…рассвет краток, а день часто нарушает его обещания.
Толкин Джон Рональд Руэл, "Сильмариллион"
Спустя несколько дней я понял, что стало причиной такого покладистого поведения новой, дерзновенной Кристины, нервы которой растрепались на дне стопки с алкоголем. Её, по всей видимости, стали преследовать кошмары. В одну из ночей мне не спалось. Было холодно и достаточно темно. Во всём доме, как и всегда, стояла объяснимая тишина. Поднявшись с постели, я вышел в кабинет, не замечая взирающих на меня глаз с портретов. Осторожно раскрыв окно, я выглянул на улицу, вдыхая влажный воздух, практически прилипающий к лёгким. Осмотревшись по сторонам, я не сразу приметил, как через небольшую нежилую мансарду на балкончик вышла фигурка. Она вся сжималась и куталась в какую-то тряпку. Ветер хоть и был чересчур прохладен, а всё-таки бережно трепал её белые длинные волосы. Не трудно догадаться, кто же решил выйти на прогулку в столь поздний час. Поскольку было достаточно тихо (погода сжалилась над нами), я смог расслышать всхлипы. Кристина плакала, причём плакала, практически себя не сдерживая. Она о чём-то шептала сама себе или пыталась что-то сказать, но слёзы не давали понять, о чём именно тревожилась девушка. Я уже хотел было закрыть окно, чтобы сохранить интимность этой сцены, но вдруг мне показалось, что я отчётливо слышал своё имя. По спине пробежал табун мурашек и только после я немного успокоился, поскольку понимал: сейчас слишком темно, чтобы она, даже приметив какой-то силуэт, смогла найти в нём мёртвого меня. Мертвого… Казалось бы, я ещё давным-давно при жизни спал в гробу, похоронив себя под сводами публичного дома искусств, но теперь понимание того, что я мёртв прежде всего для самого драгоценного человека на свете, заставляло ёжиться. А что, если?.. Аккуратно высунувшись на улицу почти по пояс, я жадно ловил каждое слово с девичьих уст, надеясь на какое-то чудо. Кристина ближе подошла к самым периллам балкончика. Она сильно наклонилась вперёд, практически наполовину переваливаясь за них. Я уже был готов ко всем чертям окликнуть её, злость поднималась вместе со страхом за эту девчонку. Однако так же неожиданно та отшатнулась от края. — Это невозможно больше. Весь мой рассудок как будто погиб с тобой вместе в тех подвалах, — едва успел услышать я. — Если бы ты знал, насколько мне тебя будет не хватать, то, верно, наперёд подумал, а стоит ли эта страшная игра свеч. Обняв себя за плечи, Кристина медленно пошла обратно в дом. Я в самых необъяснимых чувствах буквально сполз по соседней стене на пол. Моё сердце глухо колотилось в горле, пальцы вспотели и вот-вот соскользнули бы с оконной рамы. Если бы я не убился, то наделал бы столько шума, что, верное, кто-то бы точно проснулся. И всё-таки мне удалось уловить хотя бы мотивом то, о чём она сожалела. Ужели не об отце Кристина плачет ночами, запивая солёные слёзы горьким виски? Мне нужно было выпить воды, лечь обратно в кровать и постараться заснуть, чтобы привести мысли в порядок, но, возбудившись, нервы не желали успокаиваться. Сглотнув, я прислонился затылком к прохладной стене. Кристина ведь не хотела прыгать? Мне ведь показалось это, правда? Она не хотела добровольно погибать прямо у меня в доме! В конце концов она ведь в гостях. — Да что же это я?! Как будто сам не видел, что на самом деле она хотела! Ей, верное, всего немного за двадцать, а она пьёт больше, чем я на пятом десятке! К тому же курит, совершенно не следит за своим здоровьем. Как будто специально стремится сделать себе только хуже и хуже. — Миссис Уинтер, распорядитесь, чтобы в библиотеку подали гасконский еau de viе. Стоит отпраздновать тот факт, что мне осталось жить на одну неделю меньше. Я вспомнил её смешок, всё поведение до этого момента и мне стало так нехорошо, что в глазах потемнело. Пришлось сесть удобнее, чтобы восстановить дыхание. Нет, теперь бы я точно не смог уснуть. Прикрыв веки, я немного помолчал, задержав воздух в лёгких, затем медленно выдохнул и более менее вернул самообладание. С окна несло морозным воздухом. Подняв голову, я посмотрел на открывающийся вид: в тёмном небе отчётливо светили яркие крупные звёзды. Было не так уж и темно, как мне сперва показалось, и ни единого облачка. Сколько я так просидел, я уже не помнил, но в конечном итоге ночь сменилась ленивым утром. Возможно, мне даже удалось немного прикорнуть, однако же я вполне смог стоять на ногах. Адриан принёс мне обыденный завтрак и сообщение от миссис Уинтер, что госпожа, очевидно, дурно спала и чувствует себя куда хуже, чем несколько дней назад. Я кивнул, как будто бы ничего не знал, поблагодарил управляющего за кофе с тёмным шоколадом и попросил оставить меня одного. Сделав глоток, я невольно обратил взор к стенам и столкнулся с печальным взглядом девушки