Темнее всего перед рассветом.
Бенджамин Дизраэли
Как только я решил, что череда неожиданных встреч закончилась, случилось очередное недоразумение. Кристина должна была остаться в опочивальне после крошечного перекуса, а я в это время планировал выпить чашку чая. Мне хотелось немного передохнуть после работы над очередным проектом, который продвигался весьма успешно, несмотря на грозящую опасность разоблачения. Адриан любезно внёс мой любимый чай, остановившись возле края стола. — Ничего не известно по поводу пропавшей перчатки? — Нет, господин. Но слуги в курсе пропажи. Возможно, кошка могла куда-нибудь унести её и припрятать. — Нет, Мистер, — улыбнулся я. — Я столько лет живу с Айшей, что могу вас уверить в том, что моя кошка на такое не способна. Она и маленькая никогда не тащила вещи в свои тайники, а уж тем более сейчас! Он промолчал, расставляя передо мной свежеприготовленный напиток. Приятный знакомый запах, любимый мною уже несколько лет, расслабил нервы. Правда ненадолго. Благодаря до сих пор отменному слуху я понял, что неизвестный скрип раздался с левой стороны входа в обеденную залу. Что мне мешало напиться, оставаясь у себя в крыле? — Что там происходит? — шёпотом спросил я, косясь в сторону дверей в коридор. — Сейчас узнаю, господин. Адриан неслышно, но скоро приблизился к проходу. Выглянув, он ещё быстрее вернулся ко мне, сообщив, что по коридору идёт госпожа. Да что же это такое! И куда здесь прятаться? На мой вопрос: «успею ли я выйти отсюда?», — Мистер отрицательно покачал головой. Нужно было срочно что-то предпринимать. Совершенно растерявшись, я не придумал ничего иного, как залезть под стол. Благо, полы скатерти почти касались пола. Я ведь даже для чашки чёртового чая выбрал ту комнату, которую никто никогда не использовал, и всё равно любопытная Далила умудрилась найти меня! Только я успел поправить за собой ткань, как в залу вошла Кристина. Адриан поприветствовал её, спросив, чем может быть полезен. Сегодня девушка была непривычно тиха. Удивительно, но она не нагрубила, достаточно мило ответила управляющему и тихо прошла вглубь комнаты. По звуку шагов я понял, что Мистер вышел отсюда, оставив нас вдвоём. По теням на полу я видел, как моя маленькая любовь не спеша проходится по периметру залы, вдруг приближается к столу и проводит пальцами по приятной ткани скатерти, ласково шуршащей под её прикосновениями. Если тогда у меня был шанс убежать, то сейчас всего несколько дюймов отделяло нас друг от друга. Казалось, протяни я немного руку и она коснётся платья Кристины, и Кристина узнает таинственного хозяина «Фантазмы», так настойчиво скрывающего свою личность. Я услышал, как ложка в моей чашке с чаем звякнула, а после звук тихих глотков и шмыг носом. Молодая женщина опустилась на стул, где пару минут назад сидел я. Её осторожные ступни, укрытые белой пеленой чулок, показались под столом. При такой-то болезни и без тапочек! Я осуждающе покачал головой, чувствуя, как у самого начинают затекать колени. Наконец-то снова показался Мистер. — Я… хотела немного погулять по дому, — констатировала девушка. — Раньше эта комната была закрыта, мне стало интересно. Вот и всё. Это ведь… не запрещено. Кажется. — Прошу прощения мадам, — Адриан собирался уходить, и я заволновался, что останусь в таком неловком положении очень надолго. — Залу приготовили к приезду господина. Хозяин распорядился о комнате подальше от спален, чтобы не мешать вам отдыхать. — Адриан, — тихо позвала Кристина. Глядя на ноги Мистера, я понял, что управляющий остановился, развернувшись обратно к ней. — Пожалуйста, поговорите со мной. Я прошу вас, как человека душевного и доброго, а не как управляющего этого… — Кристина помолчала, после вздохнув. — Роскошного безобразия. — Я не сдержал улыбки. Видит бог, роспись на потолке и золотые канделябры были не моей идеей! — Да, миссис де Шаньи, — робко согласился Мистер, наверняка по своей привычке поджав губы. Я вместе с ним был не меньше поражён покладистой Кристиной. Ещё, казалось бы, вчера она едва не шипела на прислугу, а сегодня уже искала утешения в обычно послушном и молчаливом Адриане. Ещё и