Проснитесь на рассвете с окрылённым сердцем и воздайте благодарность за ещё один день любви.
Д.Х. Джебран.
Вечером я сидел в кресле на первом этаже в гостинице, без желания потягивая остывший глинтвейн в прикуску с сыром и мёдом у камина. Три невыносимых дня вне дома. Почти четыре. В связи с задержкой пришлось раскошелиться на бельё, небольшой чемодан и какую-то книгу, чтобы не так скучать совершенно одинокими вечерами. А что же будет весной? Дорогу размоет от дождя, начнётся великий потоп или солнце будет испепелять землю, пока все черви в ней не вымрут?! — Господин! — всё тот же бессменный юнец со стойки регистрации, только теперь запыхавшийся, прервал моё негодование. Его голос успел мне дико надоесть за это время. Я, переборов вздох утомлённости, выглянул из-за спинки. — Вы можете ехать, — радостно сообщил он, комкая в руках старую шапку. Через десять минут я вместе с миссис Уинтер, не изменившей желания вернуться раньше времени, уже выезжал на загородную дорогу, щедро расплатившись в чувствах за свою комнату. Не дай боже ещё раз так застрять в этом отвратительном городке! Не купи я коня, настроение было бы ещё паршивее. Однако, надо признаться, спустя полчаса динамичной поездки я оценил жертву: Гэтсби (я оставил эту кличку, как бы отвратительна она не была) действительно оказался первоклассным жеребцом. Да и к тому же он, наверняка, в достаточной степени успел познакомиться с другой лошадью. Надо будет его побольше обкатать верхом самому, когда представится возможность. Поездка назад была на удивление не такой утомительной. Ещё несколько часов умеренной тряски, и меня у дверей уже ждал Адриан, принимая верхнюю одежду. — Хорошо, что вы не поехали, Мистер, — вздохнул я. — Иначе дом совсем остался бы без присмотра. К тому же гостиница там отвратительная. Напомните мне, чтобы я не вздумывал оставлять вас там на сутки. — Господин, — без радости начал Адриан, покорно выслушав поток моих жалоб. — Вы вовремя. — Что случилось? — я невольно нахмурился, переобуваясь в туфли. — Мадемуазель Даае, — тихо ответил Мистер. — Три дня без еды, без прогулок… Я не дослушал управляющего, перебив усталым вздохом, вручил ему цилиндр и двинулся к лестнице, но не для того, чтобы сразу же бежать к мадам де Шаньи. Почему, когда меня не бывает в поместье, здесь обязательно что-нибудь происходит из ряда вон выходящее?! Совершенно позабыв о том, что добрались до поместья мы достаточно поздно, я в спокойном темпе переоделся в привычную домашнюю одежду. К счастью, в ненавистной гостинице удалось принять ванную. Умывшись и выбрившись, я не особенно хотел, но должен был отправиться к Кристине. Я знал, что не смог бы в этот раз не отчитать её за нежелание нормально питаться. В конце концов, девушка была практически на грани истощения! Тихо постучав в дверь её спальни, я не дождался ответа. Ради того, чтобы убедиться в ночном спокойствии Кристины, я всё-таки решил приоткрыть проход. Наверняка, ей сообщили, что меня нет дома, поэтому я надеялся найти её мирно спящей в отсутствии потенциальной угрозы. Однако вместо отдыхающей маленькой любви в самом углу у спинки кровати, свернувшись комочком, полулежало бледное существо. Из пепельницы на прикроватной тумбе клубился лёгкий дымок, совсем как в ту ночь, когда мы встретились впервые после болезненного расставания. — Так вы ещё не спите? — шёпотом спросил я, не получив никакого ответа. — Кристина? — чуть громче вновь прошептал я, пройдя без разрешения в спальню и закрыв за собой дверь. Взяв в руки стул у её трюмо, я поставил его напротив лежащей девушки, но так, чтобы редкий лунный свет сквозь тонкие занавески всё-таки падал на сжавшуюся фигурку. Кристина что-то невнятно проговорила, продолжая мять в руках подушку. — Своим поведением вы вынуждаете меня приходить к вам, — поняв игнорирование, как её нежелание видеться, спокойно проговорил я, вовремя приметив всё на той же прикроватной тумбе портсигар и открытую бутылку вина. — Вам нужно начинать себя вести более благоразумно