Люблю рассвет. Он прополаскивает душу.
Константин Паустовский, «Далёкие годы».
Прошла неделя с момента того страшного приступа, прежде чем Кристина смогла вновь представлять собой опасность. Её любознательность превосходила все понятия вежливого пребывания в чужом доме. Однажды мы чуть не столкнулись внизу, у парадной лестницы, когда я шёл в библиотеку, зная, что Кристина сейчас обедает в дальней столовой, располагающейся ещё за главной залой. Я, честно признаться, сам виноват, потому что не торопился, решив впервые за это время не спеша пройтись по «Фантазме». Однако трапеза девушки закончилась гораздо раньше, чем я мог рассчитывать. Я уже заворачивал за угол, чтобы выйти из коридора, по которому как-то вёл маленькую Ану к матери, когда Кристина, отрывая крошки от своего куска хлеба, проходилась по дому. Моё везение, что в тот момент она любовалась витиеватой парадной лестницей. Вовремя остановившись, я прижался к стене в полумраке коридора и уже хотел возвращаться обратно в личное крыло, но книга, чтоб её! Она выскользнула из рук, с грохотом упав на пол прямо возле моих ног. Точно так же пропустило удар моё сердце. Сквозь шум крови у ушах я старался прислушиваться к звуку за косяком. Кристина не особенно спешила бежать на шум, как будто точно так же сперва прислушиваясь к тому, что могло ожидать её, любопытную, за углом. В горле пересохло, я испугался до тошноты. Мне казалось, если я не присяду передохнуть в ближайшую секунду, то сердце остановится. Но я всё-таки послушно терпел, пытаясь выровнять дыхание. — Здесь кто-то есть? — тихо, но достаточно уверенно спросила девушка. Я почувствовал себя вором, прокравшимся в чужой дом, находясь на кошачьем усике от разоблачения. Боюсь даже представить, как я выглядел в тот момент. — Скажите, если это так. Не пугайте меня, пожалуйста, это совершенно не смешно. По звуку чуть скрипящих половиц я понял, что Кристина начала приближаться. К моему великому счастью, из комнаты практически напротив меня вышла миссис Уинтер. Мы неизбежно столкнулись взглядами, она помолчала, затем по-доброму улыбнулась, как будто бы своим мыслям, и, захлопнув дверь каморки, вышла к девушке, подняв упавшую у самого косяка тяжеленную книгу, часть которой, очевидно, виднелась для Кристины. Пока миссис Уинтер торопилась к девушке, я смог выдохнуть, наконец-то отлипнув от стены. — Здравствуйте, мадам, — успокоившись, я попытался осторожно подсмотреть за этой картиной. — Желаете что-нибудь? — Здесь только что кто-то был, — медленно произнесла Кристина, то смотря на миссис Уинтер, то косясь в мою сторону. — До того, как вы оказались рядом. Эта книга… Её кто-то уронил. — Книга упала с угла подставки для бюста, мадам, — я услышал в оттенке, с которым миссис Уинтер произносила это, тень мелькнувшей улыбки. — Наш господин нередко так делает: ему свойственно оставлять вещи, если он забывает о них, прямо там, где бывает. Вам не о чем переживать. — Дурость какая-то! — Кристина раздражилась. Кашлянув в платок, она отняла его, в чувствах прикоснувшись к груди. — Что за человек, ваш господин! Я весьма напугана посредством его рассеянности… — Уверена, господин не хотел бы вас напугать, — Ответила женщина. — Но, к сожалению… — Где он сейчас? — Перебила девушка, смотря на миссис Уинтер, но двигаясь в мою сторону. Вовремя приметив это, я успел спрятаться за свисающей поодаль бюста портьерой, которой можно было прикрыть проход в эту часть дома вместо двери. Отвлечённая разговором она, к счастью, не услышала дурацкий скрип всё тех же половиц, неизбежно проседающих подо мной. — Хозяин уезжает рано утром, госпожа. Иногда его не бывает дома по нескольку дней, иногда он не выходит даже не прогулку вокруг поместья. Сегодня он, возможно, вернётся поздно ночью. Пока писем с распоряжением о подготовке не приходило. — Какой-то он в действительности странный, — прошептала Кристина. — Простите, мадам? — Ничего! — отмахнулась девушка. — Вот, смотрите, госпожа, — я услышал, что они оказались прямо на том месте, где несколько секунд назад стоял я. — Видите, у бюста есть небольшое место, где господин изволил