«<…> глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета».
Иосиф Бродский, «Пилигримы»
Очередной кошмар. Видимо, настолько реалистичный, что она вновь хватает меня за плечи, как будто куда-то падает, и затем едва ли не в крике просит о том, чтобы я никуда не уходил. Спальня Кристины понемногу становилась нашей, я проводил там почти каждую ночь, оставаясь до утра. Почти, потому что всё-таки иногда мне приходилось подниматься часа в два и уходить в кабинет для продолжения работы. Я был уверен в том, что со временем совсем перестану брать заказы. Но нам ведь нужно было на что-то жить. Нам… Пока Кристина дрожит в моих объятиях, я сам едва могу подчинить свои же мысли. Нет никаких нас, есть она, твоей же милостью оказавшаяся в плену собственного разума, а есть ты, Эрик, который нужен лишь на время, пока её боль не будет в достаточной мере заглушена. — Пожалуйста, — мой же голос кажется мне чужим. Я впервые за долгое время уснул глубоко и без тревоги, надеясь отоспаться за всю свою жизнь, однако маленькая любовь решила по-другому. Головная боль стучит в висках, мне едва удаётся понимать происходящее. — Кристина, вы слышите? Пожалуйста, вы царапаете мне плечи. — Снова это… — к счастью, Кристина действительно меня услышала, ослабив хватку и намного мягче ухватившись за шею. — Что? Возможно, вам стоит всё-таки рассказать мне, в чем дело. Что вам снится? — я отнял лицо девушки от своей груди, с вопросом заглядывая в испуганные глаза. Она молчала, её искусанные губы дрожали от непрекращающихся переживаний. Я вздохнул, осознавая, насколько с каждым разом меня сильнее и сильнее изматывали её причуды. — Вам снится Опера? — Кристина отрицательно помотала головой. — Хуже? Вам снится лицо Эрика? Эрик что-то делает с вами? Эрик вас убивает, пытает или принуждает к чему-то? — Эрик не может спасти Кристину, — мне стоило огромных усилий разобрать этот едва ясный шёпот. Сразу после этого девушка крепко обняла меня, уткнувшись носом в ключицы. — Спасти? — для меня стало удивительным, что во снах я кажусь ей спасателем. Я в иллюзии поцелуя прикоснулся губами к макушке маленькой нежности, в ответ сжимая хрупкие девичьи лопатки. — От чего спасти? — Я тону, — вздохнула она и вдруг тяжело закашляла. Подорвавшись, я едва нашёл в смятых простынях платок, осторожно удерживая его у губ девушки. Слабые горячие пальцы коснулись моих, но Кристина не забрала платка. Она мягко держала меня за руки, тяжело дыша и сплёвывая теперь уже очевидную кровь. Это была не кирпично-красная мокрота, а именно кровь, алая, липкая кровь, впитавшаяся в бледные пальцы маленькой любви и виднеющаяся даже в слабом лунном свете, в полумраке спальни. Моё сердце сжалось от вида хрупкой юной женщины, увядающей прямо на глазах. — Я тону на закате каждый раз, когда пытаюсь уснуть, — после долгого молчания, хрипло прошептала она, полулёжа в моих объятиях. — Я знаю, что ты рядом, но ты не можешь помочь. Ты не виноват в том, что я тону. А я задыхаюсь, легкие начинают болеть, их давит, я вижу красную воду на закате. Затем я просыпаюсь. — И ты об этом не могла сказать мне так долго? — Мне казалось, это неправильно. Неправильно говорить тебе, что ты мне снишься. Происходит кое-что ещё, но этого я уже точно не могу сказать. — Кристина… — Эрик, пожалуйста, — слабо перебила она, прижимаясь щекой к моей груди. — Ты и так против чести делишь со мной постель, я не хочу, чтобы мои опошленные фантазии усугубили это положение. Эрик, — приподнявшись на локте, Кристина с вопросом заглянула в мои глаза. Я всё ещё очень хотел спать, мне казалось, что как только голова коснётся подушки, я в тот же момент вновь потеряюсь в плотном, безмятежном сне от усталости. Однако, найдя в себе силы, я продолжил слушать девушку. — Эрик, мне очень жаль, что ты вынужден после всего терпеть