Рассвет все больше медлил, все запаздывал и нехотя сочился в немытые окна…
Константин Георгиевич Паустовский, «Телеграмма».
Безусловно, я переживал за Кристину, но всё-таки смог пересилить себя, не ворвавшись тем же вечером в её покои снова. Пришлось ждать, как минимум, до утра, чтобы навестить маленькую любовь. У Адриана я справлялся с восьми часов, встала ли госпожа. На десятый раз даже Мистер не сдержал улыбки, неизменно отрицательно покачав головой. К тому времени, когда я всё-таки смог получить долгожданный утвердительный ответ, я уже успел в чувствах выпить две чашки сладкого кофе со сливками, подготовить одежду и снова побриться. Словом, я сделал всё, чтобы в зеркале отражался тот же Эрик, что и пять лет назад. Оказавшись у дверей в спальню Кристины, я вновь почувствовал странную дрожь. Под ложечкой засосало от предвкушения: мы могли видеться практически как раньше. Мне не нужно было больше скрываться в тёмных углах дома. Тихо постучав, я дождался приглашения войти, правда сам лишь немного приоткрыл дверь, заглядывая в светлую проветренную комнату. — Эрику можно зайти к вам? — перебарывая первобытное волнение, едва не дрожащим голосом спросил я. Вместо ответа девушка кивнула. Я аккуратно протиснулся в спальню, осторожно прикрывая за собой проход. Кристина полулежала в кровати, укрывшись одеялом. — Как вы себя чувствуете? — Подойдите… — сразу после моего вопроса велела она. Сглотнув, я приблизился к маленькой любви. — Сядьте. Взглядом Кристина указала сесть рядом с собой. Девушка чуть пододвинула корпус в сторону, чтобы освободить место, но это в самом деле было необязательно. Я покорно присел на самый край кровати, уговаривая себя смотреть не таким голодным взглядом на совсем слабую, явно взволнованную нежность. Она же вопреки всему совершенно смело взяла мои руки в свои, до того горячие, что я даже удивился. Я думал, будто совершаю ошибку, идя к молодой женщине без перчаток, но Кристине, видимо, это было только к лучшему. Немного подержав одну из моих ладоней в своих, она поднесла её ко лбу, в блаженстве от прохлады прикрывая глаза. — Я чувствую себя так, будто горю заживо, — наконец после молчания призналась Далила. — Ваши руки — настоящее спасение, Эрик, — прежде чем назвать меня по имени, Кристина помедлила, как будто бы не решаясь произнести это слово. Вопреки моим сомнениям, её губы навестила лёгкая улыбка, тронувшая только самые уголки. Я не знал, что сказать, и, к счастью, продолжал молчать, потому как выпалил бы о своих настоящих чувствах к ней непременно. Мне уже доставляло радость то, что Кристине нравились мои безобразно холодные руки! Она даже немного сжала мои пальцы, продолжая наслаждаться прохладой. На большее было бы в моём случае надеяться странно, однако в ответ я всё-таки позволил себе погладить костяшки её руки, и был не менее ошеломлён: маленькая нежность совершенно спокойно взяла мою ладонь, перемещая со лба к щекам, таким же пламенно горячим. Её чуть шершавы губы касались моего запястья, пока я с трепетом ощущал бархат женской кожи, не понимая, почему она разрешает мне быть с собой так близко. — Вы приходили ко мне? — тихо спросила Кристина. Она открыла глаза, взглядом полным слёз, заглядывая в мои. — Когда я не могла знать, что это были вы… — Да, — выдохнул я полушёпотом, иначе мой голос бы обязательно предательски сорвался. — И это вы касались моего лица? — Прошу вас, Кристина, я очень сожалею, что посмел… Однако ей уже были не важны мои извинения и оправдания собственной чувствительности. Вновь прикрыв глаза в блаженстве, девушка взяла меня за руку, которую я хотел отнять, тыльной стороной ладони прижимая ко второй щеке, и я замолчал, теряясь в