Это был тяжелый, серый день, без утреннего рассвета и вечерних сумерек; день, непосредственно сменяющий замешкавшуюся ночь и торопливо сгоняемый другою ночью.
Н. С. Лесков, «Некуда»
Весна близилась неизбежно. Увидев здесь впервые столь дикую зиму, я боялся, что новое время года подбросит какую-нибудь ещё странность. Но, признаться, эти мысли занимали меня лишь в минуты одиночества, которое было теперь не так часто. Вместе с новой Кристиной во всём доме, казалось, что-то переменилось. Я был с ней по мере необходимости, поддерживая, когда случалась очередная паника или нервы вдруг делались слабже. Обычно это происходило тёмными вечерами или уже ночью. Совру, если скажу, что девушка стала спокойнее. Напротив, волнение Кристины как будто бы даже усилилось. Никогда бы не подумал, что она способна раздражаться по щелчку пальцев. Меня с моим импульсивным характером словно готовили к такому поведению. По крайней мере после очередных переживаний маленькая любовь покорно засыпала в моих объятиях: к удивлению, но именно я мог почему-то её развлечь, подобрать нужный ключик к неспокойствию. Возможно, во многом благодаря тому, что прочувствовал похожее на собственной шкуре, причём в достаточной мере. Мне не особенно нравилась близость такого рода. Воспоминания о беззаботной, мягкой девушке постоянно навещали меня. Наверное, это и была проснувшаяся совесть. Раз мне удалось выйти на улицу, ещё рано утром, когда Кристина отдыхала в маленькой натопленной спальне после ужасной ночи, наполненной абсурдными кошмарами. Она едва ли членораздельно жаловалась мне на них, сжимая с силой руку. — Дышите спокойнее, Кристина, — прошептал я, осторожно приобнимая дрожащую фигурку за плечи. — Слышите меня? Это просто волнение. Выпейте прохладной воды, подумайте о чём-то хорошем. — Ты проклял меня? — её покрасневшие глаза, полные слёз, прожигали мою душу. Я не выдержал этого взгляда, отвернувшись в сторону двери. — Скажи, Эрик? Это ты наслал на меня удушливый кромешный ночной ужас? — Я бы никогда и не подумал об этом, вы же знаете, — меня тогда сильно задели её слова. Я понимал, что завтра днём покорная и молчаливая девушка в который раз извинится за доставленное неудобство ночью, спишет всё на отсутствие контроля над разумом. Однако осознание неизбежной, острой, как свежая бритва, правды, которую Кристина выплёскивала, словно яд, в подобные моменты не давало покоя. — Просто вы встревожены… Наверное, всё-таки моё присутствие этому виной. Я серьёзно собирался уйти, но скользкие и чуть липковатые от крови пальцы схватили меня за запястье, вынудив опуститься обратно в смятую тёплую постель. Кристина придвинулась ближе. — Нет, — шепнула она. — Ты не оставишь меня одну. — Лучше бы я в самом деле умер тогда в подвалах от рук тех… — Не смей так говорить! — сглотнув, с горячностью перебила девушка, неожиданно крепко обняв меня со спины. Её дрожащие, сложенные вместе ладони опустились под мою левую грудь, прямо туда, где билось сердце. Я слышал, как Кристина снова начинала плакать. — Если бы не ты… — снова та же песня. — Не смей так говорить, потому что ты не знаешь, что мне пришлось после этого пережить. Пока ты этого не знаешь, не смей так говорить! — Прикажите благодарить за это Господа? — сам того не ожидая, жёстко ответил я. Кристина замолчала, укоризненно шмыгнув носом. Я вздохнул, опустив голову на ладони. — Я догадываюсь, что вы пережили. — Дурной, — едва различимо шепнула она. Я удивился такому обращению, но девушка только сильнее стиснула руки на моей груди. — Я ведь благодарю его за тебя. Совершенно серьёзно. А ты вместо всего хорошего заставляешь меня плакать по мимо того, что я пережила. Если догадываешься, зачем тогда делаешь больнее? — Прекратите, Кристина, — я смягчался, осторожно разворачиваясь в её настойчивых объятиях. Поцелуя в висок было достаточно, чтобы она перестала причитать. — Выпейте воды и устройтесь удобнее в постели, — Кристина отняла голову от моей груди, с вопросом заглянув в глаза. Я не сдержал лёгкой улыбки лишь самыми уголками губ. — Я вас обниму. В наших ночах не было романтики, только