Ночные шорохи

      Хюррем возвратилась к себе в покои, когда солнце уже добралось до верхушки неба. Всё утро она провела с Сулейманом, слушая его истории из военных походов и болтая с ним о разных пустяках. Это время в компании с любимым человеком успокоило её нервы и позволило на миг отвлечься от неприятной истории с Шах Султан. Близость Сулеймана избавила её от липкого страха, который постоянно преследовал Хасеки, карауля её за каждым углом. Тревога рассеялась, словно не было никакого убийства, а сестра султана просто покинула столицу, чтобы навестить мужа и дочь...       Хюррем плотно прикрыла за собой двери. Её верный слуга, Сюмбюль ага, всюду следующий за своей госпожой, остался снаружи, чтобы докладывать ей о посетителях. Хасеки присела на тахту в центре комнаты и расслабилась, испустив долгий вздох. Как всегда, стоило Сулейману исчезнуть из её поля зрения, она снова почувствовала гнетущее одиночество. Тоска заполнила её сердце, погружая мысли в невесёлые раздумья. Может, именно поэтому она вздрогнула от неожиданности, когда снаружи раздался стук в дверь. Хасеки подпрыгнула, но тут же пришла в себя и обернулась на вошедшего Сюмбюля. Ага прошёл в покои своей торопливой плывущей походкой и остановился, сгибаясь в поклоне.       – Госпожа, – вкрадчиво пропел он, заискивающе улыбаясь.       Хюррем выпрямилась и выжидающе посмотрела на евнуха.       – Говори, – приказала она, кивая.       – Хатидже Султан требует Вашей аудиенции, – доложил Сюмбюль. При этом взгляд его помрачнел. – Желает, чтобы Вы немедленно приняли её.       Хюррем напряглась, но внешне осталась спокойной и только подняла руку, давая позволение.       – Что ж, – вздохнула Хасеки и устало прикрыла глаза, в ожидании очередного скандала, – проси.       Сюмбюль поклонился и вышел. Спустя мгновение в покои степенным шагом вошла Хатидже Султан с гордо поднятой головой. На ней всё ещё красовалось чёрное платье, говорящее о том, что госпожа продолжает носить траур по погибшей сестре.       Хюррем встала и поприветствовала её лёгким поклоном.       – Доброго Вам дня, госпожа, – улыбнулась Хасеки. – Чем я могу Вам помочь?       Хатидже с минуту молчала, оглядывая покои, а затем подошла к Хюррем вплотную.       – Я пришла сказать тебе, – начала Хатидже, – что завтра мы с Ибрагимом покинем Дворец. Я решила, что ты должна об этом узнать.       – Вы уверенны, госпожа? – участливо спросила Хюррем ради приличия, хотя в глубине души была даже рада. – Может, задержитесь здесь ещё на денёк? Вы наверняка устали после последних событий, Вам надо бы отдохнуть...       – Моё состояние тебя не касается, Хюррем, – грубо перебила её Хатидже, повысив голос. – И твоё притворное сочувствие мне не нужно. Ты надеялась, что смерть сестры сломит меня и заставит смириться с твоей властью, но ты ошибалась! Я заставлю тебя заплатить за её кровь своей кровью!       Хюррем отшатнулась и непонимающе уставилась на Хатидже, как на сумасшедшую. Она с трудом заставила себя вымолвить хоть слово, хотя внутри всё клокотало от ярости и несправедливости.       – Простите, госпожа, – вежливо удивилась Хасеки, слегка склонив голову, – но при чём тут я? В чём Вы меня обвиняете?       Хатидже усмехнулась и сделала угрожающий шаг навстречу Хюррем. В её глазах закипал гнев.       – Не вздумай отрицать, – крикнула сестра султана. – Никто ещё не догадался, но я-то тебя насквозь вижу. Я знаю, что это ты убила Шах-и-Хубан!       Хюррем раскрыла рот – и не смогла издать ни звука. Невидимые челюсти стиснули её горло, мешая вздохнуть. Она едва не задохнулась от возмущения.       – Да как Вы смеете обвинять меня в подобном преступлении?! – взвилась Хюррем, уже не сдерживая гнев. – На каких основаниях Вы предъявляете мне такие обвинения?       Хатидже впилась в Хюррем хищным взглядом и медленно обшла её по кругу.       – Ты можешь говорить, что угодно, Хюррем, – уже спокойнее, но с угрозой в голосе произнесла Хатидже, останавливаясь сбоку от неё, – но не сможешь снять с себя подозрения. Учти, я буду хвататься за каждую возможность доказать твою вину повелителю, так что будь осторожна. Отныне каждый твой неверный шаг будет приближать тебя к неминуемой расплате.       Хюррем стояла, как громом поражённая, не находя в себе сил даже посмотреть на госпожу. Стоит ли говорить, что эти необоснованные обвинения глубоко задели гордость Хасеки. Если эти слухи дойдут до Ибрагима паши, он точно не упустить случая избавиться от неё!       – Уходите, госпожа, – процедила Хюррем, прикрывая глаза. – Быстро.       Хатидже мстительно улыбнулась и даже засмеялась, словно гнев Хюррем доставлял ей веселье. Она спустилась и также неспешно направилась к выходу, но на полпути остановилась и обернулась.       – Я уйду, – проговорила Хатидже, – но ты не сможешь уйти от наказания. Стоит ли утешать себя надеждами, когда это неизбежно?       Хюррем ничего не ответила и молча отвела глаза. Хатидже, явно чувствуя себя победительницей, покинула покои, оставив Хасеки в замешательстве.       Как только двери закрылись за спиной госпожи, Хюррем в изнеможении опустилась на тахту и схватилась за голову. Слова Хатидже не лезли у неё из мыслей, норовя свести с ума. Утешало лишь то, что Сулейман точно не станет слушать этот бред и никогда не поверит своей сестре, отпускающей такие оскорбления в адрес его любимой жены. Но что если Хатидже найдёт способ доказать несуществующую вину Хюррем? ***       Смеркалось, когда карета, запряжённая тройкой гнедых лошадей, покинула санджак в Манисе и направилась в Стамбул самой короткой дорогой. Кругом была непроглядная лесная чаща, куда не пробивались лучи догорающего солнца. Махидевран Султан поёжилась от холода и поплотнее закуталась в соболинную шубу. Чьи-то тёплые сильные руки опустились ей на плечи, как бы желая согреть.       – Матушка, Вы замёрзли? – обеспокоенно спросил шехзаде Мустафа, наклоняясь к своей матери.       Махидевран нежно улыбнулась и повернулась к сыну, положив свою ладонь поверх его руки.       – Нет, сынок, – успокоила его госпожа, – всё хорошо. Не беспокойся.       Мустафа нахмурился, но всё же опустил руки. Махидевран улыбнулась.       – Мне приятна твоя забота, Мустафа, – благодарно прошептала она, сжав в оледеневших пальцах крепкое запястье сына. – Но нам сейчас лучше подумать о Хатидже. Бедная, она столько пережила, а теперь ещё и смерть родной сестры...       Махидевран прерывисто вздохнула, вспомнив госпожу, на долю которой выпало слишком много страданий. Она закрыла глаза, мысленно вернувшись в тот день, когда они с Мустафой только узнали о смерти Шах-и-Хубан. Повелитель прислал им письмо с печальной вестью, а заодно и с просьбой приехать в Стамбул, чтобы попращаться с умершей и поддержать убитую горем Хатидже.       Махидевран не сдерживает горестного вздоха. У неё в голове не укладывалось, кому могла так насолить Шах Султан, чтобы заслужить такую ужасную участь?       Мустафа будто прочёл её мысли.       – Кто же мог убить тётушку, – в полголоса пробормотал шехзаде, говоря скорее сам с собой.       