Eddie (since you have been gone)/Эдди (с тех пор как ты ушёл)

Когда Ричи наконец поднялся с Земли, была уже ночь. Конечно, Ричи этого не знал. Но тем не менее была ночь. Он, должно быть, задремал — голова отяжелела от усталости и слёз, и он почувствовал укол вины, когда понял, что прошло уже несколько часов, а он не искал Эдди. Следующее, что он почувствовал, была рука Патрика Хокстеттера, вернее, её отсутствие. Мягкое течение отодвинуло его запястье от Ричи вместе с телом, но теперь оно неподвижно лежало в воде. Ухмылка всё ещё была приклеена к его лицу, белки его глаз открылись и закатились в сторону Ричи, когда он с трудом поднялся, с отвращением глядя на раздутую фигуру. — Ох, отвали, — пробормотал он, резко прижимая к лицу промокшую подошву ботинка и самодовольно откидывая голову, уже наполовину погруженную в воду. А затем, дрожа, он продолжил свой путь по тёмным туннелям. Он узнал именно это ответвление канализации, несмотря на окружавшую его сплошную темноту. Он мог опознать его с закрытыми глазами — и прямо сейчас, во всеохватывающей черноте, он чувствовал, что имеет довольно хорошее представление о том, на что это будет похоже. Это заставило его кровь наэлектризоваться, а кожу покрыться болезненной гусиной кожей. У него перехватило дыхание, и ему стало больно вспоминать. В последний раз, когда он проходил по этой тропинке, он не столько шёл, сколько его тащили. Тащили… тащили прочь от… — Эдди, — выдохнул Ричи, увидев вход в гигантскую, затянутую паутиной комнату. Место, где они оставили Эдди умирать. Всё вело к этому моменту — все эти двадцать семь лет и бесчисленное множество других, которые он делит с ним, проводя Бог знает сколько времени в полной, абсолютной, постыдной любви к нему. Всё это вело к этому. Каждую слезу, каждый крик, каждый тихий шёпот в ночи, когда он прижимал рубашку Эдди к груди. Каждая шутка, каждая минута, каждое мгновение жизни Ричи Тозиера вот-вот сольются в один гигантский взрыв, примиряя каждый дюйм его стыда и горя за последние почти три десятилетия во что-то осмысленное. Единственное, что когда-то имело смысл. Сердце бешено колотилось в груди, кровь стучала в ушах, Ричи сделал глубокий вдох и толкнул дверь. — Эдс! — позвал он, чувствуя, как его захлёстывает волна эйфории. Наконец-то это произошло. Он, наконец, собирается сделать, чтобы снова его увидеть, снова его обнять. Наконец-то он сможет сказать всё, что никогда не скажет; Эдди, Эдди, О Боже, Эдди… — Эдди? — тихо сказал Ричи, подходя и становясь посреди комнаты, где большие куски разбитого щебня поднимались из земли, как отделяющиеся лепестки цветка. Там, в тихом уголке, где они оставили Эдди умирать, не было ничего, кроме маленькой лужицы крови и клочка ткани, оторванного от футболки. Футболка Эдди. У Ричи было трагическое лицо человека, который начал осознавать холодную, чёрствую правду вещей и просто не был готов встретиться с ней лицом к лицу. Он не был готов смотреть в этот холодный, пустой мир. Он не был готов снова вернуться в этот дом один — отступая назад навсегда, как душераздирающий последний прилив в сумерках. Не был готов к встрече с миром без Эдди — миром без солнца, где не все получают счастливый конец, и это не такое уж преступление. Поэтому он продолжал поддакивать. — Ну же, Эдс. Перестань прятаться, ублюдок, — рассмеялся он сдавленным и болезненным смехом, но улыбка осталась на его лице, — у тебя это всегда так хорошо получалось… Он опустился на колени, ссутулив плечи и улыбаясь своим коленям, осторожно ощупывая полоску ткани между пальцами. — Я всегда говорил, что это потому, что ты такой маленький, — усмехнулся он про себя, моргая в потолок, — да, ты ненавидела это, не так ли, Эдс? Он вспомнил одну особенно важную игру в прятки среди Неудачников, то самое лето, когда всё изменилось. Когда это стало известно — уже не плод воображения, а всего лишь тень во тьме. Холодная когтистая рука, поднимающая маргаритки с мокрой земли, блеск в глазах, когда ты отворачиваешься от солнца. В этом безопасном, уютном кармане времени — столь мимолетном, но, кажется, длящемся вечно. Нежные мгновения перед поворотным моментом в их жизни, когда последние капли их детства медленно стекают по