оставить книгу. — В самом деле, — мне показалось, будто Кристина отнеслась с некоторым недоверием к этому. Она вздохнула. — Распорядитесь, чтобы в библиотеку подали гасконский еau de vie. Стоит отпраздновать тот факт, что мне осталось жить на одну неделю меньше. Да что же такое она говорит! Я едва не поседел ещё больше за это время, думая, как получше оформить необходимость поездки в город, а Кристина смела думать о подобных вещах! Сдержав возмущенный вздох, я дождался, пока звук шагов станет едва слышным, затем выбрался из своего укрытия и направился в сторону привычного места для слежки. Когда я отодвинул створку, то увидел девушку, остригающую сигару. Моя душа снова сжалась в комок, когда Кристина с ленивой грацией зажала ту между губ, откинувшись на кресле. Подобрав изящное бежевое платье из крепдешина, купленное мною, мадемуазель закинула ноги на подставочку. Ткань полы задралась настолько, что стали заметны не только щиколотки, но и середины икр. Бесспорно, это было, мало сказать, неприлично, но в то же время настолько красиво, как будто бы она была измождённой Прозерпиной, сбежавшей от Плутона. Подожгя тонкую сигарку, она закурила, а после неторопливо выдохнула мелкие колечки дыма, прикрывши глаза то ли от наслаждения, то ли от боли, наверняка, возникающей где-то в груди вследствие курения. Взяв бокал с выпивкой, Кристина, поморщившись, сделала глоток, вновь закуривая. На её щеках оттенком стал заметен нездоровый румянец. Кашлянув в платок, девушка тут же припрятала его, растягиваясь в кресле. Женщина, неизбежно тающая от столь изысканной болезни, — прекрасна в своём мгновении; любимая женщина — обворожительна до дрожи, практически до сумасшествия из-за страха потерять её. Я едва удержался от громкого вздоха осуждения, сглотнув пересохшим горлом. И эту юную грацию ждала смерть? Она напомнила мне засохшую, но до того роскошную экибану, что я невольно ужаснулся своим мыслям. — Увидя меня сейчас, чтобы бы ты сделал? — тихо прошептала девушка, закусив губу и приулыбнувшись. — Такую распущенную и полупьяную? В таком амплуа я… больше похожу на Аминту? — горько усмехнувшись, Кристина сделала резкий выдох, вдруг залпом осушив стопку. Я несколько удивился, потому что даже в моменты самого отчаяния так не пил, как это делала она. — Кого я обманываю! Твоя Аминта, твой развращенный идеал, предел твоих опошленных мечтаний соблазняемая, а не соблазняющая. Даже если ты и думал о таком, то, вероятно, не столь грязно. А я больше похожа на портовую девку, чем на твою Аминту. Мою… Аминту? Она имела в виду Аминту, созданную Эриком? Как жаль, что я не мог спросить это у неё самой прямо сейчас. Я больше не мог быть её Дон Жуаном, а потому увиденная картина не пробуждала ничего, кроме адского желания помочь той, которая была так дорога. Скажи она сейчас более доступно то, что я вызываю в ней на самом деле, это помогло бы мне наконец-то решиться. Моя нежность, моя маленькая любовь… Отчего ты кусаешь свои губы? Отчего извиваешься, сползая по сидушке ниже? Почему ты стала так немыслимо развратна? Мне казалось, что хотеть её такой, о чём она, очевидно, и думала, было бы великим грехом. Сжав челюсть, я закрыл глаза, медленно вдыхая и выдыхая под откровенный шелест её платья. Вдруг послышались тихие всхлипы. Я всё-таки решил посмотреть на Кристину, прежде чем уйти восвояси, и нашёл её свернувшейся практически комочком в кресле. — Теперь я ищу тебя на дне стакана, — едва различимо выдохнула она, продолжая разговаривать сама с собой. — Или не тебя… Верное, я бы окончательно сошла с ума, если бы мы остались в Париже. Я сожалеюще вздохнул. Моя вина в том, что некогда любимый город был теперь камнем преткновения её страхов и беспокойств. Я также ненавидел Париж, заставив возненавидеть и её. А ей ведь так там нравилось! — В самом деле лучше жить в Англии, в этом странном доме с его непонятным хозяином. Для чего он спас меня? — прошептала Кристина. Она говорила что-то ещё, однако я не смог этого разобрать. — Ему ведь неведомо это, он, очевидно, не живёт в клетке самоненависти. Любой другой бы на его месте поступил точно