с отсутствием вкуса, но с присутствием внушительного портмоне? Стоило нам только пройти через начало Пикадилли на улицу Риджен-стрит, как снова показались снующие толпы горожан. Я почувствовал нервную дрожь, пробежавшую по спине, когда встретился взглядом с одним из прохожих. Однако тот, поразив меня окончательно, лениво отвернулся, как будто не найдя ничего примечательного в белой, наверняка блестящей, маске. Свою искусную личину с задумкой под нормальное лицо я оставил в пыли в коробке под комодом в спальне. Причём, сказал же себе, что не должен забыть столь важную вещь! Как назло именно о ней я и подумал в самый последний момент, когда мы уже подъезжали к Лондону. Что же, такая пресная реакция незнакомца смогла вернуть мне толику уверенности, чтобы с прежним настроем пройти дальше по улице мимо всех магазинчиков. У одного мы даже остановились. Эта была прекрасная книжная лавка, в которой я нашёл удивительную детскую книжечку с забавными замысловатыми иллюстрациями. Полистав её, я понял, что обязан взять это чудо в подарок одной маленькой знакомой. Я не знал, умела ли Ана читать, — что вряд ли, — но решил, если не умеет, то я вполне смогу научить ведьмочку. Однако это было лишь половиной беды. Дядя Эрик настолько расщедрился и растворился в чужом ребёнке, что по пути нашёл ещё прелестные ленты и мягкую прусскую щётку для волос с маленьким зеркальцем на обратной стороне. Только лишь когда я вышел с коробочкой из того женского магазина, задумался о том, как к этому отнесутся родители девчонки. По качеству и фасону видно, что стоит столичный подарок весьма-весьма недёшево. Но как же может такая юная миловидная красота быть без ленточек и расчёсок! У Аны были слишком шикарные кудряшки, чтобы бросать их на произвол судьбы. В конце концов, никто не заставляет пользоваться этими атрибутами туалета так рано. Кристина задумалась об этом только лет в четырнадцать, насколько я помнил. Оправдав себя в своих же глазах, я успокоился. Беднее не стану, зато оставлю хотя бы что-то хорошее о себе после смерти. Оказывается, я не всю жизнь занимался насилием и убийствами: в перерывах между первым и вторым ещё успевал воспитывать чужих детей. Адриан, к слову, снёс такую выходку с безразличием. Он и сам кое-что прикупил в том магазине. Мы двинулись в сторону Брук-стрит, чтобы почти прямо выйти на Бонт-стрит, где и располагался один из крупных английских банков. — Прошу прощения, господа! — Какая-то незнакомка случайно толкнула Адриана в плечо. Она сразу отодвинула свою шляпку кораллового цвета назад, ослепительно улыбнувшись, чтобы хоть как-то загладить вину. Я нашёл её острое, чёткое лицо вполне привлекательным. Таковым его делали большие голубые глаза с кукольными длинными ресницами, осторожный, миниатюрный нос и крупные алые губы, какие она то поджимала, то расслабляла, показывая и скрывая от нас жемчуг своих зубок. Особенностью прелестной молодой женщины оказались, как это ни удивительно, — веснушки! Она не прятала их, судя по цвету и состоянию кожи, не пыталась отбелить лицо. — Хорошего дня! — Флоранс? — Я посмотрел в сторону компаньона, потерявшего свою серьёзность. — Простите, мисс Флоранс Данс? — Улыбнулся Мистер. По-видимому, особенности островатой живой внешности отметил не только я. — Я прав? — Не может быть! — Тихо изумилась она. Дуги светлых бровей взлетели вверх от мыслительного процесса. — Мистер Адриан Харрисон? — Прошу вас, господин, познакомьтесь, — он с детской улыбкой повернулся ко мне, но тут же обратился назад к Флоранс. — Рекомендую вам мою чудесную знакомую детства — мисс Флоранс Данс! Мы не виделись больше пятнадцать лет! — На её смущенную улыбку я кивнул, чуть приподняв шляпу. — Как мило, — едва слышно ответил я. — Мисс Данс, представлю вам своего… — Компаньона, — я помог Мистеру, получив взамен улыбку облегчения. — Господин Илер де Браун, мисс Данс. Чрезвычайно рад знакомству! — Она протянула мне пальчики в кружевных белых перчатках. Я послушно принял их, едва сжав в ответ. Скажу честно, она мне понравилась. Вероятно, по большей части именно потому, что не отшатнулась в сторону, наверняка приметив особенность в виде маски. — Мистер Харрисон, — вдруг начала Флоранс. Редкий росчерк тусклого солнца упал на её чистое яркое лицо, из-за ветра теперь обрамлённое курчавыми не то