меня теперь рядом. Вероятно… — Прекратите, Кристина, — начиная уставать от её однотипной исповеди, перебил я. — Не произошло ничего такого, что повлияло бы на моё отношение к вам. Вернее, что бы ухудшило это отношение. — Но… — Ничего не произошло. — Строго ответил я, ставя этим ясную точку. — Пока я вам необходим, я буду рядом. Не нужно сожалеть. Думайте лучше о том, как вам поправить своё здоровье в ближайшие сроки. — Она выглядела очень печально. Осознание своей черствости в такой трепетный момент притупилось от самой банальной усталости. Вздохнув, я мягче посмотрел на мадемуазель, показательно отодвигая руку в сторону. — Не забивайте себе голову, Кристина. Обнимите меня, и мы продолжим спать. Я слишком устал. Проснувшись утром, я вдруг понял, что Кристина встала многим раньше. Она сидела за трюмо, осторожно проводя по некогда блестящим густым волосам мягким гребнем. Девушка была грустна, я приметил это сразу. Наши взгляды встретились через зеркало. Кристина посмотрела спокойно, с очевидной долей какой-то неясной мне печали. Я мог лишь догадываться о том, о чём она думала в тот момент, проводя фалангой пальца у уголка глаза, чтобы слеза не покатилась дальше. — Как вы себя чувствуете? — спросил я, полуслежавшимся, хриплым голосом. — Лучше, — соврала она. — Вы сегодня спали дольше, чем обычно. — Я ничего не ответил, поднимаясь со смятой постели и накидывая на плечи халат. — Это из-за меня? — вдруг спросила девушка, когда я собирался открыть дверь, чтобы выйти в коридор. — Я, должно быть, вас слишком сильно выматываю… Мне… Я вздохнул, опустившись перед ней на колени и осторожно коснувшись мягкой сидушки стула. — Вы сегодня красивы, как никогда, Кристина, — с лёгкой улыбкой сказал я, внимательно следя за тем, как её взгляд меняется: с разочарованного он вдруг стал сначала испуганным и недоверчивым, а затем в один миг смущённым, подёрнутым на сей раз тёплыми слезами. Её губы дрогнули в едва заметной улыбки. Кристина сглотнула, принявшись теребить кожу у непослушных пальцев. Я мягко взял тонкие руки девушки в свои, оставляя на каждой из них ненавязчивый поцелуй, в немой просьбе прекратить истязать своё тело. — Через двадцать минут я жду вас внизу. Завтрак будет готов. Не сказав ничего больше, я поднялся и ушёл в свою спальню, чтобы освежиться после удивительно долгого сна. Сменив бельё и умывшись, я пока решил не надевать маску, заперевшись в кабинете. Лицо от постоянного ношения дико уставало, так что даже бархатный подклад не спасал моего положения. Сев за рабочий стол, я вдруг обратил внимание на портреты. А что если… Она ведь так обрадовалась, когда я сказал те слова. Кристина не глупа, как и любая другая женщина, должно быть, она понимает, что за время болезни заметно подурнела. Я поднялся с места, прохаживаясь мимо рисунков. Уголь или акварель? Нужно, чтобы было без излишеств и детализации, легко, но при этом изящно. Надеюсь, это не выглядит как ухаживание и девушка верно меня поймет. Из всех созданных за пять лет работ я неожиданно выбрал едва заметный небольшой карандашный набросок. На нём едва можно было узнать настоящую Кристину: девушка на бумаге представлялась лишь несколькими линиями, но она была весьма худа и миниатюрна. Её волосы — пара витиеватых штрихов — пышной копной спадали на обнажённую спину. Лишь профилем незнакомка напоминала бывшую протеже, обернув горделиво вздёрнутую головку назад, на таинственного художника. Осторожно сорвав картинку с обоев, я положил её на стол, надел маску и вышел через главную лестницу в прихожую. Кристины ещё не было в столовой. На моём любимом месте, расположенном на середине, спиной к окну, уже стояла чашка с кофе и лежал свежий номер газеты, запах которой вместе с ароматом напитка постепенно распространялся вокруг обеденного стола. Решив, что