так же. Ты бы сам… Ты бы сам поступил точно так же. Девушка надолго замолчала. Когда я закрыл створку, выходя из укрытия, она по-новой затягивала тонкую сигарку, нервозно утирая дорожки слёз с раскрасневшихся щёк. Следующая неожиданная встреча в действительности оказалась самой нелепой, какую только можно было представить. Мне пришлось вылезать из уютного кабинета на улицу, чтобы разобраться с лошадьми, потому что Адриан не решился самостоятельно определить их судьбу. Для этого специально вызывали конюха из городка. Мальчишка, обычно следивший за моими животными, оказался не в той компетенции, про которую наврал, чтобы получить работу. Одеваясь я, по всей видимости, обронил перчатку, иначе я не могу себе объяснить того факта, что она бесследно исчезла, в то время как другая из пары была на месте. Словом, вся эта суета привела к тому, что я промёрз до костей, а, учитывая мою комплекцию, сие могло оказаться достаточно серьёзным звоночком тревожности. Скинув редингот на софу в прихожей, я поднялся к себе наверх, удержавшись от недовольного хлопка дверьми. Одну из моих прелестных лошадок следовало неизбежно пристрелить! Каждая из них стоила не одну тысячу фунтов по здешним меркам, конечно, я был зол. Чистокровные, изящные красавицы, прослужившие мне пять лет. Каким-то образом та, что была более дерзкой и энергичной, оказалась спустя время больна лейкозом. К счастью, у приезжего из городка человека оказался на примете конь. Он описал его, как тонкого быстроного вороного жеребца. Я обещал приехать и посмотреть через пару дней. В конце концов, на одной лошади экипаж не вывезет, так или иначе пришлось бы пойти на эту покупку. Замучавшись, я прошёл в спальню. Мне хотелось поскорее принять ванную, чтобы согреться. Скинув прямо у кровати домашнюю рубаху, пропитавшуюся потом, я остался по пояс обнажённым. Уж лучше было так, чем с влажной грязной тряпкой на теле. Повернув ручку в ванную комнату, я насторожился, услышав, будто там кто-то уже был. Осторожно, практически беззвучно открыв дверь, я оказался за тканевой ширмой, поставленной практически прямо перед проходом. Судя по звуку, этот кто-то был уже в воде. Я согнулся и постарался аккуратно пройти дальше, заглянув за перегородку. В моей ванне, укрытой цветастой плотной простынёй, спиной к ширме сидела девушка, разглядеть которую из-за высокого медного изголовья удалось не сразу. Её намокшие длинные кудри сползали по бледной спине, причудливо закручиваясь, как у морской нимфы. Мне не потребовалось много времени, чтобы догадаться, что это оказалась Кристина. Отсев подальше от изголовья, она согнула колени и вытащила руку из воды. По бледной мыльной коже любовно стекали капли с радужными пузыриками. Девушка изящно провела пальчиками от запястья до самого конца нежного плеча. Я невольно проследил за этим движением, открывавшем обзор на часть груди. Сразу отвернувшись, я почувствовал, как по коже то ли от холода, то ли от чего другого пробежали мурашки. Оказавшись неожиданно так близко к маленькой любви, я практически перестал дышать, стараясь осторожно вернуться в спальню. Чёртова половица как будто была той переродившейся треклятой книгой, скрипнув в самый отвратительный момент. — Здесь кто-то есть? — на удивление мелодично даже как-то лениво спросила Кристина. Да, здесь есть я, и к моему огромному сожалению, я не мог так ответить. Однако и молчания девушке оказалось достаточно. Видимо, решив, что это просто звуки старого поместья, она успокоилась. Правда пришлось подождать, когда Кристина снова начнёт мыться, чтобы аккуратно выбраться из этого плена неудобства под звуки воды, заглушающие моё перемещение. Оказавшись в относительной безопасности и вновь ощутив прохладу дома, я понял, как на самом деле мне было жарко минуту назад. Подскочивший под самое горло страх разоблачения в перемешку с неловкостью увиденного дал о себе знать. Совершенно позабыв о брошенной рубахе, я в самом неподобающем виде спустился вниз, практически сразу наткнувшись на Мистера. — Адриан, где миссис Уинтер? — еле-еле скрывая внезапно вызванное смущением раздражение, спросил я. — Как