рыжими, не то русыми волосами— Я… Я была очень рада с вами встретиться, — её улыбка сникла, но особенный блеск в крупных влажных глазах сохранился. — Флоранс, — я отвернулся, видя, как Адриану неловко. Мимо вдоль улицы проехал с грохотом экипаж. — Мисс Данс, простите… Постойте! Скажите же, как поживает бедняга Гольдман? Вы видитесь с ним? — Ох, мистер Харрисон! Я… Гольдман… Вы знаете, Адриан, он всё такой же. Простите, я бы с удовольствием хотела с вами поболтать, но через полчаса у нас намечен обед в ресторанчике на набережной Виктории С Эми. Вы, наверное, её помните… У неё ещё… — Всё время развязывались голубые ленты на правой косичке, — тихо выдохнул Адриан. — Ей было, кажется, тринадцать, когда мы последний раз виделись. — Да, — Она, вероятно, немного покусала губу от волнения и неловко улыбнулась. — Если бы вы пришли, то мы все вместе бы могли с вами увидеться снова. Но вы, верное, заняты, — в женском звонком голосе, наполненном жизни, показалась тень печали. Я по прежнему старался смотреть по сторонам и делать вид, как будто выискиваю нужный магазин, а потому не понял, была ли Флоранс хорошей актрисой или в действительности сожалела, что встреча сорвалась. — Да, вы правы… — без радости согласился Адриан. — Помилуйте, — две пары глаз обратились в мою сторону. Я почувствовал затылком, как они переглянулись между собой и вновь вернулись ко мне. Я неторопливо обратил на Мистера и новую знакомую своё внимание, несколько улыбнувшись. — Раз уж я стал невольным слушателем вашего разговора, за что прошу прощения, то, вероятно, могу внести долю своей правды в вашу беседу, если позволите. Адриан, — начал я после секундного молчания. — Вы нужны мне лишь на десять-пятнадцать ближайших минут. Думаю, остальное время останется полностью в вашем распоряжении. — Извольте? — Переспросил Адриан, с удивлением посмотрев на меня. — Не вижу проблемы, — я едва пожал плечами. — Чем раньше мы с вами закончим, тем раньше вы и освободитесь. Всё логично. — Если это удобно… — Тихо выдохнула девушка, загадочно улыбнувшись. Её мягкие матовые губы были напряжены, у оленьих голубых глаз собрались тонкие паутинки небольших морщин, а всё выражение лица вновь излучало странный свет. — Конечно, — я кивнул ей, едва удержавшись от такой шалости, как подмигивание. Этого она бы точно не поняла и могла бы расценить совсем неправильно. Мне не хотелось ставить её в такое положение, как бы я не любил играть людьми. — Адриан, что скажете? — Я благодарен, сэр, — слегка пожав плечами, выдохнул он. Я никогда прежде не видел в этих спокойных глубоких глазах по-детски счастливой растерянности. — Я приду. До свидания, мисс Данс. Спасибо! — До свидания, господа, — она присела, снова стрельнула пленительной женской искрой и легко удалилась вниз по улице, оставив после себя едва ощутимый шлейф весенней девичьей свежести. Но, видимо, уловил его живописность лишь только я, сразу представив каким премилым пейзажем могла бы стать мисс Данс. Мистер, скорее всего, увидел в ней нечто иное, облизнул пересохшие губы, шумно вздохнул, и мы пошли дальше, сворачивая в сторону нужной улицы, чтобы наконец достичь банка. Я видел, как ему хотелось обернуться и посмотреть ей во след. Не спорю, девушка и мне в достаточной степени показалась примечательной, но расспрашивать больше, конечно же, я ничего не посмел. — Итак, Адриан, надеюсь, вы помните… — Тихо проговорил я, стоя на углу рядом с табачным магазинчиком, в котором купил одну сигару и уже неторопливо пытался её втянуть. Мне, безусловно, нельзя, но иногда так хочется покурить, что над желанием становится не властен даже бог. — Конечно, сэр! Я господин Илер де Браун — архитектор и меценат, живущий в глубинке Англии. Ваши документы у меня. Снять нужно восемьсот одну тысячу пятьдесят франков с учётом налоговых вычетов. Особенно ни с кем не болтать, чек после принести вам. И не забыть пошутить про погоду. — Браво, — со скупой улыбкой выдохнул я вместе с дымом. — Я пройду чуть дальше и подожду вас на лавочке, совсем как в тот раз. Удачи, Адриан. — Благодарю, сэр. — Я двинулся неспешным шагом вниз по улице, зная, что управляющий со всем справится. Со снятых денег за только что провернутую аферу он получит около пятисот франков сверху, чего вполне хватит на его привычные лондонские расходы. Хотя, мисс