ради самой себя же, тогда я перестану нервировать вас своими визитами. Взяв портсигар в руки, я достал одну из папирос, тихо его прикрыв и вернув на место. — Вы позволите? — тактично поинтересовался я. Кристина продолжала молчать, смотря куда-то в пространство. — Благодарю. Закурив, я более расслабленно расположился на стуле. Мне, конечно, не хотелось сейчас курить, но это хотя бы немного позволило перетянуть внимание девушки в свою сторону. Она наконец-то тоскливо на меня посмотрела, очевидно, видя лишь только силуэт, подсвечиваемый сзади лунным светом. — Я ждала вас, — едва слышным шёпотом призналась маленькая любовь. — Да, я заметил, — я недвусмысленно кивнул на её скромный «ужин». — Зачем вы это делаете? Вам нужно полноценно есть, выходить на свежий воздух хотя бы иногда или проветривать комнату. А вы отгоняете прислугу, когда она выполняет свою работу. — Уходите, — положив голову обратно на подушку прошептала девушка. — Нет, — строго ответил я. В глубине я, конечно, понимал, почему она может так себя вести. Однако мне пришлось бы вернуться к своей самой отвратительной натуре, чтобы не дать ей растаять на глазах. Забирать бутылки было бы в сложившемся положении бессмысленно. Сглотнув ком, вставший в горле, я всё-таки решился на этот страшный опыт. — Хотите снова поиграть в подвалы? — склонившись вперёд, шёпотом спросил я. Взгляд Кристины нашёл мой. Она заморгала, немного поджимая губы и сглатывая. Должно быть, я пугающе смотрелся во тьме этой прокуренной спальни, когда наверняка блестящие глаза становились размытыми от выдыхаемого дыма папиросы. — Пожалуйста! Если хотите, это мой дом, — выделил я. — И в нём я буду делать то, что сочту нужным. Я никуда не уйду. — Почему вы такой? — шмыгнув носом, хриплым голосом спросила она после молчания. — Какой? — обманчиво спокойно ответил я вопросом на вопрос, продолжая медленно курить. — Какой, Кристина, говорите же! Выдохнув дым, я резко придвинулся к ней ближе, так, чтобы услышать даже самый тихий шёпот в ответ. — Какой и были, — как будто бы разочаровано выдохнула Кристина, тыльной стороной ладони утирая со щеки слёзу. — А вот вы изменились, — я не считал нужным шептаться. — Удивительно изменились, Кристина. Почему вы так себя ведёте? — Вы знаете почему, — одними губами сказала она, выстрелив в упор признанием, о котором я, конечно, догадывался, но какое в то же время отгонял как можно дальше. — Вы это знаете, Эрик. И она не лгала, я знал. Установилось молчание, от которого не было комфортно. Вытянув руки перед собой, я украдкой посмотрел на подаренный мне браслет, сделанный руками маленького ребёнка. Горло сковали не так давно забытые тернии: мне стало невыносимо душно в этом теле старого обезображенного убийцы, решившего одним вечером вершить чужие судьбы. Я теперь ощущал достаточно остро, каким боком ему вылезла дикая игра в бога. К чему было ломать эту ещё даже не до конца сформировавшуюся душу доброй и открытой девочки? Она ведь верила мне… Верила, что я всегда буду её защитой вместо почившего отца, когда я влез (не могу подобрать другого слова) в жизнь Кристины и стал… Кем? Божеством из легенды? Ещё большим мерзавцем, чем мог кто-либо предполагать. Я горечью на языке, пересохшим горлом и вспотевшими ладонями чувствовал, кому она была обязана своим поведением. Разве можно после того, что ей пришлось пережить — невольно! — теперь раздираться вопросами? Я понимал, как на самом деле несказанно виноват в том, кем она по итогу стала. И я, конечно, больше не надеялся, что Кристина могла петь. Дело обстояло даже не в удушливой болезни. Задумавшись, я не сразу понял, что на мои ладони легли её тонкие и дрожащие, кое-где испачканные кровью пальцы. Когда же я поднял взгляд, то ощутил, какими влажными были мои глаза. Маленькая любовь (будь я проклят за то, что после сделанного всё ещё позволял себе даже мысленно к ней так обращаться), не смотрела на меня. Она вдруг немного задрала левый рукав моей рубахи, проведя холодной подушечкой большого пальца по