Eddie (since you have been gone)/Эдди (с тех пор как ты ушёл)

Вернувшись в Дерри, штат Мэн, Ричи Тозиер сидел на крыльце своего старого дома детства, который он унаследовал от родителей несколько лет назад. Его телефон демонстративно лежал рядом, и он то и дело поглядывал на него, ожидая, нервничая. Ричи… …Выдохнул облако дыма в сторону раннего утреннего неба, солнце едва поднялось из-за горизонта. Он закашлялся, скорчив гримасу, когда пепельный привкус заполнил его расслабленные лёгкие. Он ещё не совсем привык к этому вкусу. Прошло добрых двадцать семь лет с тех пор, как он курил в последний раз, и даже тогда он делал это лишь изредка, когда ему удавалось стащить пачку «Camel» у отца или стащить немного у Беверли, которая выкуривала их как чемпион. Ему никогда по-настоящему не нравился этот вкус — он всегда оставлял на языке какую-то наждачную плёнку, и запах всегда цеплялся за него, как вторая кожа. Эдди всегда ненавидел его, с отвращением вздёргивая нос всякий раз, когда Ричи чиркал спичкой, и прикуривал кончик, когда серый дым просачивался в воздух. — Ты хоть знаешь, сколько болезней можно подхватить от этого? — спрашивал он. Как-то раз Ричи улыбнулся, вытаскивая сигарету изо рта, выпуская маленькое облачко дыма с конца, и сказал, — Ты хоть знаешь, сколько болезней я мог бы получить от твоей мамы? Я люблю рисковать, Эдс, я люблю играть на удачу. Эдди, явно неудовлетворённый этим ответом, послал ему смертельный взгляд и сказал, — Твои шансы сейчас не слишком высоки, Балабол. — Что ты… — только и успел он вымолвить, как его повалил на траву очень обиженный Эдди Каспбрак. — Вау, — сказал Ричи, глядя на него из-под этих дурацких стаканов из-под кока-колы. Его губы изогнулись в усмешке, — Привет, Эдс. Его рука, естественно, скользнула вверх, чтобы шлёпнуть ладонью по бедру Эдди, небрежно положив её туда. Эдди покраснел и побагровел, как всегда, когда сказал, — И не называй меня Э… Ричи прервал его, выпустив облако дыма в разинутый рот, а после его сигарета давно затерялась в траве после снасти. Эдди оторвался от Ричи, повалился на траву, яростно кашляя, слюна капала с его губ, выкрикивая различные ругательства, пока Ричи хихикал на земле. — У меня астма, придурок! Ты мог убить меня — ты этого хочешь? — Ну, — сказал Ричи, — да. Потому что тогда я мог бы стать сыном Миссис Кей. — Бип-бип, Ричи, — снова сказал Эдди, а сигарета всё ещё тлела в траве. Ричи посмотрел на дымящийся кончик своей сигареты, тонкие серые струйки лениво просачивались в воздух, когда он забывал использовать их с пользой. «Эдди бы это не понравилось», подумал он небрежно. И он подумал, что, может быть, причина, по которой он снова начал курить, заключалась в том, что Эдди возненавидел бы это. Как ребёнок, он только когда-то действительно сделал это один раз из любопытства. Всё, что последовало за этим, было сделано только для того, чтобы вывести Эдди из себя — потому что Ричи очень любил слушать, как он ругается на него. Расскажи ему, как ему было плохо. Это был один из немногих случаев, когда Эдди проявлял внешнюю заботу о нём. Он чувствовал, что, делая то, что Эдди возненавидел бы больше всего, он вернёт его обратно, потому что так уж всё устроено; Ричи делал глупости, а Эдди бросался ему на помощь. Раз за разом, снова и снова. Это стало одной из единственных констант в жизни Ричи, и вскоре он обнаружил, что подчиняется этой схеме — вращается вокруг неё, как солнце, облизывая один и тот же кляп, пока это не стало бессмысленным, хотя бы для того, чтобы получить в ответ ласковый взгляд и просто кусочек этого невероятного солнечного света. Он всегда шутил, что, если он выкурит сигарету, Эдди перевернётся в гробу, но теперь это было уже не смешно. «Чертовски повезло, если бы это было правдой, не так ли, Эдс?», подумал он. — Не правда