Данс… Так и быть, в этот раз Адриану причитается чуть больше. В конце концов, он терпит меня уже пять лет и рискует своей свободой. Как и полагалось, через десять минут, большая часть которых, конечно же, оказалась потрачена на бюрократию, Мистер вышел, присел рядом со мной и, глядя совершенно в противоположную сторону, с деловитостью конспиратора-профессионала передал мне в свёртке обговоренную сумму денег. — И всё-таки Лондон чересчур капризный город, господин, — тихо выдохнул он. — Мне всегда хотелось жить где-то, где солнце светит чаще, где теплее и больше простора… — Больше романтики, — заметил я, согласно качнув головой. — Вы не любите Лондон от слова совсем? — Я вырос здесь. Если люблю, то только из чувства долга. — Бедняга! Как же он терпит моё общество? Я ведь ни чем не лучше: такой же старый, такой же вечно недовольный, мрачный… В впрочем, пожалуй, нет. Всё же Лондон будет лучше. — Вот, пожалуйста! — Мистер указал на собирающиеся тучи. — Снова будет дождь. — Надеюсь, он не помешает вашим планам? — Напомнил я, едва не улыбнувшись. — Вы можете быть свободны, Адриан. До завтрашнего дня, — после добавил я. — Благодарю вас, сэр, — он посмотрел на меня. Я заметил, как уголки мужских губ дрогнули вверх. — До свидания, — Поднявшись со своего места и чуть кивнув, Мистер развернулся, скоро двинувшись в сторону набережной. — Хорошего вечера, — зачем-то шепнул ему я, когда управляющий этого очевидно не мог услышать. Солнце и впрямь грозилось снова спрятаться, но почему-то я не спешил. Мне, наверное, было бы всё равно, если ливень разразился бы прямо сейчас. Вся эта череда случившихся событий сделала меня уж слишком сентиментальным, не готовым злиться на погоду. Она лишила меня суеты, благодаря которой хочется скорей убежать в более сухое место. Я представляю, что всего несколько месяцев назад вместо безмятежности чувствовал бы раздражение. Маленькая девочка, какой я набрал подарков, пожалуй, от всей скупой души; мисс Данс, очаровательная, улыбчивая молодая женщина, в которую Адриан, наверняка, был влюблён уже очень давно, да, наконец, Кристина — пора бы это признать открыто, — сотворили со мной, казалось, невозможное. Дождь вот-вот собирался. Поднявшись с места, я двинулся назад, свернув на другую улицу, чтобы подольше побродить по городу. Я хорошо спрятал сюрприз для Аны под редингот, так что подарок вряд ли намокнет. Вокруг уже спешили люди, вызывая экипажи, торопясь в канцелярии с обедов, успевая забегать в барбершопы. Мне же бежать некуда — меня никто не ждёт, я никому не нужен. Впервые, верное, за всю свою жизнь я действительно оказался никому не нужен. Денег на внешности дитя дьявола собрать больше не посмеют, дворец строить не прикажут, маленькой сироте тоже не требуется воспитатель. Я даже не сразу смог поверить в пришедшую мысль, позволившую мне вдохнуть полной грудью. Как бы не была больна Кристина — у неё есть муж, я больше никто для неё; Ану и без меня прекрасно вырастят собственные родители, Мистер в любом случае найдёт работу, а миссис Уинтер, я уверен, будет только рада начать спокойную жизнь, никому больше не прислуживая. Люди, ничего не теряя, будут существовать без моих опер, домов, проектов… Я настолько задумался, что не понял, как с бортиков цилиндра быстро закапала вода, падая чуть ли не на лицо, в то время как улыбка не сходила с моих губ. Мне захотелось разом остаться в городе, подарившем осознание свободы, навсегда. Я бы мог снимать небольшую квартирку или даже выкупить собственную, обставить её, как угодно душе, и пусть это будет совершенно безвкусно, дурно и непонятно! Почему-то такие мысли не казались мне странными, напротив, поселиться в Лондоне до конца дней вместе с кошкой, медной ванной и художественным холстом было бы самым правильным решением. В конце концов, именно так всё и будет. Придёт время, и я в достаточной степени сойду с ума, чтобы совершить задуманное. Дойдя до ювелирного магазина, я остановился. Во-первых, потому что снова задумался, а во-вторых — промокнуть до самой последней нитки не совсем входило в план по выздоровлению. В округе, к сожалению, не было ни кофейни, ни книжного, ни чего-либо другого более менее подходящего. Мне пришлось зайти внутрь, чтобы убедиться, что я приятно ошибался, сочтя незапланированный поход в ювелирный