с портретов. — Это решительно невозможно… Одна навязчивая мысль пчелой крутилась в моём сознании, но мне впервые в жизни не хватало духа. Даже когда я показывал юной Кристине своё подземное жилище, прежде шокировав её Ангелом во плоти, мне было не так волнительно, как теперь. Тогда ещё существовал шанс на нечто нормальное в понимании отношений между людьми. Сейчас же она знала, кем на самом деле является её бывший учитель. Чудовищем, подземной тварью с нелестным набором самых низких плотских желаний, проклятым чудом выживший мучитель, не дающий ни секунды свободного вздоха, тиран, манипулятор! Самое жуткое создание на Свете, посмевшее думать о большем, когда не стоило рассчитывать даже на меньшее! Кость в горле этого мира и, как вишенка на торте, - убийца! — А ну тихо… — раздражённо шепнул я сам себе, пытаясь остановить поток бурной самоненависти. — Речь не о тебе, Эрик. Встав с места, я забыл о кофе и принялся ходить из стороны в сторону по комнате, как будто бы так мне было легче. — Ну, предположим, ты выйдешь. И что? Что сказать? «Здравствуй, я не умер»? — я остановился, помолчал, затем сел на заваленный какими-то бумагами диванчик. — Или может… Да чёрт подери! — снова поднявшись, я стал ходить ещё быстрее. — Это в любой формулировке звучит отвратительно. Тогда, может, просто сделать это молча? Подождать реакции в конце концов. А если обморок? Да уж, наверное, обморок будет лучше слёз и истерик. А если обморок до нового приступа болезни? Нет, лучше не обморок. Сглотнув, я остановился по середине кабинета, касаясь ладонью груди. Не приведи господь у самого сейчас сердце зайцем выпрыгнет. Доносился, как конь на скачках, до аритмии. Для начала было бы неплохо привести себя в относительный порядок. Я посмотрел на себя сверху вниз: помятая незастёгнутая рубаха, домашние штаны, уже заметно поизносившиеся, какие-то восточные тапки, отросшие волосы с проблесками седины. Пыльный старик — ни дать ни взять! И это в сорок пять лет-то! Люди детей заводят и то позднее, а я страшусь раскрыть правду распоясавшейся девчонке, которая раньше стыдливо замолкала, стоило мне лишь косо посмотреть в её сторону. Сощурившись, я направился к огромному шкафу в спальне, меньше чем на половину заполненного моей одеждой. Я всегда считал, что лучше, если вещей будет немного, но все они будут соответствующего качества. Я готов переплатить за материал и получить совершенный шедевр, чем купить ещё одну тряпку подешевле. Здесь нашлась отличная рубаха. Оборок на ней было немного, она выглядела вполне удобной и я счёл, что к ней необходим спокойный однотонный жилет. Выбирая между шароварами и брюками, подвороченными и чуть зауженными к щиколоткам, я остановился на вторых. И лучше будет надеть классические кожаные туфли, чем тапочки. Поскольку те части груди и шеи, которые оставляла открытыми рубаха, были по обыкновению гладкими, я не стал выбирать шейный платок. Да и носил-то я его, пожалуй, больше из соображений теплоты, чем из приличия. Вызвав Адриана, я попросил привести в порядок рубаху и жилет, чтобы они не выглядели помятыми. Вручив свои дерби в руки Мистера я спросил глассаж. Он несколько удивился, и я бы этого не заметил, если бы был менее внимательным, однако Адриан сказал, что к нужному моменту глассаж будет сделан. — Я вас прошу, Адриан. Со всей осторожностью. — Как пожелаете, господин. Я лично займусь блюхерс. — Чем? — переспросил я, оторвавшись от одежды и посмотрев на Мистера. — Обувью, господин. В Англии эта модель называется «блюхерс». В честь маршала. При Ватерлоо, господин. — Я с лёгким, несколько шутливым недоверием отнёсся к его словам. Поджав губы, Адриан мягко улыбнулся. — Я не всегда был управляющим, господин. Вышло так, что я умею делать глассаж и немного знаю про модели туфель. — Только мужских? — Всяких, господин. — Надеюсь, работать управляющим вам нравится всё-таки больше, — скрыв улыбку, сказал я, вешая на свободное предплечье Мистера брюки. — Нельзя жаловаться, господин! Лучше уж я по специальному заказу лично для вас сделаю глассаж пару раз, чем буду заниматься этим практически без перерыва. К тому же, между вашей обувью и обувью совершенно незнакомых людей - огромная разница. — Приготовьте мою ванную, Адриан, — усмехнувшись на замечания управляющего, попросил я. — Она ведь… не занята? — Всё будет сделано, господин, — поклонившись, он вышел вон, оставив меня один на один с собственными мыслями. Приняв ванную, я завернулся в халат, затем подошёл к зеркалу и протёр его чистым куском свежей простыни. На меня смотрело по прежнему безносое недовольное мокрое лицо. Повезло так повезло — сказать нечего! Вздохнув, я немного смазал самые концы волос миндальным маслом. Расчесавшись так, чтобы можно было собрать аккуратный хвост, я как можно крепче связал пряди