собственных догадках. — Неужели я в самом деле ещё жива? — вдруг шепнула она. — Разве возможно, чтобы я снова могла прикоснуться к вам? — Мне следует ещё раз извиниться за эту нелепую игру в смерть, — ответил я, благодаря всех богов на свете за то, что Кристина не боялась этих прикосновений. — Эрик не думал, что он и Кристина снова встретятся. Он хотел для Кристины… — Перестаньте, — мягко потребовала она. — Вы всегда были диктатором. Мне никогда не приходилось самой выбирать: вы появлялись, только когда желали, и уходили так же. — Девушка открыла глаза, смотря на наши руки, переплетающиеся в самом невинном жесте у болезненно румяной щеки. — А когда пришлось сделать выбор, это было необъяснимо тяжело. — Кристина, — мой голос стал ниже и объемнее, стоило ей только коснуться той темы, которую я иной раз избегал даже в собственных мыслях. Мне захотелось уйти в своё крыло. Я понимал, что проиграю в любом случае. — Не сейчас. — Но ведь нам придётся рано или поздно об этом поговорить… — слабо настаивала маленькая любовь, вдруг приподнявшись в кровати. — Значит, это будет потом, — она была права: диктатор. Я рефлекторно вновь всё решил за нас двоих, но если бы этот разговор продолжался, то моего доброго расположения духа ни за что бы не хватило. Воцарилось молчание. Кристина прекратила сжимать мои пальцы, видимо, больше не испытывая наслаждения от прохлады. Я уже был готов повиноваться этому тяжёлому молчанию, согласившись на сложный и неприятный разговор, однако девушка заговорила. — И вы все эти годы жили здесь? — вдруг, как будто что-то вспомнив, в обвинении прошептала Кристина, окончательно отнимая мою ладонь от своего лица. — По большей части, — неуверенно согласился я, получив в ответ осуждающее качание головой. Кристина совсем отпустила мою руку, завернувшись в одеяло. Она снова замолчала, прижимая к себе колени. — Это, возможно, выглядит, как будто я вас преследовал, но это не так… — Уходите… — едва слышно вздохнула девушка. — Кристина, я не лгу вам! — Уходите! — нервно бросила маленькая любовь, метнув взглядом в мою сторону целую ледовую бурю. Я покорно поплёлся в сторону двери, на которую мне весьма однозначно указали. Мне было болезненно вспоминать театральную трагедию — Кристине же хотелось об этом разговаривать и весьма серьёзно; я надеялся прояснить ситуацию с нашей встречей — Кристина, очевидно, была не готова к этому. Как итог, мы снова разошлись по противоположным сторонам своей правды. Оказавшись в коридоре, я, не посмотрев назад, закрыл за собой проход. Неужели так будет всегда? Маленькая любовь словно жгучий дикий огонь, а я как дурак с горсткой пороха в руках стою и смотрю, когда же пламя распространится дальше. Но что я мог один?! Если девушка сама не захочет, то как же я с двух сторон должен буду прокладывать мост к взаимопонимаю? Самым первым желанием было уничтожить единолично две бутылки рома, но это было так же глупо, как продолжать настаивать на разговоре минуту назад, когда с тобой очевидно не хотят даже молчать в одной комнате. Единственным развлечением здесь могла послужить только работа, за которую я немедленно взялся. Конечно, без стопки настойки всё-таки не обошлось, однако она лишь успокоила нервы — не более. За новым проектом, на какой я достаточно долго решался, часы потекли, как мороженое на солнце. Удивительно, что меня никто не беспокоил — только Мистер по вызову приходил несколько раз обновить порцию алкоголя. Даже после пятой стопки, подошедшей к полуночи, мозг продолжал оставаться достаточно светлым. Я остановил Адриана у дверей. — Как госпожа? — пытаясь скрыть горечь неоправданного волнения за чужую жену, спросил я. Хотя к чему было скрываться? Утром