назвала его по имени! — О, пожалуйста, называйте меня просто Кристиной, — я несколько удивился её просьбе. — В самом крайнем случае… Мадемуазель Даае. Я знаю, вы, вероятно, любите своего господина и не позволите себе называть меня по имени, но всё-таки… Между вами и мной не такая уж и большая пропасть, если призадуматься. Но это после, после… — суетливо повторила она. — Я постараюсь, мадемуазель Даае, — упоминание девичьей фамилии бальзамом легло на мою душу. Я не сразу задался вопросом, после чего Кристина могла достаточно просто отказаться от имени своего мужа. Он едва не расправился с кошмаром из подвалов, вызволяя свою любовь из его лап, а она так просто позволяет себе возвратиться к незамужнему обращению? — Ничего, что я так бесцеремонно, без спроса?.. — она, видимо, указала на мою чашку с чаем. — Не смогла удержаться, — виновато вздохнула Кристина. — О, конечно, мадемуазель Даае, вам не о чем беспокоиться. Я сделаю новый. Успею, до того как придёт хозяин. — Мои предположения подтвердились. Мистер молчал, Кристина как будто не решалась первой начать разговор, о котором сама же столь неожиданно попросила. На полу было немного прохладно, и я понял, какую на самом деле ошибку совершил, скрывшись именно здесь. Во-первых, чтобы спрятать все конечности приходилось несколько неудобно сжиматься. Во-вторых, с моими-то суставами да при такой прохладе последующих болей точно не избежать. И тем не менее, я притворился мышкой, терпеливо ожидая, что будет дальше. — Его чай… Он ведь с ванилью и бергамотом? — Я почувствовал, как она неловко улыбнулась. — Мадемуазель Даае, вы правы. Хозяин почитает наши традиции и с уважением относится к чайному часу. Пусть и не совсем классическому. — Адриан помолчал. Кристина вздохнула, забравшись на стул с ногами. Я вспомнил, что это была её самая любимая поза за столом ещё с детства. — Вы тоже предпочитаете такой чай? Я С удовольствием смогу приготовить его для вас. — Спасибо, Адриан. Я была бы вам премного благодарна. Удивительно — прошло столько лет, а я до сих пор помню и скучаю по аромату этой дерзкой, терпкой ванили, которую он так любил… Вы когда-нибудь оставались одиноки, Адриан? — Все мы бываем когда-то одиноки, мадемуазель Даае. Если не телом, то мыслями. — Да вы скрытый философ! — Она рассмеялась, но было удивительно, что в этом смехе не существовало той необъяснимой горечи, когда она говорила о нём. Я догадывался о ком, конечно, могла идти речь, однако не особенно верил в это. Мне казалось: я и тёплые воспоминания, светлая, милая тоска и подвальный монстр — вещи, совершенно не сочетаемые вместе. — Наверное, вам это необычно, мадемуазель, — после молчания начал Адриан. — Не примите в упрёк: господам зачастую прекрасное видится лишь в классическом понимании искусства. Высшего искусства. Но та мало кому доступная красота есть в любом человеке, хоть сколько-нибудь добром и мечтательном. — Вы напрасно думаете, что мне повезло родиться в господской семье. Если бы не воля случая, верное, я была бы до сих пор балериной или хористкой. И я тем более согласна с вашими мыслями о красоте. Относительно подобных вещей «смотри своим сердцем, а не глазами» — так говорил он. — Ваш отец? — робко спросил Мистер, как будто бы боясь случайно перейти неустранимую границу между ними. — Мой возлюбленный учитель, — прежде чем ответить управляющему, Кристина неоднозначно хмыкнула. Теплящаяся надежда в моем сознании почти совсем погасла. Нет, она не сможет забыть этого никогда. Такую боль, верное, никто бы не смог забыть и уж тем более понять. Возлюбленный учитель… Ироничный плевок, которого я, конечно, достоин, но это не умалило моей тоски. — Вы как будто бы хотели поговорить со мной именно о нём? — Беседа затягивалась, сидеть червём мне становилось всё неудобнее. Я похвалил себя за то, что всё-таки оставил в столовой старинный длинный стол, поскольку смог со всей осторожностью растянуться на полу, подложив руки под голову. Спина едва не хрустнула в благодарность за это. — Он, очевидно, был дорог для вас. — Вы проницательны, Адриан. — Тихо согласилась Кристина. — Он сыграл слишком большую роль в моей жизни. В