лентой. Приметив, что получившийся бантик розового цвета оказался достаточно ровным, я не смог сдержать улыбки. Взяв наточенные ножницы, я лёгким движением состриг лишнюю длину. После этого можно было распустить волосы, уже начинающие высыхать. Как же я в самом деле скучал по привычной длине. Немного срезав чёлку, я оставил её в покое. Ну и пусть получилось не совсем ровно. Я точно знал, что когда лёгкие кудри станут действительно кудрями, этого совершенно не будет заметно. Оставшись довольным сделанной работой, я тщательно выбрился, смочился жгущим, но дико ароматным одеколоном и надел бельё. В спальне меня уже ждала приготовленная одежда. К счастью, облачиться в это рубище я смог самостоятельно и мне не пришлось звать на помощь управляющего. Кстати говоря, туфли блестели идеально. Они выглядели так, как будто с них можно было без боязни есть. Тарелки — и те, наверное, казались недостаточно чистыми по сравнению с… — Как это он сказал? «Блюхерс»… Улыбнувшись от воспоминаний недавнего диалога, я принялся приводить в порядок маску. Она по истечению долгих лет была, конечно, уже не такой белоснежной. Кое-где появились сколы и царапины, но вид оставался вполне сносный. Я не хотел её менять до самой смерти, когда увидел впервые. Так и решил, что уйду отсюда непременно в ней и ни в какой другой. Закончив, я надел её, осторожно и крепко завязав чёрные шёлковые ленты на затылке. Они так приятно скользили под пальцами… Особенно, когда руки были облачены в тонкие бархатные перчатки. Ростовое зеркало, что стояло в самом далёком и тёмном углу моей спальни, как всегда закрывала плотная ткань. Мы не особенно с ним дружили, но сейчас мне важно было посмотреть на то, что создавалось целый день. Склонив голову вниз, я подошёл к зловещему предмету. Раньше в нём пряталось чудовище. По правде говоря, оно и теперь там прячется. И мне придётся с ним увидеться. Сейчас. Резко выдохнув, я сорвал тряпку, откинув её на пол. Блеск туфель в неярком свете отразился от серебряной глади. Я видел свои ноги в отражении по колено и дальше смотреть не решался. Сглотнув, я скользнул против воли взглядом выше — на худощавую фигуру с узкой талией и широкими плечами. Не смотря ни на что, я остался доволен жилетом и брюками. Рубаха тоже смотрелась вполне сносно. Нужно было посмотреть на лицо, но я отчего-то не мог решиться. Собравшись и медленно подняв взор, я вдруг столкнулся с пламенем янтаря напротив. Прямо передо мной стоял сам Призрак Оперы в своём обыденном обличии. Только траурного сюртука не хватало, однако это было бы уже слишком. Даже волосы легли практически так же, как раньше. И взгляд — этот дерзновенный строгий взгляд, смотрящий с горючей ненавистью и жаждой непонятной мести, остался прежний. Меня передёрнуло от нахлынувших воспоминаний кровавого прошлого. Шарахнувшись от ужаснувшего отражения, я с неверием посмотрел на него вновь. Теперь там был испуганный маленький мальчик, выискивающий среди копии своей жизни обещанную страшилку. И снова не то, что я хотел бы видеть. Переждав, я сделал третью попытку, к своему счастью, посмотрев на просто Эрика. Эрика, который в своей жизни любил лишь одну женщину, который был от неё без ума и который любит её до сих пор, желая простого человеческого, обычного мужского — встречи с ней. — В конце концов, не расцарапает же она тебе лицо, — вздохнул я и невесело улыбнулся. — Маска защитит. Возможно, впервые в жизни она именно защитит. А не подставит под удар. Неважно. Теперь уже ничего не важно. Заключив, что я выгляжу вполне неплохо, я позвал Мистера. Адриан, как я заметил, старался не рассматривать меня, но по его взгляду, похожему на взор миссис Уинтер тогда на кухне, я убедился в том, насколько на самом деле недурно привёл себя в порядок. Управляющий сообщил, что Кристина отказалась от ужина. Также я узнал, что она несколько часов кряду никуда не выходила. Спросила лишь очередную бутылку выпивки, которую ей не хотели давать. Но дали. Я нахмурился, Адриан притих, однако жестом руки я велел ему продолжать. В общем, выпивку всё-таки подали. И портсигар. Прикрыв глаза, я вздохнул, медленно посчитал до трёх и сказал, чтобы Мистер сейчас же узнал, чем была занята маленькая госпожа. Он вернулся скоро: Кристина не желала никого видеть. Отогнав всех от себя, бывшая протеже одиноко жевала скрутки в полумраке комнаты. Это в действительности было невыносимо. Поблагодарив Адриана, я отпустил его. Дождавшись, когда управляющий покинет крыло, я вышел в коридор. Передо мной восстала тяжеленная дверь, закрытая на ключ, который мне удалось стащить. Я должен решиться и открыть крыло. Какой смысл держать его на замке, если Кристина узнает, кем ей приходится хозяин дома? Что под маской — для неё тоже не является загадкой. Никаких соблазнов лезть в мои комнаты