обычно в кухне, господин, — оставив без комментариев мой внешний вид, ответил управляющий. Я обнял себя за плечи, только теперь в полной мере чувствуя, какой ошибкой было позабыть рубаху. — Что-то случилось? — Да. Не дожидаясь больше вопросов, я двинулся в сторону кухни, молясь не встретить по дороге кого-то из слуг. На этот раз удача улыбнулась мне больше. Ни с кем не столкнувшись, я быстро оказался в кухне, найдя женщину сидящей за тем столиком, где редкими мрачными ночами я в одиночку пил что-то согревающее, наслаждаясь треском дров в камине. Мне доставляло это странное удовольствие лишь потому, что это помещение было отчасти похоже не мои брошенные подвалы. В отличии от всего дома кухня имела самую простую отделку, небогатое освещение, из-за которого тёмными вечерами царил жуткий полумрак, в какой я был по-настоящему влюблён. Миссис Уинтер, увидев меня, поспешно поднялась со своего места, откладывая какое-то чтиво в сторону. — Добрый день, господин, — она чуть склонила голову вперёд. — Чем могу быть вам полезна? — Миссис Уинтер, — тяжело вздохнув, ответил я, мысленно считая до трёх, чтобы сбавить градус вспыхнувшей в крови агрессии: один. — Скажите мне, на милость, — два. — Что в моей ванной, — три. — Делает мадам де Шаньи? Сомневаюсь, что она самостоятельно смогла принести туда воды, чтобы наполнить её. Как она вообще оказалась в моём крыле?! — Господин, вероятно, вы позабыли ключ в дверях, когда уходили, — спокойно предположила женщина. — Иначе мадам никак не могла пройти в ваши комнаты. — Как я мог, по-вашему, забыть ключ в дверях! — в доказательство я пошарил по собственным карманам в брюках, куда обычно убирал ключ от прохода в комнаты. Конечно, его там не оказалось. Сжав пальцы в кулак, я представил, как между ними оказалась моя собственная шея. — Хорошо… — скорее прорычал я, чем хрипло выдохнул. Допустим, я мог забыть ключ в дверях. — Однако вопрос по поводу ванной остаётся неизменным. Вам что-нибудь известно? — Умоляю вас, простите, господин! — взмахнув руками, вдруг с переживанием заговорила женщина. — Велено было исполнять просьбы мадам! Как уж она оказалась в вашей комнате я, право слова, не знаю, господин, но, оказавшись, приметила вашу ванную. Наотрез отказалась от той, что в её покоях. — Она спросила, чья это комната? — Спросила, господин. — И что сказали? — Что эта комната хозяина! Мадам только улыбнулась. Прошлась вкруг ванной, погладила бортик и велела… Просила, чтобы ей подготовили именно вашу ванную. — Замечательно! — с издёвкой выдохнул я, садясь на соседний стул. Становилось не на шутку холодно и неловко от тех шрамов, которыми было покрыто моё тело. Миссис Уинтер старалась не смотреть на меня, но понятный интерес всё-таки был в её взгляде, когда я заговаривал с ней. Ещё стыднее стало после того, как я вспомнил о клейме чуть выше тазовой кости. Я тогда пытался от него увернуться и вместо копчика печатка оказалась чуть ли не под ребром. — Миссис Уинтер, — совершенно устав, снова начал я. — Скажите, в доме ещё есть действующие ванные комнаты? — В комнате мадам. — А в другой гостевой? — К сожалению, господин, — она отрицательно покачала головой. — Есть ещё ванная на первом этаже. Так как управляющий не покидает дома без вас, то это его удобства. Боюсь, вам этот вариант не понравится. — От чего же? — я внимательно посмотрел на женщину, старающуюся не смотреть ниже моего подбородка. — В самый раз. Она сейчас свободна? — Я сейчас же узнаю, господин! — поклонившись, миссис Уинтер ушла. Я снова взял себя за плечи, растирая ладонями руки. Нужно было хотя бы халат захватить. К счастью, миссис Уинтер вернулась достаточно скоро, принеся с собой благополучную весть. Второй раз в ванную комнату Мистера мы вернулись уже вдвоём. Это помещение снова напомнило мне прошлое: прохладный пол, занавешенное окно, мешающее солнечным лучам проникать в помещение, две тускло горящие свечи, практически не дающие необходимого света, небольшая пошарпанная ванная и, пожалуй, — всё. Поджав губы, я ещё раз осмотрел пространство, вполне себе подходящее для того, чтобы посидеть и погреться. К тому