любом разговоре, совершенно на вольную тему, так уж вышло, воспоминаниям о нём всегда будет место. Я не знаю, как у него это получается даже после смерти. — Не дав Мистеру развить разговор в эту сторону, девушка заговорила о другом. — Скажите, как выглядит ваш господин? Он высокий или не очень? — Выше среднего, мадемуазель, — я насторожился, боясь, что Адриан сможет выдать что-то лишне обо мне. Для меня всё ещё оставалось загадкой отношение моей нежности ко мне: была ли эта жалость или просто сентиментальная скорбь? Что бы она сказала, если бы знала, что её мучитель, деспот, едва не закрывший её навсегда под землёй, теперь жив? О чём она думала, то со скрытой издёвкой называя своего учителя возлюбленным, то неоднозначно вздыхая и сменяя тему? — Он не англичанин, правда? — Не англичанин точно, мадемуазель, — я понял, что Мистер улыбнулся. — Можете меня пытать по этому поводу, но я действительно не знаю, откуда он приехал. Для нас главное, что он с уважением относится ко всей нашей работе и, простите, достойно платит. — Он, наверное, очень скромный и закрытый человек? — продолжала Кристина. — Извините, что я так, как вы это сказали, пытаю вас, — она явно не сдержала улыбки, — но вы сами понимаете, Адриан, что я уже с месяц живу у него, а всё ещё не встречала лично. Хочу составить для себя хотя бы мысленный портрет своего благодетеля. — Господин закрытый, вы правы. Он приносит свои глубочайшие извинения, всё это выглядит так, как будто он избегает вас, но так складываются обстоятельства — не более. Он так и просил меня передать. — Я приму эти извинения только в случае личной встречи, — судя по интонации, Кристина улыбнулась. Ложка не первый раз звякнула о чашку. Скорее всего, мой чай подходил к концу. — Он блондин или брюнет? Носит бороду или усы? — не унималась девушка. — Брюнет, мадемуазель. Обычно наш хозяин всегда гладковыбрит. — Сколько ему лет? Я… Я могу об этом спросить? — Мне было велено отвечать на все ваши вопросы, — я почувствовал, что Мистер едва удержался от вздоха, и поэтому не сдержал улыбки. Моя любовь бывает дотошна донельзя. — Но на этот я ответить не смогу просто потому, что в действительности сам не знаю, сколько нашему господину лет. — Он молод или стар? — Скорее, моложав. Возраст господина достаточно субъективен на определение, если вы об этом. — Знаете, а я ведь знаю о нём не больше, чем вы о своем господине, — вдруг начала Кристина, после молчания. — Даже стыдно отчасти за то, что я не успела познакомиться с ним, как с человеком. Держу теперь эту чашку между ладоней, она такая тёплая, что я невольно представляю его руки. А они ведь всегда были страшно холодные. И как это возможно? — Вам, вероятно, хочется помнить только лучшее о вашем учителе, — мягко ответил Адриан. — Наша память бережёт нас, касательно плохих воспоминаний. — Я хочу помнить о нём всё, — тихо вздохнула она. — Наверняка, мой муж уже отчаялся в своих поисках. Если бы он забыл меня, это принесло бы мне лишь счастье. Я чувствую, что должна уехать отсюда… — в её голосе стояли невыплаканные слёзы. — Мне нужно в Париж. В город его любви. Прошу вас, Адриан, пожалуйста, как ваш хозяин прибудет снова, дайте мне знать. Даже если это будет три часа утра или двенадцать ночи. — Да, мадемуазель Даае, я сделаю всё, что будет в моих силах. — Спа… — она не смогла договорить. Кашель сковал её тонкое горлышко. Моё сердце едва не разорвалось от того, насколько длинными и, вероятно, болезненным был этот приступ. Наконец, отдышавшись, Кристина медленно поднялась со своего места. — Извините, — прошептала она. — Спасибо вам, Мистер. — Вам помочь, мадемуазель? — я видел, как он сделал пару шагов к Кристине, но она отошла назад. — Всё в порядке, Адриан, — догадываюсь, что она постаралась исполнить приятную улыбочку, которая сейчас выглядела весьма неловко и натянуто. — Это происходит, потому что должно. Я смогу дойти до спальни. Кристина осторожно прошла к внушительной деревянной раме прохода. Я видел её узкие бледные щиколотки, ставшие, казалось, ещё более тонкими, чем были в далёкой юности. Как только она ушла, Мистер скоро прикрыл массивные двери, так