ради любопытства для неё не предоставляется. Разве что вопрос — «а сплю ли я всё ещё в гробу»? Да и то — аргумент сомнительный. Вздохнув, я вставил ключ в замочную скважину, повернул его и, не вынимая, резко толкнул двери вперёд, с характерным звуком раскрывшие для меня приятный полумрачный проход. Мягкие толстые ковры приятно шуршали под подошвой туфель. Я шёл вперёд, осторожно ступая по персидскому чуду. Остановившись напротив главной лестницы, ведущей в прихожую, я посмотрел сверху вниз на собственное место обитания. Нигде не было ни пятна, ни пылинки. Слабый свет от положенных канделябров не слепил глаза. Ощущалось, что здесь никого больше не ждали. Казалось бы, спустись сейчас по парадной лестнице вниз, загляни в гостиную и увидишь, как перед камином романтично собралась целая семья вурдалаков, с томным спокойствием распивающей подсоленную кровь с абсентом. Улыбнувшись одним уголком губ, я прошёл дальше, встретив по дороге пару служанок. Одна из них шокировано вздохнула, сразу отбежав в соседний коридорчик. Другая же не забыла присесть в реверансе, прежде чем прижаться в страхе к стене. Я остановился перед ней, спокойно посмотрев на совсем молоденькую растрёпанную гувернантку. Наверное, она была приставлена к Кристине. Девушка не желала смотреть не меня. Бросив лишь пару стыдливо-испуганных взглядом, она извинилась и убежала дальше по коридору. А ведь я оплачиваю работу всех этих девчушек. Даже удивительно, сколько их, оказывается, здесь было. В любом случае, это всё на совести миссис Уинтер. Или Адриана. Я уже подходил к комнате Кристины, когда вдруг вспомнил своё отражение. Вернее, отражение Призрака Оперы. Сколько же я им был? Десять лет! Или больше?.. Я думал, что я бы никогда не смог стать кем-нибудь другим — настолько комфортным и правильным мне казалось существование в двадцать тысяч франков, стрясаемых с двух несчастных директоров каждый месяц. Прошло пять лет, я не забыл театра, своей любви к музыке и к театральному искусству, но быть снова Призраком… Хотел бы я снова? Вряд ли. Эта жестокая оплота пугала меня. Она была моей частью. Скажу больше, была неотъемлемой частью меня и, судя по приступам агрессии, остаётся ею, но давать фантому снова управлять своей жизнью… Вряд ли стоит. Я скорее убил бы себя, чем вновь стал тем, кем являлся. Вместе с этим я благодарен Призраку. Если бы не он, встретил бы я Кристину? Оставалась всего лишь одна несчастная дверь, отделяющая меня от женщины, которую я любил всей своей жалкой душой. Сердце бешено билось о рёбра. Пока ещё не поздно повернуть всё назад. Я мог уйти, убежать! Но я почему-то стоял перед самой дверью, как будто ждал, что девушка вдруг сама меня пустит. Услышав за дверью шаги, я отошёл назад, затем ещё подальше, пока не упёрся в стену. Что же я делаю в самом деле?! В самом деле… Никто не вышел. Шаги послышались вновь, затем стихли. Я задышал чаще. Подойдя ближе, я осторожно положил кисть на витиеватую ручку двери. Осталось только нажать. От волнения меня начало подташнивать, кровь шумела в ушах. Моя маленькая любовь… Я беззвучно открыл дверь, заглядывая внутрь. Свет ночной природы слабо падал на фигурку Кристины, застывшую с бокалом и тлеющей на столе в пепельнице папиросой, дымок которой в полумраке колдовски взвивался вверх. В последний раз набравшись смелости, я вошёл внутрь. Все мои мысли как будто текли по оголённым нервам, невообразимо остро отпечатываясь в памяти на каждое моё действие. Закрыв дверь, я понял, что отступать было некуда. Видимо, я вошёл настолько тихо, что отстранённая Кристина совсем меня не заметила. Выпрямившись, я сделал шаг к сидящей девушке так, чтобы по звуку она поняла, что находится здесь не одна. Повернув голову в мою сторону, она устало вздохнула и отвернулась. Я ожидал чего угодно, но только не такой «мёртвой» реакции. Наши взгляды успели встретиться лишь на мгновение, однако этого хватило, чтобы сердце приостановилось и забилось с ещё большей скоростью: её глаза сверкнули настоящим льдом, от которого мне по-настоящему стало холодно. Маленькая протеже никогда ещё так на меня не смотрела! Даже в подвалах, когда я ломал её судьбу, девчонка не была такой безжизненной. — Кристина… — несмело позвал я, продолжая приближаться. — Надо же, ты соизволил появиться! — отрезала она, обратив на меня свой гневный взгляд, теперь блеснувший лазурным раскатом грома среди установившейся тишины. Это мне понравилось больше. Пусть лучше злится, чем ведёт себя настолько безразлично. — Только вот ты мне больше не нужен. Дешёвая копия… — Кристина, Эрик… — я не понимал, о чём она говорила, но постарался подойти ещё ближе. Приметив это, девушка остановила меня жестом ладони, допила остатки алкоголя и, поджав губы, вновь посмотрела так, что по спине пробежал холодок. Это точно