резкая правда, которую я каждый раз отгонял в мыслях подальше. Между нами не существовало даже дружбы — лишь тонкая пелена понимания, какими-то странными импульсами передаваемая от одного к другому. Кристина разговаривала со мной, когда это действительно становилось необходимым. В противном же случае она молчала, прячась в своей спальне. Меня расстраивало, что она прекратила посещать библиотеку. Возможно, дело обстояло в том, что девушка слишком резко отказалась от спиртного, также прекратив курить. Я пытался объяснить о вреде, который она может нанести себе, если бросит употреблять это в один миг, но разве меня кто-то послушал, хотя так обещал? Оставалось лишь вздыхать, глядя на трясущуюся раздражённую Кристину, решившую вдруг взяться за своё здоровье. В отличии от неё я понимал, куда может привести подобное поведение, а потому уже мысленно был готов к новой ипостаси любимой женщины. Остатки скомканной травы в стоптанном под ногами снегу измождённо хрустели. Я глубоко вдохнул холодный влажный воздух, запахиваясь в накидку. Надеюсь, у меня есть хотя бы часа два свободного времени, чтобы наконец-то объездить Гэтсби. Новый конюх следил за ним исправно. Когда я пришёл в конюшню, то как раз застал его за тем, что он разбирал заказанное сено. Поклонившись, молодой мужчина вернулся к своей работе. Я молча прошёл внутрь. Здесь тепло пахло всё тем же сеном, несмотря на ощущающуюся прохладу. Гэтсби медленно подошёл ко мне, стоило только встать напротив стоила. Он так же высокомерно на меня погладывал, фырчал и от этого из его ноздрей шёл лёгкий парок. Я был рад, что мерен попривык на новом месте. Сняв перчатку, я погладил коня по морде, немного потрепав крепкую смольную гриву, затем снова укрыл руку и вышел на улицу, оставив животное недовольно фырчать. — Как Гэтсби? — тихо спросил я. К счастью, конюх услышал, вставил вилы в копну и, постаравшись привести себя немного в порядок, слегка улыбнулся. — В порядке, господин. — Вы можете его собрать? Я хотел бы объехать окрестности. — В один момент, сэр, — и молодой мужчина удалился внутрь. — Эрик! — вдруг я услышал пронзительный крик. — Господин Эрик! Я обернулся, увидев, что прямо ко мне сквозь ямы и кочки по спутанной траве бежала маленькая девочка. Ветер трепал её непослушные рыжие кудри, которые она то и дело пыталась отогнать от лица, чтобы видеть дорогу. Она запнулась и едва не упала, но всё-таки с радостной улыбкой добежала до меня, склоняясь от усталости. — Ана? — я присел, защипнув у бёдер брюки. — Что случилось? Я ведь, кажется, просил тебя не называть меня по имени, когда мы не одни. — Вы не один? — громко удивилась она, заглядывая за моё плечо. — Тише, пожалуйста, — прошипел я, тряхнув девчонку за плечо. — Что стряслось? — Ничего, — улыбнулась ведьмочка. — То есть вы, мадемуазель, неслись ко мне с диким криком через всю поляну, чтобы сказать, что ничего не произошло? — не скрывая недовольства, продолжал спрашивать я. — Я просто гуляла и увидела вас, — опустив голову на грудь, промямлила Ана, топча носком маленького ботинка вялую травинку. — Я не знала, что вы будете ругаться. Если бы знала, то не пошла бы! — Я не ругаюсь, — помолчав, ответил я. Не дай Всевышний услышать ей, как я ругаюсь! — Ты заставила меня волноваться без причины, так что я просто недоволен этим. Что ты хотела? — Посмотреть на лошадку, — невнятно ответила она. — Если мне нельзя, то я уйду. Я всё-таки закатил глаза, посмотрел на небо с вопросом: за что? — а после, вздохнув, сдался, сказав, что Ане можно посмотреть на лошадку. Красавец-мерин вместе с конюхом вышел из маленькой конюшни. Девчонка едва не взвизгнула, подпрыгнув на месте от видя коня. Если бы она была моей дочерью, то давно бы купил ей собственного пони, раз уж ей так нравятся животные. Да что там говорить, я бы и сейчас достал его для ведьмочки, но не знал, как отнесутся родители, если человек в маске начнёт расспрашивать об их ребёнке после таких внезапных подарков. Надо полагать, раз Ана до сих пор свободно бегает по дому, то её мать не знает, кто стал другом её дочери. Гэтсби, к