что я смог вылезти из-под стола. — Господин, вы ещё желаете чаю? — спокойно спросил он. — Нет. Остался еau de vie? — Скорее всего, господин. Я сейчас узнаю. — Если его всё-таки нет, то просто стопку коньяка Адриан. — Как пожелаете, господин, — поклонившись, Мистер вышел вон. Я присел на стул, где недавно сидел управляющий, потому что уже не мог стоять на ногах. Откровения девушки заставляли меня задуматься, но принять всё так быстро и сразу казалось мне невозможным. В голове как будто перепуталось множество ниток, как в старом клубке, и это несколько действовало на нервы. Чтобы хорошо разобраться в сказанном, мне требовалось полное осознание ситуации. Возможно, немного алкоголя помогло бы прояснить мысли. К слову, Адриан не заставил себя долго ждать. На блестящем кованом разносе, поставленном передо мной на стол, оказалась необходимая стопка, пару долек горького шоколада, уже остриженная сигара и небольшая пепельница. — Как просили, господин, — кивнул Мистер, а затем улыбнулся. — И немного больше. — Eau de vie? — Oui, — я улыбнулся на эту старательную попытку повторить французский акцент. — Вы свободны, Адриан, — поклонившись, управляющий скоро удалился из столовой, прикрыв за собой двери. Я осторожно поболтал напиток в стопке, вдохнул пряный приятный аромат и, резко выдохнув, выпил практически половину. Горло приятно обожгло, стало даже как-то теплее. Откинувшись на стуле, я прикрыл глаза, продолжая наслаждаться привкусом французского алкоголя. Настоящее чудо было отыскать эту бутылку здесь. Я, признаться, невольно начинал тосковать по Парижу. Всё-таки он подарил мне некоторую надежду. Пусть он же и забрал её, но ощущение поджигающей сердце ностальгии казалось бесценно. Или это воспоминания Кристины так подействовали на изголодавшееся воображение… Я улыбнулся. Она хотела попасть обратно в город его любви. Эта интонация подсказывала, что речь шла совсем не о месье виконте. Она хотела... — Здравствуйте, — тихий, чуть хриплый детский голосок заставил меня отвлечься от собственных мыслей. Повернув голову в сторону звука, я увидел маленькую прелесть в простеньком тёмно-синем платье, прижимающую к груди маленькую деревянную лошадку. — Ана, — я невольно улыбнулся, когда произнёс её имя. Видимо, смутившись, девочка опустила подбородочек ниже, крепче прижав к себе игрушку. — Что такое? Иди сюда. Она сначала пошла в мою сторону медленно, как будто чего-то опасаясь, но стоило мне снова сесть ровно и протянуть руку, как она тут же побежала вперёд, прямо в мои объятия. Посадив ребёнка на колени, я снова откинулся на спинку стула, сделав после глоток, до конца опустошивший стопку. — Запах… — чуть поморщившись, шепнула она. — Он сильно тебе не нравится? — Так иногда пахнет папа, а потом я прихожу с мамой на работу, — вздохнула девочка. Я осторожно погладил её по маленькой сутуловатой спинке, затем заправив непослушные кудри за ушко, чтобы видеть её нахмурившееся красивое лицо. — Мне не нравится этот запах, потому что потом они кричат друг на друга. Но это значит, что я смогу увидеть вас. Удивительно, как спокойно она рассказывала о домашних ссорах. Мне стало невообразимо жаль её. Я не особенно помнил своих собственных родителей, однако знал, что моя матушка уж точно любила выпить. Отец умер ещё до моего рождения. Единственным человеком, который меня не отпинывал как блохастую собачку, был дед, папаша матери, да и тот не особенно жаловал ребёнка дочери. Во-первых, рождён я от простого, но, признаться, талантливого проектировщика, в то время как мать была аристократкой. Во-вторых, слишком явный изъян значительно портил и без того плохое моё положение. Мне кажется, будь я таковым от графа или герцога, дед бы купал меня в золотой ванночке. На минуту задумавшись, я тряхнул головой, отгоняя мысли, иной раз не дававшие спать по ночам. Сделав над собой усилие и улыбнувшись ребёнку, я взял с разноса небольшой кусочек шоколадки, протянув его девочке, чтобы сломать вместе. Ана с удовольствием схватилась на свою дольку, с хихиканьем разламывая горькую сладость пополам. Я сразу заел неприятный ей запах алкоголя, чтобы не смущать маленькое чудо, а