скверной идеей. Местечко оказалось довольно располагающее. Видно, что сегодня для него не совсем «хлебный день»: два скучающих продавца за стеклянными витринами с сидели в своём уютном полумраке и лишь один из них, как мне показалось, с радостью поднялся на встречу, заняв свой пост. Я посмотрел на украшения, признаюсь, не без интереса. — Ищите что-то конкретное, сэр? — Очень тихо спросил мужчина, обратив внимание на тот женский тонкий браслетик, который рассматривал я. — Достаточно изящное украшение. Желаете посмотреть поближе? — Нет, спасибо. Я только на… — Я не договорил, замерев у соседней витрины, где совершенно непримечательно лежал на скромной подушечке ангел, точную копию которого ещё лет семь-восемь назад я подарил Кристине в виде игрушки и которого она после повесила на ёлку в Рождество, когда я решил устроить ей первый совместный праздник, имитирующий семейный. — Можно ангела? — Шёпот сам сорвался с моих губ. Мужчина осторожно достал украшение, надев перчатки и показав со всех сторон. Это оказалась небольшая, осторожная брошка из бижутерного сплава с блестящими камнями в крылышках. Она стала причиной странной тяги к дому. Причём к тому, который остался в пыли и грязи глубоко под Опера. — Что за камень? — Я не особенно был ювелиром, так что сочёл нужным уточнить. — Сэр… — Он помедлил, поджал губы и после продолжил. — Это хрусталь, сэр. Какой-то молодой мастер, Даниэль Сваровски, кажется. Но выглядит, как видите, в действительности как камень. — Хрусталь, — повторил я, внимательно посмотрев в глаза продавца. — И почему же хрусталь за такую цену? — Сплав не содержит свинца. Это новые технологии, сэр. На коже носительницы при соприкосновении не останется следов металла. Я улыбнулся своим мыслям. Вряд ли Кристина помнит ту скромную небольшую игрушку, так почему бы… Идея мне нравилась и не нравилась одновременно. Всё-таки тот факт, что я сразу вспомнил о своей маленькой любви, решил вопрос. — Заверните, пожалуйста, в бумагу подороже. Пока украшение упаковывали, пока я расплачивался, а продавец заполнял чек — дождь стал немного потише. Это была прекрасная возможность добраться до гостиницы, где мы остановились. Адриана, конечно, я не обнаружил, на всякий случай проверив дверь его номера, но уже после, когда чуть расстроенный Мистер вернулся во временную обитель, я сообщил ему, что завтра же мы едем обратно. Уже в экипаже управляющий сам мне рассказал про свою очаровательную знакомую, не даром показавшуюся мне не такой уж и простой. Я внимательно выслушал его небольшой рассказ о неудавшейся любви, не совсем понимая, кого в виду иной раз имел Мистер, но кое-что всё-таки запоминая. К счастью, это помогло хотя бы немного создать иллюзию благодарного собеседника. Насколько мне удалось вникнуть в суть, я понял лишь то, что Флоран Данс теперь уже не мисс и тем более не Данс. Девушка вышла замуж за какого-то сэра Ричарда, фамилия которого мне показалась сложной даже для запоминания. «Бедняга Гольдман» женился на той самой Эми, у них родился ребёнок. Адриан, если говорить более кратко, потерял любимую женщину и остался на самом последнем месте по положению среди своих знакомых. Если признаться, то по-человечески мне стало его жаль: Мистер вполне привлекательный, приятный молодой мужчина, наверное, он должен был обрести своё счастье, а если по-правде — не мне судить о таких вещах. — Удивительно, сэр, но я почему-то не расстроен. — Как бы это не было смешно, Адриан, — помолчав, признался я. — От части я знаю, что вы можете чувствовать. Хоть это и не совсем в моей компетенции, но, быть может, я успокою вас, если скажу, что всё вполне ждёт вас ещё впереди. — Извините меня, сэр, — вдруг произнёс он. Я перевёл взгляд с пейзажа за окном на управляющего. — За что же? — Вы вправе рассчитать меня за такое поведение. Но прежде я всё же надеюсь, что вы меня за это извините. — Перестаньте, Адриан, — чуть улыбнувшись ответил я, догадавшись куда он клонит. — Я не буду вас рассчитывать. В конце концов, в путешествиях вы мой компаньон, а не управляющий и уж тем более не персональный слуга. Не усложняйте эту установку. Хватит с вас того, что вы продолжаете отпрашиваться, когда собираетесь по своим делам. — Мистер промолчал, едва слышно вздохнув. — Лучше скажите, сколь долго нам ещё ехать? — В районе