я позволил себе распоряжаться её жизнью, а не наоборот? — Я велю тебе замолчать, — ответила она с хрипотцой от начинающихся слёз. — Я научилась жить без него! И ты мне не нужен теперь! — Я обескураженно молчал, лицезрея выплеск эмоций. Я даже не знал, что мне думать! — Я не хочу тебя видеть. Ты лишь жалкая подделка моего собственного воображения! Уходи. — Эрик не понимает вас, Кристина, — начиная волноваться за её душевное здоровье, тихо прошептал я. — Уходи! — громко потребовала она, вставая со своего места. — Оста… Вышло так, что маленькая любовь случайно оступилась, но я был достаточно близко, чтобы преодолеть оставшееся расстояние в один шаг и поймать её за руки. Кристина сразу замолчала. Не отводя взгляда от меня, она провела кистью дальше по моему предплечью, цепляясь пальцами за ткань рубахи. Я проследил за тем, как её тонкие дрожащие пальцы сжимают и разжимают одежду, а затем вновь заглянул ей в глаза, полные слёз и сумасшедшей радости. — Эрик… — с улыбкой, больше похожей на искажение рта от слёз, прошептала Кристина. Сразу после она в голос заплакала как будто только что потеряла нечто бесценно любимое. Я немного растерялся от такой реакции, но всё-таки смог осторожно приобнять дрожащую девушку. Стоило только это сделать, как она крепко обвила руками мою шею, уткнувшись носом в плечо. Я не знал, какая тяжесть разлуки была бы способна привести к такой реакции в нашу новую встречу, но я точно знал, что она не может меня полюбить. Никогда бы не смогла. И эти странные объятия, казавшиеся мне непозволительной роскошью в тот момент, только лишь притупили подкрадывающиеся мысли о её снисхождении. — Неужели я умерла? — лихорадочно вздохнула Кристина, то ли смеясь, то ли всхлипывая. Её тонкие дрожащие пальцы потянулись к моему лицу, и от чего-то я был уверен, что в этот раз маска останется на месте. В забвении, практически не дыша, девушка прикоснулась к моим скулам, провела по коже до подбородка и спустила прикосновения на шею, совсем невесомо пощупав места лимфоузлов. От этого я сам едва не задрожал, впитывая каждую каплю нежности такой встречи. — Нет! Нет, ты не умерла, — отняв от себя совершенно потерянную маленькую любовь, тихо уверил я. — Но ты умер, — с улыбкой продолжала настаивать она, едва шевеля языком. Её ладони скользнули на мой жилет, крепко сжав ткань у груди. — И я не умер, Кристина. Никто из нас не умер. — Забери меня с собой, — горячо зашептала девушка, уже не стоя на ногах. Наверное, если бы я не поддерживал её за талию, то она бы действительно лишилась чувств. И это при всём при том, что перед нашей встречей Кристина неплохо выпила. — Я не могу так больше! — она продолжала плакать, всхлипывая влажным носом. — Я поняла свою ошибку, Эрик, умоляю тебя! Не могу! В подтверждение своим словам, маленькая нежность безвольно опустилась на пол, уронив лицо в ладони. Её плечи дрожали от слёз. Я встал перед ней на колени, стараясь как можно мягче заставить Кристину слушаться себя. Бережно прикоснувшись к ослабевшей девушке, я всё-таки смог притянуть её обратно в объятия, и пока я шептал ей успокоительные нежности, мне казалось, что она всё больше и больше уходит мыслями в другой мир, продолжая верить в то, что меня не существует на этом свете. Конечно, я понимал, какую в самом деле ошибку совершил тогда. Но… Значит ли это, что она спускалась вниз?.. Вопрос пустил по моей спине холодок. Нет! Скорее всего, газеты растрепали эту прекрасную новость по всему Парижу. Я не мог надеяться… — Кристина, — тихо позвал я свою маленькую нежность, вцепившуюся в воротник и не перестающую плакать. Она прижималась ко мне, как будто была маленьким ребёнком, потерявшим в огромной ненасытной толпе своего родителя и спустя минуты нашедшем его. Почему-то она не била меня и не кидалась с разъярёнными речами, хотя могла, и я ничего бы не посмел сделать. Кристина лишь полулежала в моих руках, навалив голову на плечо, и продолжала плакать. — Кристина, умоляю вас… Моя душа, моя нежность, Кристина, слушайте меня… Она что-то неясно шептала. Я вздохнул, попытавшись отнять её от себя, чтобы встретиться взглядом, однако натолкнулся на такое сопротивление, которого никак не ожидал: Кристина взялась на одежду ещё крепче, со странным писком прижимаясь ко мне ещё ближе. И я бы, видит бог, сдался, но оставаться на полу становилось всё холоднее. Ещё немного так посидев и наконец поднявшись на ноги вместе с девушкой, я осторожно подхватил её на руки, двигаясь к кровати. Время, верное, было уже достаточно позднее. Шок, вызванный произошедшей ситуацией, мог пройти нескоро, поэтому я решил, что останусь со взволнованной Кристиной до её полного успокоения, если то потребуется. К счастью, когда я положил исхудавшее женское тело на постель, то не встретил дикости со стороны девушки. Однако