он всё равно видел неподдельное предвкушение встречи. — Больна, господин, — тихо ответил управляющий. — Ни с кем не разговаривает. — Она ужинала? — Отказалась, господин. Прелестно! И как же это мы собираемся выздоравливать, если даже крошки в рот не хотим брать? Кивнув, я жестом руки отпустил Адриана, уперевшись ладонями в стол. Меня злило такое отношение Кристины к своей жизни. В конце концов, тот же ненавистный мальчишка едва не погиб, спасая её, а она вот так просто готова отказаться от этого?! Я хотел вернуться к ней, пусть даже если бы девушка спала, но я вовремя отбросил мысль. Мои визиты приносят разве что мнимое успокоение. Наверное, лучше бы ей побыть наедине с собой. Я не особенно был бы рад, если бы в подобный момент кто-то начал бы залезать в душу со своей болтовней. Закончив работу с наброском только под утро, я ненадолго уснул в кабинете прямо в кресле. Меня разбудил стук Адриана в дверь, обычно появлявшемся ровно в половине восьмого с кружкой кофе и долькой тёмного шоколада. — Доброе утро, господин, — он поставил передо мной привычный аперитив перед завтраком. — Наверное, доброе, Мистер, — кивнул я, мечтая снять маску и потереть уставшее лицо. — Вам нужно на днях будет посмотреть коня, — напомнил Адриан, наливая кофе в чашку. — Человек из города грозится, что продаст Гэтсби другому богатому самодуру, если вы не внесёте хотя бы залог. — Гэтсби? — переспросил я, сделав глоток. — Это кличка коня? — Да, господин, — улыбнулся Мистер. — Отвратительно, — признался я, покачав головой. — Гэтсби… Как вообще можно было такое придумать? У вас есть что-то ещё, Адриан? — Нашлась ваша перчатка, господин, — управляющий протянул мне пропажу. — Спасибо, Адриан! — я обрадовался, поскольку на ней была опознавательная гравировка на запястье. В своё время я очень любил эти перчатки: руки в них не казались такими откровенно тощими. Теперь же, когда мне в сущности стало наплевать на неисправимое телосложение, я ценил их за тепло. — И где она была? — Под кроватью у госпожи, — опустив голову, ответил Мистер, как будто против воли, по обязательствам, выдавал чужую тайну. — Горничная нашла, передали мне. Я помолчал, перестав жевать шоколад. Наверное, это какая-то случайность, иначе как же могла моя перчатка оказаться у Кристины? Вероятно, в самом деле Айша стащила. Не могла же сама девушка её забрать к себе. А главное зачем? — Знаете, Адриан, — вспомнив о маленькой нежности, я решился, перед этим устало вздохнув. — Завтра с утра прикажите подготовить экипаж, как уж получится. Я посмотрю коня. — Будет сделано, господин. — Мистер встал над душой по правую руку. — Что-то ещё? — начиная раздражаться, ещё спокойно спросил я. Получив в ответ молчаливое качание головой, я махнул рукой. — Пойдите тогда отсюда. Управляющий, поклонившись, удалился. Я посчитал, что Кристине необходимо привести мысли в порядок. Мне это удавалось, когда я оставался в одиночестве ну или, как минимум, если предмет переживаний становился не так досягаем. Возможно, моя поездка позволит ей куда свободнее вздохнуть, прогуляться хотя бы по поместью и перекусить. Мне не нравилось, что она совсем не ела в последнее время. Маленькая протеже в детстве очень любила вкусно перекусить, тогда у неё было хорошее настроение. Безусловно, в такие моменты её благо невольно передавалось и мне. Свернув чертёж, я убрал его подальше, решив вернуться немного позже, когда взгляд немного «размылится». После обеда ко мне неожиданно забежала ведьмочка, таща с собой в руках явно недовольную кошку. Я не смог сдержать тихой радости от того, что в лапах Айша несла какой-то яркий лоскут, конечно, не без помощи маленькой рыжей бестии. Видимо, мой