десяти минут, господин, — уточнил управляющий по скромным карманным часам, которые, к слову, при всей своей простоте находились в превосходном состоянии. Мы возвращались обратно чуть больше суток, сделав одну быструю остановку на смену лошадей, и я покорно терпел всё это время, но последние десять минут до дома показались мне длиннее всей поездки. Солнце медленно ползло к горизонту, грязно окрашивая небо в серо-закатный оттенок, как будто кто-то пролил использованную воду на холст и краска растеклась. Я уже снова скучал по Лондону, оставляя там свою мечту на свободную жизнь. — Я рад, что вы наняли меня, сэр, — прервал тишину Мистер. — Работать на вас мне более чем нравится. — Если бы он знал, с кем имеет дело, то вряд ли бы так говорил. Я криво улыбнулся, примечая, как за окном показался поворот к дому. — Документы на моё имя не совсем легальны, вы же понимаете всю опасность. Что здесь может нравится? — Это не моё дело, сэр, — совершенно серьёзно ответил он. — В любом случае, во всей махинации я лишь пешка. Главный нарушитель закона здесь вы. — То есть при самом неудобном случае, мне ждать жандарма с наручниками? А доказательство виновности, конечно, я получу в виде вашего чистосердечного признания, которое будет точно по шаблону изложено на листе для господина следователя. — Если совсем без шуток, сэр… Я надеюсь, вы сможете хотя бы в долг внести за меня залог в таком случае? Я могу поклясться, что после всё верну. — Мистер, вы можете не сомневаться в этом! — Я не сдержал улыбки. — Мне кажется, это само собой разумеющийся факт. Увы, я вряд ли найду ещё такого человека, который готов на подобное. Мне, признаться, и самому бы не хотелось, чтобы все факты моей биографии внезапно оказались известны английским служителям закона. И всё-таки, Адриан, — неожиданно вспомнил я, желая сменить тему разговора. — Лондон прекрасный город. — Я бы хотел увидеть нечто другое, — задумчиво ответил мой собеседник, безмолвно согласившись резко поменять суть обсуждений. — Пожалуй, Францию, сэр. — Извольте, угадаю, — тихо усмехнулся я. — Париж? А если не Париж, то Марсель. — Париж, господин, — немного смутившись, кивнул Адриан. — Вам понравится, — уверил я, видя в нём совершенно другой свет. Ему вряд ли бы действительно понравился Париж. Скорее, Лазурный берег, Шамони или Бордо, если угодна именно Франция. Разубеждать управляющего я не стал, в достаточной степени оценив вдохновение, блеснувшее во взгляде напротив. — В конце концов, вы достаточно молоды, чтобы успеть посмотреть всё желаемое. — Итогом разговора стала благодарная улыбка Мистера. Когда экипаж наконец остановился, я поспешил из него выйти. Костлявое тело после тридцати пяти стало затекать, как и любое другое. По мимо всего, сегодня было невероятно морозно. Я, откровенно, слишком устал, чтобы обходить небольшую поляну по дороже. Мне ничего не помешало срезать и пройти к поместью более кратким путём. Ветер пробирал до костей, а пожелтевшая трава, перепутанная им, мешала проходу, как и то, что я был достаточно укутан в ненавистный душный редингот, мечтая скорее стянуть его с себя. Адриан, взяв самые важные вещи и, вероятно, проконтролировав начальный процесс разгрузки остальных, уже шёл за мной. Он не посмел поравняться со мной, оставшись хрустеть смятой травой позади. Наша приятная дружба снова вернулась на круги своя. Теперь я, как и раньше, молчаливый одинокий господин, а он ответственный управляющий «Фантазмы». Наконец, дойдя с помощью трости до дома, я осторожно прошёл в прихожую, стараясь не хлопать дверью, на случай, если Кристина уже смогла начать передвигаться и была где-то рядом. Холод на лице чувствовался через колючий румянец. Как всегда в этом огромном строении оказалось тихо. Лишь ветер иногда шумел над самой крышей или сквозил по полу от дверей. Устоявшееся ненадолго безмолвие нарушала моя лёгкая отдышка. Следом вошёл чуть менее запыхавшийся управляющий, всё ещё скромно улыбаясь после нашего разговора. — Поздравляю с прибытием, сэр! — Я спешил как можно скорее снять тёплый, надоевший мне редингот, чтобы он совсем не испортил моё настроение. — Позвольте, господин… — Адриан оставил поклажу, занявшись пальто. Стоило ему только отойти с ним к гардеробу, как случилось неожиданное: из глубины дома послышался звук разбитого стекла…