непослушная девушка снова заупрямилась, я сел за завтрак без неё. Правда и завтрак-то мой представлялся как раз таки единственной кружкой кофе. Я развернул английскую газету, без особенного интереса проходясь взглядом по заголовкам, и сделал глоток горячего кофе. Внезапно тяжёлые двери распахнулись, так что я едва не подавился. Адриан любезно придержал проход для Кристины, тенью скользнувшей в столовую залу. Я старался как можно незаметнее проследить за ней, неторопливо движущейся вдоль стола в новом нежно-розовом платье с ручной вышивкой цветов на лифе — моём недавнем подарке. Оно закрывало так любимые мною покатые бледные плечи девушки тонкими, полупрозрачными рукавами. Манжеты были достаточно узкими, чтобы свободная ткань этих рукавов могла придать силуэту Кристины необходимого объёма. Удивительно, что девушка собрала волосы лишь у висков, заколов блестящим гребнем на затылке. Она явно стеснялась своих безжизненный спутанных локонов. Кристина остановилась на противоположной стороне стола, у того места, какое было чуть дальше моего на два стула. Видимо, принимать пищу прямо напротив меня ей всё же было некомфортно. Поднявшись, я помог бывшей протеже сесть. Она аккуратно откинулась на спинку, изучая взглядом столовую так, словно оказалась здесь в первый раз. Скоро ей принесли завтрак: тарелку с рисовой кашей и фруктами и ароматный чай, запах которого приятным шлейфом дошёл до меня. Я продолжал делать вид чрезвычайной занятости, механически складывая слова в предложения, но нисколько не запоминая их. — Какие у вас планы на день, Кристина? — неожиданного для самого себя спросил я, сложив надоевшую газету пополам. Девушка вздрогнула, отвлекаясь от ковыряния в еде. — Я пока не подумала об этом, — шепнула она, сделав глоток чая. — А что собираетесь делать вы? — В который раз я намерен объездить своего коня, — едва не усмехнувшись, ответил я. — Если, конечно, погода позволит. — У вас есть конь? — тут же переспросила девушка, но, видимо, поняв, что её вопрос прозвучал достаточно глупо, спрятала неловкость в очередном глотке. — Гэтсби, — кивнул я, чуть приулыбнувшись. — Его так зовут. Я купил его не так давно, поэтому толком не успел с ним познакомиться. — У меня была собственная лошадь, — мечтательно сказала Кристина после молчания. — Дама. Послушная и добрая, она мне сразу понравилась. Я даже немного скучаю… — По лошади? — Только по лошади, — выдержав мой взгляд, ответила девушка, поджав губы. Только я вдохнул, собираясь задать новый вопрос, как Кристина, словно специально стараясь сменить тему своей прошлой жизни, опередила меня. — Можно мне с вами посмотреть на коня? — Конечно, — чуть сощурившись, кивнул я, показательно махнув рукой в сторону окна. Стало значительно теплее, начались дожди. Снег почти растаял, но погода в эти недели апреля была как-никогда мерзкой и болезненной. Даже сейчас шёл мелкий промозглый дождь, плевком оставаясь на стекле. — Как только погода станет более подходящей для прогулок. А пока вам лучше будет накинуть на себя что-то ещё, чтобы не замерзнуть, и перебраться ближе к камину. Адриан разожжёт, какой вам будет угоден. — Увы, даже Адриан не сможет разжечь того огня, что нужен мне, — достаточно тихо прошептала она. Моё сердце пропустило удар. Я исподлобья взглянул на девушку. Она поднялась со своего места, присела в реверансе и вышла вон, оставив меня с наедине с собственным сомнением. К счастью, ближе к обеду дождь перестал. Сменив домашние брюки на белые, старые бриджи для удобства, я был полон намерения всё-таки покататься на Гэтсби. Холода я не боялся, так что, выбрав пальто покороче и по-теплее, я завернулся в шарф и вышел во двор, направляясь к конюшне. Как оказалось, мой выбор пал на весьма спокойного, неторопливого коня, который хоть и недовольно фырчал, всё-таки оставался