счастью, был спокоен. Он без интереса дал себя погладить обрадованной девочке. Правда для этого пришлось взять Ану на руки. — Вы настоящий принц! — вдруг сказала она, перебирая гриву мерина, когда я усадил её в огромное для маленького ребёнка седло, держа коня и девчонку одновременно, на случай, если Гэтсби что-то не понравится и он решит воспротивиться. Услышав этот смущённый полушёпот, я едва не поперхнулся собственными слюнями. — С чего бы это? — прочистив горло, хрипло ответил я. — У вас есть свой замок и лошадка! — радостно продолжала ведьмочка. — Даже принцесса в замке. — Боюсь, я сгодился бы лишь на роль злобного, старого дракона, — не без искренней улыбки, усмехнулся я, осторожно начиная прогулку возле конюшни, но подальше от разгребаемого сена, чтобы не соблазнять мерина. — К тому же принцы красивы, — тихо продолжил я. — Они добрые. Не все, конечно, — тут же добавил я, вспомнив про Персию. — Но большинство. Наверное. — Вы тоже красивый, — я замер, переведя взгляд с тусклой травы под ногами на смутившегося, притихшего ребёнка. — И добрый, — шёпотом прибавила Ана, опустив голову на грудь так, что рыжие кудри занавесью закрыли её лицо от меня. — Не стоит так говорить, Ана, — мягко тронув её за плечо, ответил я. Она посмотрела на меня своими огромными глазами, в которых читалось непонимание. — Ты же видишь, что я ношу маску. Это не рыцарский шлем — это маска, Ана, и никто не должен знать, что под ней. — ребёнок молчал, и чтобы вернуть хотя бы немного прежнего тепла между нами, я чуть улыбнулся. — Если бы я и был кем-то не совсем существующим, то вампиром. — Вампиром? — пискнула она. — Кто это? — Чудовища, пьющие по ночам кровь, — девочка ахнула и улыбнулась. Я, конечно, не стал ей говорить, что ими становятся умершие убийцы и прочие преступники. — Есть в этом что-то эстетичное, но опасное. Поэтому тебе не стоит особенно поздно никуда убегать далеко от своего дома. Вампиры не трогают тех маленьких девочек, которые мирно спят в своих кроватках. — А вы бы смогли стать принцем вампиров? — вдруг, помолчав, спросила она. — О, — я едва ли не рассмеялся. — Поверь, Ана, я был бы их королём. — А как они выглядят? — Как я. — Они тоже живут парами? У них есть дети? А животных они любят? Их они тоже пьют? — Может, хватит вопросов? — с плохо скрываемой улыбкой, наконец не выдержал я. Ана театрально вздохнула, снова начав перебирать конскую гриву. Я помолчал и подумал, что, вероятно, раз девочка связалась с таким, как я, почему-то ему открывшись, то её родители не особенно имеют время на разговоры со своим чадом. Мне ответы на эти вопросы погоды не сделают, а ведьмочке… Что же, умей пробудить интерес — умей его и усладить. — Когда как, — начал я. — Иногда они живут целыми семьями, но если ты намекаешь на ту мадемуазель в доме, то она мой друг. Не больше, — ребёнок смотрел на меня без отрыва; спокойно, но внимательно. — Детей, полагаю, у них тоже нет. В большей степени они питаются людьми, однако в периоды особенного голода… Не думаю, что какой-нибудь вампир побрезгует курицей. Получается, в какой-то степени они сами и есть хищные животные. — Это странно, — нахмурившись, прошептала Ана. — Не бери в голову. Достаточно того, что у меня с ними много общего. По крайней мере больше, чем с принцами. — Мне грустно, что вы не принц, — вздохнула ведьмочка. Я остановил Гэтсби, дав ему возможность зацепить ртом какую-то очевидно очень важную для него травинку, и посмотрел на притихшую девочку, без слов спросив глазами, чем вызвано такое негодование. — Я думала, что раз у вас есть принцесса и такая лошадка, то видела настоящего принца. А вы не принц. — Не принц, — шёпотом согласился я, кивнув головой. — Но… Я мог бы им стать? — полуутвердительно переспросил я, увидев просиявшие глаза девчонки. — Конечно, с условием, что моей принцессой была бы ты. — А как же та принцесса? — взволновавшись, Ана взглядом показала в сторону дома. — У неё уже есть свой принц, — помолчав, ответил я, чувствуя осадок, неприятно поднявшийся в душе от воспоминаний о подвалах. — Куда более настоящий, чем я. Тебе бы он