ли, Эдс? — пробормотал он, делая глоток кофе и вглядываясь в горизонт, где сонный город только начинал шевелиться. «Вот это будет удача. Какой хороший коктейль, а, Эдс?» Внезапно его телефон завибрировал на стуле рядом с ним, чуть не свалившись с подлокотника. Ричи поймал его, прежде чем он разбился о деревянную палубу, осторожно взглянув на номер, его сердце в груди замерло. [Входящий звонок из Чикаго, штат Иллинойс.] Его рука задрожала, когда он поднёс телефон к уху, чуть не уронив его во второй раз, когда он сделал глубокий вдох. — Ричи, — сказала Беверли, — это Бев. «Я знаю», хотел сказать Ричи. — Эдди, — сказал он вместо этого. — Эдди… — Беверли замолчала, — Послушай, Ричи. Это не совсем точно, но… Пальцы Ричи дёрнулись рядом с ним, окурок сигареты обжёг подушечки его пальцев. Он едва заметил это, борясь с желанием сказать Беверли, чтобы она говорила быстрее, чёрт возьми. Как только он собрался что-то сказать, она тихо спросила, — Ты помнишь мои сны? — Сны, — повторил он, прежде чем воспоминание обрушилось на него двадцатифутовой волной, — твои сны! Да, я помню. Теперь он нервно постукивал ногой — не редкость для Ричи и в лучшие времена, но после смерти Эдди тик, казалось, усилился. Как будто он не мог остановиться, иначе горе поглотит его целиком. — Это как… те видения, — сказала она с нерешительностью человека, пытающегося мысленно связать воедино свои собственные мысли. — Видение? Вроде тех видений, которые эти дерьмовые экстрасенсы выдают на карнавалах за десять центов? Беверли фыркнула в трубку, и Ричи съёжился, чувствуя её жгучее разочарование за тысячи миль отсюда, такое же ярко-красное и огненное, как её волосы. — …Прости, — пробормотал он. Беверли, как святая, продолжила, — Нет, не такие. Они реальны… по крайней мере, так кажется. Ричи фыркнул, глубоко затянулся сигаретой, закрыл глаза и поднял голову к небу. Казалось, что каждый шаг, который они делали вперёд в этой дискуссии, они быстро делали два шага назад. Это было совершенно излишне. И всё же он оставался терпеливым. Он любил Беверли, и даже в этом космическом пространстве, усеянном горем и разбитыми воспоминаниями, в котором он плыл по орбите вокруг Эдди и его отчаянной тоски по нему, существовало глубокое понимание собственного горя Беверли, и именно в этом понимании он обнаружил, что способен примирить свою собственную агонию с глубокой любовью, которую он испытывал ко всем остальным, кто был в радиусе взрыва в тот день, когда упала бомба и погиб Эдди. «Неудачники навсегда», эхом отдавались в его ушах слова, такие же сильные, как и двадцать семь лет назад. — Помнишь, когда мы впервые покинули Дерри, — начала Беверли, — в первый раз мы победили Оно, и все мы постепенно начали забывать друг о друге? Ричи кивнул. Он слишком хорошо помнил это чувство забвения, но не помнил, что именно он забывал в первую очередь. Как будто это было у него на кончике языка. Должно быть, он бессознательно высказал это Беверли, потому что она воскликнула, — Вот именно! — прошептал она ему на ухо. Ричи отпрянул. — Это как… как будто я вспоминаю, — сказала она, — вспоминаю что-то, чего не могу вспомнить… Прости, Ричи, я знаю, что это звучит безумно… — Нет, нет, — сказал он, — в этом есть смысл. И это произошло — каждый из Неудачников был знаком с этим странным чувством, и это знакомство послало рокот надежды через тело Ричи. Потому что это чувство было напрямую связано с Дерри, а то, что жило в Дерри, не обязательно подчинялось общим законам Вселенной. Пальцы Ричи забарабанили по задней панели телефона. — Точно так же, как я мог сказать, что Стэн мёртв… — Я… — начала Беверли… Я могу… сказать… — Что Эдди жив, — закончил Ричи, голос его был хриплым и мягким, как у человека, который только начинает просыпаться от тёплого сна, и последние утренние осадки пробегают по его коже. — Ричи, — вздохнула она, — мы не знаем. — Ну, что ты хочешь, чтобы я сказал, Беверли? — сказал он, опасно повысив голос, когда поднялся со своего места, и этот шум вызвал любопытный взгляд маленького мальчика, проезжавшего мимо на своём трёхколёсном велосипеде, — Что он мёртв?