послушным. Наша поездка, пожалуй, длилась где-то часа полтора-два. Угадать следующий более менее удачный и не дождливый день было бы сложно, так что пришлось пользоваться решением одного момента. Гэтсби деловито осматривал окрестности. Иногда я останавливал его, вслушиваясь в хруст травы под копытами от перетаптываний на месте или в редкий птичий щебет, эхом разлетавшийся в дымке тумана возле леса. Воздух был прохладен и немного влажен, однако же при этом я мог дышать совершенно свободно. Лёгкие не сдавливало, как-то бывало в некоторый раз. Доехав до просторной поляны, усыпанной кочками и мелкими оврагами, спрятанными в усталой слежавшейся траве, я спешился, взяв мерена под уздцы, неторопливо сминая сапогами хрустящую от лёгкого морозца землю. Где-то здесь, насколько я помнил, должны были остаться руины замка. Я пытался найти сведения о его владельце или хотя бы о том, как строение выглядело до своего крушения, но ничего особенного не оказалось. Даже миссис Уинтер, выросшая в этих краях, толком не знала ни происхождения замка, ни того, кому и когда он принадлежал. Близко к замшелым булыжникам мы подходить не стали, наслаждаясь таинственностью относительно высокой, едва сохранившейся аркой прохода, тающей в невесомом тумане. Кое-где виднелись остатки, очевидно, герба, однако же по ним едва можно было что-то понять. То ли змея, то ли дракон, то ли ветка какая зелёная — напридумывать можно было всё, что угодно. Разрушенный старинный английский замок хоть и выглядел до смешного небольшим, но всё-таки внушал атмосферу загадочности. Мне нравилось иногда, в свободное время, выходить из дома ранним летним вечером, когда ещё тепло, но уже нежарко, чтобы полюбоваться на закате этими руинами. Можно бесконечно представлять приятную тишину окрестностей, заколдованных вечными одиночеством и усталостью. Несколько раз мне даже казалось, будто эти замшелые влажные камни с полустершимися узорами медленно и глубоко вздыхают, земля под ногами едва приподнимается и с новым лёгким порывом ветра опускается назад. Сколько бы я не приходил, здесь никогда никого не было. Забравшись в тень развалин, я снимал с себя накидку или пиджак, садился прямо на пол и вслушивался в шелест деревьев неподалёку. Если бы я всё ещё занимался сочинением, то непременно использовал ощущение этого странного единения с заброшенным английским замком для какого-нибудь «рыцарского» этюда. Сразу после прогулки до замка мы вернулись обратно. Снова начинался дождь. Я погнал Гэтсби чуть быстрее, чему хмурый конь явно не обрадовался, но время близилось к чайному часу, да и мне хотелось немного разогнать мерина, чтобы посмотреть, на что он мог быть способен. В этом плане конь приятно удивил: его спокойствие и ощутимое недовольство выражались в аккуратности. Против ожидания, он без суеты обскакивал все кочи и мягко перепрыгивал разросшиеся острые кусы, по всей видимости, ожидая, что я наконец перестану бить каблуками по его гладким бокам. Что же, во всяком случае за эту прогулку он получил сладкой морковки немного больше, чем обычно. Я понял, что слишком устал, только тогда, когда переступил порог дома. Из-за погоды в последние дни голова болела всё чаще. Скинув тёплое пальто, я затем снял жилет и шейный платок, оставшись в одной полупрозрачной рубахе. Из залы уже лёгким шлейфом долетал аромат ванильного чая с бергамотом. Сначала мне показалось, будто я услышал звуки своего расстроенного рояля, но стоило распахнуть двери гостиной, как я действительно увидел Кристину, медленно перебирающую клавиши. Она не обратила на меня никакого внимания. Разнос с чайником и чашкой стоял на маленьком столике перед камином. Прямо в грязных влажных сапогах я прошёл к дивану, со вздохом блаженства опускаясь в плен подушек. Я откинулся на неописуемо мягкую спинку, запрокидывая