Махидевран задумалась, но её мгновенно осенило.       – Хюррем, – прошипела она. В её груди вскипела ярость при одной мысли о дерзкой Хасеки. От злости ей даже захотелось что-нибудь сжать в своих руках.       Мустафа почти незаметно закатил глаза.       – Матушка, – с плохо скрытым раздражением осадил её шехзаде, поворачиваюсь к ней. – Разве можно обвинять безосновательно?       Махидевран резко обернулась к сыну.       – А кто это ещё может быть? – запальчиво вопросила госпожа, теряя контроль над гневом. – Кто ещё способен на такую жестокость?       Взгляд Мустафы остался твёрдым. Он покачал головой.       – Успокойтесь, мама, – попросил шахзаде с присущей ему рассудительностью. – Мыслите здраво. Зачем Хюррем Султан убивать Шах Султан?       – Кто знает, что в голове у этой змеи, – почти в отчаянии прошептала Махидевран, наклоняясь к сыну. – В погоне за властью она на всё способна!       Но Мустафа был непреклонен. Махидевран даже отклонилась, встретив его решительный взгляд.       – Бросьте пустые тревоги, матушка, – наконец ответил Мустафа, отворачиваясь. – Повелитель наверняка распорядился, а значит убийцу скоро найдут. Кем бы он ни был, он заплатит за то, что совершил.       Махидевран сдалась и медленно кивнула, но в душе осталась при своём мнении. Почти всю дорогу по лесной тропе они молчали. Махидевран мрачно смотрела в окно и судорожно сжимала в руках свою юбку, представляя, что это лживое горло змеи-Хюррем... ***       Было далеко за полночь, когда карета выехала на просёлочную дорогу, ведущую прямо в столицу. Махидевран безмятежно спала, опустив голову на плечо Мустафы. Бледный лунный свет озарял её худое лицо и плотно закрытые веки.       Покой был разрушен, когда карета вдруг остановилась, и снаружи послышались голоса.       – В чём дело? – услышала Махидевран громкий голос Мустафы над самым ухом.       – Дорога перекрыта, шехзаде, – раздался голос кучера. – Дальше не проехать.       Махидевран подняла голову, сонно хлопая глазами.       – Сынок, что случилось? – спросила она, ещё не до конца проснувшись.       – Я сейчас выясню, – бросил Мустафа и вышел из кареты.       Махидевран подавила приступ тревоги, вслушиваясь в голоса снаружи. Внезапно к ним примешался треск ломаемых веток, звон сабель и боевые крики. Госпожа вскрикнула от ужаса, услышав полный боли вопль Мустафы, и вжалась в угол кареты, дрожа от страха.       – Мустафа! – закричала Махидевран, совсем позабыв об осторожности. Когда ответа не последовало, она испугалась ещё больше и выбежала из кареты.       Она оглянулась. Янычары, сопровождающие их в пути, сражались с разбойниками, которые напали на карету. В своих чёрных одеждах они были почти неразличимы в темноте. Махидевран поискала глазами Мустафу и со страхом обнаружила его лежащим на земле с раной на плече. У неё перехватили дыхание, так что она не смогла даже закричать. Потеряв голову от испуга, госпожа бросилась бежать. Не важно, куда, лишь бы подальше от этого места.       Махидевран бежала, спотыкаясь и запутываясь в полах платья. Перед глазами всё плыло, сердце ухало в груди, заглушая все звуки. Дыхания не хватало, но она упрямо ускоряла темп, не обращая внимание на усталость.       Всё закончилось, когда спину пронзила адская боль, повалившая Махидевран на землю. Между её лопаток вонзился кинжал. Госпожа упала на землю, заходясь в протяжном крике боли. Её тело билось в судорогах, глаза закатились, воздух хрипло вырывался из груди. Равнодушный лунный свет померк, и наступила вечная тьма.