страницам, как вода из карьера, лениво стекая по коже, а солнце — тёплое и обнадеживающее предзнаменование над ними. День выдался удушающе жаркий — слишком жаркий, чтобы находиться на улице, и поэтому Неудачники оказались в разных закоулках дома миссис Каспбрак, пока снаружи тихо трещали цикады. Матери Эдди, конечно, как вы могли догадаться, не было дома, когда началась эта крупномасштабная игра в прятки, и они чертовски убедились, что её не было дома, прежде чем она пришла. У неё случился бы припадок, если бы она узнала, что Эдди протащил в её дом то, что она так нежно называла «сбродом», пока она навещала тётушек Эдди всего в нескольких городах. Итак, Неудачники в тот день залегли на дно, внимательно прислушиваясь к сигнальному звуку подъезжающей машины или особенно крупной женщины, ковыляющей вверх по ступенькам. Но, возможно, в тот день, когда Эдди проскользнул в мамин чулан, никто не был так спокоен, как Эдди, и далёкий звук счёта заглушался его собственными безжалостными мыслями, когда он оглядывал клаустрофобную комнату. Ричи присоединился к нему всего через две минуты, выжидающе стоя в дверном проеме, который был оставлен полуоткрытым, как рот человека в середине предложения. Так много можно было сказать об этом смутном молчании. Но молчание, как это обычно бывает, продолжало хранить свои тайны. К счастью, Ричи не узнал бы тишины, если бы тишина постучала в его дверь и дала бы ему пощёчину. Итак, Ричи сделал то, что у него всегда получалось лучше всего… Он приступил к разиванию своего рта. — Либо ты не стараешься, либо всегда так плохо следуешь инструкциям. Эдди подскочил, словно испугавшись присутствия Ричи. Вполне справедливо — было много людей. Дверь громко скрипнула на петлях, когда Ричи, дёрнувшись, отодвинул её в сторону, шагнув дальше в комнату. На его лице заиграла самодовольная улыбка, когда он погрузился в бурлящие, тёмные глубины другого голоса, который он пытался — и не смог усовершенствовать за эти годы. — Эдди, приятный и добросовестный ученик — не говоря уже о том, что милый, милый, милый! Но он не понимает даже самых элементарных инструкций! — воскликнул Ричи, улыбаясь от уха до уха и легонько подталкивая Эдди рукой, помня о гипсе. Эдди только что нахмурился, уставившись на что-то в своей руке, и сел на пол. Ни закатывания глаз, ни огненного укуса в ответ, только тихое и обескураженное, — Бип-бип, Ричи. Ричи вспомнил, как хмурился в тот день, чувствуя, как у него болит сердце. Он также помнил слова, которые потом слетели с его губ. — Найдётся там для меня место, Эдди-Спагетти? Он заставил Эдди рассмеяться, и мальчик демонстративно подвинулся, оставив в крошечной комнате небольшое пространство, чтобы Ричи мог скользнуть рядом с ним. Ричи пришлось сгорбиться в той неуклюжей, неуклюжей манере, которая приходит вместе с растущими болями начинающейся юности, впечатляющим рывком роста, разбивающим лагерь в теле Тозиера тем летом, как бродячий цыган. Эдди фыркнул, глядя на него почти с нежностью, когда он съёжился рядом с ним, очки съехали набок, — Нет, если ты будешь расти, то не будет. — Не все из нас могут быть такими маленькими и милыми, как ты, Эдс, — ответил Ричи тоном типа, «Что ты собираешься с этим делать?», смеясь, когда лицо Эдди сморщилось. — Не заставляй меня бить тебя в мамином шкафу, Ричи, — сказал он отрывисто, как всегда торопливо, прежде чем мягко добавить, — и не называй меня Эдс. Ричи вспомнил, как при этих словах у него потеплело на сердце — губы Эдди едва заметно дрогнули, словно он пытался сдержать улыбку. Он помнил, как ему было очень тепло, и он больше не мог винить в этом удушающую летнюю жару снаружи. И тут он вспомнил, где они. — Слушай, Эдс, а почему мы в шкафу у миссис Каспбрак? — спросил он, оглядываясь по сторонам, — У меня уже есть пара её нижнего белья, но спасибо за мысль. Эдди ахнул, ударив Ричи здоровой рукой в плечо, и поморщился, когда стрела боли пронзила его всё ещё заживающую руку. — Это так чертовски отвратительно, Ричи… — Эдс, — перебил он, серьёзно глядя на него. Он никогда не забудет, как Эдди остался напряжённым на мгновение, прежде чем сдуться, как воздушный шарик, когда его спина ударилась о стену шкафа. Он снова