оно в свою очередь неторопливо откусывало свою шоколадку, как будто растягивая удовольствие. — У тебя новая игрушка? — я хотел развлечь Ану приятной ей беседой. Она сразу улыбнулась, стараясь поскорее проглотить сладость. — Да! Папа сделал, — девочка с гордостью протянула мне лошадку. В её глазах светилась радость. Взяв игрушку, я повертел её со всех сторон, найдя на внутренней стороне бедра животного вырезанную надпись: «Моей дорогой Ане». — Здорово, правда? Папа обещал сделать мне ещё! — Да, — едва ответил я, чувствуя обруч слёз, как назло вставших в горле. — Очень красиво. Она забрала эту лошадь обратно, позабыв о шоколадке в руке. Деревянные копытца прыгали по её тонкой коленке и чуть задравшемуся платью. Ана очевидно была в настоящем восторге от творения своего отца. Удивительная гордость в том детском взгляде, которым она посмотрела мне прямо в самую душу прошлого, по-настоящему задела меня. Судя по сказанному, отец ведьмочки пил, а судя по тому, что виделись мы с ней нередко… Пил он так же часто. И ведь она всё равно любила его! Казалось, предложи я ей сейчас жить здесь, каждый день смотреть красивые разноцветные книжки, играть во всём доме, где бы она только захотела, есть, как и каждый ребёнок с детством, сладкое после обеда, Ана бы отказалась, лишь бы остаться со своей семьей и деревянным табуном. Я невольно вернулся мыслями в размытое прошлое. — Пойди с глаз моих! Ещё раз ты спустишься без разрешения и утащишь со стола хоть корку хлеба, я запру тебя в чулане с чудовищем, маленькое недоразумение. — Мадлен, ну что же ты, тише… Это не стоит твоих нервов. Ну стащил он пару кусочков, не объел же он тебя в самом деле! — Перестаньте смеяться, папа! Перестаньте защищать его! Если не посадить его на поводок сейчас, то в будущем я совершенно не найду на это существо управы. Своей протекцией вы заставляете меня ещё больше ненавидеть сына. — Это просто ребёнок, Мадлен. Когда маленькой была ты, мы не ругали тебя даже за то, что из буфета пропадали кусочки сахара. — Это не просто ребёнок, папа. Это нелепая случайность. Недоразумение! Мы не хотели детей, но появился он. Франц обещал, что никаких неприятных последствий не будет! Но какого-то чёрта родился он! Непослушный, неловкий, страшный маленький… — Мадлен, Мадлен! В самом деле, дорогая, не при Эрике же! — Пусть знает, папа! Пусть послушает! Ты слышишь, маленький чертёнок? Знай, кому ты обязан своей жизнью, и прекрати наконец делать мне нервы! Пойди вон. Я сжал челюсть, чтобы скрыть следы мелкой дрожи. Я ненавидел свою мать. Каждому кошмару в своей жизни я обязан этой злой женщине, называвшей меня по имени лишь в подвыпившем состоянии. Я бы хотел встретиться с ней сейчас, чтобы она увидела не то маленькое тонкое существо, которое обидеть было нехитрым делом, а хладнокровного жесткого убийцу ростом почти в семь футов. Что бы тогда она сказала? Верное, порадовалась бы пережитым ужасам, спихнув всё на непослушание в детстве: «Из такого как ты только и мог вырасти безжалостный морфинист, убивающий ради забавы». Раздражённо выдохнув воздух через нос, я вернулся к девочке, вертящей в руках игрушку. — А у вас были игрушки в детстве? — вдруг едва слышно прошептала она, не отвлекаясь от лошади. — У меня не было детства, — невесело усмехнувшись, рефлекторно ответил я, но тут же столкнувшись с удивлёнными чарующими глазками почувствовал, как покрывается румянцем неловкости шея. — Вернее… — Неужели вы никогда не были маленьким? — сильно изумившись, перебила меня Ана своим тоненьким звонким голоском. — Был, конечно был! Я в том смысле, что… Как же тебе сказать, Ана… — Почему же у вас не было игрушек, если вы были маленьким? У всех детей ведь есть игрушки. У вас была любимая? — У меня было мало игрушек, Ана, — слабо улыбнувшись на её настойчивость, спокойно ответил я, потихоньку разбираясь с каждым из череды вопросов. — Я плохо вёл себя, когда был маленьким, поэтому моя мать не давала мне игрушек. Вместо этого у меня была любимая собака. — Живая?! — Самая живая, Ана, — девичье удивление меня рассмешило. Девочка смутилась, вернув мне свою чудесную милую улыбочку. — И как её