неожиданный смех в некоторой степени приятно поразил девочку. Она остановилась возле меня, как будто бы улыбаясь своим мыслям и рассматривая совершенно не стесняясь. Когда неприкрытое очарование её отпустило, Ана смущенно хихикнула. — Это вам подарок от Айши! — радостно сообщила девочка, протягивая бог знает как увесистое животное мне. — Большое спасибо, — всё ещё улыбаясь, ответил я, принимая из лап животного ни много ни мало — целый плетеный браслет! — Ух ты! Ана, ты сама его сделала? — ребёнок довольно кивнул, наконец отпустив вальяжную кошку по своим делам. Айша не стала испытывать судьбу, быстро юркнув за дверной косяк. Я принялся рассматривать самодельный подарок. В самом деле тканевый браслетик был удивительно ровно сделан для пятилетнего человеческого детёныша. Представив, как девочка, должно, старалась, просовывая в маленькие отверстия голубой ленты несколько зелёных ниток различных оттенков, я был тронут. — Очень красиво, — искренне признался я, после подмигнув ведьмочке. — Тебе ни в коем случае нельзя бросать это. Потом станешь взрослой, откроешь где-нибудь в городе свой магазин со всякими женскими пустяками ручной работы… Девочка улыбнулась, убирая непослушную выбившуюся из косичек прядку за ухо. Только сейчас я заметил, что её кудри, не так давно ставшие по-настоящему роскошными, были завязаны в две плотные косы, доходившие ей почти до копчика. Ана неожиданно спросила меня, хочу ли я наконец-то примерить подарок. — Разумеется! — я снова улыбнулся, протягивая ребёнку браслет и правое запястье. — Если ты, конечно, мне немного поможешь. Девичьей радости не было предела. Ловкими тонкими пальцами Ана в два счета управилась с завязками, и на моём запястье оказался самый великолепный из всех подарков мира. — Она похожа на ту, которая живёт здесь, — вдруг указав на один из портретов пальцем, прошептала девочка, не смея отвести глаз от нарисованной карандашом Кристины, пока я продолжал искренне любоваться таким неожиданным подарком. — Мадемуазель, — вдохнул я, усаживая её к себе на колени. Убедившись, что маленький человек не был против, я продолжил ласковое отчитывание. Мне, честно признаться, не хотелось подтверждать её догадки. К чему бы это было? Подружись они с Кристиной, никто бы не был уверен, что девочка не расскажет премилой красивой госпоже о целой комнате с её портретами. Уверен, маленькой любви бы это, мягко сказать, не понравилось. Мне хотелось уверить её в безопасном нахождении в одном доме вместе с собой, а не отпугнуть очередным собственническим припадком. — Воспитанные девочки не показывают пальцем на то, что их заинтересовало. Вы ведь воспитанная леди? — Извините, — тихо пискнула Ана, опуская голову на грудь. Я не сдержался и улыбнулся, в то же время понимая, что лимит улыбок на сегодняшний день практически исчерпался за несколько минут свидания с рыжей ведьмочкой. — Ты видела её сегодня? — спросил я, имея в виду момент, когда девочка могла встретиться с Кристиной. — Нет, ещё тогда, — внимательно рассматривая стены, ответил ребёнок. — Я была внизу, а она сверху. Такая тонкая и грустная. — Ана вздохнула, вдруг, к моему счастью, наткнувшись взглядом на шоколадку на столе. — Можешь взять её, — чуть наклонившись к уху девочки, шепнул я. Ведьмочке как и Айше много времени не было нужно. Долька сразу же оказалась в маленьких руках. Ана неторопливо занялась сладостью, пока я мог немного передохнуть от череды откровений, навалившись спиной на спинку кресла. В конце концов, немного поделав мне нервы своим детским щебетом, ведьмочка сползла с колен, дождавшись очередной похвалы за преподнесённое творение, и убежала, скрывшись в полумраке коридора. Я не заходил к Кристине