голову на самый край и прикрывая глаза. Неспешная мелодия дополнилась едва слышным мычанием. Ужасно фальшивым, совершенно не таким тонким и мелодичным, как раньше. Но именно эта фальшь, эти плаксивые, расстроенные звуки старого рояля, скрипящего лакированными клавишами, как будто исходили из самого моего сердца. Ничего правильнее нельзя было придумать в тот момент. Я вдыхал терпкий, чуть сладковатый аромат чая, слушал неправильную мелодию и сквозь неё слышал постукивание капель дождя, тихо разбивающихся о стекло. Найдя в себе силы оторваться от дивана, никогда до не представлявшегося мне таким мягким, я всё-таки выпил немного чая, перекатывая на языке любимый вкус, и вновь откинулся назад, продолжая наслаждаться этим странным временем. Я не понял, как смог настолько расслабиться, что провалился в очередной плотный сон. Вытащить из него меня смогло лишь прикосновение. Тонкие холодные пальцы скользнули по моей руке от запястья. Кристина мягко сжала мою ладонь. — Эрик, — тихий шёпот, кажущийся белым эхом на дымчатом фоне мыслей. — Эрик, пожалуйста, проснитесь. Постепенно я чувствовал, как головная боль, притуплённая пеленой сна, становится всё более и более ощутимой. С трудом раскрыв глаза, я увидел помутнённое лицо чуть склонившейся девушки. Она продолжала держать мою руку. — Мистер Харрисон сообщил, что ужин будет готов через полчаса, — в такой же манере проговорила Кристина. Другая её холодная ладонь опустилась на мою обнажённую шею. — Вы не больны? Выглядите неважно. К сожалению, милая Эвтерпа, мою болезнь излечит только смерть. С усилием поднявшись с места, я размял затёкшую шею. Суставы плеч и колен неприятно тянуло. Мне необходимо было переодеться в более домашнюю одежду, хорошо поесть и снова пропасть в лабиринтах тихих, успокаивающих снов, в самом худшем случае, до завтрашнего утра. — Эрик, — несмело позвала Кристина, когда я уже собирался двинуться в сторону лестницы. Я обернулся. Девушка выглядела как будто бы слегка смущённой. Подняв на меня ласковый взгляд, полный блестящей печали и ожидания, она помолчала. — Вы ведь спуститесь к ужину? — вопрос показался мне неожиданным. — Пожалуйста, — одними губами шепнула Кристина. — Да, — тихо ответил я, прежде с минуту всматриваясь в тонкие черты лица. Кристина приулыбнулась. — Да, я спущусь к вам. Только сначала приду немного в себя. Я уже поднимался по лестнице, когда вдруг инстинктивно обернулся назад, на то место, где ещё секунды назад стоял вместе с девушкой. Она следила за тем, как я ухожу, и потом смутилась, неожиданно столкнувшись со мной взглядом. Кристина сразу же ушла в сторону столовой. Как только я смог добраться до второго этажа, я почувствовал странное головокружение. Пол под ногами стал расплываться. Присев на корточки, я схватился за переносицу маски. В ушах стоял почти оглушающий звон. Я не мог вспомнить, как долго так просидел, но, как только стало немного лучше, я дошёл до спальни, сумев переодеться. За то время, которое я провёл один, успев отдохнуть, внезапная боль ушла, так что к ужину сошёл более менее спокойный и привычный Эрик. Взволнованной Кристине о том, почему на самом деле задержался, я, конечно же, не сказал, как не говорил о кашле, приставшем ко мне недели с две назад. Что было до наших ночей… После того вечера мы стали спать раздельно. Девушка остановилась в дверном проходе, неловко приобняв дверь. Тогда она сказала, что желает провести эту ночь одна. Это не выглядело так, будто причина такой просьбы крылась во мне. Когда я возвращался в свою спальню, мне показалось, что я не смогу уснуть без сопящей маленькой любви под боком. Слишком привычно стали её чуткие, любимые мною объятия. Но каково же было моё удивление, стоило только голове коснуться подушки, как я мгновенно уснул. Снова крепко и надолго, пропустив