стоило мне начинать движение в сторону двери, совершенно отпуская Кристину, как моя рука оказалась тут же схвачена за предплечье животной хваткой. — Кристина… — вздохнул я. — Не уходи, — дрожащим голосом пролепетала она, пододвигаясь ближе. — Пожалуйста, не бросай меня снова, Эрик. — Она хотела встать на кровати на колени, с мольбой ищя моего взгляда. Однако я специально отворачивался, поскольку ни за что не смог бы его выдержать. Её острый подбородочек дрожал от слёз. Отдавшись в плен её чувствительности, я всё-таки присел на самый край. Меня тут же привлекли в отчаянные объятия. Холодные трясущиеся пальцы гладили мою шею, зарывались в волосы… Я снова прижал Кристину к себе, мягко поглаживая по спине. Я чувствовал, как она вдыхала мой запах, уткнувшись влажным носом в приоткрытые ключицы. Вся её нежная фигурка трепетала от неизвестных мне чувств. Мы долго молчали, я вслушивался в тихие всхлипы, продолжая успокаивающе поглаживать бледные лопатки маленькой любви. Наконец Кристина перестала вздрагивать, а следом я услышал лёгкий сап. Видимо, её силы подходили к своему пределу за этот день. — Вы хотите спать, Кристина… — прошептал я, бережно отнимая возлюбленное лицо от своей груди и убирая с него прилипшие курчавые волосы. — Ни за что! — в её голосе до сих пор были слышны оттенки слёз. Кристина сжала своими тонкими пальцами моё запястье практически до боли. — Я не буду спать. Никогда. — Я… — помолчав, я прикинул, насколько стоило делать такое предложение, но, видимо, выбора у меня особенно не было. Мне казалось, уйди я сейчас, и наутро мы всё равно оказались бы в одной постели, поскольку возбуждённая душа девушки не дала бы ей покоя. — Эрик может остаться с вами. Ляжет рядом, если вы пожелаете, или пересядет в кресло. И он всю ночь проведёт здесь. — Я умоляю вас об этом, — не моргая, она смотрела мне в глаза. Я почти увидел в этом бездонном холодном мире своё отражение. Вновь крепко взяв меня за руку, Кристина переплела наши пальцы. Она плавно потянула меня на себя, так что я смог осторожно лечь совсем уж рядом с ней, вполне ясно поняв, что в кресло меня никто и не думал отпускать. Грустно улыбнувшись, девушка обняла меня поперёк талии, прижавшись всей своей душой ко мне. Я постарался мягко уложить руки на её фигурке, так что голова маленькой любви покоилась на моём плече. Мы были так непривычно близко друг к дургу и при этом совершенно невинно… Я чувствовал запах её кудрей, осторожно наматывая их на пальцы. Молодая женщина что-то неясно промычала, отчего я улыбнулся, и уткнулась кончиком носа в бок моей груди. Было удивительно, что я мог так свободно прижимать Кристину к себе, проводить фалангами по её бледным чуть впалым щекам, перебирать длинные волосы… Мне бы, конечно, хотелось остаться в таком положении навсегда. Бесконечно чувствовать эту удивительную невинную близость, тонкий шлейф несказанной любви, ровное течение светлых мыслей, наконец-то нашедших свой идеальный поток, влившихся в одно большое море надежды на лучшее будущее и на бесконечное настоящее. Я не смог сдержать очередной улыбки, когда моя маленькая любовь устало вздохнула, очевидно, забывшись необходимым сном. В отличии от мирно сопящей Кристины мне не удавалось уснуть. Её страх закрыть глаза и на утро всё потерять как будто передался мне. Только в моём случае, пожалуй, я боялся не того, что она вдруг исчезнет. Ужасной мне казалась её обновлённая реакция, когда прояснившееся сознание подскажет оградить себя от чудовища из прошлой жизни. Каким-то образом мне всё-таки удалось отдохнуть под самое утро. Поднявшись вместе с рассветом, лениво заползающим через приоткрытое окно в спальню, я осторожно освободился от объятий, укрыв Кристину одеялом. Мышцы за это время уже успели затечь, но боль, вызванная спазмами, была приятной. Размяв хрустящие суставы, я вошёл в ванную комнату девушки. Здесь, конечно, не так просторно, как в моём крыле, но довольно мило: те же огромные окна практически во всю стену, вид из которых выходил на далёкий лес, обрамлялись голубыми бархатными шторами, настолько плотными, чтобы тайна искусного молодого тела в действительности осталась тайной. Немного поодаль стояла на самом деле небольшая ванночка, пожалуй, раза в три меньше моей, но витиеватые ножки и изящный выгиб спинки делали её по-настоящему женской. Я позаботился так же о том, чтобы, выходя из ванной, маленькая нежность вставала босиком на пушистый толстый коврик, а не на прохладный пол, и могла с лёгкостью дотянуться до простыни, висевшей совсем рядом на золочёном крючке. Я знал, что Кристина привыкла обходиться в ванной комнате самостоятельно. Если в общественной уборной ей и могли иной раз помочь такие же театральные девчонки, то, живя внизу, девушке приходилось управляться самой. В конце концов, она