тому месту, которое так её привлекло: чуть выше самого запястья вены поперёк перекрывали рваные белёсые шрамы. Уголки губ Кристины в мгновении дрогнули. Вытянув вперёд руку она показала мне свою метку, очевидно, давая понять, что их происхождение могло быть одинаково. Грубо выдернув ладонь из её мягко поддерживающих пальцев, я поднялся с места, отойдя к окну. Конечно, я нервничал, потому что эти шрамы — ошибка, о которой я жалею; ненужное, практически физически болезненное воспоминание того, насколько мне было сложно справиться в один из жизненных периодов. Кристина же не особенно чувствовала за совершённую попытку жалости. Я понимал, на какое дно ей пришлось спуститься, чтобы дойти до такого, но никак не мог поверить. Нет, что угодно, случайный порез, неловкость, но не добровольное желание! — Мне нельзя было трогать тебя, — скорее сам себе прошептал я. — Те пятнадцать лет назад мне нельзя было трогать тебя… Как я мог… Как… — в горле встал такой ком, что я думал, что задохнусь, так и не докончив фразы. — Вы сделали для меня больше, чем кто-либо другой, — неожиданно заговорила Кристина, шурша постелью. — Не говори так! Не смей так говорить! — не удержался я, чувствуя, как нервозно холодеют и подрагивают кончики пальцев. — Как я мог, не справившись с самим собой, посметь обучать маленького безобидного ребёнка?! К большому сожалению, Кристина, Смерть не смиловалась надо мной раньше, чем я по-глупости решил заговорить с тобой. Ты обязана меня ненавидеть за всё, что тебе пришлось пережить по моей вине. Если бы я не вмешался в твою жизнь, ты бы не пошла по тому же пути. — Эрик… — Не говори, что я не понимаю, откуда на твоей коже этот ужас! — Я строго перебил Кристину, едва не скрипя зубами. Тяжело вздохнув, я старался успокоиться, чтобы не пугать её. Я не играл больше роли Призрака, напротив, он вполне серьёзно начинал вновь возвращаться в прежнюю обитель. Но мне нельзя было вновь его выпускать. — Вы опускались на моё дно, — холодно начал я, когда смог хотя бы немного унять злость и негодование. — Не отрицайте, будто бы я не знаю каково это! Я должен вам сказать, что полностью раскаиваюсь перед вами, перед вашим молодым супругом. Вы должны это слышать, Кристина. Вашу жизнь не окупят все деньги этого мира, ни один бриллиант не достоин даже вашей ресницы. И тем не менее, Кристина, заберите всё, что пожелаете. Для вас открыты все двери этого дома, вы можете сделать с ним всё, что захотите. Как… — я помолчал. Сердце как будто проткнула тонкая длинная игла. — Как и с его хозяином. — Эрик, пожалуйста, — спустя тяжёлые минуты молчания вдруг тихо прошептала Кристина. Я почувствовал, как её рука робко опустилась на моё плечо, несмело опускаясь на спину. — Вы ведь слышите меня? Я… Я хочу попросить вас лишь помочь мне… — неловко призналась она. Обернувшись, я не сразу смог понять, о чём говорила со мной Кристина. В её глазах стояли слёзы. — Я не знаю всей вашей правды, Эрик, но вы до сих пор со мной. Значит, однажды вы справились. Я прошу вас, помогите… — Да очнись же ты! — Я схватил её за дрожащие плечи, хорошенько тряхнув. На секунду Кристина перестала даже плакать. — Кого ты просишь?! О чём?! — Верни мне меня, — спустя секунды молчания горячо прошептала она, начиная снова давиться слезами. — Верни мне меня! Что ты сделал?! — совсем отдавшись чувствам, Кристина стала толкать меня кулачками. Надо признать, капля силы у неё осталась. Вот чего я ждал в самую первую встречу. — Я не хочу так больше! Они не понимают! Не понимают… Что ты сделал?! — Вскоре истерика совсем накрыла её с головой, так что меня откровенно начали бить. Пришлось даже перехватывать женские запястья, но Кристине всё равно удалось вырваться и продолжить. — Он не понимает… Никто! Никто из них! Мне плохо… Я не хочу… Не хочу! — Кое-как я смог остановить это, оказавшись вместе с рыдающей девчонкой на полу. Чтобы хотя бы немного её унять, я мягко, но настойчиво забрался пальцами в мягкие кудри, прижимая голову Кристины к своей груди. Она