привычный кофе в семь утра. Кристина за время уединения стала тише. Это не внушало ничего хорошего. Мне казалось, что она или вновь пытается убежать от самой себя, или понапрасну старается приносить меньше хлопот. Второе, обычно, приносило их ещё больше. С каждым днём моё здоровье по непонятным причинам ухудшалось. Это вынудило даже начать вести дневник, записывать количество выкуренных сигарет, выпитых кофе и алкоголя, употребление которых я снизил практически до минимума. Однако причина крылась, очевидно, не в том. Я всё равно заметно уставал, воздуха как будто не хватало, грудь теснил проклятый кашель. Иногда снова кружилась голова и пол расплывался прямо подо мной, но это проходило сразу, стоило только присесть и прикрыть глаза на несколько минут. В таком состоянии и провёл порядка ещё двух недель, стараясь тайком вовремя принимать порошки, и продолжал наблюдать за девушкой, вернее, за тем, как она в самом деле становилась всё лучше, даже иногда позволяя себе немного принарядиться на ужин или обед. Возможно, дело обстояло в случайно подброшенном портрете. Я сделал так, как будто Кристина сама его обнаружила, случайно. Похоже, миссис Уинтер скоро вновь придётся съездить в город к уже знакомым портнихам за новым бельём и новыми платьями для мисс Даае. Я работал в кабинете, как оказалось, практически до самого поздна, поскольку в этот вечер мне стало немного лучше. Предстояло закончить последний проект как можно скорее. Из-за времени, уделённого Кристине, я практически не успевал соблюсти договорённости. К счастью, к полуночной деятельности я привык. Сменив догоревшую свечу, я сделал глоток остывшего кофе и вновь взялся за карандаш, прикладывая его к краю бумажного листа, на который клал кисть, чтобы не смазать ребром ладони чертёж. Внезапно в соседнюю дверь как будто постучали. Я бы так и решил, что ослышался, если бы слабый звук не повторился чуть смелее. Нахмурившись, я двинулся к проходу, осторожно его приоткрывая. — Кристина? — я искренне удивился. Несколько часов назад мы любезно распрощались у дверей её спальни и я был уверен, что девушка спит, прежде чем ушёл доделывать работу. Но она стояла прямо напротив закрытых дверей моей спальни, возвысив аккуратный кулак для нового ударчика. — Я… — она неловко переступила с одной ноги на другую, явно ожидавшая моего выхода не из кабинета, и затем нервно заправила прядь волос за ухо. Сначала мне показалось, что её голос был как будто бы грустен и чуть хрипловат, но после я услышал всхлип и вздохнул, приоткрывая дверь шире. Ну конечно, она плакала. — Извините, я, наверное, отвлекаю вас. Просто… — Ничего подобного, — немного даже улыбнувшись, ответил я, желая последними каплями души показать, что нисколько не раздосадован, что она пришла ко мне именно сейчас. — Подойдите же! — чуть настойчивее снова велел я. Кристина повиновалась, ступая вперёд. Я заметил, что её стопы были совершенно голы, да и сама девушка пришла ко мне в одной ночной рубашке. Видимо, смутившись моего взгляда, маленькая любовь попыталась прикрыться руками, но это не помогло. — Что такое? — наконец, спросил я, когда мисс Даае оказалась достаточно близко. — Я не могу без вас уснуть. — Едва не плача, отчаянно призналась она. — Я пыталась… Я честное слово пыталась, Эрик, но я не могу! — Не плачьте, Кристина, — тише и как можно мягче ответил я, глядя на маленькую дрожащую нежность. — Извините, я сейчас… Оставив дверь в кабинет всё так же приоткрытой, я вернулся внутрь. Кристина не захотела даже заглянуть сюда, видимо, покорно оставаясь на прежнем месте. Прибрав чертёж и задув пламя свечи, я вышел в совершенно тёмный коридор к девушке. Моя кисть тут же оказалась в приятном плену тёплых пальцев, влага которых чувствовалась даже через перчатки. — Я, видимо, помог вам приобрести дурную