же другого выбора у меня всё равно не было. — Принесите мой халат, пожалуйста, и скажите Адриану, чтобы он отдал остальные необходимые вещи. — Слушаюсь, господин, — она поклонилась и вышла. Я медленно подошёл к предоставленной ванночке, примерно представив, каким образом мне предстоит в ней ютиться. Мало того, что её материал вызывал у меня сомнения, так ещё и габариты! Бедный Мистер, как он здесь помещается? Тут же представив хрупкую, миниатюрную Кристину в своей огромной ванной, я вздохнул, авансом почувствовав боль в коленях, и улыбнулся. — Любовь, видимо, — это жертвовать ради неё последним удобством… — тихо выдохнул я, ожидая свои вещи. Как следует отогревшись, я потянулся до хруста суставов, накидывая на домашнее облачение до кучи восточный халат, чтобы снова не продрогнуть в плохо отапливаемом огромном доме. Немного прибрав за собой комнату, я вышел в коридор, после зайдя в кухню. Миссис Уинтер теперь неторопливо пила, как нетрудно было догадаться, чай, продолжая что-то читать. Я мягко прочистил горло, обращая её внимание на себя. — Господин! — улыбнулась она, поднимаясь с места. — Желаете чаю? — Пожалуй, — кивнул я, присаживаясь на соседний стул. — Прикажете подать в столовую? — хватаясь за чайничек, спросила женщина. — Если вы не возражаете, миссис Уинтер, то я бы выпил его здесь. С вами. — Что вы, господин! Я буду только рада, — вдруг ответила она с такой теплотой, что я невольно улыбнулся, пока она разливала напиток по чашкам. — Вы похожи чем-то на моего сына, — как бы объясняя свою радость, продолжила она, с приятным звоном ставя передо мной чашечку бергамотового чая. — Как вы любите, с ванилью, — добродушно прокомментировала она. — Мы так давно не виделись с Мартином. Так что я с удовольствием составлю вам компанию, если вы желаете. — Сомневаюсь, что ваш сын — воплощение самой Смерти, — сделав глоток, выдохнул я, страдая привычным припадком декаданса. — По характеру, господин. И, вероятно, по возрасту, — я едва не подавился, но, похоже, она этого не заметила. Насколько я знал, миссис Уинтер было где-то лет шестьдесят от роду. Учитывая, сколько лет мне, Мартин появился, когда ей было пятнадцать! Я удержался от того, чтобы покачать головой. В конце концов, чья бы корова мычала: я предлагал Кристине стать своей женой в её нежные семнадцать. Да и то слово «предлагал» достойно сомнения. Настаивал, скорее. Мне неожиданно стало стыдно за своё прошлое, так что я даже ссутулился от неловкости. — Ему почти тридцать шесть, хотя выглядит дай боже на двадцать! — женщина тихо рассмеялась. — Весь в отца пошёл. — По-вашему, я выгляжу на тридцать шесть? — чудом успев сконцентрироваться не на своих воспоминаниях, а на беседе, спросил я. — Простите, господин! Сказала, не подумав. Расплылась в воспоминаниях, совсем забылась. — Нет-нет, миссис Уинтер, — я снова сделал глоток чая. — Пожалуйста, договаривайте. Так, по-вашему, я впрямь выгляжу как человек, которому вы бы дали тридцать шесть лет? — Да, господин. — я улыбнулся ещё шире, чем до этого. Она покачала головой, стараясь не смотреть на меня. — Извините ещё раз, я позволила себе лишнего. — Миссис Унтер, — подняв на неё глаза, позвал я. — Да? — Мне сорок пять, — я не сдержал смеха, когда женщина едва не открыла рот от услышанного. — Я думал, что выгляжу не только на свой возраст, но даже старше. — Но ваш голос господин… — Да, я знаю, — я кивнул, приметив, что чашка почти опустела. — Это странно, однако это факт: тембр никак не сочетается с сединой на висках. — Знаете, — вдруг серьёзно начала она. — Седина, господин, это ещё не показатель летов. Мой брат поседел в двадцать восемь лет. У него тогда была непослушная чёлка, которая меня ужасно раздражала, и вот вы можете себе представить! В двадцать восемь лет она поседела большей своей частью. А уж тем более то, как вы одеваетесь… Никогда не скажешь, что вам сорок пять. — Вы мне льстите, миссис Уинтер! — всё более поражаясь, усмехнулся я. — Нисколько, господин! — как будто действительно искренне изумилась она. — Мало кто из господ на моей памяти кидал землю в саду, сажал что-то, лично возился со