поиграл с этой штукой в руке, а затем незаметно положил её на ладонь Ричи. Это был компас, выгравированный на шелушащейся коричневой коже и нанизанный на ржавую бронзовую цепочку. Иголки по-прежнему вертелись, и Ричи поймал себя на том, что удивляется, как такое древнее устройство всё ещё может работать. Он уже собирался высказать подобие этой мысли, когда застенчивый голос Эдди заполнил тишину. — Я пытался найти это, — тихо сказал он, пробегая пальцами по нему с почти детским удивлением. Он зажмурился, словно сдерживая слёзы, прежде чем прошептать, — Я думаю, он принадлежал моему отцу. Ричи помнил, что этот момент был головокружительным — его динамика с Эдди остановилась на своей оси, когда каждая шутка на кончике его языка растаяла, оставив только мёд в его словах и звёзды в его глазах. — Эдс, я… — Моя мама забрала его, — добавил он ещё тише. — Вот сука, — прорычал Ричи, и на этот раз Эдди не стал возражать против вопиющей клеветы собственной матери. Это ещё больше обеспокоило Ричи, но у него не было возможности что-то предпринять, прежде чем Эдди снова заговорил в тишине, его голос всё ещё был мягким, но всё же наполненным каким-то тихим бунтом. — Я хочу оставить его себе, — сказал он, избегая умоляющего взгляда Ричи, — но не могу. Моя мама… — Я мог бы оставить его для тебя, — выпалил Ричи с порывом человека, ослеплённого любовью, за которым поспешно последовал стыд, — если… если ты хочешь, конечно. Эдди повернулся к нему, вглядываясь в его разгорячённое лицо, словно пытаясь понять, говорит он серьезно или… Ричи. Что бы он ни искал, он, должно быть, нашёл, подумал Ричи, потому что его лицо смягчилось, когда он кивнул головой, а голос едва ли не шёпотом произнёс, — Хорошо. Он провёл рукой по кудрям Ричи, заставляя его склонить голову, и осторожно надел цепочку через голову. При любых других обстоятельствах Ричи пошутил бы, что ему нужно обновить прививку от столбняка, но он промолчал, когда пальцы Эдди мягко коснулись его шеи. Его рука инстинктивно взлетела вверх, чтобы коснуться компаса, и сомкнулась над рукой Эдди, когда они встретились взглядами на один пульсирующий, густой миг. В этот момент другие Неудачники пришли за Ричи, направляясь в комнату Миссис Каспбрак. Ричи поднял улыбающегося Эдди на ноги, вновь собравшись с недовольной компанией в холле. — Какого чёрта, Ричи? — Стэн нахмурился, — Ты ужасно находишь людей! Ричи только что обнял Эдди, взъерошил мягкие кудри, которые только начали расти, и сказал, — Ну, мне удалось найти этого мальчика, верно, Эдди-Спагетти? Эдди только закатил глаза и легонько ударил его по руке, прежде чем вырваться. И когда он заметил, что лёгкая улыбка начала появляться на лице Эдди, Ричи понял, что с ним всё будет в порядке. Эдди ухмыльнулся в ответ, послав Ричи короткую раздражённую улыбку, — На этот раз я буду искать! Ричи поднял руку к компасу и сказал… Он позволил своим пальцам сомкнуться над маленьким кулоном, пальцы скользнули по прохладному стеклу. Его колени начали болеть от холодного бетонного пола, но он остался стоять, опустив голову. — Он всё ещё у меня, Эдс, — прошептал он в пустую комнату, — после всех этих лет. Я обещал тебе, что сохраню его… Тишина приветствовала его, как властный родственник, заключая в свои холодные мёртвые объятия. Я обещал, что и ты будешь в безопасности. Ричи посмотрел на маленькое красное пятнышко на серой земле, давно высохшее и потрескивающее на бетоне. В нескольких футах от него лежала куртка Ричи, которую он использовал в отчаянной попытке остановить кровотечение, лениво растянувшись на полу, как пьяный. Кровь всё ещё просачивалась в ткань — грубая и тяжёлая. Ричи придвинул его поближе к себе, прижимая к груди, как ребёнок прижимает плюшевого мишку, уткнувшись носом в мягкую ткань. Он позволил, закрыл глаза и начал вспоминать, как… Эдди вскарабкался по телу Ричи, навис над его лицом, белки глаз показались, когда он выскользнул из транса Мёртвых огней. Глаза Ричи расширились, дыхание застряло в горле, когда он понял, как чертовски близко был Эдди — всего в нескольких дюймах от его лица. — Я действительно убил его, приятель! Эй, Ричи, послушай. Кажется, я его убил! Эдди быстро оглянулся, и когда он снова