— прошипел он. — Нет! — воскликнула она, — я не прошу тебя ничего говорить. Всё, о чём я прошу — это выслушать меня и попытаться работать со мной… ради Эдди. Это был плохой выбор слов со стороны Беверли, вызванный её собственным растущим трепетом и явной болью Ричи, истекающей кровью через телефон, которая заставляла всех теряться в словах. — О, ради Эдди? — Ричи невесело рассмеялся, его голос стал истеричным, — Теперь ты решаешь, что лучше для Эдди? Вы, ребята, бросили его умирать в канализации! — У нас не было другого выбора, Ричи! — пронзительно закричала она голосом, полным эмоций и вины. Так много вины. Он повысил голос до предела, издав сухой всхлип, очень похожий на голос Эдди, когда у него кончался ингалятор, — Вы должны были позволить мне остаться с ним. Истинный смысл его слов остался невысказанным, но Беверли всё равно поняла, о чём он говорит: Вы должны были оставить меня умирать там вместе с ним. — По крайней мере, теперь у тебя есть шанс, — взмолилась она, и Ричи в отчаянии ущипнул себя за переносицу. Истинный смысл её слов остался невысказанным, но Ричи всё равно понял, о чём она говорит: У тебя есть шанс, Ричи. Шанс снова увидеть Эдди. Разве ты этого не хочешь? Он глубоко вздохнул, вытирая горячие слёзы, прежде чем сказать, — Хорошо, тогда вы все возвращаетесь в Дерри? Беверли заколебалась, и в этой паузе Ричи почувствовал, как его сердце обрушилось, как дом на Нейболт-стрит обрушился на Эдди — этот якорь, прикреплённый к его сердцу, погружался всё дальше и дальше от солнца, из синего в чёрное. Он вздрогнул. Жизнь без Эдди была чёрствой и чертовски холодной. — Ричи, я уже решила, что приеду. Я должна… у меня есть видение. Я та, кто втянула тебя в это. Ричи ждал, затаив дыхание, пока она медленно продолжала. — Бен уже согласился пойти со мной, но Ричи… Не знаю, как другие Неудачники. Дерри — не самое счастливое место для любого из нас, и, учитывая то, что мы только что пережили, я не знаю, захотят ли они вернуться. «Счастливое место?», недоверчиво подумал Ричи, «У Эдди нет грёбаного выбора. Он в городе, который он ненавидит, в грязной канализации, которую он ненавидит так сильно, что мне хочется плакать, потому что я знаю, что он бы плакал, если бы знал. Если бы он знал…». — О, это очень мило, — сказал Ричи, — а что случилось с «Неудачниками, держащимися вместе»? Мы можем трахаться прямо в Дерри, когда Билл так скажет, но когда Эдди умрёт, кому какое дело, верно? — Ричи… — Чертовски здорово, — заорал он, хлопнув ладонью по перилам. Он едва заметил тупую боль, пронзившую его руку — это было ничто по сравнению с бушующим адом в его сердце. — Я вылетаю завтра вечером, — тихо сказала Беверли, — и постараюсь убедить остальных. Ричи, это всё, что я могу сделать… У него перехватило дыхание, из горла вырвался трескучий всхлип, губы задрожали, как у Билла в первый раз, когда они вошли в дом на Нейболт-стрит в поисках Джорджи, на языке вертелась храбрая речь, которая воссоединит их и придаст им сил, но Ричи никогда в жизни так не терялся в словах. — Каждая секунда, когда мы снова не вместе — это ещё одна секунда, когда он там один, — сказал он дрожащим голосом с большей убедительностью, чем когда-либо прежде. — Ричи… — тихо произнесла она. Ричи затушил сигарету о белые перила крыльца и схватил куртку, — Я пойду найду Эдди — один. — Ричи! — запротестовала она, но он уже повесил трубку и направился к канализации с большей решимостью, чем когда-либо в жизни. С остальными Неудачниками или без них, он вернёт Эдди домой.