скотом или экипажем. А уж тем более из господ вашего возраста. — Это просто привычка, — тихо ответил я, потому что в самом деле не представлял, как мог провести хотя бы один день, ничего не делая. — Скажите, чем обедала сегодня мадам? Вам ведь известно? — Горсткой риса, кусочком куропатки, размером, верное, с кошачий нос, и бокалом вина. Откушала, покурила ваши десертные и ушла к себе. — Плохо, — больше сам себе, чем ей выдохнул я. — Ну хотя бы не ромом. Миссис Уинтер, — она внимательно посмотрела на меня, сосредоточив взгляд именно на глазах. — Мадам несколько больна. Я прошу вас должным образом относится к ней. Будьте аккуратны. До конца неизвестно, чем она нездорова. — Будьте покойны, господин, — кивнула женщина, видимо, почувствовав в моём тоне то особое переживание, свойственное мужчине любящему, потому как после во взгляде её промелькнула даже толика уважения к такой заботе. — Мадам ежедневно оказывается всяческая поддержка. Невзирая на её недуг. — Ну, судя по тому, что мне пришлось ютиться в ванночке управляющего, это правда, — я улыбнулся, тем самым чуть смутив миссис Уинтер. — Ещё раз извините за это. — Миссис Уинтер, — обратился я, поднимаясь со своего места. Она встала следом. — В следующий раз сделайте то же самое. Вы поступили правильно, приготовив для мадам мою комнату. — Да, господин. Я почти уже вышел с кухни, когда вспомнил одну вещь. — Ах, да! Я надеюсь, что наша сегодняшняя беседа останется между нами. — Конечно, господин! Я не собиралась болтать о таких вещах. Господин… — Да, миссис Уинтер? — еле сдержав усталый вздох, я остановился. — Я могу спросить у управляющего небольшой отпуск в несколько дней? Я, конечно, понимаю, господин, сейчас я, возможно, очень нужна, но… — Спрашивайте, — решительно перебил я. — Если Адриан даст вам разрешение, то я тем более не могу быть против. — Храни вас господь! — она в чувствах всплеснула руками. Я не сдержал удивлённого взгляда. — Прошу прощения. — Спасибо за чай, — с улыбкой спокойно ответил я на её серьёзные извинения, после двигаясь в сторону своих комнат. Во всём доме царил приятный полумрак. Небольшой канделябр горел разве что в прихожей. Наверняка, в такое время уставшая за целый день Кристина уже спала. Ей было очень важно уделять больше внимания своему отдыху. Проходя мимо библиотеки, я приметил едва открытую дверь. Обычно они были либо совсем закрыты, либо распахнуты. Решив, что кто-то в такое время вряд ли мог заниматься чтением при свете звёзд, я подошёл ближе, чтобы притворить проход. Однако я всё же заглянул внутрь, к своему изумлению, найдя там человека. Он сидел на широком подоконнике у окна, видимо, завернувшись в плед. Силуэт небольших ступней с узкими щиколотками дал понять, что здесь была девушка. Конечно, я не стал трогать дверь, тихо отойдя от библиотеки. Я вернулся к себе, но так и не смог уснуть, пока не провёл кончиками пальцев по влажной спинке остывшей ванны, где меди касалась её кожа через толстую цветастую ткань. Наверное, я был бы рад каждый раз ютиться в ванночке на первом этаже, чтобы здесь, в этих комнатах, ходила Кристина. Мне казалось, что за всё то время, которое она провела тут во время купания, каждая вещь успела впитать в себя её нежный, чуть сладковатый запах. И пусть в самом деле от неё оставался шлейф табака и алкоголя, в моей памяти она всё равно имела тот весенний лёгкий аромат нежного возраста! Я присел на бортик ванной лицом к большому незанавешенному плотными шторами окну. Луна светила достаточно ярко, плывя в молочном тумане в ореоле мелких звёзд. Впервые за несколько недель я чувствовал себя безумно одиноким. Последние года три я думал, что если бы Кристина оказалась вдруг рядом, я был бы счастлив. И вот она в действительности рядом, но я нахожусь на распутии между прошлой жизнью и жизнью новой, в которой снова есть потерянный смысл, своеобразный свет, к какому я должен стремиться. Правда идти до него ещё очень и очень долго. Я не смог уснуть до самого утра, проведя ночь за неспешной приятной работой и одной единственной сигарой, бесконечно тлеющей в старинной пепельнице из слоновой кости.