схватилась за мои плечи, как будто могла вот-вот утонуть. Всё ещё тонкое существо дрожало. — Я так запуталась, — маленькая женщина в моих объятиях не переставала плакать, шмыгая носом. — И выхода нет… Мне не выбраться… — Эрик понимает Кристину, — тихо прошептал я, чувствуя, как слёзы вины подкатывают к самому горлу и не дают мне попытаться успокоить её. — Какого чёрта ты это допустил! — едва не крикнула она, стискивая в ладонях мою рубаху. Во избежания нового приступа агрессии я продолжал настойчиво прижимать Кристину к себе. Она вдруг сильно сжала моё плечо, практически впиваясь в кожу ногтями, и громко заплакала. — Ты ведь говорил, что любишь меня! Разве это любовь?! Я едва не до крови закусил губу, чувствуя, как Кристина пытается вывернуться. И всё-таки я не мог ей сказать о том, что люблю до сих пор. Что бы тогда с ней было? Но… Я ведь надеялся, что она будет счастлива, когда окажется женой того, кто по-настоящему её заслуживал! Теперь я понимал: эти слова больше ничего не значат, иначе в самом деле такого бы не произошло. Маленькая любовь бы никогда не рыдала в моих руках, запивая все свои страшные мысли алкоголем, потому что ей не с кем было ими поделиться; Кристина бы никогда не начала курить, берегя свои голос и здоровье, однако к чему тогда они, если, в семье, на которую она так рассчитывала, очевидно, давно нет любви, а былое увлечение больше не приносит радости? Мы просидели на полу, наверное, полчаса или даже час, прежде чем моя нежность перестала плакать. Я теперь обнимал её уже осторожнее и мягче, немного покачиваясь в сторону, чтобы окончательно успокоить. По крайней мере Кристина молчала, редко шмыгая носом. Она ослабила хватку, прижавшись лицом к моему предплечью. Вся её фигура была такой хрупкой и тонкой… Откуда в ней только оказалась сила? Наклонившись, я едва только коснулся губами курчавых светлых волос, как девушка устало вздохнула, как будто бы снова желая дать волю слезам. Возможно, она и в самом деле продолжала тихо плакать — я не видел, — но всхлипов больше не было слышно. Её отец меня убил бы. — Ты обещаешь меня слушаться? — тихим шёпотом спросил я, наклонившись к уху Кристины. — Тогда я смогу помочь тебе. Девушка закивала, не отнимая головы от моей руки. Кристина продолжала обнимать одно из моих предплечий. Так мы посидели ещё несколько минут. — Пойдём спать? — всё тем же шёпотом снова спросил я. Кристина и в этот раз молча согласилась. Подняв её на руки, я сам едва удержался от тоскливого вздоха. Видимо, мне и в этот раз придётся оставаться в девичьей кровати. Мягко положив Кристину на смятую простынь, я укрыл её одеялом, подоткнув со всех сторон. Сам же я устроился рядом, но поодаль, в ту же секунду оказавшись в необходимых для неё объятиях. Надеюсь, мне хватит терпения на восстановление того, что с таким блеском удалось разрушить. Сделав глоток вина прямо из горла, я повернулся на правы бок, осторожно погладив в успокаивающем жесте маленькую женщину по спине. Кристина вопреки здравому смыслу прижалась ещё ближе, так что я смог совсем обнять её, практически сразу провалившись в тяжёлый сон от усталости. Следующим утром мы встали практически одновременно, поскольку, когда я сел на край кровати, чувствуя, как жжёт кожу под маской, и обернулся, девушка уже не спала, прижимая к груди одеяло. Её взгляд, больше похожий на взор запуганного дикого зверя, вынужденного обратиться за помощью к людям, заставил меня вспомнить последний вечер до последних секунд. Я не позволил себе долго рассматривать Кристину, но даже за одно небольшое мгновение увидел совершенно растрёпанные безжизненные кудри, прокусанные до крови припухшие губы и всё то же осунувшееся болезненное лицо со впалыми щеками, на котором по мимо губ ярким пятном выделялись огромные влажные глаза цвета бескрайнего неба. — Простите, — практически неслышно выдохнула она спустя долгое молчание. — Тебе не за что извиняться, — мой собственный голос показался мне каким-то чужим. — Ты имела полное право это сделать. И даже