понравился. — Почему? — Потому что он богатый, и красивый… Полагаю, раз она вышла за него замуж, значит ещё добрый и благородный, — чем дальше я продолжал вспоминать Рауля, тем более пренебрежительней становился мой тон. Поймав себя на том, я вдруг остановился, выдохнул и вспомнил, что обещал однажды быть терпимее по отношению к избраннику своей маленькой любви. — Если коротко, лучшая партия для принцессы. — Тогда почему принцесса из домика с вами, а не с ним? — и тут я замолчал, приостановил следом коня и внимательно посмотрел на Ану. — Ты задаешь слишком взрослые вопросы. — Вы не знаете на них ответ? — я изумился. — Но вы ведь взрослый… — Ана, я вижу, ты слишком глобально мыслишь для своих пяти лет, поэтому мне придётся кое-что прояснить, — девчонка молчала, не без интереса разглядывая мою маску. — Всё, что касается той принцессы, слишком сложно даже для такого взрослого, как я. Эта жизнь устроена не совсем по сценарию сказки, но тебе придётся к этому привыкнуть немного позже, так что поверь мне, пожалуйста, на слово: не на все вопросы бывают ответы. Почему так происходит, я сам не понимаю. Просто… Словом, принимаю, как должное. — То есть вы сами не знаете, — просто ответила она. Я задумался. На самом деле, конечно, знаю, потому и молчу. Знаю, что если бы не воля случая, которая до сих пор кажется мне настоящим чудом, то Кристина никогда бы по доброй воле ко мне не вернулась, а я продолжал бы вздрагивать в ночных кошмарах. Как только ей станет лучше, придётся вернуться обратно к мужу. Ну а пока она со мной лишь по причине обстоятельств, но объяснять маленькой любопытной девочке, что такое есть эти обстоятельства, у меня бы не хватило нервов. — Да, Ана, — кивнул я. — Я элементарно не знаю сам. — Элементарно? — Элементарно. Так и быть, дам тебе почитать Шерлока Холмса. — С картинками? — встрепенулась девочка. — Ради тебя я их нарисую. Мы продолжили прогулку, разговаривая обо всякой прочей чепухе. Ничего не могу с собой поделать: меня по-настоящему приводит в щенячий восторг детский смех, особенно, когда его причиной являюсь я сам. Ну и пусть мне не удалось в уединении побродить по саду, зато я провёл это время не менее прекрасно в компании очаровательной маленькой знакомой. Когда я вернулся с холода, устало вручая редингот подоспевшему Адриану, то заметил, что на лестнице мнётся Кристина. — Вы уже поднялись! — я не сдержал улыбки, но она тотчас же стёрлась с моих губ, стоило только увидеть лицо девушки. — Что-то случилось? Она сбежала по лестнице, оказываясь в моих объятиях. Это было достаточно редким явлением — её дрожащая тёплая фигурка в моих руках днём. Успокаивающе погладив по-птичьи острые лопатки, я прошептал: — Снова кошмар? — Кристина закивала, стискивая меня ещё сильнее. — Не хотите поделиться? — Она отрицательно помотала головой, вжимаясь крепче. Её острый подбородочек покоился на моих ключицах. — Хорошо. Наверное, вы правы и это слишком ужасно, раз вы не сдержались и сами спустились в парадную. Совсем скоро будет готов завтрак, Адриан сказал. Вам подать его в спальню? — Я не хочу есть, — слабо вздохнула она. — Придётся начинать, если вы не хотите стать толщиной со стекло. — Не хочу! — оттолкнув меня, резко заявила Кристина, затем как будто бы испугалась своей же реакции, что-то невнятно пролепетала и взбежала по лестнице вверх, в самом конце запуганно оглянувшись на меня. У меня постепенно складывалось ощущение, что я живу не с бывшей протеже, а с диким зверьком из леса по соседству. Она то притягивает меня к себе, то отталкивает так далеко, что после становится неловко как-либо с ней взаимодействовать и я жду по нескольку дней, чтобы словно с чистого листа начать разговор. Не скажу, что мне было это неприятно или обидно, скорее, каждый раз неожиданно. Как будто пять лет было не Ане, а самой Кристине! Бегает по дому босиком, вредничает, отказывается от еды… Никогда бы не подумал, что придётся становится папочкой для двадцатилетней молодой женщины, в которую я безмерно оказался влюблён. Вот так и бойся своих желаний. Хотел с ней жить, как обезумевший бился за её