звали? — Алекс. Как-то так. Мне было-то лет шесть-семь, наверное. Спустя почти полвека такие подробности тяжелее вспоминаются. — Наверное, это очень здорово иметь свою настоящую живую собаку! — Это большая ответственность, мадемуазель, — тут же обрадовавшись, девочка снова смутилась от такого взрослого обращения к себе. Её белые щёчки с маленькими ямочками навестил красивый здоровый румянец. Я улыбнулся, не глядя на ребёнка, и занялся расставлением на разносе стопки, сигарки и пепельницы. — Нельзя об этом забывать. Животные больше, чем просто красивая вещь для игр. Когда ты берёшь собачку или кошечку, ты приобретаешь себе друга, Ана. А в любую дружбу, если она настоящая, должно вкладывать частичку себя. Ана подозрительно притихла. Когда я перевёл внимание со стола на неё, то увидел, что девочка не сводит с меня глаз. Она бархатным, чуть загадочным взглядом подробно рассматривала моё лицо. Я напрягся, боясь, что дитя может внезапно спросить про маску или попросит её снять. Однако Ана лишь подалась вперёд, обнимая маленькими ручонками мою шею. Прижав ребёнка к себе, я осторожно положил подбородок на её плечико, мысленно выдыхая от успешного выхода из ситуации. Скажу больше, я был благодарен ведьмочке за такое сбалансированное детское любопытство. — Я так соскучилась по вам, — тихо прошептала она, пока я мягко поглаживал её непослушные мелкие рыжие кудряшки. От внезапного прилива тёплых чувств к чужому плоду любви у меня захватило дух. — Я могу считать вас своим другом, а не просто тайной? — Ана, ты вольна считать меня немного большим, чем своим другом, — ласково ответил я. — Запомни: ты всегда можешь прибежать ко мне, в любое время. Если тебе нужна будет помощь или защита, я буду готов сделать для тебя всё. — Она отпустила мою шею, оставшись сидеть на коленях. Наши взгляды встретились. — Возможно, пока ты ещё не совсем понимаешь, о чём я говорю, но, когда ты станешь старше, эта дружба между нами по-прежнему будет в силе. — Эрик? — улыбнувшись, таинственно шепнула она, заправляя локоны за уши. Я приподнял голову вверх, показывая, что внимательно готов её выслушать. — А где ваши дети? — Ох ты! — чуть смутившись, вздохнул я. — Понимаешь… Словом, у меня их нет, Ана. Ты единственный ребёнок, который есть в моём окружении. — Вообще-вообще нет? — Нет, — я пожал плечами. Ана улыбнулась. — И никогда не было. — Разве так может быть? — Может, — я тепло усмехнулся, опустив девочку на пол и подав ей отложенную на стол игрушку. — Где твоя мама? Она не потеряет тебя? — Она работает, — девочка снова прижала к себе лошадку. — А можно… — Ана покусала губу, нервно перекатываясь с пятки на носок. Я вопросительно выгнул бровь, ожидая продолжение просьбы. — А можно я поиграю с Айшей? Хотя бы немножко! — Можно множко, — подмигнув девочке на её сияющую улыбку, я помог ей выйти в коридор, придержав тяжеленные двери. — Будь осторожнее, Ана! — она хихикнула, в последний раз быстро обняла меня за ногу и радостно побежала вдоль коридора, помахав мне рукой, прежде чем скрыться за углом. Проводив ведьмочку, я вздохнул, возвратившись обратно на стул. Как же мне было жаль, что я не мог даже взять ребёнка из приюта. Ну кого бы я воспитал? Кем бы он стал после жизни с таким папашей? Я вернулся к мыслям о том, насколько хотел бы маленькое непоседливое чудо, чтобы оно бегало по всему дому, визжало, смеялось и портило мои вещи! Без разницы кто, девочка или мальчик, лишь бы это был счастливый ребёнок, для которого мне было бы в радость достать даже звезду с неба. Я тогда ещё не до конца понимал, что эти неразделённые чувства прошли со мной через всю жизнь из моего собственного детства. Меня никто никогда не баловал, не ласкал и не рассказывал сказки по ночам, когда я трясся под тонким одеялом от холода, боясь встретиться с чудовищем. Оно жило в кладовке за соседней дверью, им было моё отражение. Я не сразу почувствовал, как под маской стало влажно. Да что же такое-то! Сердце сжалось: во мне всё ещё жил тот маленький никому не нужный мальчик, на которого столько времени я сам не обращал внимания и только теперь случайно прислушался к его беззвучному отчаянному шёпоту.