привычку, не так ли? — несколько усмехнувшись, выдохнул я, сжимая в ответ руку Кристины. — Вам стоило раньше прийти, если вы чувствовали себя плохо. — Простите! Эрик, умоляю вас… — Перестаньте, Кристина, — устало перебил я так, что, к моему счастью, девушка не пожелала спорить. — Вы ещё и без домашних туфель! Вы решительно пожелали ко всему простыть? Подняв маленькую любовь на руки, я пошёл к девичьим покоям. Она даже не думала сопротивляться, обхватив слабыми руками шею. — Я мог бы не мучать вас, — желая немного развлечь совсем разболевшуюся девушку, прошептал я. — И мы бы остались в моей спальне, но, к сожалению, там не натоплено. Кристина молчала. Я чувствовал, как медленно и неглубоко она вбирала воздух, положив голову около моего плеча, так что немного впалая щека прижималась к груди. Когда мы дошли, я осторожно расширил стопой проход, оставленный в очевидном волнении. Положив Кристину на кровать, я укрыл её одеялом, немного подоткнув со всех сторон. Она по-прежнему ничего не говорила, лишь приоткрывая побледневшие искусанные губы для вдоха. Я устроился немного поодаль, сняв туфли и подбив под голову свободную подушку. Потупив взгляд в стену напротив, я повернулся к девушке, надеясь найти её уже засыпающей. Однако она не просто не спала — её глаза были открыты, но устремлены в потолок, и по щекам от их уголков в слабом лунном сиянии блестели тонкие дорожки слёз. — Кристина, — попытался осторожно позвать я. Кристина медленно посмотрела на меня, вновь приоткрывая губы и как будто бы немного захватывая ими воздух. — Что с вами? Вам плохо? У Кристины что-то заболело, пока Эрик нёс её? — Выдохнув, маленькая любовь посмотрела так, как будто у неё по-настоящему болела только лишь душа. Болела неизлечимо и до тошноты тоскливо, неизбежно. Сглотнув пересохшим горлом, я всё-таки придвинулся к безвольному телу ближе. — Я могу вам чем-нибудь помочь? Протянув руку из-под одеяла, она дала понять, что просит лишь прикосновений. Наши пальцы мягко переплелись. Кристина слабо улыбнулась. Я не мог больше спокойно смотреть на это, придвинувшись ещё ближе, так, чтобы её аккуратная фигурка оказалась в ненавязчивых объятиях. Девушка как будто с благодарностью коснулась кончиком носа моей скулы, чуть сильнее сжав мою кисть. — Я устала быть человеком, — вдруг прошептала она. Горячее влажное дыхание отпечаталось почти на самой моей щеке. — Это самое отвратительное существо на свете. Ни что другое, наверное, не возвращается к тому, что однажды чуть не убило его. Но не человек. Он как будто испытывает удовольствие, по минутам сокращая счастье своей жизни. Ему нравится мучить себя. — Кристина… — я ожидал, что она вновь поднимет эту страшную тему подвалов. — Хорошо, что вы не человек, Эрик, — продолжила Кристина, вдруг мягко прижимаясь к моей груди. Её маленькие кулачки сжали мою рубаху. — Такой как вы не может быть одним человеком… — девушка замолчала, и я не посмел её перебивать, повторяя про себя сказанные слова. Оказывается, её мысли были так далеки от Опера. — Вы целая Вселенная… — наконец, шепнула она, прежде чем провалиться в глубокий сон. Я почувствовал, как её тело и без того ослабленное окончательно расслабилось, оставшись тёплым существом в моих руках. Мне не хотелось спать, и я задумался над тем, кем может быть человек в самом деле? Не с биологической точки зрения, но духовно. Человек — сосуд для чего-то неземного, лишь простая оболочка, в которой сидит непонятная частица свыше, заключённая в теле. На секунду задержав дыхание от осознания, я вдруг посмотрел на спящую девушку. Это ли она имела в виду? Что поняла меня правильно только спустя столько лет. Мои мысли перемешались. — И ты в ней подобна Солнцу, — после молчания прошептал я, не сдержав улыбки, потому что знал, что она спала достаточно крепко, чтобы услышать.