повернулся к Ричи, его улыбка была подобна тёплому ореолу, сияющему на лице Ричи… Боже, эта грёбаная улыбка. «Я люблю тебя», подумал Ричи в тот момент, и эти слова едва слетели с его губ, когда Эдди продолжил. — Я сделал это! Я думаю, что убил его по-настоящему! Как только Ричи собрался положить руку на щёку Эдди, касаясь пальцами мягкой кожи под глазом, готовясь произнести слова, которые он ждал почти тридцать лет, фонтан крови брызнул ему в лицо. Пищевод Эдди был пронизан одним из придатков Пеннивайза, пронзив его нежную кожу сквозь хлопчатобумажную рубашку. В течение одного ужасного, незабываемого момента, который всегда будет преследовать Ричи, ухмылка Эдди оставалась приклеенной к его лицу, не обращая внимания на смертельную рану и звук разбитого надвое сердца Ричи. А потом, как грозовая туча над горизонтом, ужасная вспышка осознания затуманила его глаза. Ричи издалека услышал чей-то крик, и только несколько часов спустя он понял, что это был он — звук, вырвавшийся из его тела из тёмного места глубоко внутри него; последний рёв негодования за то, что так и не смог увидеть свет. — Ричи, — захныкал Эдди детским дрожащим голосом. Он посмотрел на Ричи, отчаянно пытаясь понять, как ему вытащить их из этой передряги. У Ричи был странный способ чинить вещи, но после того, как он увидел, как этот коготь пронзил грудь Эдди, всё, казалось, было сломано. — Ричи, — повторил Эдди, и чёрная кровь густо потекла у него изо рта, как в тот день на Нейболт-стрит. «Он знал всё с самого начала», вспомнил Ричи, думая в тот момент, «он знал, и я тоже». Ричи смотрел в лицо своему худшему кошмару, не подозревая, что он вызовет эхо во Вселенной и вернёт его сюда двадцать семь лет спустя, рыдая на коленях, когда его удача, наконец, иссякла. Ричи вспомнил, как прижимал Эдди к груди, когда тот умирал, и из его ран сочилась кровь, которая пропитывала рубашку Ричи и запекалась на коже. Он вспомнил, как свет в глазах Эдди потускнел, когда они в последний раз затрепетали, прежде чем остановиться в глазницах, всё ещё широко раскрытых от страха. Он помнил, как кровь ревела у него в ушах, как он чувствовал себя слабым и отстранённым, когда держал обмякшее тело Эдди мёртвой хваткой, уткнувшись носом в тонкие волосы на затылке. — Нет, не уходи, Эдс. Не уходи… — он отчаянно всхлипывал, прерывисто дыша, когда почувствовал, как Беверли оттаскивает его. Милый, милый. Он мёртв. Ричи сильно дрожал на холодном бетонном полу, его челюсть дрожала, когда он схватился и задрожал, удушающие волны тошноты накатывали на него, пока он не задыхался, хватаясь за горло, хватаясь за грудь. — Ты грёбаная сука, — он обнаружил, что кричит, звук вырвался из него, голос сорвался, когда показания рикошетом отскочили от холодных голых стен. «Зачем ты это сделал?», спросило подсознание Ричи — шёпот в буране, когда он лежал, скорчившись на земле. — Я не знаю, — ответил он, его нижняя губа задрожала, когда он прижал руки к груди, уткнувшись лицом в куртку, как в защитное одеяло. Но он знал достаточно хорошо. Неуверенно поднявшись на ноги, Ричи вышел из этой жестокой, неумолимой комнаты. А потом он побежал — быстрее, чем серебро против хлещущих ветров, быстрее, чем сам Дьявол и все демоны Ричи; быстрее, чем его собственное сердце и сокрушительная тяжесть горя. Ричи бежал от этого холодного, невидимого Эдди в тёмные, извилистые пути канализации, слёзы замерзали на его лице, когда они окрашивали его грязную кожу. Ричи бежал и не останавливался, пока не оказался на другом конце этого безнадёжного канала и не пошёл по проторенной дороге к дому своего детства, глядя на него сочувственно, как на старого друга. Ветки хлестали его по лицу, когда он пробирался через пустошь, оставляя красные, злые линии на мокрых щеках, но Ричи не заметил боли, когда в поле зрения появилась знакомая дорога. Он навалился всем своим весом на входную дверь, ноги ослабли и подкашивались, когда он поднимался по лестнице, падая мёртвым грузом на кровать, где он рухнул и заплакал — холодный, несчастный и беспомощный в челюстях безжалостного, всепоглощающего горя. Проваливаясь в сон без сновидений, Ричи поймал себя на мысли, что Беверли ошибалась. Эдди ушёл и больше не вернётся.