всё оставшееся время до отъезда. Она, как я понимал, тоже не особенно желала со мной видеться, иначе дала бы хоть каким-нибудь способом понять, что ждёт своего «возлюбленного учителя». Я вспомнил её колкую фразу, когда думал о произошедшем и злился на себя. Но, видимо, так даже лучше. Оставалось верить в то, что время пролетит достаточно незаметно, и спустя какой-то месяц у Кристины будет возможность вернуться в свою замужнюю обитель. А пока нам действительно не стоит сближаться. Ни к чему переживать занаво то, от чего я столько лет душевно увядал. Сначала это способствовало моему по-истине «голодному» желанию работать, забываясь в стопках с алкоголем и черновиках. Конечно, благодаря такому распорядку в «Фантазме» всё достаточно быстро устроилось, однако я лишился самого дорого — желания писать. За все пять лет я смог выжать только пару-тройку скудных пьесок, которые в паршивом состоянии и сжёг одним прекрасным вечером в камине, торжественно плеснув в огонь виски. Сложившаяся непонятная ситуация отрицательно воздействовала на нервы, но куда более приятно на то самое живое, которое выбиралось из самых тёмных углов души, оставаясь на нотном стане кривым набором чувственных нот. Вечером я сам не понял, каким образом смог создать целый этюд! Положив его перед собой на стол, я сложил руки перед лицом домиком, до конца не веря, что это — моё и мне не хочется его кинуть в топку. Казалось бы, напротив, я должен был с вновь окаменевшим сердцем разбираться с накопившимися бумагами, доделывая заказ. Однако вместо бюрократии я услаждал собственную душу, невозможно извращённую постоянной игрой и теперь вдруг оголодавшую. После длительного перерыва такая тяга к игре на рояле немного напугала меня самого. Она как будто бы пришла из ниоткуда, дарованная существующим Ангелом Музыки, но я понимал, что могло вызвать давно забытую волну. Понимал, кто был столько лет настоящим Ангелом Музыки. Уже утром следующего дня по моему приказу недалеко от дороги в город стоял запряжённый одной лошадью экипаж. Я уже представлял, насколько может затянуться внезапная поездка, однако мне самому хотелось уехать из дома и я был готов потерпеть маленькое, но длительное путешествие. На всякий случай Адриан остался при своей должности в поместье. И это было не зря, поскольку компаньонка на обратную поездку нашла меня сама. С миссис Уинтер, всё-таки получивший так необходимый ей отпуск, мы случайно встретились в городке у лавки, в которую я зашёл за бутылкой недурного красного вина, сыром и мёдом. Ими мне в дороге предстояло без охоты поужинать. — Как же я рада вас видеть, господин! — счастливо воскликнула она. На нас стали оборачиваться люди. — Пожалуйста, миссис Уинтер, тише! — Извините, господин, — поняв в чем причина, женщина перешла едва ли не на шёпот. Теперь, конечно, это не могло спасти от озиравшихся прохожих, совершенно не стеснявшихся рассматривать мою маску. Натянув цилиндр ближе к лицу, я не удержался, гневно стрельнув взглядом в сторону экономки. — Какого чёрта, миссис Уинтер? — устало вздохнув, наконец спросил я. — Я решила немного раньше вернуться, — не смутившись ругательству, в том же тоне продолжила она. — Вышла за продуктами — вот вы! Какая радость, господин! — Я уеду сегодня же вечером обратно, — предупредил я, чувствуя её намёк. Ну что же, мне было наплевать — поеду я обратно в гордом одиночестве или с экономкой. — Если вы, конечно, хотите, то можете вернуться с моим экипажем. — Буду вам благодарна! — женщина улыбнулась, двигаясь вместе со мной по грязной маленькой улице городка. — Значит, в восемь будьте у выезда. Экипаж подъедет туда. И, пожалуйста, не опаздывайте. Распрощавшись с ней, я подошёл