руку и сердце, а в итоге получил дикую кошку вместо нежной жены… Таким образом, если меж нами и существовал какой-либо камень преткновения, то им была еда. Эта тема неожиданно для меня стала табу в разговорах с Кристиной, и чем запретнее, тем необходимее. Правда, спустя, наверное, полторы недели таких уговоров мне всё-таки удалось заставить её хотя бы сделать попытку приёма пищи. Она тогда впервые за последний месяц спустилась в библиотеку. Но не чтобы почитать, нет. Кристина сорвалась, с виноватым выражением лица крутя между влажных тонких пальцев стопку с виски, на которой оставались алые следы. — Пора обедать, Кристина, — тихо сообщил я, внимательно смотря, как болезненное лицо, дышавшее убийственным румянцем, теряет маску задумчивости. — Вы ведь голодны? «Дело не в еде», — сказал мне её взгляд. Вздохнув, я поднялся на ноги, протягивая к ней руку. Кристина посмотрела на меня, как будто впервые увидя. В требовательном жесте качнув кистью, я снова без слов попросил её встать. На этот раз девушка поднялась, но слегка качнулась, затем вложив пальцы в мою ладонь. Я был непреклонен в своём желании накормить маленькую любовь. Видимо, поняв, что мой взгляд не станет мягче, Кристина вздохнула, отнимая руку. Поправив шаль, она пошла в сторону двери, но вдруг в нескольких шагах от меня остановилась, обернулась назад, посмотрев сверху вниз с измождённым укором, облизнула очевидно пересохшие губы и вышла из библиотеки мягкими шагами, от которых пол добродушно поскрипывал. Мои надежды застать её в столовой оправдались. Медленно окуная ложку в куриный суп, девушка сидела на самом конце стола, по-детски поджав под себя ноги. Её подбородок покоился на согнутом колене, так что распущенные утомлённые вихри белокурых прядей укрывали тонкую фигурку. — Другое дело, — я улыбнулся, больше чтобы подбодрить принуждённую к трапезе девушку. Кристина медленно перевела на меня взгляд, снова опустив его в тарелку. — Вы как будто не понимаете, что вам нужно есть. Вы можете делать это, как сами захотите: много раз в день небольшими порциями или же три-четыре раза как можно питательнее, — но вы должны есть. — Она продолжала молча купать ложку. — Вы ничего не говорите, поэтому я позволил себе самостоятельно решить этот вопрос. — Я не хочу, — тихо бросила Кристина. — Мне помочь? — с оттенком угрозы спросил я. Девушка на меня неоднозначно посмотрела. — Хорошо. — Эрик, — мягко возразила она, когда я со всей серьёзностью придвинул к к ней стул, чтобы выйти было невозможно. — Вы серьёзно? — Совершенно! Взяв оставленную девушкой ложку, я потрогал бок тарелки, убедившись, что суп ещё не остыл. Кристина продолжала на меня удивлённо смотреть. Зачерпнув немного жидкости, я поднял ложку к лицу маленькой любви. — Давайте, Кристина, — она теперь точно не хотела есть, но я настаивал. — Перестаньте, — смущённо шепнула девушка, отвернувшись в сторону. — Мне начать петь для вас детские прибаутки? — взгляд Кристины стал по-тёплому насмешлив. Я выглядел достаточно серьёзно. — Я про те, которые совсем маленьким детям поют родители, чтобы каша была съедена. Если вы не съедите эту ложку, я в самом деле вспомню парочку самых нелепых из тех, что слышал. Слабо улыбнувшись уголками губ, она едва не закатила глаза, взяв моё запястье двумя руками и покорно поднеся ложку к губам. Пошли первые успехи. — Где вы их слышали? — вдруг спросила Кристина. — Самые интересные — краем уха в Новгороде, — не собираясь отступаться, я снова зачерпнул бульона, но уже немного больше. — Эрик, пожалуйста, — умоляюще глядя на следующую ложку, выдохнула девушка. — Оставьте. — Нет, — коротко бросил я. — Если по-другому не получается, то я все приёмы пищи буду сидеть здесь и рассказывать, по каким горкам едет эта мельхиоровая повозка и куда она приедет. — Вы невозможны, — тускло улыбнувшись, девушка так же взяла мою руку, поднеся к губам. — Прекратите это. Дайте. — Вкусно ведь? — отодвинувшись, спросил я, глядя на склонившуюся над тарелкой Кристину. — Да, — тихо шепнула маленькая любовь, самостоятельно отупская в рот ложку с едой. Поднявшись с места, я