быстро привыкла и спокойно могла посещать душ труппы в угодное для себя время. Поэтому, когда готовилась комната, я почему-то подумал, что, наверное, привлекать к столь интимному занятию незнакомых горничных ей бы не особенно хотелось (по крайней мере, если бы я был в чужом доме мне бы точно не хотелось), поэтому здесь всё было так, чтобы один человек вполне смог справиться. И, надо признаться, теперь я был вполне доволен решением этого вопроса. Склонившись над мраморной раковиной, я снял маску, посмотрев в зеркало на своё лицо. Спать в ней оказалось совсем неудобно. Но даже без того мне казалось, что я выгляжу на все пятьдесят с лишним. Насколько было удивительно осознавать: раньше это отражение показывало лишь бледное красивое личико молодой уставшей женщины, а теперь в нём вдруг оказался Эрик. Плеснув на руки остывшей воды из кувшина, я умыл не только лицо, но и шею, вытеревшись собственной рубашкой. Закончив с незатейливым туалетом и более менее приведя себя в порядок, я осторожно вышел в спальню, боясь потревожить спящую девушку. Какова же была степень моего смущения и удивления, когда я увидел сидящую на кровате встревоженную Кристину, по щеке которой медленно скатывалась слеза. Моя нежность отчаянно прижимала к себе колени, совершенно освободившись от одеяла. Тонкая, но плотная сорочка только дополнила этот странный образ пробудившегося чуда, пока ещё не верящего в возможность своего существования. Маленькая любовь, быстро смахнув с лица слёзы, так же скоро встала с постели и оказалась в моих объятиях. — Неужели правда, — тихо прошептала она, вновь начиная дрожать. Я крепко сжал её плечи, прижимая ближе к себе. — Живой… Впервые за столько лет по-настоящему живой! — Живой, — с оттенком сожаления подтвердил я, со страхом ожидая того момента, когда Кристина полностью поймёт значение этого факта. Но она лишь слабо и неровно вздохнула. — Вам стоит вернуться в постель, — спустя молчание проговорил я, осторожно отнимая Кристину от себя. — И стоит позавтракать. Желательно, если вы послушаетесь и сделаете это всё одновременно. Сказав, я хотел уйти, но девушка схватила меня за руку, не отпуская от себя. Когда мы встретились взглядом, бывшая протеже всё-таки разомкнула пальцы, освободив моё запястье. Увидев в её жестве нечеловеческое отчаяние, я подошёл немного ближе. — Если хотите, я могу остаться с вами, — тихо предложил я. — Позавтракать. Только схожу вниз, закажу еды. Она промолчала, ловя своими большими глубокими глазами мой взгляд. Мне стало даже немного неловко от этого. Кивнув, Кристина отпустила мою руку и как будто бы в трансе опустилась на кровать. Я заметил, что её тонкие холодные пальцы нервно подрагивают. Заправив за ухо прядь растрёпанных кудрей, молодая женщина вновь посмотрела на меня, но, очевидно, поняла, как должно выглядит вместе со своей навязчивостью, и скоро отвела взгляд в сторону. Я вздохнул от тоски, что она смущалась этого, потому что для меня каждое её прикосновение было радостью. Хотелось подойди, поднять за подбородок её милое заплаканное лицо и сказать, чтобы она смотрела на меня столь долго, сколько желала. Однако я оставил её, выйдя в коридор. Я подумал, что такое с моей стороны уже будет слишком. Хватит с нас ночи в объятиях друг друга. Кристина ведь замужем… Я не мог позволить себе такого по отношению к замужней женщине, пусть в тайне и любил её до умопомрачения, прокручивая в памяти каждое прикосновение. У миссис Уинтер я попросил небольшой лёгкий завтрак для Кристины, чашку кофе для себя и что-нибудь успокаивающее. Возвращаясь к девушке, я зашёл на несколько минут к себе, сменил рубаху и ещё раз более полноценно освежил утренний туалет, хорошенько вытеревшись собственной простынью. Когда я вернулся в девичью спальню, то нашёл Кристину практически в том же положении, что и утром. Она жадным взглядом прожигала дверь, однако стоило мне войти, как молодая женщина тут же отвернулась, натягивая одеяло практически до подбородка. Я понял этот жест, как некоторую защиту, и потому присел не на постель, ближе к маленькой любви, а на стул у её полупустого трюмо. Кристина продолжала молчать, лишь утирала с уголков глаз редкие слёзы. Я откровенно не знал, каким образом стоит поступить: попробовать объясниться первыми или дождаться, пока девушка свыкнется с мыслью о том, что прообраз её кошмара не такой уж и мёртвый. Наконец, нам принесли завтрак. Адриан поставил передо мной поднос, на котором стояла чашка кофе и небольшой кусочек омлета. Я посмотрел на еду и осознал, что в действительности невероятно голоден. Даже удивительно, насколько! Одна из пришедших служанок помогала Кристине сесть удобнее, другая поставила небольшой поднос для завтраков в постель ей на колени. Мистер ожидал двух девушек. Он старался не смотреть на