к ожидавшей меня карете, оставил еду и вместе с новым конюхом, подобранным зорким глазом Адриана ещё тогда, отправился к мужику, собиравшемуся продать мне коня. Вопреки всему моему желанию, я всё-таки отказался от идеи перевоплощения в собственную прислугу. Возможно, это было зря. До его дома на окраине пришлось добираться в повозке, поскольку моя единственная лошадь там пройти бы не смогла. Ветер сегодня оказался не таким сильным. Спокойный сельский пейзаж не взволновал меня своей красотой, но развлёк, пока мы упорно пробирались к цели. За все мучения на пути меня ждало действительно неплохое животное вороной масти. Пообщавшись с невысоким, но довольно неплохо слаженным продавцом неприятной наружности, конюх сказал, что конь — мерин. А обещали жеребца… Надеясь в удовольствие поторговаться, я неоднозначно покачал головой, хотя в самом деле это было даже превосходно, поскольку он был бы постоянно в компании лошади. — Гэтсби двадцать два года, — снова сообщил конюх. — Ещё хозяин говорит, что он достаточно спокойный, как видите, не болезный. Не особенно любит, когда его трогают, но работу свою выполняет. Я внимательно смотрел на стоящего коня. Он вызывающе фыркал, слегка перебирая ровными передними копытами. Тёмная шерсть достаточно привлекательно отливала на медленно уходящем солнце, когда под ней шевелились крепкие мышцы. Особенно меня привлекал упрямый строгий взгляд, которым животное явно изучало пришедших незнакомцев. Словом, внешний вид Гэтсби, полностью меня устроил, в отличии от его клички. Моя лошадь не была мелкой, вместе с ним они бы довольно гармонично смотрелись в одной упряжке. Попросив удила, конюх лично провёл несколько раз мерина. Конь достаточно спокойно и красиво прошёлся с ним по подтаявшему снегу, но во взгляде я снова увидел то странное превосходство, с которым он продолжал терпеть происходящий вокруг театр с покупкой. Осмотрев гибкие суставы, крепкие зубы и измерив параметры Гэтсби, конюх снова переговорил с хозяином, спросив про вес животного. — В общем, немного коротковаты ноги, господин. Но в остальном — мерин хорош. — Что ты говоришь такое? — нахмурившись, влез хозяин. — Прекрасный конь! — Но ноги в самом деле коротки, — пожав плечами, ответил я. — При его-то почти прямоугольной фигуре. Это даже без замера можно заметить, если хорошо приглядеться. Я дам за него пятнадцать тысяч фунтов. — Какие пятнадцать! — взревел мужик так, что я еле сдержал улыбку. Я знал, что он-то хотел за своего первоклассного коня тридцать. А ещё (от конюха по пути) я знал, что второй человек отказался от животного, узнав, что Гэтсби — не жеребец. — Пятнадцать! Если нет денег, так и скажи. К чему принижать красавца?! Ты посмотри какая походка, какой волос! — Но он мерин, — спокойно продолжал я. — Мне не нужно его красивое потомство, которого и так не будет. Я покупаю, можно сказать, коня на раз. — Двадцать восемь — и это минимум! — Отлично! Удочка была запущена и он принялся торговаться. Тут я уже не сдержал лёгкой улыбки, прикрыв её шёлковым платком. — В таком случае, восемнадцать. И забираю его через пару дней. — Двадцать восемь, — настаивал хозяин. — Моё последнее слово. — Последнее так последнее, — разведя руками, согласился я. — Мерину двадцать два, если вы не приукрасили его возраст, его ноги коротки… Я бы мог, конечно, приехать уже завтра днём и увезти коня, скажем, за девятнадцать тысяч, но что поделать! — Двадцать семь, — я собирался уже уходить. Услышав новую цену я победно улыбнулся, но не остановился. Конюх, торопливо нагоняющий меня хотел что-то сказать, однако его перебили. — Двадцать шесть — меньше невозможно! Теперь я всё-таки медленно остановился, но не обернулся. С