больше. — Вы не должны были этого видеть, — покачав головой, прошептала Кристина, пряча лицо в ладонях. — Я так… ужасна… Вернувшись обратно в постель, я встал перед измотанной маленькой любовью на колени, мягко отнимая её дрожащие руки. Конечно, удалось мне это не с первого раза. Пришлось прежде осторожно погладить острые узкие плечи, чтобы создать хотя бы иллюзию утешения, поскольку я пока ещё страшился вольным образом трогать бывшую протеже. Когда же совершенно сухие, огрубевшие ладони оказались в моих, лицо Кристины вновь было открыто. Она в самом деле выглядела не просто дурно, но лишь теперь, пожалуй, я понимал, что всё это время она была живая. Ей было больно, страшно, одиноко независимо от того, что бог придумал её удивительно красивой. Если передо мной сидел не человек, то самая его душа — слегка потрёпанная жизнью, неправильными воспоминаниями… — Ты не ужасна, — проникшись взглядом Кристины, как можно тише и мягче уверил я, надеясь на былое очарование голоса, которое обычно успокаивало маленькую протеже. — Это просто эмоции, нет ничего страшного, — о, сколько раз я пытался внушить это сам себе! Однако на девушку это, видимо, подействовало куда более лучше. — Они накопились, им нужен был выход. Я понимаю вас, Кристина. Поверьте, понимаю… Я не жалею, что стал свидетелем этого. — Она, как мне показалось, немного успокоилась, опустив взгляд на наши руки: снова её ладони казались маленькими в моих. Я помолчал, давая девушке возможность подумать над моими словами. — Вы… Ты все ещё хочешь, чтобы я помог тебе? Эрик… Он мог бы попробовать сделать так, чтобы Кристина постаралась сгладить свои воспоминания и вернулась к прежней жизни. Вместо ответа я получил молчаливый кивок. — И ты всё ещё обещаешь, что будешь слушаться? — и снова безмолвное согласие. Если я не сопьюсь вместе с ней или вместо неё, то уже будет неплохо. — Как ты себя чувствуешь? — Я медленно приблизил руку к её лбу, но, не встретив сопротивления, всё-таки осторожно прикоснулся. — Плохо, — ожидаемый ответ. Сказав, что сейчас вернусь, я вышел в коридор. Там было существенно прохладно и не пахло табаком. Решив, что у Кристины срочно нужно было проветрить спальню, я спустился вниз, войдя в кухню. Вместо миссис Уинтер я встретил озабоченного Адриана, который не нашёл меня у себя в привычное время. Я спросил у него воробьиную порцию молочного супа, чай с травами и чашку крепкого кофе, попросив всё принести в комнату госпожи. Очевидно, я выглядел больше, чем просто потрёпанным, поскольку без лишних слов Мистер кивнул, отправившись распоряжаться. Вспомнив о спальне, я добавил, чтобы там растопили камин и проветрили. Когда я вернулся к Кристине, как и обещал, она сидела всё в том же положении. Здесь практически невыносимо господствовал тяжёлый, казалось, уже успевший впитаться запах сигар и папирос. Вчера я почему-то не заметил его, но аромат очевидно стоял не с прошлого вечера. Девушка посмотрела на меня лишь после того, как я опустился на стул. — Вам придётся поесть, — не собираясь скрывать свои намерения, сказал я. Но Кристина и не собиралась возражать, переведя взгляд куда-то в сторону трюмо. — Как ваш кашель? Вместо ответа она, не глядя на меня, протянула из-под подушки платок, ставший уже тёмно-кирпичного цвета от впитавшейся крови. Он даже пачкал пальцы, когда его касались. Почему она не поехала в Лондон?.. Я вдруг вспомнил, что в действительности даже сам доктор приводил ей тысячу и одну причину поехать туда, где ей бы помогли. Помогли… Ужели, если бы Кристина в самом деле хотела помощи, она бы не отправилась к специалистам? Это показалось мне странным только сейчас. Почему попросила о том меня? Однако я не стал её расспрашивать, в который раз едва не покачав в сожалении головой. Никогда ещё я не видел маленькую любовь такой. Она казалась ещё хуже, чем когда пила из горла в библиотеке, потому что тогда в её взгляде читался хотя бы какой-то вызов жизни. Вздохнув, я не мог даже представить, какой объем работы ждал нас впереди.