мисс Даае, как будто бы боясь, что она сейчас же начнёт обвинять его в сокрытии правды. Я немного улыбнулся в край чашки, делая глоток горячего чёрного кофе. Наконец они ушли, оставив нас вдвоём. Кристина как будто в первый раз в жизни взяла в руки ложку, опустила ту в тарелку с едой, но вдруг подняла голову, посмотрев на меня. Её губы задрожали. Стоило мне опустить чашку обратно на блюдце, стоящее на подносе, девушка тут же отвела взгляд, принявшись копаться в еде. Она не смогла пересилить себя, вновь оставив ложку. — Но как же вам удалось…? — тихо прошептала Кристина, теперь уже совершенно смело ловя мой взгляд. Видимо, осознание начало постепенно к ней приходить. — Удалось что? — зацепившись за этот вопрос, спокойно переспросил я, желая, чтобы ход её мысли продолжался дальше. — Кто… Кто тогда там в подвале? Под оперой? — Я не знаю, Кристина, — поджав губы, я пожал плечами. Не скрою, что мне было приятно вновь произнести её имя. — Какой-то бедный бродяга с улицы. Он был уже неживой, когда я перенёс его в дом. — Это вы его…? — Нет! — решительно ответил я, едва не поперхнувшись кофе. — Конечно нет. Я нашёл его на улице. Как вы помните, было достаточно холодно. Очевидно, что он несколько дней не ел, ослаб и… В общем, тогда я и подобрал незнакомца. — Я столько лет верила, что вы мертвы, — помолчав, вдруг проговорила Кристина. Как мне показалось, она произнесла это с оттенком упрёка. Я посмотрел на неё, нервно сцепляя пальцы. Девушка суетливо утёрла с щёки невольную слёзу. — Что вас больше нет… Что ваше тело и ваша душа остались в холодных, сырых подвалах! Кристина упорно пыталась снять с колен поднос. Её руки вновь мелко подрагивали, пальцы совершенно не слушались. Я помог прекратиться этой странной нервной лихорадке, осторожно переставив поднос на прикроватную тумбу, и хотел помочь самой Кристине, но она оттолкнула мою руку в сторону. — Не трогайте! — строго шепнула она, тут же поднявшись с постели и отойдя к окну. Прикоснувшись ко лбу ладонью, молодая женщина всхлипнула, закрыв глаза пальцами. Покатые плечи мелко задрожали от тихого плача. Моё сердце разрывалось на части. Зачем я это сделал? Зачем показался ей? Вздохнув, я опустил голову вниз, крепче сжимая запястья от ненависти к своему же существу. — Стоит сказать, что я вас не держу здесь, — сказал я, так что от хрипоты голоса завибрировала грудь. — Как только предоставится возможность, вы вернётесь туда, откуда пришли. Если угодно, то одно ваше слово — и вы не увидите меня до самого отъезда. Она отняла руки от лица, повернувшись ко мне. Почувствовав её взгляд, я в ответ посмотрел на заплаканную маленькую любовь. Стоило только взглянуть на Кристину, как скулы, которые я сжимал от захлестнувших эмоций, становились всё расслабленнее. Девушка как будто хотела что-то сказать, но продолжала молчать. — Когда это будет возможно? — спокойно спросила она, перестав всхлипывать. Этот вопрос показался мне больнее любого кнута, которыми меня избивали в юности. — Полагаю, через пару недель, — проглотив ком переживаний, я постарался спокойно ответить. — Но до тех пор вам придётся жить с Эриком под одной крышей. К сожалению. Я сказал внезапную мысль быстрее, чем успел подумать. Не стоило с ней так разговаривать! Выплюнув это, я сразу вышел вон из девичьей комнаты и направился в сторону личного крыла. Я всё испортил. Как же я мог надеяться на нечто нормальное в отношениях с Кристиной, если, чёрт меня подери, самостоятельно разрушил только-только образовавшиеся крупицы общения. И ведь мне показалось, что девушка не была настроена так радикально негативно, как я думал изначально. Показалось, что не так уж она и зла на меня. Теперь уже без разницы! Эрик не умеет разговаривать от слова совсем. Эрик в который раз в этом убедился. Закрывшись в спальне, я прикрыл глаза, сделал глубокий вдох, выдохнул и открыл окно. Следом за попыткой привести мысли в порядок ворвалась уличная свежесть. Я выглянул наружу: сегодня была приятная погода, светило солнце, по небу плыли маленькие облачка. Я ведь признался самому себе ещё недели назад, что до сих пор люблю её… Почему я так веду себя? Похоже, нам придётся ещё долго учиться элементарно общаться друг с другом. Это и раньше-то не особенно получалось, уж теперь, после такого длительного перерыва… И при условии, что Кристина сама того захочет. А ведь, может, и нет. — Ты свинья, Эрик, — шепнул я, зажмуриваясь. — К чему было учиться столько лет контролировать себя? Чтобы затем сорваться с цепи и цапнуть того, кого меньше всего хотелось? Прислонившись лбом к оконной раме, я вновь прикрыл глаза, закусывая от волнения внутреннюю сторону щёк. В конце концов, Кристина хотя бы не упала в обморок, что уже хорошо. Путь лучше злится на меня вживую, чем продолжает губить себя, думая, что я мёртв.