тридцати я сторговался до двадцать шести. Конь явно был старше года на три-четыре, раз хозяин торопился с продажей. Иначе что мешало бы ему упрямо стоять на своём? Разве что резкая нужда денег, однако по его сапогам так и не скажешь, что она есть. Конь, признаться, в самом деле оказался неплох, и на его коротковатые ноги мне в сущности было наплевать. Решив обнаглеть совершенно, я медленно повернулся к ожидавшему хозяину. — Двадцать две тысячи, и я забираю его сегодня. — Грабёж! Двадцать шесть, и это — почти даром! — За «почти даром» я бы даже смотреть его не стал. Двадцать две. — Меньше двадцати пяти… — Двадцать четыре тысячи франков, — в действительности собираясь заканчивать торги, перебил его я. — И я забираю его прямо сейчас, с седлом. Всё кончилось тем, что Гэтсби покорно шёл рядом с повозкой, где ехал конюх. Нам нужно было немного привыкнуть друг к другу. В целом я не мог жаловаться, приобретя вполне сносного мерина вместе с его сбруей. Конечно, моя была куда более лучшего качества, но что поделать! За двадцать четыре тысячи я не мог представить что-то лучше. Я, конечно, извинился перед циничным конём за разыгранный спектакль, но он, судя по всему, был не против. Мне хотелось уже посмотреть на него непосредственно в процессе возвращения домой. К тому же я несколько устал ещё с дороги до города. И что? «Простите, господин, сегодня не получится вернуться», — вот что я услышал от кучера, когда велел немедленно готовится к отъезду. — Это почему же?! — Бурю ждём, — пояснил он. — Если повезёт, завтра днём сможем выехать. Не раньше. — Что?! Кто сказал, что она вообще будет? — Природа, господин, — второй, что был по-моложе, появился откуда-то из-за кареты, спрятав кусок хлеба, который я успел заметить, за снятую в покорности шапку. — Извольте, здесь есть гостиница. Если не желаете, то у Эндрю есть знакомый, который сдаёт целый этаж. — Ну ещё бы, — злясь, почти прорычал я, но вопреки характеру покорился. — Значит так, кто-то из вас должен сказать экономке, что поездка отменяется. Экипаж доставите в конюшню гостиного дома. Я нервничал, потому что приходилось всё делать самому — без Адриана. Обычно он с ними разбирался, решал возникающие проблему, общался с прислугой. Вздохнув заметно похолодевший воздух, я укутался получше в редингот, дав свободу кучерам небрежным взмахом кисти. Начало уже смеркаться. И какая могла быть буря? К их счастью, я слишком устал, чтобы спорить. Добравшись на собственных ногах до скромной, совершенно отвратительной гостиницы, я зашёл внутрь, чувствуя, как сон, пробравшийся в тело на холоде, теперь расплывается даже в душе. — Добрый вечер господин! — поклонившись, какой-то юнец у деревянной стойки едва не уронил книгу. Увидев меня, он постарался не рассматривать, однако это вышло скверно. Я всё равно заметил его ужасно скрываемое удивление. — Чем могу вам помочь? — немного тише продолжил мальчишка, явно не понимая, куда следует смотреть: в глаза, на маску, фигуру или в пространство за мной. — Мне нужна комната на одну ночь, — стараясь скрыть раздражение, проговорил я. — И место для экипажа. Какая самая дорогая? — На втором этаже со спальней и кабинетом, господин. Двадцать фунтов за сутки. Без слов нащупав портмоне, я достал оттуда полную стоимость комнаты за сутки, представляя, что придётся провести больше одного дня без сменного белья. Юнец несколько удивился, вероятно, прикинув размер чаевых. — Примите экипаж, — вздохнул я, получая ключ. — Он, должно быть, уже на заднем дворе. — Сию минуту, сэр! И что могло случиться? Всего какая-то одна ночь вне дома, по которому я уже успел соскучиться, — не больше. Но кто же знал, что я застряну здесь на трое суток.