обошёл стол в поисках портсигара. Найдя его, я достал папиросу, не торопливо поджигая её о газовую лампу, которую тут же затушил. Сев подальше от обедающей девушки, так, чтобы на неё не тянуло запахом курева, я подтянул хрустальную пепельницу, медленно стряхивая тлен табака. — И давно вы курите? — Кивнув на неспешное, весьма изящное орудие собственного убийства между моих пальцев, прервала молчание Кристина. — Возможно, я был чуть младше вас, когда впервые попробовал кальян. — Тогда… — Проглотив, она помолчала, едва удержавшись от вздоха. — Тогда, когда… — я не торопил её, догадываясь, что речь идёт о наших днях, проведённых в ролях учителя и ученицы. — Словом… — Когда вы были совсем юной? — Видя, с каким трудом ей даётся упоминание о былых временах, спросил я. Она кивнула. — Вы делали это? — Ради занятий с вами я бросил. — И теперь снова начали? — Помедлив, продолжила Кристина, останавливаясь есть. — Я не привязан к этому, — выдохнув серо-белый ароматный дым, спокойно ответил я, стряхивая пепел. — Если вдруг закончатся все трубки, сигары и папиросы в мире, мне будет всё равно. Иногда хочется, но это вполне можно перетерпеть, поверьте. В жизни всё возможно перетерпеть. — Нет, — тихо ответила она. Я с вопросов взглянул на неё. — Не всё и не всегда. Я не знаю всей вашей жизни, и говорю только за себя. Если это было бы возможно, я бы не была… такой. — Что вы имеете в виду? — Не Опера. То, что было после. — Вашу болезнь? Кошмары. — Нет. Не кошмары. Не гадайте, Эрик. Теперь это всё уже ни к чему. — Положим, — кивнул я. — И вы до сих пор не перетерпели это? — А вы? — Я не хочу отвечать. — помедлив и догадавшись, о чём шла речь, отказался я. Соврать о том, что я перетерпел эту любовь я не смог бы. — Я тоже, — приулыбнулась она, принявшись есть суп. — Почему вы всё время ссылаетесь на угрозы? — вдруг спросила Кристина, так что я едва не подавился. — А вы хотите сказать, что это малодейственный способ? По-моему, весьма удачный и эффективный. — Просто… Неужели вы не умеете по-другому? Только угрозы и самые ужасные последствия, если человек откажется выполнять вашу просьбу. — Детские прибаутки — это ужасно? — Я не о них, вы понимаете это. Понимаете, о чём я. — Я понимаю о чём вы, — взявшись за переносицу, помедлил я. — И ещё я понимаю, что вы понимаете, почему я иду именно этим путём. Иногда он единственный действенный. Или вы предлагаете унижаться, стоя на коленях? Но тогда ответьте сами: что хуже? И то, и то имеет психологическое воздействие. Просто угроза конкретнее и действует куда быстрее, чем лишние уговоры. Когда я угрожаю вам, я совершенно искренен и вы можете не сомневаться в том, что мои милые обещания превратятся в жизнь. А если я встану на колени? — Почему нельзя просто поговорить? — сглотнув, тихо прошептала она. — Потому что иногда бывает слишком поздно. Хочется банально сохранить ценные остатки прошлого, но человек не всегда способен понять, что они принадлежат уже именно прошлому. Тогда, как вы понимаете, никакие угрозы и никакие мольбы не помогают. Разве можно воскресить мертвеца? — Возможно, есть шанс не дать ему умереть, не дать ему стать мертвецом? — Кристина, я понимаю, куда вы клоните. К сожалению, я не готов говорить с вами на эту тему, — я поднялся с места и хотел уйти, но она остановила меня своими словами. — Но нам придётся это сделать, Эрик, — ответила Кристина. — Что бы вы ни думали, вы участвовали в этом, вы тот из немногих, с кем я могу поговорить на эту тему и кто может понять меня. В конце концов, если хотите, вы виновник этого. — Я не буду с вами об этом говорить, — осторожно бросил через плечо я, двигаясь в сторону выхода. — По крайней мере пока. Ешьте, суп скоро остынет. Уходя, я услышал, как ложка с нервным звяком оказалась в блюдце. Злись, милая Кристина, злись сколько хочешь, но пока я действительно морально не настолько готов объяснять тебе причины своего безрассудства. Да и разве мы в тех отношениях, чтобы это прошло с пониманием, безболезненно и спокойно? Я так не думаю. Если после моего рассказа я останусь с парой глаз, то это уже будет чудо!